CC BY
74
Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 2018. № 5
Н.С. Берсенева, Н.Б. Гвишиани
ДИСКУРСИВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ СТРАТЕГИЙ В ПЕРЕВОДЕ ТЕРМИНОЛОГИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова» 119991, Москва, Ленинские горы, 1
В статье рассматривается проблема коммуникативной мотивированности производной лексики, а также проблема отношений между коммуникативной интенцией автора и особенностями словообразования в научной речи. Изучается зависимость избранной переводческой стратегии от коммуникативного намерения, целей и задач переводчика, а также обусловленность выбора морфологических и словообразовательных языковых средств порождающим прагматическим контекстом и намерением говорящего. Описываются механизмы перевода терминологической лексики. На примере различных вариантов перевода авторской терминологии М.М. Бахтина исследуется вопрос об экстралингвистических процессах, лежащих в основе выбора переводческой стратегии (транслитерации или беспереводного заимствования, с одной стороны, и создания эквивалентной лексемы при использовании греко-латинских или исконно английских словообразовательных элементов — с другой), а также выбора словообразовательных моделей при калькировании и выбора формантов и морфем, используемых для «построения» нового переводного слова. Термин «разноречие», являющийся одним из центральных понятий в рамках концепции Бахтина о диалогичности речи, рассматривается в контексте возможных стратегий его перевода. Затрагивается проблема отношений переводчика, адресата и автора исходного сообщения как обусловливающих характер, тон и выбор стратегий и словообразовательных моделей в переводном сообщении. Рассматривается проблема вариативности синонимичных аффиксов и формантов, используемых для создания в языке перевода новых лексических единиц, эквивалентных лексемам из языка-источника. Описываются факторы, влияющие на выбор стратегии беспереводного заимствования при переводе терминологической лексики. Освещается дискурсивный подход к исследованию процессов словообразования и перевода. Устанавливаются причины предпочтения неоклассических греко-латинских формантов или
Берсенева Наталья Сергеевна — аспирант филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: natalijaberseneva@yandex.ru).
Гвишиани Наталья Борисовна — доктор филологических наук, профессор филологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова (e-mail: ngv@wdcb.ru).
исконно английских элементов при образовании новых терминологических единиц.
Ключевые слова: научный дискурс; дискурсивная прагматика; калькирование; конкурентные отношения аффиксов; переводческие стратегии.
Согласно утверждению Е.С. Кубряковой, «каждое производное слово отражает итоги речемыслительной, познавательной и номинативной деятельности человека» [Кубрякова, 2008: 21]. Возникновение новой лексической единицы всегда является мотивированным событием, которое происходит в определенном контексте и служит итогом целой серии когнитивных и номинативных процессов, предшествующих собственно возникновению нового слова. Следовательно, изучение производной лексики должно осуществляться в контексте, поскольку ее появление во многом обусловлено конкретными коммуникативными задачами: «структура языка не может быть успешно изучена, описана, понята или объяснена без отсылки к его коммуникативной функции» ^^п, 1979: XV]. Мотивированность производной лексики и ее тесная связь с повлиявшими на ее возникновение экстралингвистическими процессами особенно очевидна на примере научной терминологии. Поскольку создание каждого термина обусловлено конкретными целями, а язык науки в целом представляет собой конвенциональную систему, в данной области наглядно видна зависимость морфологической формы производного слова от дискурсивных характеристик высказывания.
Частный случай терминообразования — активизация словообразовательных процессов при переводе терминологических единиц и образование новых слов в языке-источнике (ИЯ) в результате переводческой деятельности. Известно, что пополнение терминосистем происходит, в том числе и за счет переводной лексики, «заново строящейся» на основе формантов языка перевода (ПЯ). Частотность терминологических «калек» и заимствований обусловлена самим характером научной деятельности и научной коммуникации, которая предполагает международное общение. Сама потребность в переводе той или иной лексической единицы всегда обусловлена необходимостью в выражении некого понятия с помощью средств языка перевода. Следовательно, данная потребность возникает при условии наличия ряда порождающих факторов. Заимствование и перевод иностранных терминов стоит считать «не просто одной из возможностей номинации научных понятий, а потребностью, возникающей в процессе научной коммуникации» [Казенкова, 2013: 32].
