CC BY
44Л.В. ЗЕМНУХОВА
ДИСКУССИЯ В ИССЛЕДОВАНИЯХ НАУКИ И ТЕХНИКИ (STS) О СТАТУСЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ОБЪЯСНЕНИЯ
Социологическое объяснение претендует на статус универсального, что сопровождается экспансией объяснительных моделей из социологии в другие области знания. Важную роль в этом сыграли учёные, работающие в рамках социологии науки и исследований науки и техники (STS). Дискуссии, которые разворачиваются между представителями разных направлений STS, демонстрируют различные позиции в отношении статуса социологического объяснения, методологических и эпистемологических его оснований. В статье приводится обзор дискуссии по данной проблематике между представителями социологии научного знания (sociology of scientific knowledge, SSK) и акторно-сетевой теории (actor-network theory, ANT).
Ключевые слова: социологическое объяснение, исследования науки и техники, социология научного знания, акторно-сетевая теория, объяснительная модель.
В настоящее время поиски, связанные с феноменом социологического объяснения и его статусом в научном познании, могут быть описаны выражением "go about finding out things about", в вольном переводе — «ходить вокруг да около, пытаясь понять, что к чему». Эта формулировка заимствована из рассуждений Гарри Коллинза о деятельности социологов науки (подробнее об этом во втором разделе): те, кто пытаются понять, какова сила и слабость, возможности и недостатки социологического объяснения, «ходят вокруг да около». Социологическое объяснение претендует на статус универсального, что сопровождается экспансией объяснительных моделей из социологии в другие области знания. Более явной эта ситуация стала благодаря учёным, работающим в рамках социологии науки и исследований науки и техники (Science and technology studies, STS). Дискуссии, которые разворачиваются между представителями разных направлений STS, демонстрируют различные позиции в отношении «первенства» социологического объяснения, выявляют различные его методологические и эпистемологические основания и прочтения. Несмотря на
Земнухова Лилия Владимировна — аспирант Социологического института РАН. Адрес: 190031, Санкт-Петербург, наб. реки Фонтанки, д. 103. Телефон: +7 (921) 652-89-20. Электронная почта: [email protected]
попытки найти хоть сколько-нибудь однозначный ответ на вопрос о статусе социологического объяснения в научном познании, он всё ещё остаётся открытым.
Социологическое объяснение может быть понято как в широком смысле, так и в узком. Первое имеет отношение к общесоциологическому контексту, к исследовательским программам и теоретическим направлениям. Здесь действует логика, которая часто переносится за пределы определённого исследовательского проекта (как социологизм в социологии). Второе значение относится к результатам конкретных социологических исследований и их представлению. В обоих случаях используется понятие объяснительной модели, но в каждом из них эта модель выполняет разные функции.
Статус социологического объяснения определяется исследователями в зависимости от того, какой программы (в широком смысле) они придерживаются в своей научной деятельности. Неслучайно здесь возникают разнообразные дискуссии — не только о статусе, но и о содержании и характеристиках социологического объяснения (или объяснительной модели в социологии). В конечном итоге основной задачей становится исследование статусов, которые представители разных направлений придают социологическому объяснению, наряду с изучением его возможностей и ограничений.
Логика статьи выстраивается таким образом, что вначале рассматриваются теоретические аспекты социологического объяснения и объяснительной модели, а затем приводится анализ дискуссии в STS о статусе социологического объяснения.
Объяснение в социологии
Отношение между социологическим объяснением и научным на первый взгляд кажется определившимся. Если социологическое объяснение является видом (или частью) научного, то оно должно функционировать по «общим» законам научного объяснения. И всё было бы так, если бы каждая наука обладала собственным, автономным, герметичным инструментарием. В социальных науках всё усложняется тем, что они претендуют расширить круг своих возможностей, пытаясь использовать достижения разных наук, а значит, и претендовать на объяснение процессов и явлений, находящихся вне своей предметной сферы. В социологии это стало особенно заметно с появлением круга дисциплин под общим названием исследования науки и техники (STS). Разные направления STS предлагают «революционные» теории и взгляды на ту или иную область научной деятельности, будь то естественные науки или гуманитарные. Прежде чем переходить к вопросу о месте социологического объяснения в ряду научных объяснений, необходимо определиться с тем, что понимается под социологическим объяснением и что позволяет рассматривать его в качестве
самостоятельного и тем более говорить о его «особом статусе». Кроме того, задачей данного раздела является уточнение понятия «объяснительная модель» и его места в структуре социологического объяснения.
