CC BY
23УДК: 94(1825-1905)
Дискурс управления Кавказом и Центральной Азией в российской общественной мысли XIX - начала XX вв.
Я.С. Абдуллаев1
Данная статья посвящена анализу эволюции дискурса управления Кавказом и Центральной Азией в российской общественной мысли в XIX - начале XX вв. В роли объекта исследования выступил комплекс нарративов, созданных представителями различных общественно-политических взглядов: условные «либералы», «консерваторы» и местная национальная элита. В тексте показывается, как те или иные акторы интерпретировали имперские практики власти на юго-восточных окраинах России, каким образом артикулировали свою политическую позицию по отношению к Петербургу. Основой для написания работы стала преимущественно англо-американская научная литература. Автор приходит к выводу, что большая часть российских и мусульманских интеллектуалов, вне зависимости от своей политической позиции, четко выделяла и фиксировала свойственные центру тенденции на интенсификацию курса по административно-правовой интеграции и, уже впоследствии, культурной русификации Кавказа и Центральной Азии.
Ключевые слова: управление национальными окраинами; российская общественная мысль; Кавказ; Центральная Азия; Исмаил-бей Гаспринский; джадидизм; русификация; интеграция; дискурс.
Проблематика эффективного управления мусульманскими окраинами Российской империи, Кавказом и Центральной Азией, зачастую оказывалась популярной темой для обсуждений и дискуссий между представителями русской общественной мысли XIX — начала XX вв.2 Периодическая печать, публицистика, художественная литература, лекционные курсы, общественные выступления, стенограммы парламентских дебатов — это лишь часть информационного поля, в рамках которого авторы различным образом интерпретировали властные
1 Абдуллаев Ясын Сахиб оглы - лаборант-исследователь, Санкт-Петербургский государственный университет, Российская Федерация, 199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7-9; st046817@spbu.ru.
Abdullaev Yasyn Sakhib ogly - Research Assistant, St. Petersburg State University, Russian Federation, 199034, St. Petersburg, Universitetskaya nab., 7-9; st046817@spbu.ru.
2 Martinsen D.A. (ed.) Literary Journals in Imperial Russia. Cambridge, 1997. P. 16-30.
практики и модели поведения царского режима, критиковали его стратегические курсы развития и текущую политику, объясняли себе и остальным суть (по их мнению) происходившего, предавали событиям коннотации, смысловую и эмоциональную нагрузку3. За все то время, что обозначенные территории находились в составе России, в интеллектуальной среде успел сформироваться многогранный дискурс, касающийся политики властей относительно данных территорий.
Появление феномена джадидизма именно на территории Российской империи конца XIX в. не является случайным. Этот факт отражает сложное положение, в котором оказался «мусульманский восток» России в тот период: желание сохранить собственную религию и основы традиционной культуры, переплетшееся с осознанием необходимости модернизации для успешного функционирования в современном обществе. Исмаил-бей Гаспринский (1851—1914) — исламский просветитель и публицист крымскотатарского происхождения, один из основателей и наиболее активных пропагандистов идей джадидизма и пантюркизма, в своих трудах уделял немалое внимание национальному вопросу в России и национальной политике властей4.
Присоединение и освоение Центральной Азии подвергалось внимательному анализу со стороны Гаспринского на страницах его газеты «Терджиман», издававшейся с 1883 г. Мусульманский мыслитель считал, что интеграция Туркестанского края в состав России может принести много пользы жителям самого региона. Будучи сторонником реформирования определенных сторон жизни в исламской общине, Гаспринский агитировал за принятие таких западных (в случае Центральной Азии — российских) новшеств, как светское образование, эмансипация женщин, развитое торговое и промышленное предпринимательство5. Сравнивая Британскую и Российскую империи,
3 Maiorova O. From the Shadow of Empire: Defining the Russian Empire through Cultural Mythology, 1855-1870. Madison, 2010. P. 42-79.
4 Devlet N. Ismail Bey Gaspirali. Ankara, 1988. P. 10-21.
5 Ortayli I. Reports and Considerations of Ismail Bey Gasprinskii in «Tercuman» on Central Asia // Cahiers du Monde russe et soviétique. En asie centrale soviétique: Ethnies, nations, états. 1991. Vol. 32. No. 1. P. 43.
