CC BY
37
УДК 069.41(091):341.71(=161.1)"18/19"
О. А. Игнатова
Дипломат Н. Ф. Петровский как составитель музейных коллекций
Одним из источников пополнения музейных фондов в XIX - начале XX в. были коллекции, собранные с помощью дипломатов Российской империи в странах Востока. В статье рассматривается вопрос о том, каким образом служащие Министерства иностранных дел способствовали развитию отечественных музеев, выявлены основные направления деятельности дипломата, вовлеченного в собирание древностей за рубежом. В этом случае он мог выступать как частный коллекционер, как источник уникальной информации для работы археологических экспедиций и как помощник во временном хранении и транспортировке коллекций. Показано, что в деятельности Генерального консула Российской империи в Кашгаре Н. Ф. Петровского совмещались коллекционирование восточных древностей и координация исследовательских экспедиций, в то время как помощь в хранении и транспортировке коллекций осуществлялась его коллегами на дипломатических постах в Восточном Туркестане. Также обосновывается представление о том, что ключевым условием, позволившим Н. Ф. Петровскому участвовать в пополнении музейных собраний, были его научные связи с крупнейшими востоковедами В. Р. Розеном и С. Ф. Ольденбургом.
Ключевые слова: Н. Ф. Петровский, дипломат, музейные коллекции, коллекционирование, экспедиции, В. Р. Розен, С. Ф. Ольденбург, восточные коллекции
Olga A. Ignatova Diplomat N. F. Petrovsky as compiler of museum collections
Collections compiled with the help of Russian diplomats in Eastern countries were among the sources of enrichment of museum collections in the 19th and early 20th century. The article explores different ways that employees of Ministry of Foreign Affairs used to contribute the development of domestic museums. Main functions of a diplomat who was involved in collecting antiques abroad are figured out. In this case, the diplomat could have been a collector himself, a source of unique information for archaeological expeditions and a helper in temporary storage and transportation of collections. It is shown that Consul General in Kashgar N. F. Petrovsky combined collecting of eastern antiques with coordination of research expeditions, while his colleagues in East Turkestan contributed to storage and transportation of collections. The article also justifies the idea that the main reasons that helped Petrovsky to take part in forming of museum collections were his scientific links with major Russian orientalists V. R. Rosen and S. F. Oldenburg.
Keywords: N. F. Petrovsky, diplomat, museum collections, collecting, expeditions, V. R. Rosen, S. F. Oldenburg, eastern collections DOI 10.30725/2619-0303-2019-4-48-51
Современный музей и, прежде всего, музей универсальный, стремится стать местом встречи и диалогов культур. Памятники, изъятые однажды из своего культурного окружения и собранные в пространстве музея, приобретают в нем дополнительное значение. Они позволяют выстраивать диалоги между различными культурами, показывать их многообразие и равенство. История формирования восточных коллекций в российских музеях демонстрирует, как складывались условия для возникновения таких диалогов.
На рубеже Х1Х-ХХ в., в эпоху интенсивного развития востоковедческой науки, музеи с азиатскими коллекциями служили научным интересам. Такими музеями были принадлежавшие Императорской Академии наук Музей антропологии и этнографии и Азиатский музей, а также собрания научных обществ и ведомств, чья
деятельность была связана с исследованиями Востока. В их числе - музей Императорского Русского археологического общества (РАО) и музей Учебного отделения Азиатского департамента Министерства иностранных дел (МИД).
С организацией при МИДе «Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом и лингвистическом отношении» (РКСВА) в 1903 г. активизировались архитектурно-археологические и этнографические научные экспедиции в восточную часть России и за ее пределы. Находки участников экспедиций стали существенным вкладом в пополнение музейных сокровищниц. Размышляя над своей деятельностью, ученые противопоставляли ее подходу, который получил распространение среди некоторых их иностранных коллег [1, с. 358], тому, о чем ака-
демик В. В. Бартольд позже писал как о «самом вредном для науки типе раскопок - раскопках с музейными целями» [2, с. 388]. Руководя экспедициями на территории других государств, такие ученые как С. Ф. Ольденбург и М. М. Березовский стремились к минимальному вмешательству в целостность памятника, проводя его графическую фиксацию и вывозя, как правило, лишь подъемный материал. Очевидно, под «музейными целями» понимали устаревшие музейные практики, нацеленные на экспонирование наиболее зрелищных экспонатов, которые собирались с нарушением единства архитектурно-археологического памятника и исключались из его контекста. В противовес этому ведущие востоковедные силы того времени поддерживали научный профиль музея.