В основе объяснения в науке лежит потребность поиска связей и закономерностей процессов или явлений. Предполагается, что базой объяснения является истинное логическое суждение. При этом процессам или явлениям естественным образом придаётся онтологический статус. Сама же проблема онтологии — одна из ключевых в социологической науке, поскольку «социологи не могут достичь согласия относительно того, из каких сущностей, элементарных объектов состоит социальный мир и как они соотносятся друг с другом» [1, с. 151]. Сложилось представление о том, что теории должны объяснять, а не просто описывать социальную реальность, поэтому социология стремится «объяснить разные вещи, даже если понимать объяснение в предельно широком смысле, включающем в себя описание, понимание (в том особом значении, в котором это слово употребляется в социологии)» [1, c. 129].
Одним из условий «универсальности» объяснений является степень их герметичности [4]. Негерметичные объяснения производятся в рамках тех наук, где единой линии объяснений нет. Возникает ситуация, при которой каждому феномену предлагают огромное количество объяснений, никак не связанных между собой, а то и противоречащих друг другу. С науками, обладающими герметичностью объяснения, происходит совсем иное. На безграничный набор объясняемых феноменов находится лишь крайне ограниченное количество феноменов, через которые можно дать объяснение. Проблема таких высказываний в том, что они могут сводиться к тавтологии, которая «отрицает то, что само [высказывание] же и делает возможным, из-за чего и отрицание теряет свой смысл» [7, c. 209]. Примером крайней герметичности является «теория всего» (theory of everything, TOE) Эндрю Пикеринга [16]. Эта теория, претендующая на объяснение всего сущего, не дает возможности толком объяснить что-либо, и складывается ощущение, что она представляет собой лишь описательную модель.
Сравнение и оценка социологических объяснений возможны потому, что они представлены в виде «объяснительных схем» — теоретико-повествовательных конструкций, из которых интерпретация данных «черпает свои объяснительные ресурсы» [6, c. 155]. Объяснительные модели несут вполне конкретную функцию — они определяют границы и устойчивость логики исследования. Кроме того, объяснительная модель позволяет «расшифровать сюжеты исследования, связав результаты и рекомендации внутренне непротиворечивым образом» [6, c. 192].
В исследовании статуса социологического объяснения сложно обойти вниманием «социологизм» [4]. Обоснованный ещё Эмилем Дюркгеймом, социологизм сейчас обретает «очередную жизнь» в связи с тенденциями, сложившимися в социологии в последнее время. Внимание к нему, в частности, вызвано попыткой распространять со-циологистские объяснения и на естественные науки [11]. Социологизм Дюркгейма заключается в признании онтологического статуса социальной реальности и в требовании исследовать причинно-следственные связи и закономерности, рассматривая социальные факты как вещи и объясняя их другими социальными фактами [5]. В социологизме имеются три ключевых пункта, касающихся конструкции объяснения [4]. Во-первых, соблюдается базовый научный принцип — демаркации, но на этот раз применительно к своему предмету: чёткое определение своего предмета и отделение его от не-своего. Во-вторых, определяется онтологический статус, а именно — что признаётся реально существующим (существует). Наконец, в-третьих, требуется определить эпистемический статус предмета, признанного существующим, то есть понять, как его изучать.
Позже в социологии XX века онтологический и эпистемический статусы поменяются местами, и это приведёт к тому, что всё доступное социологическому объяснению станет реально существующим. Проблема демаркации исчезает. Объяснение, таким образом, приобретет статус концептуализации [4]. Насколько подобные объяснения являются продуктивными или работающими — судить однозначно сложно. Вероятно, «успешность» определяется тем, до каких пор сохраняется социологистская объяснительная способность. «Социологизм обнаруживает свою несостоятельность, когда пытается описать... себя самого. Что может социологизм сказать о социологизме?» [4]. Однако до «скального грунта» такого рода доходят немногие, и альтернатив, пользующихся такой же популярностью в социологии, как социологизм, пока не находится. Правда, наблюдаются попытки другого характера.
Как TOE Пикеринга объясняет всё существующее, так Брюно Ла-тур объясняет объяснение [15]. В своей работе «Политика объяснения» Латур обращается к проблеме силы объяснительных моделей. Объяснение, в отличие от описания (и поэтому первое важнее второго), связано с дистанцированным действием (act at a distance) [15, p. 159]. Объяснение возникает тогда, когда недостаточным оказывается перечисление признаков явлений, характерное для практического опыта, или соотнесение ситуаций и их описание [15].
