CC BY
43
2ЛСВ конкретизирован семой «домой», а 6ЛСВ образован на базе 4ЛСВ и имеет положительный оттенок значения «привести в состояние нервного подъема». Таким образом, тип полисемии в семантической структуре данного композита совмещенный -радиально-цепочечный.
Итак, приведенные выше примеры доказывают, что явление полисемии имеет место среди отглагольных композит как русского, так и немецкого языков. Оно характеризуется разнообразием семантических связей внутри ЛСВ. Все переносные ЛСВ отглагольных композит обязаны своим происхождением в основном метафорическому, метонимическому и функциональному видам переноса, из которых преобладает последний.
Особо обращает на себя внимание распространенность и характерность данного явления для заявленных языков. В русском языке многозначные композиты составляют всего 2% от общего количества композит в составе глагольных гнезд [5, с. 104] и представлены они в большинстве своем такими частями речи, как существительными и прилагательными. Многозначных глаголов-композит и наречий-композит нами не зафиксировано. В немецком же языке, напротив, данные части речи не менее распространены, чем сложные существитель-
Библиографический список
ные и прилагательные. Выявленный нами в словарях фрагмент отглагольных композит немецкого языка уже позволяет назвать среди полисемантичных глаголов и наречий такие как glattmachen (3ЛСВ), hangenlassen (3ЛСВ), hochbпngen (6ЛСВ), hochfahren (4лСВ), hochgehen (5ЛСВ) и другие; hellhбrig (зЛСв), hochgespannt (3ЛСВ), grosskariert (2ЛСВ) и другие. Кроме того заметим, что стилистически композиты немецкого языка более окрашены. Сфера их употребления широка и разнообразна. Среди прочих стилистических помет можно встретить разг., быт., воен., бокс, горн., ж-д. и другие. При этом помета разг. наиболее распространена. Композиты же русского языка в большинстве своем активны лишь в научном стиле, а именно в области терминологии и только небольшое количество композит-деминутивов вошло в повседневную речь людей, например: самоварчик, самогончик, самоварец, самоваришко, паровозиш-ко и другие [5, с. 47].
Таким образом, явление многозначности отглагольных композит более характерно, распространено и развито в немецком языке. Оно представлено большим разнообразием частеречной отнесенности и стилистической окрашенности композит, в отличие от аналогичного явления в русском языке.
1. Степанова, М.Д. Словообразование современного немецкого языка. - М., 1953.
2. Современный русский язык. Теория. Анализ языковых единиц: учебник для студентов высших учебных заведений: в 2 ч. / Е.И. Диброва,
Л.Л. Касаткин [и др.] - М., 2001. - Ч 1.
3. Кикинежди, Т.Г. Особенности формирования полисемии сложных существительных. - Владивосток, 1990.
4. Мешков, О.Д. О композитном значении // Слово в грамматике и словаре. - М., 1984.
5. Чурилова, Н.А. Композиты в составе русских глагольных гнезд: механизмы слово- и семообразования: дис. ...канд. филол. наук. -
Арзамас, 2005.
6. Немецко-русский (основной) словарь / К. Лейн, Д.Г. Мальцева. - М., 1993.
7. Большой немецко-русский словарь: в 3 т. / Е.И. Лепинг, Н.П. Страхова; под общ. ред. О.М. Москальской. - М., 2001.
Bibliography
1. Stepanova, M.D. Slovoobrazovanie sovremennogo nemeckogo yazihka. - M., 1953.
2. Sovremennihyj russkiyj yazihk. Teoriya. Analiz yazihkovihkh edinic: uchebnik dlya studentov vihsshikh uchebnihkh zavedeniyj: v 2 ch. / E.I. Dibrova, L.L. Kasatkin [i dr.] - M., 2001. - Ch 1.
3. Kikinezhdi, T.G. Osobennosti formirovaniya polisemii slozhnihkh suthestviteljnihkh. - Vladivostok, 1990.
4. Meshkov, O.D. O kompozitnom znachenii // Slovo v grammatike i slovare. - M., 1984.
5. Churilova, N.A. Kompozitih v sostave russkikh glagoljnihkh gnezd: mekhanizmih slovo- i semoobrazovaniya: dis. ...kand. filol. nauk. - Arzamas,
2005.
6. Nemecko-russkiyj (osnovnoyj) slovarj / K. Leyjn, D.G. Maljceva. - M., 1993.
7. Boljshoyj nemecko-russkiyj slovarj: v 3 t. / E.I. Leping, N.P. Strakhova; pod obth. red. O.M. Moskaljskoyj. - M., 2001.