Известно, что выбор способа перевода, а также в случае калькирования словообразовательных стратегий и формантов обусловливается переводческими целями и задачами. Как отмечает Т.А. Волкова,
«общая стратегия перевода в равной степени охватывает уровень коммуникации, уровень дискурса и уровень текста и определяет как процесс, так и результат перевода» [Волкова, 2010: 46]. Различные особенности дискурсивной ситуации, такие, как прагматическая интенция адресанта, жанровые и коммуникативные свойства высказывания, отношения адресанта и адресата влияют на её осмысление переводчиком. Следовательно, переводческая деятельность связана не только с самим текстом, но и с дискурсом. Изучение дискурса, в рамках которого происходит переводческий акт, выделяется рядом исследователей как необходимая часть работы переводчика. Так, О.В. Петрова называет следующие компоненты 'предпереводческо-го' анализа (анализа, который необходимо провести переводчику, прежде чем начинать работу с текстом): тематическая отнесенность текста, цель создания оригинала (коммуникативное назначение исходного текста), цель создания перевода, адресат, композиция текста, жанрово-стилистические характеристики текста [Петрова, 2007: 38—42]. Стратегия перевода, следовательно, всегда находится в тесной взаимосвязи с дискурсивными параметрами высказывания. «Комплексная характеристика отдельных видов институционального дискурса с учетом основных особенностей текста, дискурса, коммуникации, аспектов интердискурсивности дает переводчику возможность сформулировать стратегию перевода исходного текста» [Волкова, 2010: 48].
При выборе стратегии перед переводчиком возникает ряд практических вопросов: чем именно вызвана необходимость в переводе иностранного термина? Использование какой переводческой стратегии представляется наиболее оправданным? Как новая терминологическая единица впишется в терминосистему данной предметной дисциплины? Задача переводчика — не только предложить удачный эквивалент термина языка-источника (ИЯ), но и создать термин, который будет успешно принят местным научным сообществом и прочно войдет в состав языка перевода (ПЯ). Как утверждает А.Г. Анисимова, «создавая термин, следует стремиться к тому, чтобы он естественно входил в существующую терминологию данной области знания, а не ощущался в ней как чужеродное тело» [Анисимова, 2010: 200]. Поскольку в любой дисциплине каждый термин является членом целой упорядоченной системы, и раскрытие его значения невозможно в изоляции от других представителей данного множества, отношения, складывающиеся между терминами, крайне значимы при «встраивании» новой терминологической единицы в систему. Именно поэтому выбор стратегии перевода иностранной терминологии должен быть ориентирован на дискурсивно-прагматические особенности как исходного контекста,
так и контекста, в котором осуществляется перевод. Выбор стратегии перевода, как и выбор словообразовательной стратегии, обусловлен еще и тем, какой именно из аспектов речевого общения стремится передать автор сообщения или автор перевода. Известно, что еще в 1934 г. немецкий психолог Карл Бюлер выделил три стороны речевого общения — сторону говорящего (Ausdruck), сторону слушающего (Appell) и сторону передаваемого сообщения (Darstellung) [Buller, 1934: 28]. Содержание речи может включать признаки каждого из трех аспектов в различной пропорции — так, сторона сообщения, особенно его логический и содержательный компоненты, всегда отражены в рамках научной речи, но при этом сообщение может быть экспрессивным и эмоциональным. Избранная переводческая стратегия также может отражать один из данных аспектов.
Отечественные исследователи, как правило, говорят о следующих переводческих стратегиях, применяемых при переводе иностранных терминов: подбор лексического эквивалента, беспереводное заимствование (транскрипция/транслитерация), калькирование, трансформационный перевод, описательный перевод/интерпретация [Анисимова, 2010: 88]. Каждая из описанных стратегий используется для решения конкретных задач. Так, калькирование как способ перевода применяется тогда, когда исходная лексика не имеет соответствий в языке перевода, а внутренняя форма исходного термина представляется «прозрачной», и образованию нового переводного термина не препятствуют какие-либо затруднения.