он приходил к выводу, что, в отличии от англичан, азиатские владения которых являлись колониями в чистом виде, русские не эксплуатировали свои восточные территории, а наоборот, больше инвестировали в них. Так, по его расчетам, с 1870 по 1895 гг. царская администрация потратила на развитие Туркестана почти 100 млн руб., получив оттуда дохода не более 2 млн руб6.
Безусловно, Исмаил-бей Гаспринский всегда оставался приверженцем идей о защите прав всех российских мусульман, боролся за сохранение позиций исламских институтов по всей стране. Просветитель часто полемизировал с русскими консерваторами относительно роли православной церкви в мусульманских регионах, критиковал любые точки зрения, так или иначе побуждавшие к христианизации на Кавказе, в Крыму, Поволжье или Центральной Азии. При этом, несмотря на панисламские и пантюркистские взгляды, Гаспринский очень много писал о «цивилизаторском влиянии» со стороны России. Исмаил-бей советовал мусульманским интеллектуалам сотрудничать с либеральными представителями российской администрации, чтобы вместе решить проблему образования населения в Туркестане. Он приветствовал проводимый имперскими властями процесс перевода кочевых тюркских племен на оседлое положение, ратовал за дальнейшее расширение добычи и обработки хлопка, которые, по его мнению, приносили большие экономические выгоды, как центру, так и местным жителям. Отмечая результаты пребывания русских в Центральной Азии, «Терджиман» писал в 1895 г.: «Пятнадцать лет назад у нас не было ни школ, ни типографий, ни газет. Теперь у нас есть более, чем сто школ, а количество производителей шелка и хлопка на Кавказе и в Средней Азии увеличилось вдвое»7.
Можно сказать, что отношение Гаспринского к управлению этническим разнообразием в России было более прагматичным, чем у
6 Ortayli I. Reports and Considerations of Ismail Bey Gasprinskii in «Tercuman» on CentralAsia // Cahiers du Monde russe et soviétique. En asie centrale soviétique: Ethnies, nations, états. 1991. Vol. 32. No. 1. P. 44.
7 Ibid. P. 45.
мусульманских интеллектуалов в других странах. Идеолог джадидизма понимал, что в первую очередь для улучшения положения ислама во всем мире необходимо стремиться к ликвидации безграмотности и секуляризации образования, модернизации архаичных социальных структур8. Прямым или косвенным образом, те же цели несла российская национальная политика на Кавказе и в Центральной Азии. Соответственно, Гаспринский четко представлял себе влияние русификации/вестернизации в административно-правовой и культурной областях, но при этом стремился объединить его с исламскими устоями. Необходимость мягкого, гибкого подхода к региону для него была очевидна. Издатель «Терджимана» приветствовал волнообразность российского подхода, который не приобрел на восточных границах империи тех же очертаний, что и на западных.
Имелись среди деятелей «мусульманского возрождения» и более негативные взгляды на российскую власть. Казахские джадидисты второй половины XIX в., в частности Абубакир Кердери, в первую очередь ассоциировали консолидационный процесс с массовым переселением в кочевые степи русских крестьян. Другой казахский просветитель, Алихан Букейханов, призывал в 1900-е гг. к объединению всех родовых групп (племен, кланов, орд, жузов) с целью противостояния царскому экспансионизму, совершенствованию систем образования и хозяйствования9. Принципиальная разница в отношении к имперской политике тем не менее не отменяла того факта, что мусульмане -интеллигенты Центральной Азии четко выделяли ее основную направленность — попытки предать региону хотя бы отдаленно напоминающие признаки остальной российской державы10. Слишком сильный социокультурный разрыв между центром и азиатской периферией, сохранение здесь местных структур и институтов — все это
8 Devlet N. Ismail Bey Gaspirali. P. 108.
9 Olcott M.B. The Emergence of National Identity in Kazakhstan // Canadian Journal of History. 1981. Vol. 15. No. 8. P. 284-291.
10 Brower D.R. Turkestan. In: Brower D.R., Lazzerini E.J. (eds.) Russia's Orient: Imperial Borderlands and Peoples, 1700-1917. Bloomington, 1997. P. 123-129.
