Дискурсивный опыт в жанровой структуре рассказа В. Пелевина Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 1751. 82

ДИСКУРСИВНЫЙ ОПЫТ В ЖАНРОВОЙ СТРУКТУРЕ РАССКАЗА В.ПЕЛЕВИНА

Лилия Владимировна Савелова

к. филол. н., доцент кафедры средств массовой информации

Северо-Кавказский федеральный университет

355000, Россия, г. Ставрополь, пр. Кулакова, 2. slv2@bk.ru

В статье проводится анализ жанрово-дискурсивной специфики малой метапрозы русского постмодернизма. На основе имеющегося на сегодняшний день литературоведческого материала автор анализирует соотношение понятий дискурс и жанр, описывает специфические черты постмодернистского рассказа как исторического жанра (или дискурса), исследуя поэтику конкретного текста определяет основные структурные особенности метапрозаического постмодернистского рассказа В.Пелевина.

Ключевые слова: поэтика, метапропоза, нарратив, дискурс, жанр, русский постмодернистский рассказ, творчество В.Пелевина

Во многих исследованиях, посвященных современному литературному процессу, постулируется необходимость выработки принципов анализа посмодернистской метапрозы (и других произведений с метатекстовой составляющей), поскольку широко известно, что для данной мировоззренческой парадигмы перенос художественного внимания на творческий процесс является наиболее акцентированным. Так, М.Н.Липовецкий подчеркивает, что «... именно переосмысление поэтики метапрозы и лежащей в ее основе модернистской мифологии творца, демиурга субъективного универсума абсолютной и в то же время хрупкой свободы - определяет специфику артистизма прозы "новой волны"» и «других прозаиков близкой культурно-эстетической ориентации» [Липовецкий 1997: 210].

Надо заметить, что с позиций жанрово-дискурсивной специфики малая проза (и метапроза) русского постмодернизма изучена явно недостаточно. Исследования последних десятилетий в большей степени сфокусированы на экспликации философско-мировоззренче-ских основ и стилистической специфики романов и драматургии; поэтика малой прозы рассматривается, как правило, также с этих по -зиций (работы И.С.Скоропановой, А.К.Жолковского, В.П.Руднева, М.Н.Липовецкого, Н.П.Беневоленской, М.Эпштейна и др.), и форма-

п© Савелова Л.В., 2013

ции русского постмодернисткого рассказа исследуются в ряду других дикурсивных практик (работы М.Н.Липовецкого, Н.П.Беневоленской, Ф.Катаева, Л.Цзиюн, Н.Савицкой, Т.Колядич, Е.Любезной и др.). Между тем, при безусловном первенстве романов малая проза занимает в посмодернистской литературе весьма важное место: именно здесь происходит первичное освоение новых поэтических принципов, которые впоследствии составят художественные достижения крупной эпической формы.

В силу значительности в структуре рассказовой постмодернистской метапрозы коммуникативной составляющей представляется перспективным обращение к понятию дискурса. Эвристические возможности взаимоналожения категориального содержания расплывчатых, но в известной степени ключевых для современной филологии категорий «дискурс» и «жанр» (глубоко дискуссионное в силу многозначности исследовательских подходов) интерпретируются нами в соответствии с положениями, разрабатываемыми в исследованиях В.И.Тюпы [Тюпа 2011: 31-42]). Как известно, еще во второй половине прошлого века Ц.Тодоров артикулировал проблему двуаспектности жанровой типологии, разграничив жанры на «исторические» и «теоретические». Первые, по мысли В.И.Тюпы, представляют собой дискурсы в трактовке М.Фуко, и «членение словесности на такие «поля» конвенционально, в исторической динамике неисчислимого множества коммуникативных событий оно подвержено изменчивости». «"Теоретические" жанры следует понимать как сущностные категории "субстанциальной" природы различных сфер дискурсивной практики с их «внутренними закономерностями», то есть в их самоидентичности» [Тюпа 2011:36], то есть, в пользуясь терминологией Н.Д.Тамарченко, как «модель литературного произведения, которая соответствует структурной основе его исторически сложившихся разновидностей»; «надысторический» инвариант [Тамарченко 2001: 6]. В этом отношении русский посмодер-нисткий рассказ представляет собой обширное и достаточно динамичное поле, в рамках которого типы высказываний существуют на правах разновидностей и субдискурсов, что согласуется с известной формулой М.М.Бахтина в соответствии с которой «жанр всегда и тот и не тот, всегда и стар и нов одновременно» [Бахтин 1972: 141-142].

