CC BY
72
УДК 81-26:82-9
М. В. Каменский
ДИСКУРСИВНЫЕ СРЕДСТВА ПРАГМАТИЧЕСКОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ В ЦИКЛЕ ГРАФИЧЕСКИХ РОМАНОВ АРТА ШПИГЕЛЬМАНА «MAUS»
В статье излагаются результаты исследования эксплицитных и имплицитных дискурсивных средств, оказывающих прагматическое воздействие на реципиента в графическом романе как специфическом жанре художественного дискурса, заключающего в своей основе креолизованный текст секвенциальной природы. В качестве эмпирического материала исследования привлечен цикл графических романов Арта Шпигельмана «Maus», представляющих собой автобиографические повествование об истории жизни отца автора, пережившего холокост в годы Второй мировой войны и пребывание в концентрационном лагере Аушвиц. Исследована сложная структура прагматического контекста графического романа, основывающаяся на информационно-дескриптивном, функционально-динамическом, структурно-композиционном и диспозиционально-оценочном субконтекстах. Установлена специфика графического
романа как коммуникативно-направленного вербального произведения, передающего авторскую оценку и чувства посредством языкового знака. Выявлена роль визуального компонента графического романа в реализации его прагматического потенциала, заключающаяся в том, что изображения на панелях графического романа оказывают существенное воздействие на чувственный базис реципиента. Доказано, что изображение в графическом романе, с одной стороны, выступает инструментом отображения авторского представления описываемого мира, с другой стороны, является механизмом, вызывающим эмоциональную реакцию читателя и вынуждающим признать отображенные на страницах события.
Ключевые слова: дискурс, художественный дискурс, графический роман, прагматика, прагматический анализ, имплицитный прагматический контекст.
М. V. Kamensky
DISCURSIVE MEANS OF PRAGMATIC INFLUENCE IN THE SERIES OF GRAPHIC NOVELS "MAUS" BY ART SPIEGELMAN
The article contains the results of research of explicit and implicit discursive means of exerting pragmatic impact on recipient in graphic novel as a specific genre of the discourse of fiction based on a sequentially organized creolized text. The research was conducted on the basis of Art Spiegelman's series of graphic novels "Maus" which are a form of autobiographical narrative about the author's father who is a survivor of the holocaust and the Aushwitz concentration camp during World War II. The authors focus on the results of analyzing the complex pragmatic context of the graphic novel that is based on the informational-descriptive, functional-dynamic, structural-compositional and dispositional-evaluative subcontexts. As a result of the analysis the authors
determined the peculiar features of the graphical novel as a communicatively oriented form of literature aimed at conveying the author's opinion and feelings through language signs; determined the role of the visual component of the graphical novel in forming the pragmatic potential of the novel through the images presented on the sequentially organized panels; proved that the images in the graphical novel are an instrument of portraying the author's world and a mechanism of provoking the reader's emotional response necessary to believe the author's narrative.
Key words: discourse, discourse of fiction, graphic novel, pragmatics, pragmatic analysis, implicit pragmatic context.
Исследования дискурсивных средств, оказывающих специфическое воздействие на реципиента, находят отражение во многих работах лингвистов, затрагивающих практически все
сферы человеческой коммуникации, а также способы передачи и получения информации. Однако, на наш взгляд, исследование дискурсивных средств прагматического воздействия
в графическом романе как специфическом жанре художественного дискурса на данный момент не получило должного освещения.
Изучением вопросов дискурса и прагматики занимались многие отечественные и зарубежные ученые (Н. Д. Арутюнова, 1990 [2]; Т. В. Гуляева, 2009 [5]; Т. А. Дейк, 1978 [6]; В. И. Ка-расик, 2002, 2010 [7, 8]; В. Л. Наер, 2006 [10]; Н. С. Ользико, 2011 [11]; В. П. Руднев, 1996 [12]; Т. В. Булыгина, 1981 [3]; Ю. Д. Апресян, 1986 [1]; В. Г. Гак, 1982 [4] и др.).
Художественное произведение представляет собой элемент системы художественной коммуникации. Являясь коммуникативно-направленным вербальным произведением, всякий текст наделен определенными авторскими чувствами, которые выражены с помощью языкового знака. Помимо семантического отношения к обозначаемому и синтаксического отношения к другим знакам, языковой знак наделен прагматическим потенциалом.