Особенности изучения Востока на закате Российской империи и в первые годы Советской власти анализируются в книге В. Тольц «Собственный Восток России», посвященной ученым востоковедческой школы барона В. Р. Розена -Ф. И. Щербатскому, С. Ф. Ольденбургу, В. В. Бар-тольду, Н. Я. Марру. Эти ученые критиковали европейскую науку за противопоставление Востока и Запада, сотрудничали с туземными исследователями и, по мнению Тольц, предугадали главные положения постколониальной критики, касающиеся неизбежной зависимости науки от политики [3, с. 147]. Именно с В. Р. Розеном и С. Ф. Ольден-бургом интенсивно сотрудничал коллекционер древностей Н. Ф. Петровский - консул Российской империи в Кашгаре (Восточный Туркестан или Синьцзян, Цинская империя) в 1882-1902 гг. (с 1886 г. - Генеральный консул).
Дипломаты в Российской империи XIX - начала XX в. представляли собой особый и практически закрытый «класс», который действовал вне границ государства на страже его интересов. Многие служащие МИДа на Востоке были выдающимися востоковедами. Интерес дипломатов был направлен на современное положение дел, актуальные социально-экономические и политические вопросы, но среди них были и те, кто составил замечательные коллекции предметов старины. В разное время коллекционированием памятников занимались: дипломат, историк-востоковед П. Л. Шиллинг, драгоман З. Ф. Леонтьев-ский, Генеральный консул в Шанхае, Поверенный в делах в Корее П. А. Дмитриевский, посланник в Сиаме Г. А. Плансон и др.
Фигура консула Николая Федоровича Петровского (1837-1908) особо выделяется в ряду дипломатов-коллекционеров. Его интерес к собирательству проявился еще в русском Туркестане, где Петровский служил чиновником особых поручений Министерства финансов.
Но именно в китайской Кашгарии Петровский привел собирание памятников древности в систему, наладив диалог с учеными, научными обществами и через них - с музеями. Консул занимался самостоятельной археологической разведкой памятников, он обсуждал гипотезы по интерпретации находок с учеными, отправлял их в Восточное отделение Русского археологического общества. Более того, Петровский заложил своего рода местную школу изучения края через памятники материальной культуры: его преемники и сослуживцы тоже занимались составлением коллекций, поиском древностей и передачей находок в музейные собрания. Среди этих людей - секретарь консульства в Кашгаре, ученик В. Р. Розена востоковед Я. Я. Лютш, секретарь консульства, затем Генеральный консул в Кашгаре С. А. Колоколов, секретарь консульства в Кашгаре М. И. Лавров, секретарь консульства в Кульдже, затем консул в Урумчи А. А. Дьяков. Ближайшим коллегой Петровского по коллекционированию древностей в Синьцзяне был консул в Урумчи востоковед Н. Н. Кротков.
Специфика положения дипломата позволяла получить нужную информацию для того, чтобы стать обладателем особых, редких, порой эксклюзивных вещей. Петровский приобретал древности у своих агентов, которые скупали их у местных жителей, проводивших поиски на местах древних культовых построек и поселений. Таким образом, дипломат мог проникнуть туда, куда не могли попасть кабинетные ученые, и собрать ценные материалы, которые те использовали в своей работе.
Коллекция Петровского состояла из памятников письменности и материальной культуры Восточного Туркестана, относящихся к I тысячелетию н. э. Одна часть консульской коллекции представляла собой фрагменты рукописей. В основном это были тексты на санскрите и других языках, написанные на бумаге, по содержанию - буддийские тексты и хозяйственные документы. Другая часть коллекции насчитывала более трех тысяч памятников изобразительного искусства и художественного ремесла: в ней были изделия из терракоты - сосуды и их фрагменты, статуэтки людей и животных, терракотовые и бронзовые фигурки - рельефы и фрагменты скульптур божеств буддийского пантеона. В коллекции были также миниатюрные фигурки - памятники Гандхары из резного камня, привозимые на эти земли индийскими паломниками и монахами, нефритовые изделия, религиозная живопись (иконы на дереве).
Н. Ф. Петровский писал С. Ф. Ольденбургу: «Вы самый главный виновник тому, что я стал усердно разыскивать здешние древности. Не будь Вашего заявления в „Отделении"
О. А. Игнатова
я довольствовался бы тем, что случайно приносилось мне для покупки, и откладывал бы все, что приобретал, на случай приезда моего в Петербург» [4, с. 255]. Только благодаря продуманным действиям Петровского, исходящего из понимания серьезной научной ценности этих находок, предметы из его коллекции оказались в музейных собраниях. Консул копил находки и посылал их партиями в Петербург - Розену и Ольденбургу («Целый вечер сегодня разбирал сундук и только теперь увидел, сколько за короткое время накопилось» [4, с. 257]), рукописи поступали на хранение в Азиатский музей Императорской Академии наук. Крупнейшим единовременным поступлением была покупка памятников изобразительного искусства и материальной культуры Императорским Эрмитажем в ноябре 1897 г. по предложению хранителя Г. Е. Кизерцкого [5, с. 428]. На момент смерти Петровского предметы из его собрания находились в Эрмитаже, Азиатском музее и музее Русского археологического общества. Предметы, которые консул оставил у себя, были переданы в музеи в соответствии с его завещанием.