позволяло говорить только о первой стадии «стихийной русификации», неизвестно когда могущей трансформироваться далее11.
Российские (этнически русские) визионеры и представители общественной мысли зачастую изображали Центральную Азию как «главную драгоценность в короне царя» по аналогии с Британской Индией12. Василий Васильевич Григорьев (1816—1881) — российский историк и востоковед, в декабре 1851 г. отправился в окрестности Оренбурга строить чиновную карьеру. Григорьев считал, что с помощью своих богатых знаний он сможет улучшить методы администрирования в «диких казахских степях»13. Ученый пытался быть бюрократом «нового типа», который понимает окружающую среду, умеет общаться с «азиатскими людьми». Как правильно отметил Натаниэль Найт, Григорьев — это яркий пример ориенталиста на службе имперской власти. Он отстаивал необходимость окультуривания кочевников, их постепенного просвещения и перевода на оседлость, кооптации местной элиты. По его мнению, в ближайшем будущем администрация должна была заменить традиционные институты суда и управления и инсталлировать русские органы «попечительства»14. Григорьева не устраивали стандартные паттерны российской экспансии, заключавшиеся в сохранении высокой степени автономности недавно присоединенных территорий. Ему казалось правильным быстрее перейти к этапу правовой интеграции15. Спустя 11 лет после назначения, в декабре 1862 г., В.В. Григорьев ушел в отставку и вернулся в Петербург. Совместить ориенталистский дискурс исследователя и практики имперского руководства не удалось.
11 Подробнее см.: RaeffM. Patterns of Russian Imperial Policy toward the Nationalities. In: Allworth E. (ed.) Soviet Nationalities Problems. New York, 1971. P. 22-42.
12MacKenzie D. Turkestan's Significance to Russia (1850-1917) // Russian Review. 1974. Vol. 33. No. 2. P. 167.
13 Knight N. Grigor'ev in Orenburg, 1851-1862: Russian Orientalism in the Service of Empire? // Slavic Review. 2000. Vol. 59. No. 1. P. 75.
14 Как отмечали коллеги Григорьева по работе, его идея об инсталляции прямого управления российскими чиновниками практически не могла быть реализована из-за, во-первых, высоких финансовых расходов и во-вторых, недостатка квалифицированных кадров. Ibid. P. 92.
15 Ibid. P. 95-96.
Обзор Сеймуром Бекером популярных российских книг по истории XIX в. показал, что в представлении образованных городских слоев, и либеральной, и консервативной ориентации, преобладала позиция о необходимости инкорпорирования Туркестанского края и гомогенизации его населения в соответствии с образцом центра империи16. Хотя регион часто и называли российской «колонией», существовало четкое понимание отличия континентальных владений России от морских Британии и Франции. Журналист В.А. Долинский на страницах «Биржевых ведомостей» в 1865 г. рассуждал о том, какое благотворное влияние на рост российской торговой мощи окажет освоение местных ресурсов. Однако, озвучивались в обществе и противоположные мнения. В 1866 г. газета «Голос» передавала, что единственным выгодным вариантом присоединения Центральной Азии будет ее экономическая эксплуатация «по английскому образцу»17. Примерка же на себя роли «цивилизатора» обойдется России лишь потерями и очередным бременем, какими уже являлись Крым и Кавказ. Представляется, что выбор высшим руководством империи первого варианта развития событий — устройства генерал-губернаторства и установки административного управления —, был сделан не без оглядки на позиции мыслящей публики.
Споры об оправданности огромных затрат на реализацию экономического и военно-стратегического потенциала Туркестана не утихали и в 1870—1880-х гг. Позиции властей, поддержанных националистически настроенными кругами, окончательно возобладали в 1877-1878 гг., когда в условиях Балканского кризиса стало ясно, что английские владения в Азии могут быть уязвимы для потенциального нападения расположенных в Азии русских войск18. К началу XX в. втягивание края в хозяйственное пространство империи многократно ускорилось: железнодорожная сеть связала центр с периферией (1899 г. -Самарканд-Андижанская линия, 1905 г. - Оренбург-Ташкентская
16 Becker S. The Muslim East in Nineteenth Century Russian Popular Historiography // Central Asian Survey. 1986. Vol. 5. No. 3/4. P. 25-47.