В исследовательской ситуации в распоряжении учёного находятся два списка феноменов — A и B. Первый список содержит элементы, которые могут объяснять, — объясняющее (explanans). Второй
список содержит феномены, которые нужно объяснить, — объясняемое (ad explananda). Здесь задача исследователя заключается в установлении связи между ними, причём эти связи могут быть разными. На одном полюсе шкалы возможных объяснений находится простая связь, наличие которой не обязывает приводить дополнительные доказательства (descriptions). Далее, связь может быть корреляцией (correlations) и требовать для своего объяснения вспомогательных ресурсов, то есть поисков статистических закономерностей. Наконец, жёсткие (сильные) объяснения приобретают дедуктивную форму (deductions). И за этим объяснением, за этой его самой сильной формой объяснения, кроется операция замещения, что является пределом любого социологического объяснения [15, p. 157].
Во всей этой схеме проблематизируются не только список A и список В, но и сам процесс объяснения. Этот феномен также нужно объяснять, потому что он конструируется социологами, следовательно, также является предметом социологического объяснения. Это приводит к замыканию круга объяснений в целом и социологических объяснений, в частности. Возможно, это является одной из причин того, почему Латур, в конечном итоге, предпочитает объяснению описание в разработке акторно-сетевой теории, речь о которой идёт в следующем разделе.
Дискуссия о социологическом объяснении в STS
В борьбе за право придать социологическому объяснению статус универсального, как отмечалось, активное участие принимали учёные, работающие в направлении STS. Особенно эта борьба проявилась в дискуссиях между представителями социологии научного знания (sociology of scientific knowledge, SSK) и акторно-сетевой теории (actor-network theory, ANT). Батскую школу SSK представили Гарри Коллинз и Стив Йеарли, а Парижскую школу ANT — Брюно Латур и Мишель Каллон. К обсуждению также подключились и другие исследователи1. Спор, разразившийся между этими школами, складывается
1 Первая работа, которая впоследствии вызвала широкий резонанс, была написана Г. Коллинзом и С. Йеарли — "Epistemological chicken" [11]. На нее откликнулись С. Вулгар — "Some notes about positionism" [17], М. Каллон и Б. Латур — "Don't throw the baby out with the bath school!" [10]. Коллинз и Йеарли продолжили дискуссию статьёй "Journey into space" [12]. Позже свои комментарии в общую копилку добавил С. Фулер — "Talking metaphysical turkey about epistemological chicken, and the poop on pidgins" [13]. Несколько в стороне оказалась цепочка, которую начал Д. Блур — "Anti Latour" [138] — и к которой позже присоединился Латур работой "For David Bloor... and beyond: A reply to David Bloor's 'Anti-Latour'" [14]; на нее, в свою очередь, ответил Блур — "Reply to Bruno Latour" [9]. Кроме названных, в дискуссии участвовали
из множества замечаний разного плана — от номинативных (что как называть) до методологических (что как исследовать). Однако наиболее важным представляется то, как участники дискуссии описывают социологическое объяснение и какую роль ему отводят в процессе познания.
Ключевой стала статья Гарри Коллинза и Стивена Йеарли "Epistemological chicken" [11]. Если не учитывать общий саркастический тон, попытки задеть оппонентов и переходы на личности (в подробнейшей критике их работ), позиция авторов является хорошо очерченной и обоснованной. В такой же форме преподносятся ответы со стороны Латура и Каллона [10] и обратный ответ Коллинза и Йеарли [11]. Примечательно, что эти три работы и статья Стива Вул-гара [17] вышли в одном сборнике под редакцией Эндрю Пикеринга, который оказался одним из тех, кто подхватил дискуссию [16].
Чтобы понять, каким статусом наделяется социологическое объяснение, предстоит разобраться в общей аргументации и найти в этих теориях ответы на ключевые вопросы — о демаркации, онтологическом и эпистемологическом критериях. Основное внимание будет сосредоточено на реконструировании логики дискуссии. Вначале необходимо обратиться к двум авторам, которые вводят понятия, используемые в дальнейшей дискуссии.
В первую очередь Коллинз и Йеарли обращаются к описанию категории «переключение» (alternation), которое находят у Питера Бергера [11]. «Переключение» означает процесс принятия другой, противоположной, системы смыслов (frames of references у Коллинза и Йеарли); то же — в обратном направлении. В результате появляется новая интерпретация собственного существования и мира и, что более важно, новое объяснение прежней системы. Ключ к пониманию этого процесса у Бергера — осознание того, что идеи относительны; в социологическом познании одну из важнейших ролей играет релятивизм [2].