Реализуя архитектонический для поэтики русского рассказа принцип бинарности [Тамарченко 2001: 58], пелевинский метапрозаиче-ский рассказ также оказывается структурно сориентирован на ситуа-

цию читательского выбора, но не из «двух правд» - точек зрения и мироообразов, а из разнородных дискурсивных практик.

Так, в рассказе «Бубен Нижнего Мира» (1993) (подзаголовок «Зеленая коробочка») текст функционирует как конструкция, сочетающая в себе значения, вложенные автором, с теми смыслами, которые может внести читатель. Авторская коммуникативная стратегия реализуется посредством использования первого лица основного субъекта речи, который намеренно подчеркивает: свою отнесенность к текстовой сфере; сам факт повествования; его документальность, достоверность («...ниже будут встречаться ссылки на словари и размышления и предметах.» [Пелевин 2010: 294]; «на память приходит случай, описанный в недавно изданных во Франции воспоминаниях доктора Чазова.» [там же: 295] и т.д.).

Выраженное присутствие повествователя дополняется активизацией заинтересованного адресата. Данная модель читателя определе -на как интерпретационными операциями, так и сознательно вводимыми уже в самом начале текста риторическими уловками: демонстрацией расположения, непосредственными обращениями, вербовкой союзников, демонстрацией оригинальной позиции («Раз уж так вышло, что читатель - или читательница, что мне особенно приятно, - набрел на этот небольшой рассказ, раз уж он решил на несколько минут довериться тексту...» [там же]; «Нас посещают самые разные идеи, позднее мы поделимся некоторыми из них», «... просим еще немного терпения у читателя, уже, вероятно, до смерти уставшего от нашей болтовни.» [Пелевин 2010: 297]). Стратегия текста ориентирована на формирование доверительных отношений между автором и читателем, провоцирование эмоционального соучастия. Последнее достигается как путем обращения к теме смерти (затрагивающей каждого человека), так и посредством использования высказываний, демонстрирующих внутреннее состояние говорящего: «.там встречается одно пугающее нас слово (гибель).» [там же]; «. бытовое состояние переплетено в ней с самым страшным, что ждет человека», «Особенно угнетает то, что мы не можем распознать.», «.глядящая в душу дырочка ствола» [Пелевин 2010: 299] и т.д. В.В.Степанов, анализируя механизмы провоцирования, приходит к выводу, что функция «говорения» в подобных высказываниях является, по сути, функцией «показывания» [Степанов 2008], а речь переходит в форму перформатива или «автореферентного высказывания». Такой дискурс ни о чем не сообщает, а только «переформатирует ту самую коммуникативную ситуацию, какой он порождается»

[Тюпа 2011], позиционируя интерсубъективные отношения автора и читателя как иерархические (с доминированием адресата).

Таким образом, пелевинское повествование старательно создает своего «проницательного читателя», как иронически именует его автор, то есть типичного потребителя современной беллетристики, который ожидает, что распознал топик дискурса и его возможные изотопии. Заданный образ читателя сфокусирован на носителя среднели-тературного типа речевой культуры, к которому, по мнению О.Б.Си-ротининой, принадлежит большая часть образованного населения России [Сиротинина 2001: 22], и опирается на прецедентные феномены «сегодняшней актуальности». Актуализируемые в тексте дискурсивные модели открыто соотносятся с системой пресуппозиций такого читателя, однако симптомы гиперкодирования ориентируют и на другие жанровые коды, топики дискурсов (в том числе весьма разнородные). Так создается атмосфера игры: наряду с потребительским предлагается творческий уровень прочтения, когда читатель должен отыскивать и проверять повествовательные схемы, скрытые под верхним слоем текста.

Повествование в рассказе «Бубен Нижнего Мира» строится в соответствии с жанровым инвариантом (сочетание кумулятивного и циклического принципов организации сюжета), но на основе отказа от развития событий, избыточности сообщения, повторяющего означивания семантически пустого для читателя объекта - «Бубен Нижнего Мира».