Статья поступила в редакцию 01.03.12
УДК 81'27
Beletskiy S.B., Kulikova L. V PATERNALISTICAL DISCOURSE THROUGH LINGUISTICS. In this article we present the model of communicative paternalism as sequences of actions in interpersonal communication. The communicative paternalism is viewed as discourse and is described through its macro- and micro discursive practices.
Key words: paternalism, interpersonal communication, discourse, discursive practices.
Л.В. Куликова, д-р филол. наук, директор Института филологии и языковой коммуникации Сибирского федерального университета, E-mail: [email protected]; С.Б. Белецкий, канд. филол. наук, ст. преподаватель каф. лингвистики и межкультурной коммуникации Сибирского федерального университета, E-mail: [email protected].
ДИСКУРС ПАТЕРНАЛИСТСКИХ ОТНОШЕНИЙ В ЛИНГВИСТИЧЕСКОМ АСПЕКТЕ
В статье представлена концепция коммуникативного патернализма как явления опеки и покровительства в межличностной коммуникации. При этом коммуникативный патернализм моделируется как дискурс и описывается через макро- и микродискурсивные практики.
Ключевые слова: патернализм, межличностная коммуникация, дискурс, дискурсивные практики.
Проблематика отношений опеки и покровительства обсуждается в гуманитарной науке давно, однако до недавнего времени лингвистика оставалась в стороне от дискуссий о патернализме. В связи со все более нарастающим пониманием социального взаимодействия как набора коммуникативных/дискурсивных практик данная проблематика может рассматриваться с точки зрения ее коммуникативно-языковой реализации, т.е. с позиций коммуникативной лингвистики. Указанный подход стал основой коммуникативно ориентированного исследования яв-
ления патернализма, о результатах которого пойдет речь в настоящей статье.
Проблематика патернализма начала разрабатываться в исторической науке в связи с исследованием одной из форм социальной организации в Древнем Риме, которая получила название «патернализм». Традиционно под патернализмом (от лат. pater «отец») понимаются отношения между главой семейной группы (лат. pater familia) и чужаком (лат. client), которого в эту группу принимали. Интерес исследователей этот тип отношений вызвал своей амбивалентностью: с одной стороны, кли-
ент был подобен рабу, с другой - близкому родственнику хозяина. Особенность поддержания такого статуса заключалась в том, что патрон нес моральную ответственность за благополучие клиента, а клиент платил ему безграничной преданностью (С.Н. Айзенштадт, М.Н. Афанасьев, Э. Гиббон, Т. Моммзен, Н.П. Павлов-Сильванский и др.). Иными словами, клиент обменивал лояльность на покровительство, а патрон - покровительство на лояльность. В специальной литературе такие отношения называются также патрон-клиентными (или клиентелярны-ми). Изучение патрон-клиентных отношений в общетеоретическом аспекте актуально по сей день, поскольку они характерны и для современных обществ.
Концепт патрон-клиентных отношений оставался прерогативой историков до середины 20 в. После выхода в свет в 60-х гг. 20 в. работы Эйзенштата и Ронигера [1] термин «патернализм» постепенно получил распространение и в других социальных науках. В своей работе социологи показали, что концепция патернализма применима к анализу не только традиционных, но и современных обществ, которым отнюдь не чужды архаичные принципы регулирования социальных отношений. Взяв на вооружение термин, представители различных социальных наук наполнили его своим специфическим содержанием и тем самым обнаружили многогранность явления опеки и покровительства как принципа социальной организации. Этот принцип в том или ином аспекте был описан в теории трудовых отношений, политологии, психологии, экономике, международных отношениях. Наиболее разработанную концепцию, предлагающую не только узкоспециальную, но и в целом операционализируе-мую терминами других наук трактовку патернализма, выдвигает философия права (Дж. Милль, Дж. Фейнберг, Г. Дворкин), для которой отправной точкой является понимание патернализма как вмешательства государства или отдельного индивида в дела другого из соображений благополучия последнего или избавления его от какой-либо опасности, но вопреки его воле» [2] (перевод авт.).
