CC BY
17
Общество: философия, история, культура. 2021. № 7. С. 41-45. Society: Philosophy, History, Culture. 2021. No. 7. P. 41-45.
Научная статья УДК 94(410).07
https://doi.org/10.24158/fik.2021.7.6
Дискурс о природе и границах королевского суверенитета в партии тори в 60-70-е гг. XVIII в.
Виктор Викторович Клочков
''Южный федеральный университет, Ростов-на-Дону, Россия, vicpeel@mail.ru, https://orcid.org/0000-0003-1850-6096
Аннотация. В статье рассматривается дискуссия о природе и границах королевского суверенитета, развернувшаяся в памфлетах, проповедях и торийской печати с приходом к власти в Великобритании Георга III. Выявляются и исследуются ключевые особенности данного дискурса и те изменения в конституционных воззрениях тори, которые стали очевидны в 60-70-е гг. XVIII в. Анализируются причины этих изменений и подчеркивается их тесная сваязь с политическими доктринами «старых тори», берущими свое начало в Славной революции 1688 г. Подчеркивается, что в исследуемый период у партии тори не существовало политической идеологии в строгом смысле слова, а на текущую политику влияли опасения относительно устойчивости английской конституции, связанные с событиями в североамериканских колониях Великобритании. Также систематизируются положения современной британской историографии и показывается обоснованность осторожных подходов сторонников критического направления к оценке торийской идентичности в исследуемый период. Указывается, что торизм 60-70-х гг. XVIII в. переосмысливает опыт «старых тори», сочетая традиционное уважение к королевской прерогативе с постепенным признанием прав и привилегий парламента.
Ключевые слова: британская конституция, партия тори, политический дискурс, границы суверенитета, политические памфлеты и проповеди, королевская прерогатива, права и привилегии парламента, политические доктрины «старых тори», торийская идентичность в годы правления Георга III, оценки ключевых аспектов торийской идентичности, современная британская историография и проблемы идентичности тори
Для цитирования: Клочков В.В. Дискурс о природе и границах королевского суверенитета в партии тори в 60-70-е гг. XVIII в. // Общество: философия, история, культура. 2021. № 7. С. 41-45. https://doi.org/10.24158/fik.2021.7.6.
Original article
Discourse on the inwardness and scope of Royal Sovereignty in the Tory Party in the 60s and 70s of the XVIII century
Victor V. Klochkov
Southern Federal University, Rostov-on-Don, Russia, vicpeel@mail.ru, https://orcid.org/0000-0003-1850-6096
Abstract. The paper examines the debate about the inwardness and scope of Royal Sovereignty that has unfolded in pamphlets, sermons and the Tory press since George III reign in Great Britain. The key features of this discourse and the changes in Tory constitutional beliefs that became evident in the 60s and 70s of the XVIII century are highlighted and explored. The reasons for these changes are analysed and their close connection with the political doctrines of the "Old Tories", which originated in the Glorious Revolution of 1688, is emphasized. During the period under study it is emphasised that the Tory Party had no political ideology in the strict sense, and that current policy was influenced by concerns about the sustainability of the English constitution associated with the events in the North American colonies of Great Britain. Furthermore, it systematizes contemporary British historiography and shows the validity of cautious approaches by supporters of the critical path to the assessment of Tory identity during the period under study. It is argued that the Toryism of the 60s and 70s of the XVIII century reinterprets the experience of the "old Tories" by combining the traditional respect for the royal prerogative with a gradual recognition of the rights and privileges of parliament.
Keywords: British constitution, Tory party, political discourse, boundaries of sovereignty, political pamphlets and sermons, royal prerogative, Parliamentary rights and privileges, "old Tory" political doctrines, Tory identity in the George III reign, assessments of key aspects of Tory identity, modern British historiography and Tory identity issues For citation: Klochkov V.V. Discourse on the inwardness and scope of Royal Sovereignty in the Tory Party in the 60s and 70s of the XVIII century.// Society: Phi-losophy, History, Culture. 2021. No. 7. P. 41-45. (In Russ.). https://doi.org/10.24158/fik.2021.7.6.
