CC BY
827
Л. В. Цурикова
ДИСКУРСИВНЫЕ СТРАТЕГИИ КАК ОБЪЕКТ КОГНИТИВНО-ПРАГМАТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА КОММУНИКАТИВНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
В статье с позиций коммуникативно-когнитивного подхода рассматриваются понятия дискурсивной стратегии и дискурсивного стиля. Доказывается социокультурная обусловленность этих явлений и их влияние на коммуникативное взаимодействие в условиях межкультурного общения. Обосновывается необходимость изучения закономерностей их формирования и функционирования, поскольку их различие или сходство у участников дискурса определяет успешность или неуспешность коммуникации.
1. Дискурс как деятельность
Изучение речевой деятельности в ее реальном функционировании, сочетающее анализ составляющих эту деятельность познавательных и коммуникативных процессов, сосредоточило интерес исследователей на процессуальных аспектах языковой деятельности, сделав связную речь полноправным объектом лингвистического описания.
На ранних этапах этих исследований для обозначения изучаемых отрезков связной речи использовался универсальный и достаточно нейтральный термин «текст»; со временем, однако, лингвисты стали использовать для этого понятия термин «дискурс», подчеркивая тем самым, что, с одной стороны, в фокусе их внимания находятся особые свойства текста как целостной смысловой сущности, как единицы коммуникации, а с другой стороны - что цель и характер лингвистического анализа текста принципиально отличаюся от его литературоведческого описания.
Довольно долго термины «текст» и менее распространенный термин «дискурс» использовались большинством лингвистов как взаимозаменяемые; часто «текст» употреблялся в отношении письменной коммуникации, а «дискурс» - в отношении устной. С развитием прагмалингвистиче-ского направления в описании языка эти термины стали употреблять дифференцированно, понимая под дискурсом «связный текст в совокупности с экстралингвистическими (прагматическими, социокультурными, психологическими и др.) факторами» [Арутюнова 1990: 136].
Становление коммуникативно-деятельност-ного подхода в лингвистических исследованиях привело к признанию амбивалентности феномена употребления языка и позволило рассматривать его либо как процесс, либо как результат. Дискурс стал осмысливаться как «ограниченный вполне определенными временными и общими хронологическими рамками процесс использования языка
(речевая деятельность), обусловленный и детерминируемый особыми типами социальной активности людей, преследующий конкретные цели и задачи и протекающий в достаточно фиксированных условиях не только с точки зрения общих социально-культурных, но и конкретных индивидуальных параметров его реализации и инстанциа-ции» [Кубрякова, Цурикова 2004: 129]. Термин «дискурс» стал последовательно использоваться для обозначения объекта исследования в рамках процессуально-деятель-ностного описания языковой коммуникации, в фокусе которого находится активный субъект общения и связанные с ним коммуникативно-прагматические, когнитивные, семантические и другие параметры, актуализируемые в процессе его речевой деятельности.
Соответственно, понятием «текст» стали чаще оперировать в текстоцентрических описаниях коммуникативных единиц, рассматривающих употребление языка как законченный результат коммуникативной деятельности человека и ограничивающих объект анализа рамками самого текста. Целью анализа в таких исследованиях является, как правило, установление смысла текстов, рассматриваемого как некая объективная и фиксированная семантическая структура, лежащая в основе текста и выводимая из текста. При этом процессы текстообразования моделируются как процессы построения структурных и функциональных внутритекстовых связей, которые объединяются в семантические сети, образуя микро- и макрокогерентные иерархии связей.
Таким образом, можно говорить о том, что большинство специалистов в настоящее время последовательно разграничивают понятия «текст» и «дискурс». При этом, как подчеркивают некоторые авторы, «the text is the observable product of the writer's/speaker's discourse, which in turn must be seen as the process that has created it» [Spenser-Oatey 2000: 18].
Как показывают приведенные определения, понятие «дискурс» рассматривается сегодня в рамках доминирующей в современной лингвистике коммуникативно-деятельностной парадигмы как процесс социально обусловленного речевого взаимодействия, «продуктом» которого оказывается некоторый текст (т.е. текст является частью дискурса). Изучая закономерности языковой деятельности, лингвист всегда объективно имеет дело с ее «продуктом» (текстом), который он может анализировать как с точки зрения его порождения/восприятия участниками коммуникации, так и с точки зрения его автономности (независимо от условий его порождения). В первом случае он будет исследовать этот «продукт» как дискурс, во втором - как текст.
Коммуникативно-деятельностный подход к дискурсу исходит из того, что помимо (или посредством) использования языка в процессе общения его участники совершают в отношении друг друга определенные коммуникативные действия, в основе которых лежат специфические когнитивные процессы, имеющие место в сознании коммуникантов при порождении и восприятии речи. Рассмотрение дискурса с таких позиций предполагает изучение его как процесса социально обусловленного речевого взаимодействия, описываемого в терминах социально значимых действий и стратегий, выполняемых участниками общения в рамках определенных, релевантных для данного языкового сообщества и культуры коммуникативных ситуаций.
Как известно, на начальном этапе этих исследований в качестве основной единицы коммуникации рассматривался речевой (иллокутивный) акт, т. е. всякое высказывание, обладающее ин-тенциональностью, в процессе реализации которого одновременно осуществляются произнесение (utterance act), референция и предикация (pro-positional act), иллокуция (illocutionary act), эксплицирующая коммуникативное намерение говорящего [Searle 1975]. В теории речевых актов различение иллокутивного и пропозиционального актов позволяет приписывать любому речевому акту логическую структуру F(p), где p - пропозициональное содержание речевого акта, а F - его иллокутивная сила. Пропозиция при этом понимается как часть семантики, отражающая положение дел в объективной действительности, а иллокуция - как субъективная часть семантической структуры высказывания, соотносимая с его ин-тенциональным значением.