17 MacKenzie D. Turkestan's Significance to Russia (1850-1917). P. 168-170.
18 Walsh W.B. The Imperial Russian General Staff and India // Russian Review. 1957. Vol. 16. No. 2. P. 56-57.
железная дорога), она стала главным поставщиком хлопка-сырца и шелка для российской промышленности, усилилась колонизация степных районов русским крестьянством19. Все это позволяло М.М. Бродовскому еще в 1891 г. называть центральноазиатские территории «колонией, неразрывно связанной с империей».
После поражения России в Русско-японской войне в 1905 г., как пишет МакКензи, стратегическая важность восточной окраины в глазах царизма упала20. Доминирование экономических мотивов в дискурсе интеграции Туркестана позволяло многим деятелям консервативного лагеря считать достигнутые на рубеже веков успехи достаточными для сужения местной автономии. Так, Н.А. Дильгенштадт в цикле статей, вышедших в 1898 г. в газете «Русский труд», утверждал, что полноценное вхождение края в состав Российской империи возможно лишь при том условии, если в области администрации, суда и земельного пользования русские порядки заменят «мусульманский режим»21.
Возрастание националистических настроений в конце XIX — начале XX вв. привело к тому, что в обществе все чаще раздавались голоса, призывавшие к скорейшей ассимиляции Центральной Азии. Ульрих Гофмейстер заключает, что чаще всего только этнически нерусские активисты доказывали, что сохранение религиозного и культурного многообразия пойдет на пользу развитию страны22. Большая часть российской публики (Е.Л. Марков, В.П. Наливкин, Н.С. Лыкошин, М.А. Миропиев и др.) принимала соблюдаемый имперской администрацией курс на сохранение относительной автономности региона, как «необходимое зло». Среди них преобладала точка зрения, что это лишь временный «шаг назад», чтобы выиграть доверие коренных жителей, а затем сделать «два шага вперед» в направлении их русификации. Они
19 Sunderland W. The «Colonization Question»: Visions of Colonization in Late Imperial Russia // Jahrbii cher fu r Geschichte Osteuropas, Neue Folge. 2000. Bd. 48. H. 2. P. 221.
20MacKenzie D. Turkestan's Significance to Russia (1850-1917). P. 181-183.
21 Котов А.Э. Экономическая политика в Кавказском регионе, Сибири и Средней Азии глазами русских консерваторов: 1894-1899 гг. // Современная наука: актуальные проблемы теории и практики. Серия: гуманитарные науки. 2018. № 9. С. 18.
22 Hofmeister U. Civilization and Russification in Tsarist Central Asia, 1860-1917 // Journal of World History. 2016. Vol. 27. No. 3. P. 441.
зачастую критиковали правительство за нерешительность в деле распространения христианства и русских порядков. В высшем руководстве страны, особенно после Андижанского восстания 1898 г., понимали невозможность реализации этих идей в обозримом будущем23.
В глазах российской интеллигенции первой половины XIX в. Кавказ воображался как дикий край, миссия по окультуриванию которого возложена именно на русских. Декабрист Евдоким Лачинов после окончания Русско-турецкой войны в 1829 г. писал в своих воспоминаниях, что только имперская власть может приобщить горцев к благам цивилизации, а также способствовать культурному возрождению армянского народа, страдавшему под натиском захватчиков24. Известный писатель Александр Бестужев-Марлинский находил, что в первую очередь русское управление краем принесет выгоды мусульманам Дагестана и Азербайджана, у которых появился шанс резко расширить свои коммерческие операции. Просветительская деятельность князя М.С. Воронцова на посту кавказского наместника в 1844—1854 гг. рассматривалась с позиции первичных, закладывавших фундамент, мер по реальной интеграции области в состав империи25.
В 1830—1840-х гг. в прессе циркулировали различные тексты, доказывавшие возможность колониальной эксплуатации Южного Кавказа в качестве источника сырья и рынка сбыта для российской индустрии. П.Ф. Вышеславцев в статье, вышедшей в середине 30-х гг. в журнале «Сын Отечества», призывал к максимально возможной реализации экономического потенциала владычества над регионом. Развернувшиеся на этой волне попытки властей перераспределить аграрный фонд местной мусульманской («азербайджанской») и грузинской элиты между русскими землевладельцами и колонистами закончились неудачей26. Востоковед и этнограф И.И. Шопен в 1840 г.