Однако одной из проблем, с которой сталкивается переводчик, избравший данную стратегию, является синонимия аффиксов и формантов. Как отмечает Е.С. Кубрякова, «к выражению одного и того же значения можно прийти разными путями и использовать при этом разные лингвистические средства. Это общее положение распространяется, естественно, и на образование производных слов...» [Кубрякова, 2008, с. 24]. Наличие устойчивых продуктивных словообразовательных моделей, выражающих синонимичные значения (как, например, суффиксы -ity и -ness, применяемые при образовании существительных со значением абстрактного понятия) означает необходимость выбора при многообразии возможных словообразовательных стратегий. На реализацию «конкурентных отношений» аффиксов и формантов влияет множество факторов: формальное и функциональное ограничение продуктивности морфем,«узкая специализация» аффикса в рамках предметного дискурса, устоявшиеся эпистемологические традиции той или иной дисциплины и др.
Все эти факторы усложняют проблему выбора словообразовательных единиц, способных адекватно отразить семантические свойства исходного термина при калькировании. Для успешного осущест-
вления замысла и создания термина, в полной мере отражающего внешнюю структуру и внутреннюю наполненность термина ИЯ, переводчик должен учитывать не только семантику исходного термина, но и дискурсивно-прагматические параметры высказывания. Прагматический контекст при этом обладает «двусторонней природой»: он должен включать как «прагматику адресанта», так и «прагматику адресата». Иными словами, переводчик должен осознавать, какие цели преследовались при возникновении исходного термина (что особенно актуально при переводе авторской терминологии), и иметь четкое представление о том, как лучше передать данное намерение при переводе, а также каковы его собственные намерения, цели и задачи. В рамках динамической модели перевода принято говорить о следующих прагматических факторах, влияющих на процесс перевода: 1) коммуникативная интенция отправителя; 2) установка на получателя; 3) коммуникативная установка переводчика [Нелюбин, 2003: 243-244]. Таким образом, данные факторы, наряду с чисто языковыми проблемами сочетаемости морфем и их продуктивности, определяют внутреннюю форму производного слова-кальки.
Выбор переводческой стратегии при переводе термина можно рассмотреть на примере перевода термина «разноречие», обозначающего одно из ключевых понятий в концепции М.М. Бахтина. Известно, что работы М.М. Бахтина стали доступны европейским читателям в конце 1960-х — начале 1970-х годов, а период середины 1970-х — середины 1980-х годов можно назвать временем развития западной бахтинистики [Осовский, 1993: 96-99]. Необходимость осмысления и перевода авторских терминов Бахтина становится очевидной, если учесть общественный резонанс, вызванный его работами: «...видно, сколь разителен контраст между восприятием книги [«Вопросы литературы и эстетики»] на языке оригинала и ее переводов (если на советское издание нам известна лишь одна рецензия. то каждый из переводов вызвал буквально поток откликов.)» [Осовский, 1993: 99]. Общественная дискуссия, возникшая в мире после первых переводов и публикаций работ Бахтина, привела к необходимости осмысления его теории, наименования концепций, а затем и «встраивания» новых терминов в англоязычную терминосистему литературоведения. Термин «разноречие», изначально взятый Бахтиным из нетерминологического, «общего» языка, требовалось перевести уже из-за новизны концепции, которую он отражал. Описывая диалогичность речи как одно из основных, фундаментальных свойств языка романа, Бахтин развивает идею о полифонии в художественном тексте. Идея, что язык романа разнороден и представляет собой целую «систему языков», являлась одной из наиболее значимых в творчестве Бахтина. Следовательно, термин «разноречие» как ключевой элемент его
терминосистемы требовал эквивалента, который бы запоминался читателю, отражал новаторство авторской идеи и при этом обладал бы простой для понимания внутренней структурой.
Одной из наиболее частотных стратегий при терминообразова-нии является использование формантов греко-латинского происхождения. Причиной популярности данных элементов является в том числе и то, что их использование указывает на международный характер терминологии. Поскольку классические элементы традиционно широко используются в научных терминосистемах, в том числе в лингвистике и литературоведении, новые терминологические единицы с подобной структурой органически «вписываются» в контекст. Традиционность данного подхода, а также устойчивое восприятие греко-латинских формантов в качестве «маркеров» научной лексики, приводит к «наукообразности» нового термина, обеспечивает его ясное восприятие адресатом, а именно научным сообществом. Именно такая стратегия (калькирование при помощи греческих элементов) была использована при переводе термина «разноречие» исследователями К. Эмерсон и М. Холквистом, авторами перевода работы М.М. Бахтина «Слово в романе» на английский язык ("Discourse in the Novel", 1981). Авторы перевели термин «разноречие» как "heteroglossia", использовав при этом греческие форманты (hetero- и gloss-) для передачи смысла русских морфем («разно-» и «реч-»). Применив классические форманты, авторы перевода смогли «включить» авторский термин Бахтина в интернациональную терминологию, ориентированную на использование «универсальных» классических элементов.