Как известно, Петровский был участником геополитического противостояния между Британской и Российской империями в Центральной Азии, которое получило название «Большой игры». Частью этого противостояния была борьба за первенство в сборе памятников. В 1892 г. Петровский, раздосадованный опередившим его находкой древней санскритской рукописи британским лейтенантом Боуэром, писал Розену с предложением помочь какому-либо археологу или экспедиции в Кашгарии, если таковые будут туда направлены. К тому времени он уже помогал многим ученым, от «американцев до шведов включительно» [4, с. 223]. Вскоре Петровский стал снабжать российских ученых информацией о маршрутах, доступных для прохождения в Синьцзяне. Он присылал в Петербург составленные им топографические карты, где отмечал археологические памятники, дороги, ведущие к ним, и расстояния между объектами. Благодаря этим данным собрание Азиатского музея пополнилось множеством рукописей, обнаруженных в ходе экспедиций Академии наук и Русского географического общества. Генконсулу Петровскому удалось сыграть ключевую роль в подготовке первой экспедиции РКСВА за рубеж -командировке М. М. Березовского в Кучарский оазис (1905-1907), доставившей уникальные изобразительные материалы, фрагменты храмовой настенной живописи и памятников письменности (ныне - в коллекции Государственного Эрмитажа и Азиатского музея).
Во время первой и второй Русских Туркестанских экспедиций С. Ф. Ольденбурга, снаряженных РКСВА, ученым помогали дипломаты Н. Н. Кротков и А. А. Дьяков [6, с. 442-445]. Имя консула в Урумчи Кроткова можно поместить в ряд тех дипломатов, что помогали русским ученым, путешественникам и коллекционерам в деле временного хранения за границей и транспортировки предметов, которые направлялись в фонды отечественных музеев [7, с. 177-178, 180-181]. Из переписки Кроткова и Ольденбурга мы узнаем, например, о 12 ящиках с находками из Карашара, которые были благополучно доставлены в Урумчи и поступили на временное хранение в консульство [8, с. 415]. Эта сторона деятельности сотрудников МИДа является третьим направлением работы дипломатов по пополнению музейных фондов наряду с частным коллекционированием и организационной поддержкой экспедиций.
К успеху в создании и выживании коллекции Петровского привели его увлеченность и знания в совокупности с верно использованными особенностями его положения как должностного лица. Составить и сохранить коллекцию в том виде, в котором это было сделано, было бы невозможно без тесного и продолжительного взаимодействия дипломата с ведущими учеными. Несомненно, в идейном смысле Петровский был ближе петербургским ученым-востоковедам, чем своим петербургским коллегам по Министерству. «На Кашгар я положил часть своей души», - признавался консул [4, с. 276]. Тем обиднее было встретить непонимание среди влиятельных столичных чиновников МИДа: «Это не Министерство], там дорожат каждым, даже незначительным, сведением о наших древностях», -писал Н. Ф. Петровский ученому и чиновнику МИДа Ф. Р. Остен-Сакену о Восточном отделении РАО после того, как в «Записках» Общества был опубликован знаменитый памятник из его коллекции, так называемая «Кашгарская рукопись Петровского», - санскритский оригинал «Лотосовой сутры» из Хотана, VII в. [4, с. 239].
Петровский интересовался отнюдь не традиционной культурой Китая или уйгурского Синьцзяна. Его находки были связаны с истоками буддийской культуры и историей индоевропейских народов, населявших Восточный Туркестан в первом тысячелетии н. э. Консульская коллекция имела большое значение для академика С. Ф. Ольденбурга, выдающегося ученого, индолога и буддолога. Предметы коллекции Петровского относились к «белым пятнам» в истории распространения буддизма, всесторонне изучаемой Ольденбургом буддийской культуре, как за рубежом, так и в России.
Известно высказывание социолога Б. Андерсона: «Музеи и музеизирующее воображение в глубине своей политичны» [9, с. 290]. Андерсон отмечал при этом, что политичность, лежащая в основе такого воображения и порождаемых им процессов, неосознаваема [9, с. 295]. Понимание учеными и некоторыми дипломатами огромной научной и политической значимости их работ вовсе не означало понимание этого чиновниками центрального аппарата имперского МИДа. Не найдено какой-либо государственной программы по сбору памятников, которой мог бы руководствоваться Петровский. Напротив, сам дипломат, будучи непревзойденным знатоком Туркестанского края, стал автором подобной программы для организации работ «Туркестанского кружка любителей археологии» [10, с. 7].