23 Hofmeister U. Civilization and Russification in Tsarist Central Asia, 1860-1917 // Journal of World History. 2016. Vol. 27. No. 3. P. 441-442.
24MamedovM. From Civilizing Mission to Defensive Frontier: The Russian Empire's Changing Views of the Caucasus (1801-1864) // Russian History. 2014. Vol. 41. No. 2. P. 148-149.
25 Ibid. P. 150-152.
26 Пример «кавказских татар» более подробно рассмотрен в: Swietochowski T. Russia and Azerbaijan: Borderland in Transition. New York, 1995. P. 15.
выступил с резкой критикой правительственной политики, говоря о невозможности «колонизации» Кавказа по образцу британских и французских владений, а также о необходимости сохранения привилегий коренной знати и их инкорпорирования в имперское дворянское сословие27. Мыслящая общественность чутко реагировала на неудачные поползновения Петербурга ускорить ассимиляцию кавказских территорий, обосновывая важность временных уступок перед местным населением.
К началу 1860-х гг. представления о роли Кавказа в структуре Российской империи кардинально изменились. В первую очередь на это повлияли поражение в Крымской войне и ограниченность успехов по хозяйственному развитию периферии. Эдвард Тейден пишет, что Ростислав Андреевич Фадеев (1824-1883), ветеран Кавказской войны, историк и публицист, одним из первых обозначил тему ценности данной окраины, как геополитического «щита», стратегического барьера против Запада между Ближним Востоком и Центральной Азией28. По его мнению, именно это оправдывало все материальные и людские потери, понесенные Россией при завоевании Кавказа, но никак не экономические преференции от его освоения. Накануне «Великих реформ» 60-70-х гг. XIX в. мало кто в обществе говорил о «бремени белого человека» и миссии по защите христианства в Армении и Грузии29. Кавказское наместничество превратилось в символ оборонительной границы, там, где Российская империя сталкивалась с другими великими державами.
Ускоренное развитие добычи и переработки нефтяных ресурсов в Баку привлекало к региону внимание со стороны как частных капиталов, так и государственного аппарата. В 1890-1900-х гг. отторгнутые раннее идеи об экономической ценности Кавказа снова вышли на повестку дня вместе с его военно-стратегическим значением30. Учитывая все более
27 MamedovM. From Civilizing Mission to Defensive Frontier: The Russian Empire's Changing Views of the Caucasus (1801-1864). P. 156.
28 Thaden E. Conservative Nationalism in Nineteenth-Century Russia. Seattle, 1964. P. 159-162.
29 Ibid. P. 171.
30 Darabadi P. Geopolitical Rivalry in the Caucasus in the Early 20th Century (a Geohistorical Essay) // Caucasus and Globalization. 2006. Vol. 1. P. 170-171.
возраставшее значение нефтяного топлива, а также усилившееся внимание к Кавказско-Каспийской области со стороны Великобритании, обе идеи не просто параллельно существовали в воображении российской общественности конца XIX — начала XX вв., но и переплетались. Проекты по административно-территориальной интеграции Кавказа начали приобретать более динамичные формы.
Многие представители русского консерватизма, в частности В.Л. Величко, Н.Н. Ладомирский, М.О. Меньшиков, критиковали царский режим за неудачную экономическую политику, по итогу которой местная торговля и промышленность полностью оказались в руках армянской буржуазии31. По их мнению, национальный фактор играл негативную роль в хозяйственном развитии, а потому нужно было провести «умелое насаждение русской экономической силы». «Чиновники-либералы» обвинялись в неумении «твердо проводить в крае русские интересы». В вине кавказской администрации также ставилось недостаточное развитие инфраструктуры в наместничестве, что усложняло сближение центра с периферией. Д.И. Иловайский считал власти виновником того, что большая часть нефтяной индустрии на Кавказе оказалась под контролем иностранных финансовых групп (Нобели, Ротшильды— «Шелл»)32.