Прагматика - это раздел семиотики, в рамках которого изучаются отношения знаков к субъектам, которые их производят и интерпретируют [7]. При прочтении текста знаки оказывают на реципиента определенное воздействие и впечатление.
Прагматика связана с изучением смысла сообщаемого говорящим (писателем) и с тем, как это сообщаемое интерпретируется слушающим (читателем). По большей части, прагматика связана с анализом того, что автор подразумевает под своим высказыванием, нежели того, что отдельные слова и фразы могут сами по себе означать.
Прагматический анализ текста включает в себя интерпретацию авторского посыла в определенном контексте. Исходя из этого, можно заключить, что прагматика представляет собой изучение контекстуального «невидимого» значения.
Восприятие прагматического контекста имеет ситуативно-обусловленное и субъективное измерения. Интерпретационный вектор восприятия контекстуальной прагматики во многом определяется ценностным, культурным и интеллектуальным профилем реципиента.
В силу того, что в качестве эмпирического материала нами выбран графический роман Арта Шпигельмана «Maus», текст которого своим бытийным, внутренним дискурсом направлен на адресанта с целью воздействия на него и формирования конкретной, заданной автором «картины мира», практически значимым представляется описание контекстуальной прагматики текста в рамках представленного материала исследования.
Прежде всего считаем необходимым кратко остановиться на речевом портрете автора вышеназванной литературной работы.
Арт Шпигельман - американский художник и писатель, автор и издатель романов-комиксов. Наиболее известен по графическому роману «Маус», получившему Пулитцеровскую премию.
В своих произведениях, в отличие от большинства современных американских карикатуристов, Арт Шпигельман не избегает тем, которые связаны с историческими трагедиями. Так, в 1986 году был издан первый том графического романа о Холокосте и нацистских концлагерях «Маус: Рассказ выжившего». Это книга о Владеке Шпигельмане, еврее, прошедшем через ужас концентрационных лагерей в гитлеровской Европе, и его сыне-художнике, который пытается осмыслить историю отца и разобраться в своих непростых отношениях с ним.
По своей природе графический роман Арта Шпигельмана «Маус» - это автобиографическое повествование, посвященное истории жизни отца автора, пережившего холокост в годы Второй мировой войны, пребывание его в концентрационном лагере Аушвиц и непростое возвращение к той жизни, которая осталась у него после войны. Помимо этого, в произведении прослеживается история взаимодействия отношений автора и его отца. Благодаря своей автобиографичности, в романе находят отражение такие личностные переживания писателя, как самоубийство матери, смерть старшего брата, которого Арт Шпигельман не знал, и наконец, сложные отношения с отцом, которые становятся ясными уже с первых страниц графического романа.
Текст графического романа основан на лич-ностно-ориентированном (бытовом) дискурсе, так как суть жанра рассчитана на простоту восприятия и по своей направленности текст графического романа является информирующим, описательным, повествовательным и дискуссионным. Типовая модель прагматического контекста в дискурсе графического романа «Maus» основывается на информационно-дескриптивном, функционально-динамическом, структурно-композиционном и диспозицио-нально-оценочном субконтекстах.
Графический роман «Maus» содержит два эксплицитных информационных фокуса. Главный информационный фокус определяется названием частей. Исследуемый текст имеет три уровня заглавий: общее название дилогии: "Maus: A Survivor's Tale" («Маус: Рассказ вы-жевшего»), заглавие первой и второй частей: "My father bleeds history" («Мой отец кровото-
чит историей») и "And here my troubles began" («И ту начались мои неприятности»), и глав: "The sheik" («Шейх»), "Prisoner of war" («Военнопленный»), "The noose tightens" («Петля затягивается»), "Mouse holes" («Мышиные норы»), "Mouse trap" («Мышеловка»), "Mauschwitz" («Маушвиц»), "Auschwitz (time flies)" («Аушвиц (время летит)»), "...And here my troubles began." («...И тут начались мои неприятности»), "Saved" («Спасен»), "The second honeymoon" («Второй медовый месяц»). Заглавие - это первый компонент художественного текста, с которым встречается читатель. Согласно В.А. Кухаренко: «Заданное в заголовке слово «пронизывает» весь текст, связывает его» [10, с. 92]. Заглавие напрямую связанно с тестом, оно подготавливает читателя и задает определенный вектор восприятия. Исходя из названия и сопроводительного графического компонента у читателя складывается приблизительная картина того, каким образом могут развиваться события в предстоящей главе, а также складывается предварительное оценочное мнение, которое настраивает читателя на восприятие трагичных, положительных либо нейтральных сюжетных линий.