Факт широкого спектра действия принципа «патернализм» позволил нам предположить его функционирование и в сфере межличностной коммуникации. Как показал анализ литературы, лингвистически и коммуникативно ориентированные исследования патернализма представлены лишь в одном направлении исследований - теории медицинской коммуникации (Anderson, Apel, Bensing/Dulmen van/Tates, Birkner, Boothe, Duncan, Flader/ Koerfer, Greenhalgh/Roob/Scambler, Kampits, Koerfer, Labov/ Fanshel, Meerwein). В ней патернализм определяется как одна из моделей коммуникативного взаимодействия врача и пациента, характеризующаяся минимальной степенью автономности пациента в вопросах выбора методов лечения [3, p. 202]. При этом центральное понятие автономии исследователи заимствуют из философско-правовой концепции патернализма, где под автономией понимается способность человека принимать разумные, взвешенные решения, а также возможность самостоятельно действовать [4, p. 46]. Такая интеракционистская установка противостоит более делиберативным (предполагающим большую степень автономии пациента) моделям, каждая из которых предполагает определенный, преструктурированный формат коммуникативного взаимодействия. Для патерналистской модели характерным является отклонение от т.н. принципа диалогической симметрии, т.е. отсутствие у пациента принципиальной возможности принимать равное с врачом участие в диалоге и обсуждать значимые для себя, а не только для врача темы.
В качестве примера патерналистской медицинской консультации приведем транскрипт из работы [5], в котором пациент весьма преклонного возраста говорит врачу, что хотел бы совершить операцию. Врач не считает операцию необходимой и обходится с желанием пациента весьма «патерналистично».
Пример 1. meinen sie gar nicht
01 A: wissen sie es ist bei ihnen am herzen nicht so ganz\
02 und die narkosekollegen sagen natMlich mit recht wenn
03 es nicht sein muss warum denn
04 P: <<erschrocken> ja meinen sie gar nicht>
05 A: und der stuhlgang der klappt ja
06 P: ja ja ja
В данном эпизоде магистральные коммуникативные процессы медицинской интеракции: информирование, поиск решения (выбор метода лечения) и взятия на себя ответственности за
выбор, характеризуются ролевой асимметрией. Во-первых, информирование протекает в одностороннем порядке: врач (A от нем. «Arzt») не учитывает мнение пациента (P от нем. «Patient») при принятии решения о непроведении операции. При этом он не считает нужным аргументировать свою позицию. Он лишь ссылается на мнение врачей-наркологов, исключая тем самым возможность обсудить вопрос еще раз в силу отсутствия наркологов в момент разговора. Попытка пациента продолжить обсуждение сразу же пресекается введением новой темы (05). Во-вторых, поскольку тема проведения операции не получает дальнейшего развития, то и обсуждение методов лечения (процесс поиска решения) опускается по воле врача. В-третьих, в результате этого врач берет на себя ответственность за последствия отказа от проведения операции.
В целом модель коммуникативного взаимодействия врача и пациента как теоретический конструкт представляет собой конгломерат ряда интеракционистских установок (взаимные представления врача и пациента о профессиональных обязанностях врача, автономии пациента, характере информирования и т.п.), определяющих выбор врачом и пациентом тех или иных коммуникативных практик. Трактовка патернализма как одной из таких моделей неизбежно сужает его понимание как явления коммуникативного порядка, однако является отправной точкой для наших дальнейших рассуждений.
Разделяемое врачом и пациентом понимание того, насколько пациент может быть вовлечен в процесс принятия решения
о методах своего лечения, определяет систему коммуникативных координат в кабинете врача и вместе с тем глубину теоретической проработки вопроса коммуникативного патернализма в рамках теории медицинской коммуникации. Для рассмотрения этого вопроса в более широком контексте - в контексте теории не сугубо медицинской, а в целом межличностной коммуникации - следует задаться вопросом о том, какая роль отведена автономии в механизмах построения и поддержания интеракции. Мерой какой релевантной с точки зрения построения и поддержания интеракции величины является автономия? Ответ на этот вопрос нам помогает найти более детальное знакомство с философско-правовой концепцией патернализма и широко известной в социальных науках теорией социальной атрибуции М. Хьюстона и Й. Ясперса.
В философии права патернализм предстает проникновением в автономию другого. Поводом для такого проникновения является его кажущаяся или наличествующая иррациональность [6, p. 109], т.е. выражение «находящегося за пределами разума, алогического или неинтеллектуального, несоизмеримого с рациональным или даже противоречащего ему, мышления» [7, c. 1333]. Привлекая к рассмотрению, кроме понятия автономии, еще и понятие иррациональности мы легко переходим к надкон-текстному пониманию коммуникативного патернализма и считаем таковым специфический способ коммуникативной обработки иррациональности одного субъекта общения другим, предполагающий полное или частичное проникновение в его автономию. При этом категорию иррациональности из общепонятийной мы переводим в лингворазрядную через теорию социальной атрибуции М. Хьюстона и Й. Ясперса, в рамках которой мы можем интерпретировать ее как атрибут какой-либо социальной группы (например, в формулировке «молодо - зелено» утверждается иррациональность группы «молодежь»). Получив статус социального атрибута, она, в свою очередь, может быть подвергнута детальному лингвистическому анализу в рамках модели социальной категоризации разработанной немецким ученым Х. Хаузендорфом [8]. Таким образом, в фокусе нашего исследования оказывается атрибутируемая (или приписываемая) субъекту общения иррациональность и способы ее нивелирования.