Таким образом, иллокутивный акт понимается как действие, совершаемое человеком в процессе речи посредством речи. Тип иллокутивного акта выявляется на основе иллокутивной силы, которую авторы теории речевых актов предлагают определять на основании значения глаголов речевого поведения, что позволяет, несмотря на существование потенциально бесконечного количества конкретных иллокутивных значений, сгруппировать их в несколько основных классов. Наиболее популярной из подобных классификаций является классификация речевых актов Дж. Серля, выделяющая пять типов иллокутивных актов (репрезентативы, директивы, комисси-вы, экспрессивы и декларации) и систематизирующая условия успешности, необходимые для их осуществления [Searle 1976].
Несмотря на критику предложенной Дж. Сер-лем классификации, касающуюся в основном классификационных критериев (ср. [Bach, Harnish 1979]) и универсальности выделяемых типов речевых актов [Wierzbicka 1985; Rosaldo 1990]1, используемая авторами теории речевых актов методологическая основа для исследования естественной человеческой речи оказалась чрезвычайно плодотворной.
Рассмотрение коммуникативного процесса в терминах речевых действий позволило гармонично включить в описание не только собственно языковые, но и контекстные свойства общения, детерминирующие выбор дискурсивных стратегий собеседников, задача, которую в течение долгого времени пытались решить во многих коммуникативно ориентированных исследованиях дискурса.
При этом необходимо отметить, что понятие речевого акта не синонимично понятию, например коммуникативной функции, как это иногда представляется. В отличие от описания дискурса в терминах коммуникативных функций высказывания, базирующегося на собственно языковых параметрах контекста («языковом контексте»), описание дискурса в терминах речевых актов не только допускает, но с необходимостью предполагает включение в анализ различных по природе «предварительных условий», служащих основанием для выделения и дифференциации разных речевых актов и составляющих «неязыковой», коммуникативный контекст [Searle 1969].
1 [МЪкЫска 1985] и р^аМо 1990] указывают на существенную вариативность в концептуализации и вербализации в разных языках и культурах разных типов речевых действий.
В соответствии с таким подходом, например для речевого акта просьбы, независимо от формы его реализации, необходимым условием пропозиционального содержания является отнесенность предицируемого действия к будущему, условием искренности - желание говорящего, чтобы адресат выполнил предицируемое действие, «основным условием» - возможность для данного высказывания считаться конвенциональным способом выражения просьбы.
Таким образом, если высказывание удовлетворяет перечисленным «условиям успешности», то независимо от формы его можно рассматривать в качестве средства осуществления речевого акта просьбы (например, Open the window/The window, please/Can you open the window?/Will you open the window?/Do you want to open the window? и т.п.). При этом семантика высказывания оказывается не самым решающим фактором в определении иллокутивной силы речевого акта. В естественной коммуникации это явление широко распространено - буквальное значение высказывания часто не соответствует его дискурсивному значению, так как собеседники предпочитают косвенно выражать свое коммуникативное намерение. Теория речевых актов уделяет особое внимание этому феномену человеческого общения, вводя и развивая понятие «косвенный речевой акт».
Авторы концепции косвенных речевых актов предложили систематизированную методику определения тех типов речевых актов, которые могут регулярно репрезентировать в дискурсе другие - косвенные - речевые акты, а также попытались выяснить, существует ли какая-либо зависимость между значением косвенного речевого акта и специфическими языковыми средствами, используемыми для его реализации.
Перечисленные проблемы решаются теорией косвенных речевых актов с позиций концепции конвенциональности, предполагающей, что высказывания, реализующие косвенный речевой акт, должны быть обязательно связаны с условиями успешности этого речевого акта. Стереотипиза-ция и повторяемость этой связи в различных ситуациях общения приводит к формированию в речевой культуре так называемых «конвенций употребления» (conventions of usage). Классическим примером такой конвенции, характерной для многих языков, является возможность выражения просьбы либо посредством вопроса к предварительным условиям или условию пропозиционального содержания речевого акта просьбы (Can you pass the salt?/Will you pass the sait?), либо посред-
ством утверждения о наличии условия искренности речевого акта просьбы (I want you to pass the sait). Соответственно, конвенционализируются и языковые средства, используемые для реализации данного косвенного речевого акта. Эта зависимость распространяется и на другие речевые акты.
Достаточно долго речевой акт рассматривался в дискурсивных исследованиях в качестве минимальной единицы описания процесса коммуникации. Со временем, однако, становилось все более очевидным, что анализ дискурса на уровне отдельных речевых актов (высказываний) оказывается недостаточным, поскольку не раскрывает особенностей их функционирования в рамках более сложно организованной системы речевых действий. Наиболее адекватной единицей описания дискурса считается сегодня дискурсивное (речевое) событие, рассматриваемое как совокупность коммуникативно значимых прагматически когерентных речевых актов, направленных на достижение общей коммуникативной цели. В рамках дискурсивного события все составляющие его речевые акты оказываются связанными этой единой целью и общими условиями реализации. Преследуя частные коммуникативные цели, каждый акт дискурсивного события выступает как стратегическое средство, используемое для решения общей коммуникативной задачи, и только в рамках этого события он приобретает смысл [Цурикова 2002].