Второстепенный информационный фокус содержится в самом тексте: это рассказ Владека Шпигельмана о своем жизненном опыте в гетто, Освенциме и «марше смерти» на Дахау, а также это глубоко личная история автора, его попытка разобраться в своих непростых отношениях с отцом.
Имплицитный прагматический контекст выявляется при детальном анализе языковых средств представления информации. Так, рассматривая подзаголовок первой части "A survivor's tale" («Рассказ выжившего»), можно утверждать, что название, на первый взгляд, посвящено Владеку Шпигельману, который прошел Холокост, однако, рассматривая название с точки зрения Арта, утверждение может быть оспорено в силу того, что Арти в конце произведения «переживает» Владека, поэтому каждого из героев мы можем определить как «выживший/survivor».
Название вызывает интерес и с лингвистической точки зрения. Так, слово «maus» по произношению является схожим как в английском, так и немецком языках. На первый взгляд, с фонетической точки зрения можно предположить, что название является английским, поскольку графический роман был написан американским автором, однако слово «мышь» написано по-немецки и обосновано это тем, что автор указывает на «язык Холокоста», на язык, на ко-
тором говорит большинство виновных. Кроме того, слово "tale" /teil/ (рассказ) фонетически идентично слову "tail" /teil/ (хвост), которое связывает название с представленными персонажами - животными.
Графический роман состоит из двух томов: "My father bleeds history" («Мой отец кровоточит историей») и "And here my troubles began" («И тут начались мои неприятности»). Название первой части «намекает» на два аспекта. Во-первых, это страдания Владека - выживание в гетто и преодоление трудностей, с которыми ему пришлось столкнуться. Во-вторых, название визуализирует, насколько трудно было Владеку вспоминать о своем жизненном опыте. Это отчетливо видно на примере многих сцен, в которых Владек вместо Холокоста пытается поговорить о насущных проблемах настоящего: своем несчастливом браке, о таблетках или своей болезни.
Заглавие "And here my troubles began" («И тут начались мои неприятности») - это название второго тома произведения, которое также характеризуется своей неоднозначностью. Изначально читатель предполагает, что слова принадлежат Владеку и ссылаются на тот момент, когда евреев переправляли из Освенцима в Дахау. Фактически же название ссылается на неспособность Aрти отобразить Холокост и все то, что там происходило посредством графического романа во втором томе произведения. Этой проблеме во второй части Aрт Шпигельман посвящает главу, в которой он борется со своими чувствами и неспособностью продолжать работу над романом. Эти события совершаются в то же время, когда Владека переправляли в Дахау.
Прагматический имплицитный контекст возникает тогда, когда расширяется интерпретационная основа восприятия. В первой главе «The sheik» («Шейх») идет повествование о жизни Владека в довоенное время, однако во время первого интервью автор иллюстрирует руку Владека с изображением татуировки (номер заключенного концентрационного лагеря). Татуировка - это историческая аллюзия, которая выступает в роли информационно-исторической экспликатуры. Наличие таких внетекстовых, расширяющих ситуативное восприятие сведений изменяет прагматический контекст и вектор восприятия информации. Взаимодействие исходного текста: "I still want to draw that book about you. The one I use to talk to you about, about your life in Poland, and the war." («... Я все еще хочу сделать комикс про тебя. Помнишь, мы обсуждали. про твою жизнь в
Польше, про войну») [16, p. 12] и изображения татуировки дает читателю веские основания предполагать, что центральный рассказ Владека будет связан с Холокостом.
В силу того, что графический роман - это история не только о Владеке Шпигельмане и его выживании в концентрационных нацистских лагерях, но и история о непростых взаимоотношениях отца с сыном, прагматический контекст представляет собой двухуровневую структуру восприятия действительности.
Информационно-дескриптивный контекст предназначен для того, чтобы сделать первоначально заданную прагматическую направленность текста абсолютно очевидной. Поле, формирующее прагматический контекст, связанный с взаимоотношениями отца с сыном, обнаруживается в комментариях автора, приводящихся в начале глав: "I went out to see my Father in Rego Park. I hadn't seen him in a long time - we weren't too close" («Я поехал навестить отца в Риго-парке. Я давно с ним не виделся - не так уж мы были близки») [16, p. 10], "Another visit" («Еще один визит») [16, p. 130], "Summer vacation" («Летние каникулы») [17, p. 11], "Winter..." («Зима...») [17, p. 120]. Представленные комментарии, наделенные личной информацией о взаимоотношениях Арти с отцом, программируют ход читательской интерпретации, указывая на отсутствие теплых отношений между героями.