В качестве эмпирической базы исследования мы выбрали корпус транскриптов аудиозаписей собеседований при приеме на работу между восточными и западными немцами, сделанных в начале 90-х гг. 20 в. Выбор материала был определен предположением о том, что в институциональном общении патернализм будет четко «проступать» на фоне конвенций довольно жестко структурированного коммуникативного жанра. Кроме этого, в данном корпусе вероятность патерналистской коммуникации показалась нам потенциально высокой, поскольку, как показало исследование [9], выполненное на материале этого корпуса, западные немцы в собеседованиях были склонны оценивать восточных как «непрофессиональных» участников дискур-
са, поскольку последние зачастую обнаруживали незнание конвенций западнонемецкого коммуникативного жанра «собеседование». Такая дефицитарная атрибуция соответствует нашему пониманию иррациональности, лежащей в основе патерналистского взаимодействия. В качестве дополнительного материала мы привлекли текстовый материал повседневного городского дискурса (объявления в общественных местах, общественные указатели, упаковки табачной и алкогольной продукции), отдельные коммуникативные эпизоды из исследований медицинской и педагогической коммуникации, а также рефлексивные данные: записи реалити-шоу, художественных фильмов и телеспектакля.
При анализе данных, казалось бы, разных по своей природе интеракций выяснилось, что всем им присущ один и тот же (ритуальный) порядок организации [10]. Иными словами, все они ориентированы на некий образец, шаблон организации «патерналистского» коммуникативного взаимодействия, как на макро, так и на микроуровне, как в ходе непосредственного, так и в ходе компьютерно-опосредованного общения, как в случае аутентичного, так и в случае рефлексивного материала. Однако этот образец не позволяет описать себя ни как одна и та же -пусть даже допускающая вариации - последовательность коммуникативных действий, ни как одна и та же цепочка лингвистических структур или герменевтических процедур, необходимых со стороны читателя для совершения интеракционного хода в базирующейся на письме коммуникации, ни как какая-либо категория лингвистического анализа вообще. На какую бы категорию или их комбинацию мы не замыкали моделирование этого образца, он не позволял себя описать последовательно для каждого из типов анализируемых интеракций. Дело в том, что, будучи детерминантом конкретного коммуникативного взаимодействия, патернализм не перестает быть принципом структурирования социального взаимодействия в целом. А это его свойство может быть учтено лишь в рамках такого аналитического подхода, который был бы ориентирован не столько на объяснение коммуникативно-языковой реальности, сколько социальной реальности в целом через призму коммуникации. В качестве такого подхода мы выбрали конструктивистски ориентированную теорию дискурса Э. Лакло и Ш. Муфф, которая дала нам ключ к последовательному описанию коммуникативно-языкового измерения явления патернализма. Этим ключом стало понятие дискурсивной практики.
М.Л. Макаров определяет дискурсивную практику как повседневную практику отдельного индивида, выступающую предметом анализа культурного антрополога [11, с. 227-228]. Под дискурсивной практикой М.В. Йоргенсен и Л. Филлипс понимают метод производства и потребления текста, который, являясь формой более широкой социальной практики, вносит вклад в конституирование социального мира [12].
Понятие дискурсивной практики применяется нами для описания процессов структурирования как отдельного патерналистского коммуникативного события (микродискурсивная практика), так и самоорганизации дискурса в целом (макродискурсив-ная практика).
Дискурс патерналистских отношений моделируется нами через следующие макродискурсивные практики:
- атрибуция иррациональности субъекту общения посредством актуализации ее симптомов;
- дискурсивная обработка атрибутированной иррациональности;
- конструирование статуса дискурса патерналистских отношений как состоявшегося или опровергнутого.
Каждый отдельный эпизод патерналистской коммуникации конституи-руется набором микродискурсивных практик. Нам удалось выявить следую-щие микродискурсивные практики дискурса патерналистских отношений:
- переосмысление источника коммуникативной проблемы как симптома иррациональности путем а) повторения части источника проблемы; б) перефразирования источника проблемы; в) резюмирования фрагмента коммуникации, содержащего источник проблемы; г) непосредственного введения проблемного компонента;
- атрибуция иррациональности субъекту общения путем а) упоминания; б) подчеркивания; в) разъяснения;
- коммуникативная/дискурсивная обработка иррациональности субъекта общения путем: а) объяснения; б) раскрытия значений; в) трансфера знаний; г) запроса на разъяснение; д) предоставления вариантов понимания; е) запрета; ж) рефлек-
сии; з) помещения проблемного компонента коммуникации за границы рационального;
- конструирование статуса дискурса патерналистских отношений путем а) ратификации его как состоявшегося; б) оспаривания значений его узловых точек другими дискурсами.