Таким образом, дискурс сегодня изучается не просто как последовательность языковых единиц разного уровня, но как процесс и результат взаимодействия языковых форм и значений с системой социально и культурно обусловленных значений в условиях межличностной интеракции в рамках широкого социального контекста. Дискурсивные стратегии выбора языковых форм для выражения коммуникативного значения и осуществления коммуникативных действий обусловлены интенцией участников общения, существованием конвенционализированных способов выражения этой интенции, значением и функциями используемых языковых средств, контекстными параметрами и жанровыми особенностями дискурса, а также социальными и культурными факторами, определяющими структуру и свойства коммуникативной ситуации и характеристики коммуникантов. При этом главной целью анализа является выявление основы семантической и прагматической когерентности дискурса и объяснение того, каким образом лингвистические и экстралингвистические факторы позволяют отли-
чать дискурс от случайной последовательности высказываний [Shciffrin 1994: 416-417].
2. Дискурсивные стратегии
Рассмотрение не только языковых, но и контекстных параметров общения, детерминирующих выбор коммуникантами тех или иных средств выражения их коммуникативного намерения в дискурсе, делает логичным описание коммуникативного процесса в терминах речевых действий и дискурсивных стратегий. Любое дискурсивное событие при этом может быть представлено как осуществление определенных прагматически когерентных речевых действий, направленных на решение общей коммуникативной задачи. Каждый из образующих дискурсивное событие речевых актов может быть реализован несколькими языковыми способами.
Например, даже такое максимально ритуа-лизованное дискурсивное событие, как приветствие, состоящее в произнесении определенных слов в определенных обстоятельствах в отношении определенных участников интеракции, может быть осуществлено различным образом. Составляющие это событие акты могут быть выполнены посредством самых разнообразных высказываний (ср. рус. Здравствуйте, Здрасьте, Привет, Доброе утро или англ. Hi, Hello, (Good) morning/afternoon, How are you?, How is it going?, How are you getting on/doing/keeping?, What's up? и т. п.), которые выражают конвенциональное, контекстно закрепленное за ними значение. Независимо от формы и буквального значения этих высказываний в ситуации приветствия они используются (и воспринимаются) в качестве средств выражения речевых актов приветствия. Ср. все чаще встречающиеся в современном английском языке диалоги:
- Hi, Mike. - Hiya, how are you? - What's up?
- Oh, hi. - How are you Brenda. - How are you doing.
Как видно из приведенных примеров, вопросительные по форме предложения не выражают в них даже ритуального вопроса, требующего ответа, пусть и символического, - они употребляются участниками общения симметрично, так же как междометные реплики-приветствия в диалогических обменах типа Hi - Hi. Еще более вариативным может быть языковое оформление других речевых актов.
Очевидно, что для понимания этого явления недостаточно рассмотрения только языковой семантики составляющих дискурс высказываний и
лингвистических свойств самого текста, особенно если учесть, что в фокусе внимания современной лингвистики находятся процессы и механизмы естественной коммуникации не только с точки зрения ее восприятия, но и порождения.
Анализируя закономерности использования различных вербальных и невербальных ресурсов для достижения в процессе общения тех или иных коммуникативных целей, исследователи оперируют понятием дискурсивной стратегии, понимая под стратегиями потенциально возможные интерактивные способы осуществления коммуникативно значимых действий в дискурсе и языковые способы их выражения. Выбор говорящим определенных средств для достижения определенной цели в определенных условиях общения рассматривается как реализация определенной стратегии в дискурсе1.
В разных ситуациях общения одна и та же коммуникативная цель может быть достигнута разными способами. Так, например, если мы хотим чем-нибудь угостить собеседника, мы обычно или спрашиваем его о его желании или намерении съесть или выпить предлагаемое (Кофе будешь?; Конфету не хочешь?), или прямо побуждаем его к этому (Выпей кофе; На, съешь конфетку), или
1 Некоторые авторы наряду с понятием коммуникативной стратегии пытаются также использовать понятие коммуникативной тактики, настаивая на их жестком разграничении. Определяя коммуникативную стратегию как «совокупность запланированных говорящим заранее... теоретических (курсив наш. - Л.Ц.) ходов, направленных на достижение коммуникативной цели» [Клюев 2002: 18], они понимают под коммуникативной тактикой «совокупность практических (курсив наш. - Л.Ц.) ходов в реальном процессе речевого взаимодействия» [Клюев 2002: 19]. Стратегия при этом связывается с понятиями коммуникативной интенции (определяемой как «способ объединения теоретических ходов в единое целое») и коммуникативной цели (определяемой как «стратегический результат, на который направлен коммуникативный акт»), а тактика - с понятием коммуникативного намерения (оно же - «коммуникативная задача»), трактуемым как «тактический ход, являющийся практическим средством движения к соответствующей коммуникативной цели» [Клюев 2002: 19]. Такое противопоставление представляется несколько искусственным и громоздким, тем более, что оно мало что добавляет к идее разграничения потенциально возможных и актуализируемых в реальной коммуникации дискурсивных действий и языковых способов их оформления, и, например, в англоязычных исследованиях дискурса, откуда и пришли к нам многие из этих понятий и терминов, они используются достаточно гибко. Даже те авторы, которые принимают в своих работах жесткое противопоставление стратегии и тактики, интенции и намерения, цели и задачи коммуникативной деятельности, в своих рассуждениях далеко не всегда придерживаются предложенных ими же ограничений на употребление соответствующих терминов (ср., напр.: [Клюев 2002; Гурьева 2003]).