Стоит отметить, что вариант heteroglossia не является единственным переводом термина, который приводят К. Эмерсон и М. Холк-вист: "Authorial speech, the speech of narrators, inserted genres, the speech of characters are merely those fundamental compositional unities with whose help heteroglossia [raznorecie] can enter the novel..."; "Real ideologically saturated 'language consciousness', one that participates in the actual heteroglossia and multi-languagedness, has remained outside its field of vision" [Bakhtin, 1981: 268-275].
Использование транслитерации (raznorecie) для передачи термина придает переводу аутентичность, а также сближает его с оригинальным текстом в сознании читателя. По терминологии К. Бюлера, данная переводческая стратегия направлена в первую очередь на передачу авторской стороны, т.е. «стороны говорящего».
Мотивированный термин multi-languagedness, характеризующийся прозрачной внутренней структурой и зеркально отражающий морфологический состав русского термина «разноречие», делает его понятным для адресата сообщения: т.е. в данном случае мы можем
говорить о направленности сообщения на слушающего. Понятная внутренняя структура представляет вариант переводного термина, созданный при помощи исконно английских словообразовательных моделей, как более узнаваемый для читателя, в связи с чем переводчики считают необходимым использовать его в тексте.
Стоит отметить, что в работе 1978 г. "The Heresiarch of Meta", другой известный американский исследователь, Г.С. Морсон, предложил еще один вариант мотивированного перевода термина с прозрачной структурой: "Language is always languages: it is defined by 'multi-speechedness'" (Morson, 1978: 412). При создании данной лексемы применялась уже другая словообразовательная стратегия: использование исконно английской основы speech (от древнеанглийского sp&c), а также исконно английского суффикса -ness, являющегося крайне продуктивным при образовании абстрактных существительных.
Примечательно, что, хотя в более поздних работах Г.С. Морсон делает выбор в пользу термина heteroglossia («The various languages of heteroglossia have their own ways of "accenting" and "intoning"given words, and there may be a tonality to the whole "language"» [Morson, Emerson, 1990: 141]), нельзя сказать, что предложенный им вариант перевода не закрепился в языке и навсегда остался окказиональным вариантом. Так, сразу в нескольких публикациях лексема multispeechedness представлена в качестве «буквального перевода» русского термина Бахтина: "The third type of double-voice discourse, 'heteroglossia' (literally, 'multi-speechedness') is whatBakhtin describes as multiple, interactive styles" [Shapiro, 2013: 135], "In Bakhtin's own words, heteroglossia, literally meaning 'multispeechedness'..." [Tegmark, 1998: 50] (здесь и далее выделение наше. — Н.Б.).
Наиболее показательной в этом плане является выдержка из статьи "Heteroglossia", представленной в энциклопедическом издании "Encyclopedia of Postmodernism": "The English word heteroglossia means 'differentiated speech' (from the Russian raznorecie which translates literally as 'multispeechedness')" [Taylor, Winquist, 2003: 176]. В данном случае при описании русскоязычного понятия разноречия на языке перевода используются сразу несколько переводческих стратегий: транслитерация ("raznorecie"), описательный перевод ("differentiated speech"), калькирование, при котором также можно говорить о подборе эквивалентных элементов на морфологическом уровне (heteroglossia, multispeechedness).
Необходимость задействовать сразу несколько стратегий и, следовательно, привести как можно большее количество терминологических эквивалентов русскоязычного термина вызвана энциклопедическим характером данной публикации: задача автора
заключается в том, чтобы дать подробную, исчерпывающую характеристику понятия и описать его с нескольких сторон. Использование описательного перевода оправдано самими задачами жанра энциклопедического пособия: разъяснение призвано исключить возможность неполного понимания термина. Примечательно, что, прибегая к использованию двух терминов-калек, автор использует два синонимичных перевода (multispeechedness и heteroglossia), при этом первый из них приводится как буквальный эквивалент, наиболее схожий с оригинальным русским термином. Основной же термин, используемый автором энциклопедического словаря в заголовке статьи о разноречии, а также устоявшийся в итоге в англоязычной терминосистеме — heteroglossia, не является наиболее понятным и буквальным. Его популярность обусловлена традицией, стоящей за формированием литературоведческой терминосистемы. Таким образом, конкурентные отношения исконно английских морфем и греческих формантов реализуются в ситуации, когда за греческими формантами стоит определенная сложившаяся традиция, что обусловливает выбор переводчиков и научного сообщества.