Исследования древних археологических памятников, тактично проводимые российскими учеными на территории другого государства, демонстрировали дружественные намерения по отношению к восточным соседям России. Благодаря работе российских дипломатов в Восточном Туркестане по поддержке этих экспедиций была заложена основа для развития новых направлений в пополнении отечественных музейных фондов, открыты новые грани изучения древних культур. Дальнейшее изучение роли служащих МИДа Российской империи в умножении музейных коллекций позволит лучше понять механизмы взаимодействия власти и музеев в прошлом. Задача имеет особую актуальность, поскольку коллекции памятников из восточных стран, составленные самими дипломатами и при их содействии, внесли значительный вклад в построение диалогов культур, ведущихся в музеях сегодня.
Список литературы
1. История отечественного востоковедения с середины XIX века до 1917 года. Москва: «Вост. лит.» РАН, 1997. 536 с.
2. Бартольд В. В. Отчет о командировке в Туркестан. Август-декабрь 1920 г. // Бартольд В. В. Сочинения: в 9 т. Москва: Наука, 1977. Т. 8. С. 366-397.
3. Тольц В. «Собственный Восток России»: Политика идентичности и востоковедение в позднеимперский и ранне-советский период. Москва: Новое лит. обозрение, 2013. 336 с.
4. Петровский Н. Ф. Туркестанские письма / отв. ред. В. С. Мясников, сост. В. Г. Бухерт. Москва: Памятники ист. мысли, 2010. 358 с.
5. Тихонов И. Л. Хранитель древностей Императорского Эрмитажа Г. Е. Кизерицкий // Мнемон: исслед. и публ. по
истории античного мира. 2012. Вып. 11. С. 419-438.
6. Бухарин М. Д. Письма А. А. Дьякова С. Ф. Ольденбур-гу из собрания СПФ АРАН // Вестн. истории, литературы, искусства. 2013. Т. 9. С. 440-448.
7. Соболева Е. С. В. В. Радлов и система транспортировки в МАЭ (конец XIX - начало XX в.) // Primus inter pares (к 175-летию со дня рождения В. В. Радлова). 2015. С. 155-184.
8. Бухарин М. Д. «Мы оба работаем для России, для науки...»: переписка С. Ф. Ольденбурга и Н. Н. Кроткова из архивных собраний РАН // Scripta antique. Вопр. древней истории, филологии, искусства и материал. культуры. 2016. Т. 5. С. 395-457.
9. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. Москва: Кучково поле, 2016. 416 с.
10. Ольденбург С. Ф. Памяти Николая Федоровича Петровского. 1837-1908 // Зап. Вост. отд-ния Имп. Рус. археол. о-ва. 1912. Т. 20, вып. 1. С. 1-8.
References
1. History of domestic orientalism from the middle of the XIX century till 1917. Moscow: «Vostochnaya lit.» RAN, 1997. 536 (in Russ.).
2. Bartol'd V. V. Report about business trip to Turkestan. August-December 1920. Writings of V. V. Bartol'd: in 9 vols. Moscow: Nauka, 1977. 8, 366-397 (in Russ.).
3. Tolz V. Russia's own Orient: The politics of identity and oriental studies in the late imperial and early Soviet periods. Moscow: Novoye lit. obozrenie, 2013. 336 (in Russ.).
4. Petrovsky N. F.; Myasnikov V. S. (ed.); Bukhert V. G. (comp.). Letters from Turkestan. Moscow: Pamyatniki ist. mysli, 2010. 358 (in Russ.).
5. Tikhonov I. L. G. E. Kizeritskii: conservator of antiques of Imperial Hermitage. Mnemon: studies and publications on the history of the ancient world. 2012. 11, 419-438 (in Russ.).
6. Bukharin M. D. Letters of A. A. Dyakov to S. F. Oldenburg from the Collection of Saint-Petersburg Branch of the Russian Academy of Sciences. J. of history, literature, arts. 2013. 9, 440-448 (in Russ).
7. Soboleva Ye. S. V. V. Radlov and system of transportation in Museum of Anthropology and Ethnography (late XIX -beginning of the XX century). Primus inter pares (to the 175th jubilee of V. V. Radlov). 2015. 155-184 (in Russ.).
8. Bukharin M. D. «We both work for Russia, for science.»: correspondence of S. F. Oldenburg and N. N. Krotkov from the archives of the Russian Academy of Sciences. Scripta antique. Ancient history, philology, arts and material culture. 2016. 5, 395-457 (in Russ.).
9. Anderson B. Imagined communities: reflections on the origin and spread of nationalism. Moscow: Kuchkovo pole, 2016. 416 (in Russ.).
10. Ol'denburg S. F. In memory of Nikolay Fedorovich Petrovsky. 1837-1908. Notes of Eastern dep. of Imp. Russ. Archeol. Soc. 1912. 20 (1), 1-8 (in Russ.).