сообщаем ему либо о наличии у нас угощения (У меня кофе готов/конфеты есть), либо о намерении предоставить его ему (Сейчас кофе сварю/конфетку тебе дам). Все эти высказывания, реализуя разные прямые речевые акты (вопрос, директив, констатив, обещание), используются для осуществления одного и того же дискурсивного действия - предложения угощения (offer) и произнесенные в соответствующих обстоятельствах именно в таком качестве воспринимаются собеседником, реагирующим на них словами Да/Давай, спасибо или Нет, спасибо, не хочу.
В любом языке всегда имеется несколько способов реализации практически любого коммуникативного действия. Это объясняется тем, что в процессе общения язык используется его участниками не только для передачи информации, но и для поддержания определенных социально значимых отношений между коммуникантами. При этом выбор ими в процессе дискурсивного взаимодействия того или иного языкового средства из предоставляемого языком набора вариантов обусловлен внешними по отношению к языковой системе факторами, определяющими и конкретное содержание порождаемого высказывания, и форму, в которую оно облекается.
Очевидно, что любой язык предоставляет его носителям большое количество вариантов оформления их высказываний, однако системно-языковые свойства этих форм не имеют решающего значения при отборе наиболее адекватной из них: при ближайшем рассмотрении оказывается, что реальный выбор того или иного языкового способа осуществления составляющих дискурс речевых актов обусловлен многими факторами, начиная с пропозициональной семантики и иллокутивной силы соответствующего высказывания и заканчивая внешними условиями ситуации общения. В силу того, что на использование многих потенциально возможных языковых форм изначально накладываются как внутрисистемные, так и внешние по отношению к системе языка ограничения, диапазон приемлемых для выбора языковых средств в каждой конкретной коммуникативной ситуации оказывается не таким уж широким. При этом среди них выделяются стабильно рекуррентные, частотные, типичные, а также единичные, окказиональные, нестандартные.
Исследователи, занимающиеся проблемой выбора дискурсивных стратегий в речи и изучающие в связи с этим закономерности использования различных языковых средств для реализации определенных речевых актов в дискурсе,
описывают дискурсивные стратегии с разных позиций. Их характеризуют как «позитивные» и «негативные» (первые апеллируют к «позитивному», вторые - к «негативному» социальному лицу адресата) [Brown, Levinson 1987]; смягчающие и усиливающие иллокутивную силу соответствующего речевого акта [Blum-Kulka et al. 1989; Spenser-Oatey 2000]; эксплицитные и имплицитные [Kinjo 1987; Beeb, Takahashi 1989; Eisenstein, Bodman 1993]; «прямые» и «косвенные» [Leech 1983; Brown, Levinson 1978; Blum-Kulka et al. 1989; Spenser-Oatey 2000 и др.].
Разделение дискурсивных стратегий на «прямые» и «косвенные» является наиболее широко принятым в работах по анализу дискурса. Под «прямым» способом осуществления речевого акта понимают использование для его оформления языковых средств, специализированных системой языка для выражения соответствующего коммуникативного значения. Иллокутивная сила таких высказываний (например, утверждение, вопрос, побуждение) сигнализируется определенной синтаксической формой предложения (повествовательное, вопросительное, побудительное предложения), определенным перформативным глаголом или другим индексом. Под «косвенным» способом реализации речевого акта понимают использование для его осуществления языковых средств, не специализированных системой языка для этой цели. Употребление таких форм частично или полностью определяется прагматическими условиями ситуации общения, а выражаемое ими коммуникативное значение обусловлено речевой конвенцией (косвенные конвенциональные способы) либо контекстом (косвенные неконвенциональные способы).
Выбор той или иной формы из репертуара языковых средств, которые потенциально могут быть использованы в дискурсивном взаимодействии, зависит от того, как коммуниканты оценивают каждый из параметров ситуации общения. Понятно, что характер этой оценки обусловлен социокультурными факторами и зависит от принятых в языковом сообществе ценностных ориента-ций, установок и верований, знание которых необходимо участникам коммуникации для ее успешного осуществления.
3. Дискурсивные стратегии с когнитивной точки зрения
Предложенный Е.С. Кубряковой в качестве новой парадигмы описания когнитивно-дискурсивный подход к анализу языковой деятельности
(см. [Кубрякова 2000а, 2000в]) позволяет изучать не только отдельные языковые явления с точки зрения выполняемых ими когнитивных и коммуникативных функций, но и сам дискурс, тем более, что, по справедливому замечанию Е.С. Кубряковой, «по самой своей сути дискурс - явление когнитивное, т.е. имеющее дело с передачей знаний, с оперированием знаниями особого рода и, главное, с содержанием новых знаний» [Кубрякова 2000б: 23].
Коммуникативно релевантные знания, составляющие неотъемлемую часть коммуникативной компетенции индивида и обеспечивающие адекватность его дискурсивной деятельности, разнородны по характеру и включают, помимо собственно языковых знаний, общие и конкретные знания о ситуации общения, знание социальных конвенций, принципов речевого общения и иллокутивных сил речевых актов, знание различных типов и форматов дискурса и условий их функционирования, знание об адресате и т. д. Осознанно или неосознанно коммуниканты строят свой дискурс, исходя из этих знаний и при порождении, и при восприятии речи. При этом, несмотря на наличие в их сознании обширного когнитивного пространства, включающего индивидуальные знания, полученные в результате обработки личного опыта, в своем речевом поведении участники общения опираются, во-первых, на те знания и представления, которыми обладают все члены одного с ними языкового сообщества (общие ситуативно не связанные знания), и, во-вторых, на знания, составляющие общий когнитивный фонд участников данной интеракции (ситуативно связанные знания).