Стоит отметить, что, хотя традиция использования классических терминоэлементов способствует «принятию» термина, в своем решении переводчики слегка отклоняются от изначального замысла Бахтина, нашедшего отражение во внутренней структуре термина. Таким образом, прагматика изначального высказывания («цель создания оригинала», по О.В. Петровой) вступает в противоречивые отношения с прагматикой переводного высказывания («целью перевода»).
Выбор конкретного термина (и, следовательно, словообразовательных стратегий, задействованных при его образовании) во многом обусловлен прагматической интенцией автора. Термины multi-languagedness и multispeechedness/multi-speechedness воспринимаются носителями языка как наиболее точно, буквально отражающие структуру оригинального термина Бахтина и, следовательно, как наиболее прозрачные для восприятия; следовательно, их использование является целесообразным в ситуации, когда для переводчика наиболее важной задачей является понимание термина адресатом. Этимология термина heteroglossia представляется чуть менее очевидной, но при этом сам термин смог стать широко используемым благодаря тому, что стоящая за ним словообразовательная стратегия соответствует укоренившейся терминологической традиции. В данном случае можно говорить о примате стороны передаваемого сообщения (по К. Бюлеру) — хотя термин heteroglossia в меньшей степени отражает внутреннюю структуру оригинального термина и менее прозрачен для понимания, чем его эквиваленты, созданные при по-
мощи транслитерации или английских морфем, он воспринимается в рамках существующей международной терминологической традиции и, таким образом, его использование продиктовано конкретными задачами передачи фактической стороны сообщения.
Очевидно, что метод калькирования, при котором на переводчике лежит ответственность за создание морфологической формы переводной единицы, не является единственной переводческой стратегией, на использование которой могут повлиять прагматические факторы. В уже упомянутом переводе работы М.М. Бахтина «Слово в романе» ("Discourse in the Novel", 1981) в заглавие вынесен термин «дискурс», который, очевидно, не мог присутствовать в оригинальном тексте, создававшемся Бахтиным в 1930-е годы.
Использование данного термина не случайно и связано с обстоятельствами «открытия» идей Бахтина западным литературоведением. Как пишет В.Л. Махлин, «Честь "открытия" Бахтина принадлежит структуралистам; однако на Западе оно приводило и приводит до сих пор к нигилистической модернизации его идей» [Махлин, 1986: 317]. Действительно, структуралисты Л. Матейка и Ю. Кристева способствовали началу международного обсуждения теории Бахтина, в результате чего «Бахтин приходил к читателю в крайне популярном структуралистском ореоле, а это не могло не искажать. реальную картину» [Осовский, 1993: 97]. В результате переосмысление и частичное искажение отразилось и на характере используемой в переводах терминологии: несмотря на развитие бахтинистики как в СССР (и позже России), так и на Западе, ассоциация со структуралистскими идеями и теориями повлияла на международное восприятие наследия Бахтина.
Как можно заключить, дискурсивные параметры высказывания диктуют необходимость выбора переводческой стратегии, а также выбор словообразовательных средств и стратегий при создании новых терминов-калек. Условия, формы и цели научного общения влияют на язык научного дискурса как на уровне словоупотребления, так и на словообразовательном уровне. Таким образом, любой переводческий акт всегда происходит в определенном дискурсивном контексте: переводческий процесс невозможно представить происходящим в отрыве от контекстуальных экстралингвистических факторов.
Список литературы
Анисимова А.Г. Методология перевода англоязычных терминов гуманитарных и общественно-политических наук: Дисс. ... докт. филол.
наук. М., 2010.
Казенкова А.К. Онтология заимствованного слова: монография. М., 2013.
Нелюбин Л.Л. Толковый переводческий словарь. 3-е изд., перераб. М., 2003.
Махлин В.Л. Наследие М.М. Бахтина в современном зарубежном литературоведении // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1986. Т. 45. № 4.
Петрова О.В. Модель предпереводного анализа текста // Методические основы подготовки переводчиков: нижегородский опыт: Монография. Н. Новгород, 2007.