В Великобритании последней трети XVIII в. заметно оживляется политический дискурс, связанный с осмыслением природы политической власти и границ королевской прерогативы. В значительной степени это связано с тем, что с приходом к власти Георга III (1760-1820) тори, традиционно ощущавшие себя «министрами короны», несколько дистанцировались от крайних догматов непреложного наследственного права и неограниченной прерогативы, характерных для их предшественников в период от Славной революции 1688 г. до середины XVIII в. [1, с. 124]. Обычный для них акцент на консервативном характере Славной революции имел своим основанием то обстоятельство, что единственным реальным изменением, внесенным ею в конституционное устройство страны, стало то, что Вильгельм и Мария Оранские стали монархами не по божественному праву, а в результате утверждения в этом качестве парламентом. Тем не менее и в последней трети XVIII - начале XIX вв. вопросы о том, какие прерогативные полномочия корона сохранила за собой и каково ее отношение к парламенту, порождали серьезные споры. Особенно острыми они становились, когда дело доходило до обсуждения того, где и каким образом проходит граница между прерогативой монарха и полномочиями парламента, а также о том, как она фиксируется в английском праве (Constitution Established by Law).
Ниже будет показано, что этот дискурс способствовал развитию все более и более отчетливой торийской идентичности, концентрирующейся не на уникальной, а на интегральной роли монарха в конституционном устройстве Великобритании. Многие торийские авторы стремились показать, что отмеченные выше консервативные итоги Славной революции положили начало политической концепции, в соответствии с которой власть короны не должна существовать несвязанной. Следовательно, отказ от первоначальных представлений о произвольной и абсолютной монархической власти, характерных для так называемых «старых тори» в конце XVII в., в значительной степени позволил торийской идентичности модернизироваться в соответствии с актуальными политическими теориями последней трети XVIII - начала XIX в.
По мнению одного из наиболее авторитетных современных исследователей партии тори Д. Иствуда, в «Комментариях к законам Англии» (1765-1769) знаменитый английский правовед У. Блэкстоун «предложил по существу торийское прочтение истории Славной революции, отрицая, что изменение в линии наследования должно рассматриваться как эффективное подчинение короны парламенту и что оно включило какой-либо элемент народного суверенитета в конституцию» [2, p. 202]. Конечно, размышления У. Блэкстоуна о границах прерогативы и на рубеже XVIII-XIX вв. зачастую воспринимались предвзято, на что обратил внимание Дж. Кларк - один из основоположников критического направления в современной английской историографии проблемы [3, p. 186]. Тем не менее предложения Д. Иствуда и Дж. Кларка убедительно указывают на то, что в конце XVIII в. все еще сохранялась относительная неопределенность, касающаяся того, что на самом деле подразумевал идеал смешанного правительства и сбалансированной Конституции Великобритании. Как предположил Дж. Ганн, эта двусмысленность позволяла «старым тори» отстаивать идеи королевского превосходства и неограниченной монаршей прерогативы вплоть до начала правления Георга III [4, p. 308].
Вопрос о границах королевской прерогативы в рамках британского конституционного устройства в период правления третьего из «великолепных Георгов» был поднят в 1764 г. Тимоти Брекноком, адвокатом и ранее журналистом ньюкаслской газеты, в политическом эссе «Droit de le Roy» (право короля). Эта работа содержала пространное описание наследственных притязаний государя на престол, что не было чем-то необычным в свете династических разногласий между Стюартами и Ганноверами, которыми были отмечены царствования Георга I и Георга II. Однако характерно, что Т. Брекнок был озабочен не только обоснованием права Георга III на трон, но и утверждением еще одного его права - «на ту же абсолютную и суверенную королевскую власть над подданными этой нации, на которую до сих пор претендовали и которой пользовались его королевские предшественники, короли и королевы Англии». Главный аргумент Т. Брекнока основывался на консервативном представлении о том, что Яков II, сознавая свое нарушение англиканской коронационной клятвы (напомним, что королем Англии не может быть католик), отрекся от престола в 1688 г., а не был свергнут. Следовательно, как утверждал Т. Брекнок, «это царство не допускает никакого inter regnum». Корона просто перешла к следующему протестантскому преемнику «по законам королевства», а ее полномочия остались нетронутыми [5, p. 24].