Хотя Бергер не уделил большого внимания данному понятию, оно было подхвачено Коллинзом и Йеарли для развития идеи «мета-переключения» как основного принципа социальных исследований науки. В соответствии с этим принципом у социологов появляется возможность переключать типы знания (modes of knowing) и переходить от теоретических к практическим frames of references. Если не следовать такому принципу, это приводит к усилению скептицизма. Ситуация уподобляется игре в «цыплёнка»2: кто быстрее сдаётся,
и другие исследователи, например Э. Пикеринг — "The mangle of
practice: Agency and emergence in the sociology of science" [16].
2 Коллинз и Йеарли в предисловии к статье "Epistemological
Chicken" описывают игру в «цыплёнка». Суть игры в том, чтобы
тот — цыплёнок [11]. В данном случае, цыплёнок эпистемологический, а победитель вряд ли может быть найден. Предел скептицизма рано или поздно наступает, и происходит обращение к мета-переключениям. В свою очередь, Каллон и Латур считают, что переключение означает скорее «счастливое неведение» и не может решать проблемы, связанные с практическим применением. «В Париже и Бате все согласны, что камень преткновения любой позиции в её эмпирической плодотворности» [10, p. 345].
Второй автор, на идеи которого опираются участники дискуссии, Дэвид Блур [3]. В соответствии с заявляемой «сильной программой» Блура, социология знания должна быть, во-первых, каузальной, то есть рассматривать условия, притом не только социальные, влияющие на производство и состояние знания. Во-вторых, социология знания должна отвечать требованию беспристрастности, то есть в равной мере рассматривать истинное и ложное, рациональное и иррациональное, достижения и провалы, ведь обе стороны дихотомий требуют объяснения. В-третьих, форма объяснения должна быть симметричной, поскольку «одни и те же типы причин будут объяснять, например, и истинные и ложные представления» [3, с. 5]. Наконец, в-четвертых, должно выполняться требование рефлексивности, то есть применимости объяснительных конструкций к самой социологии [3]. В конечном итоге социологическое объяснение должно в равной мере рассматривать любые формы знания, его причины и условия, вплоть до самих объяснительный конструкций.
Коллинз предлагает отказаться от требований каузальности и рефлексивности. Каузальность обязывает рассматривать социологическое объяснение подобно естественнонаучному, а это может оказаться нежелательным. В свою очередь, рефлексивность является преградой тому, чтобы социологи науки «ходили вокруг да около, пытаясь понять, что к чему» в социальном мире учёного, как и учёный «ходит вокруг да около, пытаясь понять, что к чему» в естественном мире [18, p. 28]. Остальные два требования — симметрии и беспристрастности — Коллинз принимает и использует для выстраивания практических, методологических оснований [18].
Переключение в исследованиях социальных наук (social sciences studies, SSS) происходит от «естественного реализма» (который придаёт онтологический статус объектам природы) к «социальному реализму» (который идёт от признания общества). «Переключение, — пишут Каллон и Латур, — происходит с естественного реализма,
оказаться последним в ряду тех, кто перебегает дорогу перед несущимися машинами. Все остальные участники, вообще не рискнувшие перебежать дорогу перед машиной, становятся «цыплятами», то есть «трусливыми» ("chicken" as adjective) [11].
когда мы — учёные, к социальному реализму, когда мы играем роль социологов, объясняющих науку» [10, p. 346]. Именно это переключение Коллинз и Йеарли называют симметрией. Смысл такой симметрии заключается в том, что объяснение (в данном случае — знания) должно производиться в терминах естественных причин [18].
В научном сообществе противоречия объясняются социальными и культурными факторами. В строгом смысле общество, а не природа, имеет последнее слово [18]. «Нет естественных наук, есть только оценки (accounts) естественных наук в наших анализах» [11, p. 385].