Мы выделяем данные процессы условно и в условной последовательности. Какие-то из них могут вовсе не наблюдаться, порядок следования других будет иным, или же два и более процессов при понимании их как серии коммуникативных действий могут протекать одновременно, т.е. иметь один и тот же материальный, языковой, субстрат. Кроме этого, в живой коммуникации для отдельного процесса сложно установить адресата и адресанта, поскольку вербальное взаимодействие интерсубъективно по своей природе. Мы рассматриваем эти категории как условные. Для нас важным является идентификация данных процессов как таковых с целью описания патерналистского взаимодействия как коммуникативного феномена в целом.
Проиллюстрируем процессуальный характер патерналистского взаимодействия на примере транскрипта отрывка одной из серий первого сезона реалити-шоу «Big Brother», выходившего в эфир в Германии в 2000 г.
Пример 14. des MUSS=te nochmal NEU machen
01 kom: verena kommt dazu
02 sab: haste geSEHN
03 ver: mArion naDIN isch ve^CHte euch? ((lacht))
04 kom: andrea kommt dazu
05 ver: mArion=n naDIN ich ve^CHte euch
06 jьr: macht mich NICH bekloppt
-> 07 ver: ((lacht)) [naDIN wird das hinten nich mit e дh E
-> 08 adr: [()
09 ver: noch geschrieben?
10 jьr: =jaJA
11 adr: ja KLAR [naDIne
12 jьr: [die=s so DOOF
-> 13 adr: haja des MUSS=te nochmal NEU machen
14 sab: ((schreit [erschreckt))
15 adr: [naDINe schreibt man mit E am ende
16 sab: ach das SIEHT man [doch nich ((...))
В данном коммуникативном эпизоде участники обсуждают надпись, сделанную Сабриной (sab) красками на спине Юргена ^ьг). Сабрина допустила в надписи две орфографических ошибки. В данном отрывке участники обсуждают первую. После шутки по поводу содержания надписи (02-03, 05-06) Верена (ver) имплицитно актуализирует симптом иррациональности Сабрины, привлекая внимание к орфографической ошибке (naDIN wird das hinten nich mit e дЬ| E noch geschrieben). Актуализация симптома иррациональности (в данном случае незнание правил орфографии) является ликоугрожающим действием (в терминологии И. Гоффмана). С целью минимизации угрозы социальному лицу Сабрины Верена оформляет свой коммуникативный вклад максимально нейтрально с точки зрения лексического наполнения и интеракционного исполнения - в форме вопроса в страдательном залоге без референции к автору надписи, предваряя его смехом как маркером непринужденного общения и отодвигая инициированную и проведенную другим репаратуру путем инициированной и проведенной самостоятельно репаратуры (e дЬ| E), тем самым давая Сабрине возможность морально подготовиться к наступлению ликоугрожающего действия. Использование страдательного залога позволяет ей привлечь внимание к проблеме, непосредственно не вторгаясь в автономию Сабрины, т.к. конструкции в страдательном залоге позволяют сохранять социальную дистанцию на вербальном уровне.
За этапом актуализации симптома иррациональности следует этап дискурсивной обработки иррациональности, под которой мы понимаем коммуникативные действия, направленные на решение коммуникативной проблемы и служащие продолжению актуального дискурса. Данный этап одновременно открывают Андреа (adr) и Юрген, чьи коммуникативные ходы накладываются, после чего Андреа отказывается от права слова в пользу Юргена. Юрген не просто выражает согласие с предложенным Вереной вариантом написания имени, а интерпретирует его как предложение исправить ошибку и соглашается с ним, о чем свидетельствуют факт редупликации междометия «ja» и интенсивная акцентуация на втором слоге фонетического слова «jaJA». Выражая солидарность с Вереной и Юргеном, Андрея принима-
ет на себя роль эксперта «по орфографии», поскольку она не просто выражает согласие с остальными участниками коммуникации (ja), а дает оценку их мнению (KLAR) и единственная из всех проговаривает верный вариант написания (naDIne). Андреа завершает этап дискурсивной обработки иррациональности Сабрины, эксплицируя необходимость исправить ошибку. При этом она вторгается в автономию Сабрины (13). В отличие от Верены, она оформляет свой коммуникативный вклад максимально эксплицитно в форме императива, усиливая эффект директивности фразовым ударением на слове «neu».