Чтобы подкрепить свою позицию о том, что королевская прерогатива не была уменьшена Славной революцией, Т. Брекнок обратился к современной ему конституционной практике. По его мнению, «король содержал в себе всю полноту власти для утверждения и принятия законов, представленных палатами парламента; он обеспечивал жизнь наших законов,... жизнь нашего мира» [6, p. 27]. Представление о том, что власть короля принимать законы зависит от согласия парламента, лишь делает верхнюю и нижнюю палаты «партнерами суверенитета» в
«трехстороннем и скоординированном правительстве». Согласие парламента в данном контексте, подчеркивал Т. Брекнок, оставалось привилегией, и этот институт не осуществлял «согласованной и равной власти с суверенитетом королевской власти». Предполагать, что это так, значило бы игнорировать источник, из которого проистекала власть парламента. Т. Брекнок подчеркивает, что «власть, которой они (парламентарии - В.К.) обладают, находится изначально не в них самих, а исходит от королевских даров и милостей; они - просто уступки милости» [7, p. 32]. Это была, по существу, весьма консервативная и традиционалистская теория правления, которая продолжала постулировать модель монархической власти как основу, из которой производились свободы. Важно отметить, что Т. Брекнок решительно отвергал характерные для вигов (политических оппонентов тори) представления о том, что власть короны существует в пределах взаимно согласованных ограничений. В результате памфлет Т. Брекнока не только вызвал споры, но и был сожжен по приказу парламента. Интересно отметить, однако, что сам Т. Брекнок, разочарованный неудачей своего сочинения, вполне искренне полагал, что «Droit de le Roy» все же послужит амбициям Георга III.
Новый всплеск интереса к политическим теориям, различным образом обосновывающим природу королевской власти и границы монаршей прерогативы в британском политическом дискурсе, был спровоцирован восстанием североамериканских колоний против власти английского монарха. Примером такой полемики может служить дискуссия сторонника тори, известного религиозного писателя Уильяма Стивенса, и священника-вига Ричарда Уотсона. Сбалансированное конституционное устройство было главной презумпцией теории «конституционного равновесия», высказанной Р. Уотсоном. Именно ее атаковал У. Стивенс: он отвергал тезисы Р. Уотсона как «слабо сконструированные» и представляющие собой в полном соответствии с мнением римского историка Тацита «смесь, которая... неизбежно должна вызвать конвульсии и закончиться распадом политического тела». Более того, эта теория не была подкреплена английским правом, поскольку «по закону три сословия королевства - это лорды духовные, лорды светские и лорды общинные, причем король не является одним из трех сословий, но отличается от них и превосходит их» [8, p. 11]. В качестве доказательства У. Стивенс опирался на идиомы ритуалистической риторики, которые обозначали обязанность подданного перед государством: «служба нашей церкви», в которой молитвы о сохранении ссылались не на «три сословия, короля, лордов и общин, а на то, что они должны были исполнить». Точно так же в молитвах, читаемых во время парламентских заседаний, говорилось: «Верховный суд парламента собрался под началом нашего всемилостивейшего короля». Далее У. Стивенс пишет: «Мы не клянемся в верности и истинной преданности королю и двум палатам парламента, как наши верховные и суверенные лорды, и нет никакой измены парламенту; но мы клянемся в верности и истинной преданности королю, и его мы должны защищать изо всех сил». С этим последним доказательством У. Сти-венс переходит к обоснованию отказа от парламентского суверенитета. В самом деле, он продолжал утверждать, что тот факт, что палата общин и лорды присягали на верность монарху, свидетельствует о том, что они были «не суверенной властью», а только «согражданами», подчиненными верховной власти в государстве, королю [9, p. 14].