В результате обработки обобщенной коммуникативно значимой информации, полученной из всего предшествующего дискурсивного опыта, в сознании индивида складываются прототипиче-ские когнитивные модели (схемы или скрипты) коммуникативных ситуаций, репрезентирующие типичные соотношения между их участниками и обстоятельствами. В этих моделях представлены обусловленные параметрами ситуации общения коммуникативные ожидания ее участников относительно того, что должно или может произойти в ее рамках с интерактивной и языковой точки зрения. Эти коммуникативные ожидания детерминированы представлениями и знанием участников о том, как «должно» поступать и как другие обычно поступают в данных стереотипных ситуациях, «что обусловливает автоматичность, характерную для действий человека, когда сознание (которое не всегда подконтрольно) отвлекается от второстепен-
ных мысленных событий» [КСКТ 1996: 172]. В процессе дискурсивного взаимодействия соответствующие когнитивные модели наполняются конкретным коммуникативным содержанием.
Здесь необходимо особо отметить, что в дискурсивном взаимодействии мы имеем дело с репрезентациями именно речевых, или дискурсивных событий, а не просто отдельных речевых актов. Как уже отмечалось выше, в рамках речевого события все составляющие его речевые акты связаны единой целью и общими условиями ситуации общения. Каждый акт речевого события, решая частные коммуникативные задачи, направлен на достижение его главной цели. Только с учетом этого речевые действия приобретают смысл в дискурсе как при его порождении, так и при интерпретации.
Даже в том случае, когда минимальной единицей коммуникативного события является один речевой акт (например, Excuse те/Позвольте пройти как просьба к стоящему на пути незнакомому человеку освободить дорогу), он представляет лишь часть полного сценария потенциальной интеракции, в которой адресат также должен совершить различные коммуникативно значимые действия (например, молча посторониться, давая дорогу; посторониться со словами извинения «sorry»/«простите», «извините»; не посторониться, объяснив причину; не посторониться без объяснения причин), в зависимости от которых в дальнейшем складывается развитие ситуации общения.
Этот набор вариантов осуществления потенциальной интеракции содержится в сознании всех участников текущего коммуникативного взаимодействия, обеспечивая им возможность мгновенного реагирования на любой поворот в его развитии. Отклонение коммуникативного поведения одного из участников от диапазона этих возможных вариантов обычно приводит к сбою в общении, поскольку ставит других участников в затруднительное положение, вызванное необходимостью поиска новой стратегии для продолжения интеракции, т.е. активизации нового, не предусмотренного первоначально сценария. Именно по этой причине анализ иллокутивного значения любого отдельного речевого акта, особенно в случае его косвенного употребления, всегда требует рассмотрения его в дискурсе и учета большого количества прагматических и когнитивных факторов.
Модели дискурсивных событий, а также фреймы речевых актов выступают для участников общения в качестве когнитивных «структур ожидания» - с их помощью индивид адаптируется к
бесконечному разнообразию реальной коммуникации и избирает дискурсивные стратегии в каждом конкретном ее эпизоде. Это оказывается возможным благодаря тому, что когнитивные модели имеют нежесткую структуру - их слоты заполняют не фиксированные элементы, а наборы репрезентаций вероятностных коммуникативных стратегий, включающие и нормативные, и, что крайне важно, допустимо отклоняющиеся от них варианты. Таким образом, эти когнитивные структуры представляют не только частотные и продуктивные, но и нечастотные и непродуктивные стереотипы. Составляя основу «нормы ожидания» (подробнее о коммуникативных «нормах ожидания» см. [Цурикова 2002]) у участников коммуникации, эти стереотипы обусловливают и их оценку степени прагматической адекватности и естественности дискурсивного поведения друг друга.
Прототипические когнитивные модели дискурсивных событий, включающие репрезентации всех коммуникативно релевантных видов знания, а также репрезентации составляющих эти события коммуникативных действий и конвенциональных стратегий их выполнения, выступают в качестве прогностической основы коммуникативного взаимодействия как при порождении, так и при восприятии дискурса. Реализация стратегий ведения дискурса предполагает постоянную сверку соответствия актуализируемого коммуникативного хода глубинной структуре - модели - определенного дискурсивного события.
Сходство у участников общения социального и дискурсивного опыта определяет сходство в содержании их контекстных, интеракциональных и языковых знаний и, как следствие, сходство их когнитивных дискурсивных моделей. Как правило, у представителей одной социокультурной общности многие из этих показателей существенно совпадают, что позволяет говорить о культурной обусловленности содержащихся в их сознании когнитивных моделей дискурсивных событий и объясняет значительное сходство стратегий и форм их коммуникативного поведения - как нормативного, так и девиативного -при дискурсивном взаимодействии.
4. Дискурсивные стили и их культурная обусловленность
Находясь под влиянием принятых в языковом сообществе ценностных установок и приоритетов, коммуниканты при осуществлении стратегического выбора, сами того не осознавая, как правило, регулярно и последовательно отдают предпочтение определенным интерактивным и языковым способам ведения дискурса. Совокупность этих рекуррентных стратегий складывается в некоторый дискурсивный, или коммуникативный, стиль. Характерный дискурсивный стиль может быть присущ как отдельному индивиду, так и целому языковому сообществу. В последнем случае можно говорить о высокой степени кон-венционализации тех дискурсивных стратегий, которые доминируют в речи членов данного сообщества, становясь для них нормативными.