Осуждая высшее руководство, консерваторы тем не менее не смогли предложить внятной альтернативной программы управления краем. Центр обвинялся в недостаточных темпах и объемах консолидации, как экономической, так и культурной. При этом в случае с последней была распространена точка зрения, что правительство просто взяло «передышку», чтобы закрепить свои позиции и затем с рвением перейти к русификации местного населения. В среде русского либерализма руководство страны критиковалась за нежелание проводить на окраине коренные реформы и устаревшую «военно-народную» систему. Н.В. Шелгунов писал, что модернизация и колонизация Кавказа русскими
31 Иванов А.А. Экономическая политика в Кавказском регионе в оценке русских консерваторов: конец XIX - начало XX веков // Научный диалог. 2018. № 6. С. 127-129.
32 Там же. С. 135-137.
безусловно несла региону благо, но при этом власти обязаны внимательно учитывать местное религиозное и этнокультурное многообразие33. Кэтим оценкам присоединялся и С.Н. Кривенко в своих очерках о Южном Кавказе за 1894 г. Разгоревшиеся в 1905-1906 гг. этноконфессиональные конфликты, в первую очередь, армяно-азербайджанский, оказались восприняты либералами как показатель неудачности правительственного курса34.
Мусульманские интеллектуалы Кавказа 1870-1890-х гг., к числу наиболее известных из которых можно причислить Мирзу Фатали Ахундова, Хасан-бека Зардаби и Сеид Азима Ширвани, являлись сторонниками духовного возрождения уммы путем реформирования традиционных институтов ислама, секуляризации образования, перевода тюркского (азербайджанского) языка на латиницу и широкой эмансипации35. Как и Исмаил-бей Гаспринский, усиление собственной культуры в их представлении не носило прямого антагонизма по отношению к России. Скорее наоборот, вестернизация с «восточным оттенком» должна была способствовать более гармоничному вживлению мусульман Кавказа в общеимперское пространство, одновременно спасая их от участи культурной русификации и потери собственной этнорелигиозной идентичности. Это позволяло многим из кавказско-мусульманских реформистов находить общий язык с либеральными представителями наместничества36.
Таким образом, появляется возможность убедиться в том, что дискурс управления Кавказом и Центральной Азией в российской общественной мысли XIX — начала XX вв., хотя и являлся в определенной степени многогранным и противоречивым, тем не менее базировался на единых установках. Они состояли в том, что имперское правительство, в
33 Crews R. For Prophet and Tsar: Islam and Empire in Russia and Central Asia. Harvard, 2006. P. 184-192.
34 Smith M. The Russian Revolution as National Revolution: Tragic Deaths and Rituals of Remembrance in Muslim Azerbaijan (1907-1920) // Jahrbii cher fu r Geschichte Osteuropas. Neue Folge. 2001. Bd. 49. H. 3. P. 367-368.
35 Batur-Vander Lippe P., Vander Lippe J.M. Young Ottomans and Jadidists: Past Discourse and the Continuity of Debates in Turkey, the Caucasus and Central Asia // Turkish Studies Association Bulletin. 1994. Vol. 18. No. 2. P. 69-71.
36 Ibid. P. 71-72.
представлении русской и мусульманской интеллигенции, постепенно, но верно переходило от невмешательства в дела региона к его планомерному инкорпорированию сначала в административные и правовые структуры империи, а затем — к культурной русификации. При этом процесс мог затянуться на долгие десятилетия, как в случае с Центральной Азией. Однако, главным аспектом здесь продолжала оставаться динамика развития, и она довольно быстро росла.
ЛИТЕРАТУРА:
Иванов А.А. Экономическая политика в Кавказском регионе в оценке русских консерваторов: конец XIX — начало XX веков // Научный диалог. 2018. № 6. 124-142.
Котов А.Э. Экономическая политика в Кавказском регионе, Сибири и Средней Азии глазами русских консерваторов: 1894-1899 гг. // Современная наука: актуальные проблемы теории и практики. Серия: гуманитарные науки. 2018. № 9. 16-20.
Batur-Vander Lippe P., Vander Lippe J.M. Young Ottomans and Jadidists: Past Discourse and the Continuity of Debates in Turkey, the Caucasus and Central Asia // Turkish Studies Association Bulletin. 1994. Vol. 18. No. 2. P. 59-81.
Becker S. The Muslim East in Nineteenth Century Russian Popular Historiography // Central Asian Survey. 1986. Vol. 5. No. 3/4. P. 25-47.