То, что было симметрией у Коллинза и Йеарли, у Латура и Кал-лона стало «асимметрией». Теперь причины объяснений — не в природе и обществе, а в деятельности учёных и инженеров, их человеческих и нечеловеческих союзников, а последствия — различные состояния природы и обществ [15]. Здесь происходит кардинальная смена frames of references. Использование семиотического подхода приводит к «гораздо более радикальному симметризму» [11, p. 303]. Меняется постановка вопроса от «какова реальность» к «как нечто может представлять что-то другое». Рассмотрение природных «актантов» и человеческих акторов естественным образом обретает симметричность. Симметрия заключается здесь не в различении естественного и социального реализма, а в том, чтобы «понимать природу и общество как результаты другой деятельности, более интересной для нас» [15, p. 348]. Латур и Каллон, таким образом, не заинтересованы в том, чтобы чему-либо давать социальное объяснение. Цель исследования ANT заключается в разработке общего словаря и создании общей онтологии путём преодоления различения между естественным и социальным [15]. Каллон и Латур настаивают на том, что единственная вещь, которая может быть наблюдаема, это деятельность учёных и других актантов [11]. Таким образом, ANT предоставляет детально разработанный словарь для описания способов получения знания, но она не дает объяснений того, почему конкретные научные утверждения принимаются, другие — нет. Исследования науки должны оставлять место для объяснения, а ANT исключает объяснение, поскольку её язык — это язык описаний [12]. ANT не является теорией, по крайней мере, теорией в социологии, потому что она «не пытается объяснить мнения акторов» [18].
Если остановиться только на этом моменте дискуссии и не рассматривать дальнейшие направления её развития, складывается довольно простая картина, и вопрос о статусе социологического объяснения кажется решённым. Коротко охарактеризовать это можно было бы следующим образом. ANT не производит никакого объяснения, а просто описывает мир, то есть лишает социологическое объяснение всякого статуса. SSK предлагает выделить ему роль единственно верного.
По сути, напряжение возникает ещё в вопросе об определении того, что является предметом исследования, то есть в вопросе демаркации. ANT видит свою заслугу в том, что проводит эту линию абсолютно на новом уровне, хотя не доходит в этом до конца в цепочке демаркация-онтология-эпистемология. Трудности возникают в связи с эпистемологическим статусом, когда вместо того, чтобы получить объяснение, мы получаем описание онтологии. С другой стороны, SSK также сталкивается с трудностями, даже преодолев все три шага. Ее версия теории является близкой к социологизму, который, в конечном счёте, объясняет производство объяснений, а не производит их. В этом смысле SSK замыкается на объяснении как собственно предмете исследования. Если не учитывать содержательный аспект дискуссии полностью и сконцентрироваться лишь на статусе социологического объяснения, вопрос можно считать закрытым. Конечно, только в рамках этой дискуссии. Здесь можно воспользоваться логикой Коллинза, который говорит, что до истины в вопросе, вокруг которого идет дискуссия, можно добраться только после того, как противоречие будет разрешено. В данном случае Коллинз и Йеарли взяли на себя смелость обвинить ANT в отсутствии объяснительной составляющей, и признание этого Латуром и Каллоном позволило SSK отстоять своё представление о главенствующем статусе социологического объяснения.
Заключение
В решении вопроса о статусе социологического объяснения большое внимание нужно уделить самой постановке вопроса. В рамках эпистемологии этот вопрос поднимался не как касающийся конкретного исследования, а как общенаучный, ставший предметом обсуждений сначала в философии (а потом социологии) науки. Однако с недавнего времени споры о социологическом объяснении выходят за пределы социологии науки и социологии знания. Исследования науки и техники возвели эту проблематику на новый уровень. Дискуссии, которые можно наблюдать среди различных школ STS, отражают специфику постановки вопроса и возможностей ответа на него.
Социологические объяснения оказываются «работающими», по крайней мере, в рамках социологии. Они являются герметичными, потому что набор феноменов, подлежащих объяснению, оказывается намного меньше набора феноменов, способных объяснить первые. Объясняется при этом то, что признаётся существующим с точки зрения исследователя, следующего конкретной исследовательской программе. И социология с этим справлялась, пока эпистемологический и онтологический статусы не поменялись местами: с тех пор социологическим могло быть объявлено всё, что объяснялось с точки зрения социологии [4].
Отголоски этого поворота можно обнаружить в споре между школами STS. В то время как направление, представленное социологией научного знания (SSK), придаёт социологическому объяснению статус «мета-объяснения», другая школа (ANT) вовсе лишает его статуса теории. Первое направление настаивает на том, что необходимо быть социальными реалистами и объяснять даже естественнонаучную деятельность с позиции социологии, второе предпочитает акцентировать внимание на возможности исследования как людей, так и «нечеловеческих акторов». В конечном итоге, они приходят к разным выводам, их взаимная критика ведётся по разным основаниям. Ловким ходом со стороны SSK было обвинение ANT в «необъяснении», что привело к тому, что каждая из сторон исследовала силу объяснения другой и пыталась разрушить его, а не пойти на компромисс. К слову, ANT предлагала объединить усилия, «не выплёскивая ребёнка из ванны», понимая, что рассматриваемые направления занимаются несколько разными вещами.