Дискурсивный стиль, таким образом, можно охарактеризовать как «манеру речи» (ведения дискурса) носителей языковой культуры, определяемую рекуррентными и последовательными выборами конвенциональных (для данной культуры) языковых и интерактивных стратегий устной или письменной коммуникации. Эти выборы обусловлены глубинными ценностными ориентирами, верованиями и когнитивными установками, присущими языковой культуре.
Так, например, исследуя особенности дискурсивной деятельности носителей англоязычных и немецкоязычных культур с точки зрения типичных способов организации дискурса, выбора темы общения и приемов ее введения и поддержания в речи, характерных речевых стратегий ведения дискурса (частотности использования тех или иных речевых актов и языковых средств их реализации), Дж. Хаус приходит к выводу, что дискурсивные стили представителей этих языковых культур существенно и систематически различаются. Различия эти автор иллюстрирует следующим набором противопоставлений, оговариваясь, впрочем, что речь не идет о жестких дихотомиях [House 2000]:
Немецкоязычные культуры Англоязычные культуры
1. Ориентация на содержание (Orientation towards Content) 2. Ориентация на себя (Orientation towards Self) 3. Прямота (Directness) 4. Эксплицитность (Explicitness) 5. Формулирование Ad hoc (Ad hoc Formulation) 1. Ориентация на адресата (Orientation towards Addressee) 2. Ориентация на другого (Orientation towards Other) 3. Косвенность (Indirectness) 4. Имплицитность (Implicitness) 5. Использование конвенциональных смягчающих языковых стратегий (Verbal Routines)
Далее автор показывает, что, следуя принятым в каждой из этих культур традициям и конвенциям общения, носители немецкого и английского языка в аналогичных коммуникативных условиях обычно действуют в дискурсе по-разному, реализуя присущий их языковой культуре дискурсивный стиль.
Понятие дискурсивного стиля отличается от принятого в традиционной лингвистике (стилистике) понятия языкового стиля, хотя и имеет определенные точки соприкосновения с ним.
Как известно, в стилистике под стилями языка обычно имеют в виду подсистемы литературного языка, в которых используются определенные средства языкового выражения, предназначенные для достижения того или иного коммуникативного эффекта. Эти подсистемы литературного языка, называемые функциональными стилями, выделяют на основе существующей в каждом литературном языке жанровой дифференциации речи (отсюда «стиль художественной литературы», «публицистический», «газетный», «научный», «деловой» стили, выделяемые, например, для русского литературного языка). Занимаясь преимущественно изучением письменных произведений, созданных на нормированном литературном языке, и рассматривая характерные для каждого из выделенных стилей языковые средства и «фигуры речи», стилистика анализирует закономерности использования этих средств в определенных типах текстов и то, как и почему автор отбирает эти средства для создания требуемого эффекта. При этом выбор того или иного языкового средства для создания текста трактуется как осознанный, намеренный и целенаправленный со стороны автора произведения. (Здесь ясно прослеживается генетическая связь современной стилистики с классической прескриптивной риторикой, несмотря на то, что в задачи первой входит в основном «констатирующий» анализ языкового функционирования). Несмотря на то, что существование неосознанного языкового выбора в стилистике признается, это явление в рамках данной лингвистической дисциплины принципиально исключается из рассмотрения, так же как анализ ес-
тественно протекающей коммуникации. И это по-своему логично в рамках канонического «текстового», а не «дискурсивного» подхода к использованию языка.
Между тем, как уже отмечалось, любой носитель языка в процессе речи постоянно осуществляет определенный выбор (причем не только языковых форм, но и самих речевых действий, и порядка их выполнения), и выбор этот чаще всего оказывается не осознанным, а, скорее, интуитивным. Вопрос о том, что обусловливает эту интуицию компетентного носителя языка (языковой личности), представляет несомненный интерес и может быть рассмотрен только с позиций анализа дискурса как деятельности. Предлагаемое здесь понятие дискурсивного стиля наряду с понятиями «дискурсивная стратегия» «дискурсивное событие» и т.п. может быть использовано для анализа закономерностей осуществления такого неосознанного, интуитивного выбора языковых стратегий носителями той или иной языковой культуры как в условиях обыденной устной коммуникации, так и в условиях жанрово и форматно нормированной письменной или устной речи.
Многочисленные исследования в области культурно обусловленного коммуникативного поведения, ведущиеся с самых разных позиций, подтверждают идею о том, что практически каждое языковое сообщество имеет обусловленный его ценностными ориентирами и установками и характерный только для него стиль общения, который наряду с другими качествами, с одной стороны, объединяет представителей этого сообщества, а с другой - отделяет их от носителей других языковых культур.