Brower D.R. Turkestan. In: Brower D.R., Lazzerini E.J. (eds.) Russia's Orient: Imperial Borderlands and Peoples, 1700-1917. Bloomington: Indiana University Press, 1997. P. 115-138.
Crews R. For Prophet and Tsar: Islam and Empire in Russia and Central Asia. Harvard: Harvard University Press, 2006. 480 p.
Darabadi P. Geopolitical Rivalry in the Caucasus in the Early 20th Century (a Geohistorical Essay) // Caucasus and Globalization. 2006. Vol. 1. P.169-180.
Devlet N. Ismail Bey Gaspirali. Ankara: Toluhan, 1988. 147 p.
Hofmeister U. Civilization and Russification in Tsarist Central Asia, 1860-1917 // Journal of World History. 2016. Vol. 27. No. 3. P. 411-442.
Knight N. Grigor'ev in Orenburg, 1851-1862: Russian Orientalism in the Service of Empire? // Slavic Review. 2000. Vol. 59. No. 1. P. 74-100.
MacKenzie D. Turkestan's Significance to Russia (1850-1917) // Russian Review. 1974. Vol. 33. No. 2. P. 167-188.
Maiorova O. From the Shadow of Empire: Defining the Russian Empire through Cultural Mythology, 1855-1870. Madison: University of Wisconsin Press, 2010. 277 p.
Mamedov M. From Civilizing Mission to Defensive Frontier: The Russian Empire's Changing Views of the Caucasus (1801-1864) // Russian History. 2014. Vol. 41. No. 2. P. 142-162.
Martinsen D.A. (ed.) Literary Journals in Imperial Russia. Cambridge: Cambridge University Press, 1997. 284 p.
Olcott M.B. The Emergence of National Identity in Kazakhstan // Canadian Journal of History. 1981. Vol. 15. No. 8. P. 285-300.
Ortayli I. Reports and Considerations of Ismail Bey Gasprinskii in «Tercuman» on Central Asia // Cahiers du Monde russe et soviétique. En asie centrale soviétique: Ethnies, nations, états. 1991. Vol. 32. No. 1. P. 43-46.
Raeff M. Patterns of Russian Imperial Policy toward the Nationalities. In: Allworth E. (ed.) Soviet Nationalities Problems. New York: Columbia University Press, 1971. P. 22-42.
Smith M. The Russian Revolution as National Revolution: Tragic Deaths and Rituals of Remembrance in Muslim Azerbaijan (1907-1920) // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. Neue Folge. 2001. Bd. 49. H. 3. P. 363-388.
Sunderland W. The «Colonization Question»: Visions of Colonization in Late Imperial Russia // Jahrbücher fu Geschichte Osteuropas, Neue Folge. 2000. Bd. 48. H. 2. P. 210-232.
Swietochowski T. Russia and Azerbaijan: Borderland in Transition. New York: Columbia University Press, 1995. 289 p.
Thaden E. Conservative Nationalism in Nineteenth-Century Russia. Seattle: University of Washington Press, 1964. 271 p.
Walsh W.B. The Imperial Russian General Staff and India // Russian Review. 1957. Vol. 16. No. 2. P. 53-58.
REFERENCES:
Batur-Vander Lippe P., Vander Lippe J.M. Young Ottomans and Jadidists: Past Discourse and the Continuity of Debates in Turkey, the Caucasus and Central Asia. Turkish Studies Association Bulletin. 1994, vol. 18, no. 2, pp. 59-81.
Becker S. The Muslim East in Nineteenth Century Russian Popular Historiography. Central Asian Survey. 1986, vol. 5, no. 3/4, pp. 25-47.
Brower D.R. Turkestan. In: Brower D.R., Lazzerini E.J. (eds.) Russia's Orient: Imperial Borderlands and Peoples, 1700-1917. Bloomington, Indiana University Press, 1997, pp. 115-138.
Crews R. For Prophet and Tsar: Islam and Empire in Russia and Central Asia. Harvard, Harvard University Press, 2006, 480 p.
Darabadi P. Geopolitical Rivalry in the Caucasus in the Early 20th Century (a Geohistorical Essay). Caucasus and Globalization. 2006, vol. 1, pp. 169-180.