После того как этап дискурсивной обработки иррациональности субъекта общения завершен, открывается этап конструирования статуса дискурса патерналистских отношений (ратификация или опровержение). Субъект общения, которому была атрибутирована иррациональность и предложены варианты ее нивелирования, должен или подтвердить, или опровергнуть навязываемую ему роль дилетанта ратификацией или отклонением предыдущей коммуникации в качестве ресурса для дальнейшего развития коммуникативного взаимодействия. Сабрина не ратифицирует помощь со стороны остальных участников общения, имитируя вскриком испуг (14). Андреа настаивает на том, чтобы Сабрина исправила ошибку, но уже в более мягкой форме, т.к. из только что последовавшей реакции Сабрины она могла сделать вывод, что социальному лицу Сабрины был нанесен урон (имитация испуга должна была переключить внимание участников с персоны Сабрины на происходящее). Однако Сабрина снова отвергает коммуникативную помощь, ссылаясь на то, что ошибка практически не заметна (ach das SIEHT man doch nich).
Как актуализация симптомов иррациональности, так и их дискурсивная обработка происходят в интересах Сабрины. Участники едины во мнении, что если одна из адресатов надписи -Надин - прочитает свое имя, написанное с ошибкой, то социальное лицо Сабрины как автора надписи окажется в еще большей опасности, чем, если ей укажут на ошибку и предложат исправленный вариант. На основании этого мы рассматриваем данный коммуникативный эпизод как пример коммуникативного патернализма.
С позиций ролевого взаимодействия процесс актуализации симптомов иррациональности является основой конструирования ролевой пары «эксперт-дилетант». Экспертом становится тот, кто актуализирует симптом иррациональности (Верена), а также тот, кто предпринимает попытку его дискурсивной обработки (Андреа). Роль дилетанта в данном коммуникативном эпизоде отводится Сабрине помимо ее воли, о чем может свидетельствовать ее реакция на замечания о том, что ею была допущена ошибка (имитация испуга в строке 14) и попытка нивелировать ситуацию указанием на то, что ошибка практически не заметна (16). Иными словами, Сабрина не принимает навязываемую ей роль дилетанта и тем самым отнимает у Верены и Андреа статусы экспертов. Следует также заметить, что процессы актуализации симптома иррациональности и ее дискурсивной обработки в данном коммуникативном эпизоде совпадают.
Предлагаемая нами модель патерналистской коммуникации дает общее представление о коммуникативно-языковом характере данного явления. Проблематика патернализма как явления коммуникативного порядка предполагает многоаспектность его исследования. Одним из следующих этапов его изучения, на наш взгляд должен явиться межкультурный контекст его реализации, необходимость исследования которого была обозначена в рамках первой среди лингвистов конференции по проблематике патернализма, которая прошла 19-20 января 2012 г. при Венском университете (Paternalismus in der (sprachbezogenen) Erwachsenenbildung - Erkundungen eines migrations-gesellschaftlichen Herrschaftsverhaltnisses).
Приложение
Транскрипционные знаки [13]
Сегментная структура
слово [слово] наложение высказываний [слово]
= отсутствие паузы между высказываниями
Паузы
(.) микропауза (десятые доли секунды)
(-), (—), (—) короткие, средние, продолжительны пау-
зы от 0,25-0,75 с. до 1 с.
(2) оцениваемая пауза (указывается от 1с.)
(2.85) измеренная пауза (с десятичным значением)
Прочие сегментальные обозначения und=дh отсутствие паузы внутри высказывания
:, ::, ::: растягивание, удлинение (количество знаков
приблизительно показывает длину растягивания)
‘ гортанная смычка
Смех
so(h)o смех в момент говорения
Ьш1па, ЬюЬю, ЫЫ слоговый смех
((1асМ)) описание смеха
Сигналы приема
Ь|т, ja, пет, пее односложные сигналы
Ь|т=Ь|т, ja=a двусложные сигналы
nei=ein, пее=е ‘Ь|т'Ь|т
Ударение
amZENT
akzEnt
ak!ZENT!
Движение тона ?