Как показывает в своем исследовании, которое мы уже цитировали выше, Дж. Хаус [House 2000], культурно обусловленные различия в дискурсивных ожиданиях коммуникантов и, соответственно, в их дискурсивных стилях особенно ярко проявляются при общении носителей языка с неносителями, очень хорошо владеющими этим языком. Вот два типичных примера из ее обширного корпуса данных, обнаруживающих одну и ту же закономерность:
I. Брайан, американский студент, проходящий стажировку в Германии, приготовил ужин для своего немецкого друга Анди, который недавно помогал ему подготовиться к семинару. Анди только что пришел:
01 Brian: hallo Andi how are you?
02 Andi: yeah fine oh fine really yeah;
03 Brian: so | everything's ready now 11 hope you like it 11 have cooked it myself [so because]
04 Andi: [yeah fine]
05 Brian: that's what we eat in the South
06 Andi: {in a loud voice} but that's so much that is FAR TOO MUCH rice
07 Brian: that doesn't MATTER 11 have paid for it and I have INVITED you | [you have]
08 Andi: [no it] DOES matter it DOES it. DO think of the many poor people who go hungry
and would like to eat something like that [well I]
09 Brian: [I] believe 111 [find]
10 Andi: [I find] one should in this common world in which we do all live | the world in
which we are all endowed with material goods so UNequally we should at least on a small scale try to produce no waste no useless [waste]
11 Brian: [well Andi] I am not 11 [don't believe]
12 Andi: produce [no waste] and always in our consciousness think that we in the rich western world ... {monologue continues for 2 minutes} [House 2000: 154-155].
II. Норман, американский студент, и Ганс, немецкий студент, живут в одном общежитии. Норман приготовил для себя и Ганса обед. Ганс входит в кухню:
01 Norman: hallo Hannes | good to see you how are things with you?
02 Hannes: {sits down} oh hallo Norman | oh man well | to tell the TRUTH 11 am very very hungry
what have you COOKED? [smells]
03 Norman: spaghetti | [something I]
04 Hannes: [yeah great] so yeah but yeah I hope it's not beef |
the thing [is]
05 Norman: [I] well I hope you are not disappointed I have cooked SPAGHETTI and the sauce with it
| of course I mean I have [not specially]
06 Hannes: [what I'm] getting at is | well | we should KNOW that it is from Argentina or?
07 Norman: yeah 11 mean | you know that can be and is | well pro[bable]
08 Hannes: [no what] I'm getting at is | well | the thing IS that the danger of food deterioration and
that | well | you have surely read how they go about getting round the ban on exports [and so]
09 Norman: [hmm I] I well [yes]
10 Hannes: [I ] read that the British are smuggling their beef to the Republic of Ireland
via the green border and then | the thing IS {continues} {Norman is silent now} [House 2000: 158-159].
В ретроспективных интервью, проведенных с каждым из участников общения после его окончания, было выяснено, что оба немецкоязычных коммуниканта были полностью удовлетворены тем, как протекало это общение. И Ганс, и Анди считали, что все было хорошо: им удалось обсудить важные проблемы и высказать свою точку зрения на волнующие их вопросы. Ни один из них не заметил, что их партнеры по коммуникации практически ничего не сказали на эти темы, и им ни разу не удалось закончить то, что они начинали говорить. Между тем, англоязычные участники очень ясно ощущали несимметричность своего вклада в диалог и были абсолютно не удовлетворены тем, как прошла коммуникация. Они искренне не понимали, почему их немецкие собеседники сразу пустились в страстные рассуждения на глобальные темы, не поддержав дружелюбный нейтральной разговор за обеденным столом, почему не выразили признательности за при-
готовленную для них еду, почему говорили только о своем, перебивая любые попытки партнера взять слово и не замечая, что их собеседник вовсе перестает говорить.
Как показывают эти примеры, культурно обусловленные различия в дискурсивных стилях коммуникантов оказывают существенное влияние на их общение и могут стать причиной нарушения взаимопонимания между ними и ухудшения межличностных отношений. Кроме того, данные примеры наглядно иллюстрируют тот факт, что владение языковым кодом не является гарантией адекватного пользования им в условиях реального общения и не обеспечивает успешной коммуникации неносителей языка с его носителями. Используя в дискурсе языковые стратегии, не соответствующие коммуникативным ожиданиям носителей языка в данной ситуации общения, иноязычные участники тем самым ведут себя неприемлемо, с точки зрения партнеров. При этом, чем
более высоким является уровень системно-языковой компетенции инофона, тем более серьезные последствия могут иметь для него ошибки в выборе дискурсивных стратегий, поскольку носители языка общения могут приписывать ему намерения, о которых он даже не догадывается, полагая, что так хорошо говорящий на их языке человек просто не может не знать таких «простых» вещей, как что, кому, когда и как следует или не следует говорить. Стратегическая компетентность коммуникантов, таким образом, оказывается одним их важнейших условий для их успешного взаимодействия и взаимопонимания в дискурсе.
Рассматривая проблему выбора дискурсивных стратегий на примерах общения коммуникантов, представляющих разные языковые культуры, мы исходим из того, что проблема эта имеет особое значение для успешного межкультурного взаимодействия. Естественно, что использование адекватных стратегий ведения дискурса играет не менее важную роль для установления и поддержания взаимопонимания и в диалоге между носителями одной культуры.
Наиболее очевидно различия в дискурсивных стилях представителей разных языковых культур проявляются в ситуациях непосредственного контакта между ними. Очень часто в процессе межкультурного общения обнаруживается, что те стратегии ведения дискурса, которые кажутся носителям одной культуры естественными, нормальными и абсолютно адекватными, носителям другой культуры представляются непривычными, странными или просто невозможными в данной ситуации общения. Несовпадение у участников межкультурного взаимодействия дискурсивных «норм ожидания» (т.е. представлений о том, какие дискурсивные стратегии являются наиболее приемлемыми в той или иной коммуникативной ситуации) часто приводит к сбоям и провалам в коммуникации, что может стать одной из серьезных причин трудностей, непонимания и конфликтов, возникающих в процессе общения между ними. Поэтому изучение культурно обусловленных особенностей дискурсивного стиля языковой личности имеет, кроме серьезного теоретического, и существенное прикладное значение.