Помимо комментариев автора, характеристика взаимоотношений между героями обнаруживается и в самих диалогах, которые отражают нежелание Арти выслушивать проблемы отца:
Владек: "... I tell you, with Mala I don't know what to do. She-" («.Говорю тебе, с Малой я не знаю, что делать. Она-»)
Арти: "Please, Pop! I'd rather not hear all that again!" («Пожалуйста, пап! Сколько можно!») [16, p. 44].
Владек: "Mala makes me crazy. Only she talks about money, always about." («Мала сводит меня с ума! Только она говорит о деньгах, всегда о.»)
Арти: "Please, Pop!.. Let's talk about it next time." («Хватит, пап!.. Давай потом это обсудим») [17, p. 67].
Эксплицитный вектор восприятия и интерпретации действий Арти, характеризующий его отношение к отцу, находит отражение в его словах во время беседы со своей женой:
Франсуаз: "Maybe he could move in here with us." («Может, ему переехать к нам?»)
Арти: "Are you nuts? His heart can't take our four flights of stairs. It's the best thing about this place. Besides, what if he says yes!" («Совсем с ума сошла? Его сердце не выдержит наши четыре пролета лестницы. Я потому и выбрал эту квартиру. А вдруг он согласится!») [17, p. 120].
Может показаться, что первая часть высказывания Арти выражает его обеспокоенность о здоровье отца и формирует положительный образ персонажа, однако прочтение второго предложения вносит свои коррективы, в очередной раз подтверждая равнодушие сына. В данном примере проявляется диспозици-онально-оценочный контекст, который представляет собой интегральное и интерконтекстуальное образование. Явные и скрытые, языковые и речевые, социально и культурно обусловленные смыслы и значения информационного, дескриптивного, функционального и композиционного контекстов формируют оценочный контекст, который продуцирует эмоционально-психологический и культурно-ценностный интерпретационный импульс, результатом которого становится сверхконтекстуальная сущность, а именно, отношение реципиента к описываемым событиям.
Значительную часть эксплицитной информации в графическом романе занимает повествование Владека о своем прошлом. Поле, формирующее прагматический контекст, связанный с гонением евреев и жестокостью нацистов, включает такие предложения как: "synagogues burned" / синагоги жгли /, "Jews beaten with no reason" / евреев били без причины /, "we just didn't have what to eat" / у нас было нечего есть /, "some kids were screaming, so the Germans swigged them by the legs against a wall" / некоторые дети кричали, поэтому немцы били их за ноги об стену /, "they shouted on us" / они кричали на нас /, "they took from us our paper, our clothes and hair" / они забрали у нас документы, вещи и волосы /, "they registered us and gave me my number" / они нас зарегистрировали и выдали мне номер /, "only they hit him and they laughed" / они только били его и смеялись /.
Сильное прагматическое воздействие на реципиента оказывает повествование, связанное с газовыми камерами и сжиганием евреев в крематориях: "Their fingers were broken from trying to climb up the walls. and sometimes their arms were as long as their bodies pulled from the sockets." / у многих пальцы были переломаны от попыток забраться на стены. а у некоторых руки доставали до ног, их вырывало из суставов /, "The other had to jump in the groves while still they were alive. Prisoners what worked
there poured gasoline over the live ones and the dead ones. And the fat from the burning bodies they scooped and poured again so everyone could burn better." / другим приходилось прыгать в могилы, пока они еще были живы, заключенные, что там работали, поливали бензином живых и мертвых. А жир с горящих тел собирали и поливали сверху, чтобы все горело еще лучше. /. Рассказ Владека о газовых камерах и кремации сосредоточивает читательское внимание на ужасе и неописуемой боли сгоревших заживо: "and those what finished in the gas chambers before they got pushed in these graves, it was the lucky ones." / и те, кто отправились в газовые камеры до того, как попасть в эти могилы, им еще повезло/. Семантика слова "lucky" - "having, bringing, or resulting from good luck" / «удачливый» - «результат или следствие счастливого случая» / [15], характеризующаяся положительной окраской, программирует читательское восприятие, создавая сравнительный образ того, насколько ужасной и мучительной была казнь на фоне газовых камер.