с гортанной смычкой
главное ударение второстепенное ударение силовое ударение
высоко восходящая средне восходящая без изменений средне падающая глубоко падающая
Изменение громкости и скорости
<<f> >
<<ff> >
<<p> >
<<pp> >
<<all> >
<<len> >
<<dim> >
<<cresc> >
<<acc> >
<<rall> >
Вдох и выдох .h, .hh, .hhh тельность) h, hh, hhh тельность)
=forte, громко
=fortissimo, очень громко
=piano, тихо
=pianissimo, очень тихо
=аИедго, быстро
=1е^о, медленно
=diminuendo, становится тише
=crescento, становится громче
=accelerando, становится быстрее
=rallentando, становится медленнее
вдох (количество знаков показывает дли-выдох (количество знаков показывает дли-
Регистр высоты голоса
<<t> > низко
<<h> > высоко
Прочие знаки A: говорящий
((hustet)) <<hustend>
<<erstaunt>
( )
(слово)
al(s)o
(solche/welche) ((■■■)) емую в тексте
пара- и внеязыковые явления и события
> пара- и внеязыковые явления, сопровождающие говорение
> комментарий фрагмент речи неясен предполагаемое слово предполагаемый звук или слог предполагаемые варианты часть транскрипта опущена
указание на часть транскрипта, разбира-
Библиографический список
1. Eisenstadt, S.N. Patrons, clients and friends. Interpersonal rela-tions and the structure of trust in society / S.N. Eisenstadt, L. Roniger. -Cambridge, 1984.
2. Dworkin, G. Paternalism // The Stanford Encyclope-dia of Philosophy p/p]. - P/g: http://plato.stanford.edu/archives/win20 05/entries/paternalism/
3. Elwyn, G. Shared decision-making in primary care: The neglected second half of the consultation / G. Elwyn, A. Edwards, P. Kinnersley // British Journal of General Practice. - 1999.
4. Giesinger, J. Pgdagogischer Paternalismus. Eine ethische Rechtferti-gung: Dissertation zur Erlangung der Doktorwbrde. - St. Gallen, 2005.
5. Koerfer, A. Training und P^fung kommunikativer Kompetenz. Aus- und Fortbildungskonzepte zur grztlichen GesprAchsfchrung / A. Koerfer [u.a.] // Gesp^chsforschung. - 2008. - Nr. 9 [Э/р]. - Р/д: http://gespraechsforschung-ozs.de/heft2008/ag-koerfer.pdf.
6. Aaken van, A. Begrenzte Rationalist und Paternalismusgefahr: Das Prinzip des schonendsten Paternalismus // Paternalismus und Recht / Hrsg. von M. Anderheiden, P. B^kli, H.M. Heinig, S. Kirste, K. Seelmann. - ^bingen, 2006.
7. Большая советская энциклопедия / гл. ред. А.М. Прохоров. - М., 1972. - Т. 10.
8. Hausendorf, H. Kommunizierte Fremdheit: Zur Konversationsanalyse von Zugeh^rigkeitsdarstellungen // Kultur(en) im Gesp^ch / H. Kotthoff (Hrsg.). - ^bingen, 2002.
9. Birkner, K. Bewerbungsgesp^che mit Ost- und Westdeutschen: Eine kommunikative Gattung in Zeiten gesellschaftlichen Wandels. - ^bingen, 2001.
10. Goffman, E. Ordnung in der Interaktion // Sprachliche Interaktion / Hrsg. P. Auer. - ^bingen, 1999.
11. Макаров, М.Л. Лингвистическая антропология: очерк направления // Язык. Коммуникация. Культура: тенденции ХХ века: материалы международной конференции, посвященной 60-летнему юбилею факультета иностранных языков, 5-6 октября 2006 г. / Л.В. Куликова (отв. ред.). - Красноярск, 2007.
12. Йоргенсен, М.В. Дискурс-анализ. Теория и метод / М.В. Йоргенсен, Л. Дж. Филлипс / пер. с англ. - Х. 2008.
13. Selting, M. Gesp^chsanalytisches Transkriptionssystem / M. Selting [u.a.] // LB. - 1998. - Nr. 173.
Bibliography
1. Eisenstadt, S.N. Patrons, clients and friends. Interpersonal rela-tions and the structure of trust in society / S.N. Eisenstadt, L. Roniger. -Cambridge, 1984.
2. Dworkin, G. Paternalism // The Stanford Encyclope-dia of Philosophy [Eh/r]. - R/d: http://plato.stanford.edu/archives/win20 05/entries/ paternalism/
3. Elwyn, G. Shared decision-making in primary care: The neglected second half of the consultation / G. Elwyn, A. Edwards, P. Kinnersley // British Journal of General Practice. - 1999.
4. Giesinger, J. Padagogischer Paternalismus. Eine ethische Rechtferti-gung: Dissertation zur Erlangung der Doktorwurde. - St. Gallen, 2005.
5. Koerfer, A. Training und Prufung kommunikativer Kompetenz. Aus- und Fortbildungskonzepte zur arztlichen Gesprachsfuhrung / A. Koerfer [u.a.] // Gesprachsforschung. - 2008. - Nr. 9 [Eh/r]. - R/d: http://gespraechsforschung-ozs.de/heft2008/ag-koerfer.pdf.