Несмотря на то, что рассмотрению затронутых вопросов в современных лингвистических исследованиях в последнее время уделяется все больше внимания, природу и характер культурных особенностей дискурсивного стиля и механизмов выбора образующих его дискурсивных
стратегий специалистам еще только предстоит изучить. Под влиянием идей Г. Грайса, Дж. Лича, Дж. Серля, П. Браун, С. Левинсона об универсальности принципов человеческого общения значимость культурной специфики их реализации традиционно отходит на второй план и нечасто подвергается серьезному научному анализу, причем, как это ни парадоксально, особенно в работах по проблемам межкультурного общения. Приводимые в них описания бросающихся в глаза особенностей коммуникативного поведения представителей той или иной культуры, которые к тому же часто сопровождаются субъективными -обычно стереотипными и этноцентрическими -комментариями и толкованиями интерпретатора-носителя другой культуры, как правило, не дают ключ к пониманию логики этой культуры, поскольку логика эта определяется гораздо большим количеством факторов и условий, чем это представлялось лингвистам и культурологам еще совсем недавно. Изучение этих условий имеет важнейшее значение для более глубокого понимания процессов и механизмов не только успешного межличностного межкультурного, но и внутри-культурного дискурсивного взаимодействия.
Список литературы
Арутюнова Н.Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
Гурьева З.И. Речевая коммуникация в сфере бизнеса: лингвопрагматический аспект. Краснодар: Кубан. гос. ун-т, 2003.
Клюев Е.В. Речевая коммуникация. М.: Ри-пол Классик, 2002.
КСКТ - Краткий словарь когнитивных терминов (КСКТ) / Под ред. Е.С. Кубряковой. М., 1996.
Кубрякова Е. С. В начале XXI века (размышления о судьбах когнитивной лингвистики) // Когнитивная семантика: Мат-лы второй междунар. школы-семинара. Ч. 1. Тамбов, 2000а.
Кубрякова Е. С. О понятиях дискурса и дискурсивного анализа в современной лингвистике. Обзор // Дискурс, речь, речевая деятельность. М., 2000б.
Кубрякова Е.С. Традиционные проблемы языкознания в свете новых парадигм знания: Мат-лы круглого стола. М.: Ин-т языкознания РАН, 2000в.
Кубрякова Е.С., Цурикова Л.В. Вербальная деятельность СМИ как особый вид дискурсивной деятельности // Язык средств массовой информа-
ции: Учеб. пособие по специализации. Ч. 2. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004.
Цурикова Л. В. Проблема естественности дискурса в межкультурной коммуникации. Воронеж: Воронежский гос. ун-т, 2002.
Bach K., Harnish R.M. Linguistic Communication and Speech Acts. Cambridge, MA: MIT Press, 1979.
Beeb L.M., Takahashi T. Sociolinguistic variation in face-threatening speech acts // Eisenstein M. (ed.) The Dynamic Interaction. N. Y.: Plenum, 1989.
Blum-Kulka S., House J, Kasper G. Cross-Cultural Pragmatics. Norwood, NJ: Ablex, 1989.
Brown P., Levinson S. Politeness: Some Universals in Language Usage. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.
Brown P., Levinson S. Universals in Language Usage: Politeness Phenomena // Goody E.N. (ed.) Questions and Politeness. Cambridge: Cambridge University Press, 1978.
Eisenstein M., Bodman J. Expressing Gratitude in American English // Kasper G. and Blum-Kulka S. (eds.) Interlanguage Pragmatics. N. Y., Oxford: Oxford University Press , 1993.
Goffman E. Interaction Ritual: essays in face-to-face behavior. N. Y.: Garden City, 1967.
House J. Understanding misunderstanding: A Pragmatic-discourse approach to analysing mismanaged
rapport in talk across cultures // Spenser-Oatey H. (ed.) Culturally speaking. Continuum: L., N. Y., 2000.
Kinjo H. Oral refusals of invitations and requests in English and Japanese // Journal of Asian Culture. 1987. № 11.
Leech G. Principles of Pragmatics. L., N. Y.: Longman, 1983.
Rosaldo M. The things we do with words: Ilongot speech acts and speech act theory in philosophy // D.Carbaugh (ed.) Cultural Communication and Intercultural Contact. Hillsdale NJ: Lawrence Erlbaum, 1990.
Searle J.R. Speech acts. An essay in the philosophy of language. Cambridge, 1969.
Searle J.R. Indirect speech acts // P. Cole and J. Morgan (eds) Syntax and Semantics 3: Speech Acts. N. Y.: Academic Press, 1975.
Searle J.R. Classification of illocutionary acts // Language in Seciety. 1976. Vol. 5. No 1.
Shciffrin D. Approaches to discourse. Oxford, UK and Cambridge, MA.: Blackwell, 1994.
Spencer-Oatey H. (ed.) Culturally Speaking. L. and N. Y.: Continuum, 2000.
Wierzbicka A. Different cultures, different languages, different speech acts // Journal of Pragmatics. 1985. No 9.
L.V. Tsurikova
DISCOURSE STRATEGIES IN COGNITIVE-PRAGMATIC ANALYSIS
OF COMMUNICATION
The paper discusses discourse strategies and discourse style as socio-culturally determined cognitive and communicative phenomena. It is argued that culture-specific differences in the cognitive schemata of the speech events determine the difference in the choice of the interactive strategies and in the repertoires of conventional linguistic means employed for performing these speech events in various languages.