Формально дискуссия могла бы разрешиться в пользу SSK, однако нужно учитывать, что вопрос о статусе социологического объяснения отнюдь не ограничивается разговором двух школ. При этом надо отметить, что ANT представляет тот революционный поворот, когда демаркационные границы — один из ключевых вопросов научного познания — теряют первоначальный смысл. В этом отношении ANT сделала для социологии вещей не меньше, чем для эпистемологии, предоставляя новый взгляд на язык, модели и логику исследования. SSK же в своих попытках универсализировать социологическое объяснение приходит к социологизму, хотя сейчас предпринимаются попытки его преодолеть: «...социология теперь лишается особого статуса метадисциплинарной дисциплины» [4]. На новое мета-объяснение претендует эпистемология.
ЛИТЕРАТУРА
1. Аутвейт У. Законы и объяснения в социологии // Девятко И.Ф. Модели объяснения и логика социологического исследования. М.: ИСО РЦГО-TEMPUS/TACIS, 1996. С. 129-157.
2. Бергер П. Приглашение в социологию. Гуманистическая перспектива / Пер. с англ. О.А. Оберемко; Под ред. Г.С. Батыгина. М.: Аспект-Пресс, 1996.
3. Блур Д. Сильная программа в социологии знания // Логос. 2002. Т. 56 (32). С. 162-185.
4. Вахштайн В. Конец социологизма: перспективы социологии науки (публичная лекция, 2009) [online]. Дата обращения 21.03.2012. URL: <http://www.polit.ru/lectures/2009/08/06/videon_vahshtain.html>.
5. Дюркгейм Э. Метод социологии // Западно-европейская социология XIX - начала XX веков / В. Вундт. Г. Тард. З. Фрейд. М. Вебер; Под общ. ред. В.И. Добренькова; Сост. В.П. Трошкина М.: Международный Университет Бизнеса и Управления; 1996. С. 309-365.
6. Константиновский Д., Вахштайн В., Куракин Д. Реальность образования и исследовательские реальности. М.: ГУ-ВШЭ, 2010.
7. Луман Н. Тавтология и парадокс в самоописаниях современного общества // СОЦИО-ЛОГОС. М.: Прогресс, 1991. С. 194-218.
8. Bloor D. Anti-Latour // Studies in History and Philosophy of Science. 1999. Vol. 30. No. 1. P. 81-112.
9. Bloor D. Discussion: Reply to Bruno Latour // Studies in History and Philosophy of Science. 1999. Vol. 30. No. 1. P. 131-136.
10. Callon M., Latour B. Don't throw the baby out with the bath school! A reply to Collins and Yearley // Science as practice and culture / Ed. by A. Pickering. Chicago: The University of Chicago Press, 1992. P. 343-368.
11. Collins H.M., Yearley S. Epistemological chicken // Science as practice and culture / Ed. by A. Pickering. Chicago: The University of Chicago Press, 1992. P. 301-326.
12. Collins H.M., Yearley S. Journey into space // Science as practice and culture / Ed. by A. Pickering. Chicago: The University of Chicago Press. 1992, P. 369-389.
13. Fuller S. Talking metaphysical turkey about epistemological chicken, and the poop on pidgins // The disunity of science. Boundaries, contexts, and power / Ed. by D.J. Stump, P.L. Galison. Stanford: Stanford University Press, 1996. P. 170-186.
14. Latour B. For David Bloor... and beyond: A reply to David Bloor's 'AntiLatour' // Studies in History and Philosophy of Science. 1999. Vol. 30. No. 1. P. 113-129.
15. Latour B. The politics of explanation: An alternative // Knowledge and re-flexivity. New frontiers in the sociology of knowledge / Ed by S. Woolgar. London: SAGE Publications, 1988. P. 155-176.
16. Pickering A. The mangle of practice: Agency and emergence in the sociology of science // The American Journal of Sociology. 1993. Vol. 99. No. 3. P. 559-589.
17. Woolgar S. Some remarks about positionism: A reply to Collins and Year-ley // Science as practice and culture / Ed. by A. Pickering. Chicago: The University of Chicago Press, 1992. P. 327-342.
18. Yearley S. Making sense of science: Understanding the social study of science. London: SAGE Publications, 2005.