Первая часть текста формально ориентирована на размышление и описание. Конечно, действительно проницательный читатель может заметить, что размышление и описание как речевые формы имеют здесь сугубо текстовый характер и подменяют собой предмет. Несмотря на то, что наукообразная речь повествователя предполагает последовательность и логичность изложения, в ней эксплицированы мотивы непоследовательности, алогичности: «связь, невидимая рассудку может существовать на ассоциативном уровне», «смысловые связи часто неуловимы для нас самих» [Пелевин 2010: 298] и т.д. Процесс означивания кажется ничем не ограниченным ассоциативным отступлением (от того, что не очерчено), то принимающим пото-кообразный характер, то пытающимся вернуться к объекту и, в итоге, образующим древовидную структуру. Таким образом, тему первой части можно определить как симуляцию повествования.

Рефлексия по поводу темы смерти, вводимая во второй части, имеет провокативный характер: «текстуализируя» смерть и визуализируя ее - в том числе посредством эмоционального втягивания чита-

теля в текст, нарратор как будто вписывает ее в условный мир культуры, в результате чего «прекращение существования» приобретает симулятивный оттенок, превращается в эпистемологическую стратегию.

Третья часть следует за фразой: «Нельзя ли создать лазер смерти, выполненный в виде небольшого рассказа?» [Пелевин 2010: 299] и сфокусирована на соотнесении манипулятивного и игрового аспектов симуляции. Именно здесь «проницательный читатель» обнаруживает подмену: весь предыдущий семиозис оказывается лишь провокацией, в результате которой «союзник» предстает объектом повествования. Так окончательно эксплицируется метатекстовый ракурс рассказа: «опредмечивая» читателя, материализуя его в пространстве текста, повествователь смыкает жизнь и текст, смерть и конец повествования.

В композиционном плане последняя часть соответствует уменьшенной модели рассказа в целом, воспроизводит все обозначенные в рассказе дискурсивные практики, и в качестве «заключения» предлагает две новые - топик компьютерного дискурса («Лицам, интересу -ющимся тем, как демонтировать Бубен Нижнего Мира, предлагаем перевести . рублей на счет. и указать свой адрес» [Пелевин 2010: 300]) и топик игры («.попробовать не думать о Бубне Нижнего Мира ровно шестьдесят секунд» [там же]). Итоговый смысл рассказа формируется посредством открытого читательского выбора между позицией объекта манипуляции (топик компьютерной игры) и игровым восприятием мира и текста.

Таким образом, рассмотренный рассказ В.Пелевина представляет собой двухуровневую структуру: становление субъективного образа жанра предстает как жизненное усилие адресата рассказа (читателя, живущего в мире прецедентных феноменов массовой культуры), которое вписывается и оценивается через дискурсивный опыт и предстает в качестве «чужого» слова о самом читателе и творимом им тексте. Рассказ строится на противопоставлении формульных структур дискурса и повествовательной структуры, такое противопоставление в значительной мере эксплицировано, устремлено к читателю и является формой воплощения авторского миросозерцания.

Список литературы

Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Худож. лит., 1972. 167 с.

Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург: Изд-во УГПУ, 1997. 317 с. Пелевин В.О. Все рассказы. М.: Эксмо, 2010. 512 с. Сиротинина О.Б. Хорошая речь. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. 317 с.

Степанов В.В. Провоцирование в социальной и массовой коммуникации: монография. СПб.: Роза мира, 2008. 268 с.

Тамарченко Н.Д. Теория литературных родов и жанров. Эпика. Тверь: Тев. гос. ун-т., 2001. 72 с.

Тюпа В.И. Жанр и дикурс // Критика и семиотика. 2011. Вып. 15. С. 31-42.

Тюпа В.И. Нарратив и другие регистры говорения // Narratorium: Междисциплинарный журнал. 2011. № 1-2. Весна-осень URL:http://narratorium.rggu.ru/article.html?id=2027584 (дата обращения: 05.10.2012).

DISCURSIVE EXPERIENCE IN THE GENRE STRUCTURE OF V.PELEVIN'S STORIES

Lilia V. Savelova

Candidate of Phylology, associate Professor of the Department of mass media The North-Caucasian Federal University

355000, Russia, Moscow, Stavropol, etc. Kulakova, 2. slv2@bk.ru

In article «Discursive experience in the genre structure of the story V. Pelevin» is carried out the analysis of genre-specific discursive small metaprose of Russian postmodernism. On the basis of the existing to date literature of the material the author analyzes the correlation of the notions of discourse and genre, describes the specific features of postmodern story as historical genre (or discourses), exploring the poetics of a particular text defines the basic structural features of postmodern story V. Pelevin.

Key words: poetics, metaprose, narrative discourse, genre, Russian postmodern story, creativity V. Pelevin.