Частотность употребления определенных лексических единиц, их семантико-ассоци-ативная связь усиливает вес контекстуально-прагматических компонентов, формирующих перцептивно-интерпретационный вектор адресата информации. Такие словосочетания, как "thousands-hundreds of thousands of Hungarians" / тысячи.сотни тысяч венгров /, "the biggest pile of bodies" / самая большая куча тел /, "thousands of prisoners" / тысячи заключенных /, "all the Jews of Sosnowiec and the other villages" / все евреи Сосновца и других деревень / эмоционально усиливают цифровую информацию слова "dead" / труп / и задают мощный оценочный вектор восприятия и отражения масштабов расистских действий нацистов против еврейского народа.
Итак, на основании проведенного исследования дискурсивного пространства графического романа «Maus» было определено, что дискурс графического романа имеет в своей основе креолизованный текст секвенциальной природы, сочетающий вербальные и визуальные элементы и основанный на социальных
и социокультурных характеристиках автора, а также его прагматических установках. Данный креолизованный текст обладает как явным, так и скрытым прагматическим потенциалом, находящим свое отражение в комплексе контекстуальных речевоздействующих средств.
Так, прагматический контекст графического романа Арта Шпигельмана «Maus» имеет сложную структуру, которая основывается на информационно-дескриптивном, функционально-динамическом, структурно-композиционном и диспозиционально-оценочном субконтекстах. Каждый прагматический субконтекст имеет свой план выражения, в основу которого заключены языковые единицы, а также эксплицитные и имплицитные значения, при этом анализ текстов с помощью субконтекстов выявляет новые значения и смыслы, приводящие к возникновению сверхконтекстуальной сущности, в результате которого определяется отношение реципиента к представленной информации. При рассмотрении дискурсивных средств прагматического воздействия мы пришли к выводу о том, что графический роман, являясь коммуникативно-направленным вербальным произведением, передает определенную авторскую оценку и чувства, выраженные с помощью языкового знака, которые находят отражение в названиях частей и глав произведения, а также в коммуникации между героями.
Прагматический потенциал графического романа дополняется также за счет графического компонента, который оказывает значительное воздействие на чувственный базис реципиента. Изображение в рамках исследуемого произведения, с одной стороны, выступает инструментом отображения авторского представления описываемого мира, с другой стороны, механизмом, который вызывает эмоциональную реакцию читателя, а также вынуждает признавать отображенные на страницах события. Таким образом, изображение, вступая во взаимодействие с вербальным текстом, выстраивает и направляет читательское воображение в соответствии с прагматическими установками автора произведения.
Литература
1. Англо-русский словарь ABBYY Lingvo-Online URL: http://www.lingvo-online.ru (Дата обращения: 21.04.2017).
2. Апресян Ю. Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира // Семиотика и информатика. 1986. Вып. 28. С. 5-33.
3. Арутюнова Н. Д. Дискурс // Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Энциклопедия, 1990. 137 с.
4. Булыгина Т. В. О границах и содержании прагматики // Известия АН СССР Серия литературы и языка. 1981. №4. С. 333-342.
5. Гак В. Г. Прагматика, узус и грамматика речи // Иностранный язык в школе. 1982. №5. С. 7-11.
6. Гуляева Т. В. Политический и художественный дискурс: точки соприкосновения. М.: Пермь, 2009. 36 с.
7. Гуманитарные технологии. Информационно-аналитический портал URL: http://gtmarket.ru/concepts/6935 (Дата обращения 23.04.2017).
8. Дейк Т. А. ван. Вопросы прагматики текста // Новое в зарубежной лингвистике. 1978. Вып. 8. Лингвистика текста. С. 259-336.
9. Карасик В. И. О типах дискурса // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс: сборник научных трудов. Волгоград: Перемена, 2010. С. 5-20.
10. Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. М.: Перемена, 2002. 476 с.
11. Кухаренко В. А. Интерпретация текста: учеб. пособие для студентов пед. институтов. М.: Просвещение, 1988. 192 с.
12. Наер В. Л. Дискурс и речь: речевое произведение // Сборник научных трудов МГЛУ. М.: МГЛУ, 2006. С. 7-15
13. Ользико Н. С. Художественный дискурс как полилог автора. Читателя и текста // Вестник Челябинского государственного университета. Серия Филология. Искусствоведение. 2011. Вып. 60. №22 (248). С. 164-166.