Devlet N. Ismail Bey Gaspirali. Ankara, Toluhan, 1988, 147 p.
Hofmeister U. Civilization and Russification in Tsarist Central Asia, 1860-1917. Journal of World History. 2016, vol. 27, no. 3, pp. 411-442.
Ivanov A.A. Ekonomicheskaya politika v Kavkazskom regione v otsenke russkikh konservatorov: konets XIX - nachalo XX vekov. Nauchnyi dialog. 2018, no 6, pp. 124-142. (In Russian).
Knight N. Grigor'ev in Orenburg, 1851-1862: Russian Orientalism in the Service of Empire? Slavic Review. 2000, vol. 59, no. 1, pp. 74-100.
Kotov A.E. Ekonomicheskaya politika v Kavkazskom regione, Sibiri i Srednei Azii glazami russkikh konservatorov: 1894-1899 gg. Sovremennaya
nauka: aktual'nye problemy teorii i praktiki. Seriya: gumanitarnye nauki. 2018, no 9, pp. 16-20. (In Russian).
MacKenzie D. Turkestan's Significance to Russia (1850-1917). Russian Review. 1974, vol. 33, no. 2, pp. 167-188.
Maiorova O. From the Shadow of Empire: Defining the Russian Empire through Cultural Mythology, 1855-1870. Madison, University of Wisconsin Press, 2010, 277 p.
Mamedov M. From Civilizing Mission to Defensive Frontier: The Russian Empire's Changing Views of the Caucasus (1801-1864). Russian History. 2014, vol. 41, no. 2, pp. 142-162.
Martinsen D.A. (ed.) Literary Journals in Imperial Russia. Cambridge, Cambridge University Press, 1997, 284 p.
Olcott M.B. The Emergence of National Identity in Kazakhstan. Canadian Journal of History. 1981, vol. 15, no. 8, pp. 285-300.
Ortayli I. Reports and Considerations of Ismail Bey Gasprinskii in «Tercuman» on Central Asia. Cahiers du Monde russe et soviétique. En asie centrale soviétique: Ethnies, nations, états. 1991, vol. 32, no. 1, pp. 43-46.
Raeff M. Patterns of Russian Imperial Policy toward the Nationalities. In: Allworth E. (ed.) Soviet Nationalities Problems. New York, Columbia University Press, 1971, pp. 22-42.
Smith M. The Russian Revolution as National Revolution: Tragic Deaths and Rituals of Remembrance in Muslim Azerbaijan (1907-1920). Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. Neue Folge. 2001, bd. 49, h. 3, pp. 363-388.
Sunderland W. The «Colonization Question»: Visions of Colonization in Late Imperial Russia. Jahrbucher fu Geschichte Osteuropas, Neue Folge. 2000, bd. 48, h. 2, pp. 210-232.
Swietochowski T. Russia and Azerbaijan: Borderland in Transition. New York, Columbia University Press, 1995, 289 p.
Thaden E. Conservative Nationalism in Nineteenth-Century Russia. Seattle, University of Washington Press, 1964, 271 p.
Walsh W.B. The Imperial Russian General Staff and India. Russian Review. 1957, vol. 16, no. 2, pp. 53-58.
Discourse of the Governance in Caucasus and Central Asia in Russian Public Thought in the 19th - early 20th
century
Y.S. Abdullaev
This article is devoted to the analysis of evolution of the discourse of governance in the Caucasus and Central Asia in Russian public thought in the 19th - early 20th centuries. The object of the study was a set of narratives created by representatives of various socio-political views: conditional «liberals», «conservatives» and the local national elite. The text shows how
various actors interpreted the imperial practices of power in the southeastern okrainy of Russia, and how they articulated their political position towards officials in St. Petersburg. This study was mainly based on the Anglo-American research and scholar tradition. The author comes to the conclusion that most of the Russian and Muslim intellectuals, regardless of their political position, clearly identified and fixed the tendencies of the Center to intensify the course on administrative integration and, subsequently, the cultural Russification of the Caucasus and Central Asia.
Keywords: management of national outskirts; Russian public thought; Caucasus; Central Asia; Ismail Bey Gasprinsky; jadidism; Russification; integration; discourse.