Современный исследователь Г. Дикинсон в данном контексте не без оснований утверждал, что в течение десятилетий, последовавших за Славной революцией, тори постепенно приняли парламент как непреодолимую, суверенную власть в государстве [10, p. 194]. Идея же королевского превосходства оставалась фундаментальной лишь для «старых тори». У. Стивенс был готов подчеркнуть монархический суверенитет ввиду событий в североамериканских колониях: в 1776 г. он отредактировал и переиздал работу Роджера Норта, озаглавленную «Рассуждение о конституции». По-видимому, его цель состояла в том, чтобы «показать общественности, как она увлекается абсурдными толкованиями конституции», и «снабдить ее несколькими рациональными принципами, касающимися природы гражданской власти... и положительных законов ее собственной страны» [цит. по: 11, с. 207].
Текст Р. Норта начинался с защиты доктрины «старых тори», изложенной в простых юридических терминах: «ничто не может оправдать сопротивление, кроме того, что будет равносильно справедливой и законной защите по обвинению в государственной измене». Это была конституционная максима, в соответствии с которой король не может сделать ничего плохого. Однако Р. Норт продолжал обосновывать необходимость абсолютного суверенитета, власти, которая, «где бы она ни находилась, является и должна быть неконтролируемой и непреодолимой». Эта идея была аксиомой, и Р. Норт был готов в своем эссе признать, что эта непреодолимая власть была заключена «в короне вместе с двумя палатами парламента, когда они были должным образом собраны... будучи тем, что называется законодательной властью, которую ни один подданный не должен оспаривать или сопротивляться» [12, p. 32]. Таким образом, формально Р. Норт признавал понятие парламентского суверенитета. Но соглашение между тремя
органами - королем, лордами и Палатой общин - на практике не было равноценным. Независимо от того, есть ли «законодательная власть или нет, всегда есть верховная власть, которая командует всеми силами в государстве», и этой властью была корона. Обе палаты парламента сохраняли «совместную власть» лишь благодаря праву ходатайствовать перед короной.
Р. Норт писал, что «парламент не претендовал на какую-либо надлежащую власть в правительстве». Только корона в рамках своей прерогативы «давала существование или свободу действий законам». Власть короны - это верховная власть, и именно против нее было направлено выступление североамериканских колоний [13, p. 64].
Следует заметить, что к началу 70-х гг. XVIII в. подданные английской короны в Северной Америке все больше склонялись к отказу от парламентского суверенитета, делая акцент на верности только монарху. Это послужило прекрасным фоном для переосмысления основ законодательной власти (в плане сопротивления ее законам), который подчеркивал роль монарха. В тексте Р. Норта утверждалось, что именно согласие короля было стержнем в конституционном устройстве Великобритании; он был основой закона, а не парламента. Было невозможно «сопротивление силой» против законодательного органа, поскольку «законы сами по себе являются лишь голосом или словами власти и обладают властью создавать обязанности, но не имеют активной силы, принуждающей к повиновению, или к которой может быть применено сопротивление... когда исполнительная власть выступает с сильной рукой, тогда есть чему сопротивляться... Поэтому сопротивление или повиновение... относятся всецело к исполнительной власти, без которой законодательная слаба и неэффективна; теперь вся остальная верховная власть принадлежит правительству Англии. и это делает корону Англии непреодолимой силой; противодействие ей является преступлением, которое законы называют изменой или мятежом» [14, p. 76]. С этой точки зрения восстание американцев против британских законов не представляло собой реализацию исторического права на сопротивление; оно также не могло быть узаконено как отказ от парламентской власти. Скорее, это повлекло за собой сопротивление авторитету короны, что, как уточняется в тексте Р. Норта, явило собой измену.