Bakhtin M. Discourse in the Novel // The Dialogic Imagination. Four Essays. Austin, 1981. P. 268-275.
Buhler K. Sprachtheorie. Jena, 1934.
Givon T. Syntax and Semantics. Vol. 12: Discourse and Syntax / Ed. by T. Givon. N.Y.; L., 1979.
Shapiro H. Educational Theory and Jewish Studies in Conversation: From Volozhin to Buczacz. Lanham, 2013.
Szymanek B. The Latest Trends in English Word-Formation / Hand-book of Word-Formation; ed. by P. Stekauer, R. Lieber // Studies in Natural Language and Linguistic Theory. Vol. 64. Dordrecht, 2005. P. 429-448.
Taylor V.E., Winquist C.E. Encyclopedia of Postmodernism. London, 2003.
Tegmark M. In the shoes of a soldier: communication in Tim O'Brien's Vietnam narratives. Uppsala, 1998.
Natalia Berseneva, Natalia Gvishiani
DISCURSIVE PECULIARITIES OF WORD-BUILDING
STRATEGIES IN TERMINOLOGY TRANSLATION
Lomonosov Moscow State University
1 Leninskie Gory, Moscow, 119991
The article deals with the problem of pragmatic motivation in translation of literary terminology. The main objective of the article is to show the relationship between the discursive context and the methods and strategies used by the translator, as well as the way in which translators' goals and intensions influence word-building techniques. The article focuses on Russian literary terms coined by M.M. Bakhtin and their English equivalents in various contexts. The term 'raznorecie', which represents one of the central notions in Bakhtin's theory, is examined within the context of its possible translated equivalents. The relationship between the author, the addressee and the translator is viewed as one of the factors conditioning the tone and character of the translated message. The article also discusses the problem of the so-called 'rival' synonymous affixes used to form translated lexemes and the choice ofthe suitable variant. The reasons for preference of neo-classical word-building units or English morphemes are outlined. Discursive
approach to translation and word-formation studies is reflected in the article. It is argued that discursive parameters of the utterance guide the choice of translation strategies, as well as the selection of word-building strategies and word-building morphological units.
Key words: Academic discourse; Discursive pragmatics; Calquing; Rival affixes; Translation strategies.
About the authors: Natalia Berseneva — PhD Student, Faculty of Philology, Lomonosov Moscow State University (e-mail: natalij aberseneva@yandex.ru); Natalia Gvishiani — Professor, Faculty of Philology, Lomonosov Moscow State University (e-mail: ngv@wdcb.ru).
References
Anisimova A.G. Metodologiya perevoda angloyazychnykh terminov gumani-tarnykh i obshchestvenno-politicheskikh nauk: diss.. dok. filol. nauk. M., 2010. (In Russ.) Kazenkova A.K. Ontologiya zaimstvovannogo slova: monografiya. M., 2013. (In Russ.)
Nelyubin L.L. Tolkovyi perevodcheskii slovar'. 3-e izd., pererab. M., 2003. (In Russ.)
Makhlin V.L. Nasledie M.M. Bahtina v sovremennom zarubezhnom litera-
turovedenii // Izv. AN SSSR. Ser. lit. i yaz. 1986. T. 45. № 4. Petrova O. V. Model' predperevodnogo analiza teksta // Metodicheskie os-novy podgotovki perevodchikov: nizhegorodskii opyt: monografiya. N. Novgorod, 2007. (In Russ.) Bakhtin M. Discourse in the Novel. In The Dialogic Imagination. Four Essays. Austin, 1981, pp. 268-275. Bûhler K. Sprachtheorie. Jena, 1934.
Givon T. Syntax and Semantics. Vol. 12: Discourse and Syntax, ed. by
Givon T.N.Y.; L., 1979. Shapiro H. Educational Theory and Jewish Studies in Conversation: From
Volozhin to Buczacz. Lanham, 2013. Szymanek B. The Latest Trends in English Word-Formation. Hand-book of Word-Formation, ed. by P. Stekauer, R. Lieber. In Studies in Natural Language and Linguistic Theory: Vol. 64. Dordrecht, 2005, pp. 429-448. Taylor V.E., Winquist C.E. Encyclopedia of Postmodernism. London, 2003. Tegmark M. In the shoes of a soldier: communication in Tim O'Brien's Vietnam narratives. Uppsala, 1998.