14. Руднев В. П. Теоретико-лингвистический анализ художественного дискурса: дисс. ... докт. филол. наук. Москва: Институт языкознания РАН, 1996. 210 с.
15. Oxford American Dictionary URL: http://www.lingvo-online.ru) (Дата обращения: 23.04.2017).
16. Spigelman A. Maus I: A Survivor's Tale: My Father Bleeds History. N.Y., 1992. 162 p.
17. Spigelman A. Maus II: And Here My Troubles Began. N.Y., 1992. 138 p.
References
1. Anglo-russkii slovar' ABBYY Lingvo-Online (ABBYY Lingvo-Online Electronic Dictionary). URL: http://www.lingvo-online. ru (Accessed: 21.04.2017). (In Russian).
2. Apresyan Yu. D. Deiksis v leksike i grammatike i naivnaya model' mira (Deixis in vocabulary and grammar and the naive model of the world) // Semiotika i informatika. 1986. Issue 28. P. 5-33. (In Russian).
3. Arutyunova N. D. Diskurs (Discourse) // Lingvisticheskii entsiklopedicheskii slovar'. Moscow: Entsiklopediya, 1990. 137 p. (In Russian).
4. Bulygina T. V. O granitsakh i soderzhanii pragmatiki (On the boundaries and content of grammar) // Izvestiya AN SSSR. Seriya literatury i yazyka. 1981. No. 4. P. 333-342. (In Russian).
5. Gak V. G. Pragmatika, uzus i grammatika rechi (Pragmatics, usus and grammar of speech) // Inostranii yazik v shkole. 1982. No.5. P. 7-11. (In Russian).
6. Gulyaeva T. V. Politicheskii i khudozhestvennyi diskurs: tochki soprikosnoveniya (Political and fiction discourse: points of correlation). Moscow: Perm', 2009. 36 p. (In Russian).
7. Gumanitarnye tekhnologii. Informatsionno-analiticheskii portal (Humanitarian technologies. Informative-analytical portal). URL: http://gtmarket.ru/concepts/6935 (Accessed: 23.04.2017). (In Russian).
8. Deik T. A. van. Voprosy pragmatiki teksta (Issues of text pragmatics) // Novoe v zarubezhnoi lingvistike. 1978. Issue 8. Lingvistika teksta. P. 259-336. (In Russian).
9. Karasik V. I. O tipakh diskursa (On the types of discourse) // Yazykovaya lichnost': institutsional'nyi i personal'nyi diskurs: sbornik nauchih trudov. Volgograd: Peremena, 2010. P. 5-20. (In Russian).
10. Karasik V. I. Yazykovoi krug: lichnost', kontsepty, diskurs (Language circle: personality, concepts, discourse). Moscow: Peremena, 2002. 476 p. (In Russian).
11. Kukharenko V. A. Interpretatsiya teksta: ucheb. posobie dlya studentov ped. Institutov (Interpretation of text: textbook for students of pedagogical institutes). Moscow: Prosveshchenie, 1988. 192 p. (In Russian).
12. Naer V. L. Diskurs i rech': rechevoe proizvedenie (Discourse and speech: produced speech) // Sbornik nauchnykh trudov MGLU. Moscow: MSLU publ., 2006. P. 7-15. (In Russian).
13. Ol'ziko N. S. Khudozhestvennyi diskurs kak polilog avtora, chitatelya i teksta (Fiction discourse as the polylogue of the author, the reader, and the text) // Vestnik Chelyabinskogo gosudarstvennogo universiteta. Ser. Filologiya. Iskusstvovedenie. 2011. Vol. 60. No. 22 (248). P. 164-166. (In Russian).
14. Rudnev V. P. Teoretiko-lingvisticheskii analiz khudozhestvennogo diskursa: abstract of thesis (Theoretical linguistic analysis of fiction discourse: D.Sc. thesis paper). Moskow: Institute of language study of RAS, 1996. 210 p. (In Russian).
15. Oxford American Dictionary URL: http://www.lingvo-online.ru (Accessed: 23.04.2017).
16. Spigelman A. Maus I: A Survivor's Tale: My Father Bleeds History. N.Y., 1992. 162 p.
17. Spigelman A. Maus II: And Here My Troubles Began. N.Y., 1992. 138 p.