Таким образом, к концу 70-х гг. XVIII в. тори больше не отстаивали идеологию божественного права на сохранение абсолютного положения короля, а признание роли парламента по сути означало для них отход от защиты произвольного осуществления прерогативы. Наиболее рельефно этот тезис поддерживал Алан Маконахью, лорд Мидоубэнк, в своей статье в консервативном журнале «Квотерли ревью» в 1809 г. [15, p. 184-185]. Современная историография проблемы также исходит из того, что тори необязательно придерживалась строгих принципов, а на текущую политику влияли вполне конкретные опасения относительно устойчивости английской конституции в тот или иной момент времени. Как бы парадоксально это не звучало, но элемент, воспринимаемый как наиболее угрожающий ей сегодня, мог стать базой для ее сохранения завтра. Так, попытка Георга III в l784 г. узурпировать прерогативу выбора министров на мгновение сделала нацию тори, и то же самое выразила французская революция. В этих условиях отчетливая торийская идентичность, независимо от того, был ли этот термин условно принят в тогдашнем политическом дискурсе, коренилась не в конкретных доктринах абсолютизма, а в общем расположении защищать права короны. В этом отношении торийская идентичность 60-70-х гг. XVIII в. все еще продолжала соответствовать своему историческому происхождению от «старых тори». Но уже в это время она не была ограничена лишь этим историческим значением. Скорее можно говорить о том, что идеологические характеристики торийской доктрины находились в процессе серьезного пересмотра.
Список источников:
1. Клочков В.В. Партия тори-консерваторов и конституционная революция 1822-1835 гг. в Великобритании. Ростов н/Д, 2017. 440 с.
2. Eastwood D. John Reeves and the Contested Idea of the Constitution // Journal for Eighteenth-Century Studies. 2008. Vol. 16, iss. 2. Р. 197-212. https://doi.org/10.1111/j.1754-0208.1993.tb00161.x/
3. Clark J.C.D. English Society 1688-1832: Ideology, Social Structure and Political Practice During the Ancien Regime. L., 2000. 412 p.
4. Gunn J.A.W. Influence, Parties and Constitution: Changing Attitudes, 1783-1832 // Historical Journal. 1974. Vol. 17. № 2. Р. 301-328. https://doi.org/10.1017/s0018246x00007767.
5. Brecknock T. Droit de la Roi. Or a Digest of the Rights and Prerogatives of the Imperial Crown of the Great Britain. L., 1764. 126 p.
6. Ibid. Р. 27.
7. Ibid. Р. 32.
8. Stevens W. The Revolution Vindicated, and Constitutional Liberty Asserted. In Answer to the reverned Dr Watson's Assesion Sermon, Preached Before the University of Cambridge, on October 25th, 1776. L., 1777. 24 p.
9. Ibid. Р. 14.
10. Dickinson H.T. The Eighteenth-Century Debate on the Sovereignty of Parliament // Transactions of the Royal Historical Society. 1976. Vol. 26. Р. 189-210. https://doi.org/10.2307/3679078.
11. Ibid. Р. 207.
12. North R. A Discourse on the English Constitunion; Extracted from a Late Eminent Writer and Applicable to the Ptesent Times. L., 1776. 112 p.
13. Ibid. Р. 64.
14. Ibid. Р. 76.
15. Maconochie A. Whig and Tory at the Time of the Glorious Revolution // Quarterly Review. 1809. Vol. 2, iss. 4. Р. 184-185.
Информация об авторе В.В. Клочков - доктор исторических наук, профессор кафедры социологии, истории и политологии Института управления в экономических, экологических и социальных системах Южного федерального университета (ИУЭС ЮФУ), Ростов-на-Дону, Россия. https://elibrary.ru/author_items.asp?authorid=204335.
Information about the authors V.V. Klochkov - D.Phil. in History, Professor, Department of Sociology, History and Political Science, Institute of Management in Economic, Environmental and Social Systems, Southern Federal University (IUES SFU), Rostov-on-Don, Russia.
https://elibrary.ru/author_items.asp?authorid=204335.
Статья поступила в редакцию / The article was submitted 01.06.2021; Одобрена после рецензирования / Approved after reviewing 25.06.2021; Принята к публикации / Accepted for publication 08.07.2021.