6. Aaken van, A. Begrenzte Rationalitat und Paternalismusgefahr: Das Prinzip des schonendsten Paternalismus // Paternalismus und Recht / Hrsg. von M. Anderheiden, P. Burkli, H.M. Heinig, S. Kirste, K. Seelmann. - Tubingen, 2006.
7. Boljshaya sovetskaya ehnciklopediya / gl. red. A.M. Prokhorov. - M., 1972. - T. 10.
8. Hausendorf, H. Kommunizierte Fremdheit: Zur Konversationsanalyse von Zugehorigkeitsdarstellungen // Kultur(en) im Gesprach / H. Kotthoff (Hrsg.). - Tubingen, 2002.
9. Birkner, K. Bewerbungsgesprache mit Ost- und Westdeutschen: Eine kommunikative Gattung in Zeiten gesellschaftlichen Wandels. - Tubingen, 2001.
10. Goffman, E. Ordnung in der Interaktion // Sprachliche Interaktion / Hrsg. P. Auer. - Tubingen, 1999.
11. Makarov, M.L. Lingvisticheskaya antropologiya: ocherk napravleniya // Yazihk. Kommunikaciya. Kuljtura: tendencii KhKh veka: materialih mezhdunarodnoyj konferencii, posvyathennoyj 60-letnemu yubileyu fakuljteta inostrannihkh yazihkov, 5-6 oktyabrya 2006 g. / L.V. Kulikova (otv. red.). - Krasnoyarsk, 2007.
12. Yjorgensen, M.V. Diskurs-analiz. Teoriya i metod / M.V. Yjorgensen, L. Dzh. Fillips / per. s angl. - Kh. 2008.
13. Selting, M. Gesprachsanalytisches Transkriptionssystem / M. Selting [u.a.] // LB. - 1998. - Nr. 173.
Статья поступила в редакцию 27.02.12
УДК 811.161.1
Bredikhina E. V. FORMS OF PAST TENSES IN WRITINGS ON BIRCH BARKS. The research work deals thoroughly with a controversial issue of the presence of complex past tenses system in the Old Russian language. Relying on the analysis of aorist and imperfect authentic occurrences in writings on birch barks the author concludes that available language facts are unlikely to prove the theory about tense category “defectiveness” in the Old Russian language.
Key words: the Old Russian language, writings on birch barks, past tenses system, aorist, imperfect, tense category “defectiveness”.
Е.В. Бредихина, аспирант ВолГУ, г. Волгоград, E-mail: [email protected]
ПРЕТЕРИТАЛЬНЫЕ ФОРМЫ В ТЕКСТАХ БЕРЕСТЯНЫХ ГРАМОТ
В работе рассматривается дискуссионный вопрос о наличии в древнерусском языке развернутой подсистемы прошедших времен. На основе анализа достоверных случаев употребления аориста и имперфекта в берестяных грамотах автор делает вывод о том, что имеющиеся языковые факты вряд ли могут подтвердить теорию о «дефективности» категории времени в древнерусском языке.
Ключевые слова: древнерусский язык, берестяные грамоты, система прошедших времен, аорист, имперфект, «дефективность» категории времени.
Несмотря на более чем полувековые исследования языка берестяных грамот, многие вопросы, касающиеся начального этапа формирования литературного языка на Руси, продолжают оставаться нерешенными [1; 2; 3; 4; 5; 6]. Дискуссии вызывает характер сложного взаимодействия книжных и разговорных языковых явлений, не получивших еще достаточного научного описания [7; 8; 9; 2]. Особый интерес представляет употребление в берестяных грамотах простых претеритов, которые исследователи относят к элементам церковнославянского языка и отмечают их отсутствие в устном, живом языке восточных славян. Некоторые исследователи утверждают, что «наличие каких бы то ни было следов сложной системы прошедших времен как в истории восточнославянских языков..., так и на современном этапе их существования представляется принципиально недо-
казуемым. Отнесение действия в прошлое маркируется единственно формой на -л» [10, с. 29]. Таким образом, остается спорным вопрос о том, находит ли отражение в этих памятниках письменности так называемая «дефективность» категории времени древнерусского языка.
В научной литературе, посвященной истории изучения системы прошедших времен, традиционным считается признание существования в древнерусском языке развернутой системы прошедших времен, однако имеются две основные точки зрения на время утраты имперфекта и аориста, с одной стороны, и возникновение единой формы прошедшего времени, с другой.
Исследователи полагают, что ранее других, к началу XII в., в русском языке была утрачена форма имперфекта [11]. Исчезновение аориста эти ученые относили к более позднему перио-
