CC BY
356
литературоведение
Е.И. Диброва
дионисическое и аполлоническое женских портретов в романе М.А. Шолохова «тихий Дон»
В статье рассматриваются портреты Аксиньи и Натальи - основных женских героинь романа М. А. Шолохова «Тихий Дон» в аспекте дионисизма (языческие начала) и аполлонизма (православные начала).
Ключевые слова: женский портрет, деталь, дионисизм и аполлонизм, язычество и православие.
В настоящее время понятие литературного портрета включает описание внешности персонажа как его психологическую характеристику, его оценку и отношение к нему автора и/или других персонажей. Каждая деталь, помимо того, что сложна и многозначна, как бы обволакивается впечатлениями (автора и читателя) о герое как о целостной личности. Изобразительный план переплетается с выразительным. М.И. Сойфер говорит о «принципе диалектического единства внешнего и внутреннего состояния человека» [10, с. 187], на котором основан портрет в «Тихом Доне», хотя отмечает, что «не все персонажи Шолохова любят “открывать” свои чувства, проявлять их немедленно в жесте либо мимике» [10, с. 187]. А. Хватов, исследуя роль портрета в романе, показывает «отражение нравственной эволюции персонажа в динамике такой портретной детали, как описание глаз, взгляда» [12, с. 54]. В задачу настоящего исследования входит выявление черт аполлонизма и дионисизма в процессе психофилологического анализа текста, который включает выявление особенностей личности персонажа и отражение их в портрете.
Впервые понятие аполлонического и дионисического начал появилось в работе Фр. Ницше «Рождение трагедии из духа музыки». Излагая свою концепцию античности, Ницше говорит о двойственности мироощущения грека, связанного с двойственностью противоположных и взаимодей-ственных начал - аполлонического и дионисического, «мира сновидения и опьянения» [8, с. 51].
Аполлонизм - религия Аполлона - есть, прежде всего, стихия сновидения. В ее основе лежит «прекрасная иллюзия видений», «полное чувство меры, самоограничение, свобода от диких порывов» [Там же, с. 53]. Понятию аполлонизма Ницше противопоставляет понятие дионисизма -
религии Диониса, для которого характерна стихия экстаза, нарушение принципа индивидуализации, меры.
Идеи Ницше развивает поэт и философ Вяч. Иванов (1866-1949) в статьях «О существе традиций» (1891), «Дионис и прадионисийство» (1923). Вслед за Ницше он говорит, что «наша эстетика многое приобретает, если мы привыкнем в каждом произведении искусства различать два взаимно-противоположные, но и взаимодейственные начала <...> Диониса и Аполлона» [4, с. 191]. Аполлон - по Вяч. Иванову - бог строя, соподчинения и согласия (связующее и соединяющее). Дионис - бог разрыва, стихии и хаоса, приносит в жертву свою божественную полноту и цельность, наполняя собой все формы, разделяет. В основу своей трактовки диалектической противоположности двух начал Вяч. Иванов кладет противопоставление понятий «единство» и «множественность». Аполлон - начало единства, сущность его - монада. Дионис - начало множественности, сущность его - диада, которая предполагает первоначальное, коренное единство, в котором скрывается внутренняя противоположность. «Необходимо, чтобы принцип диады был осознан не в двух его выразителях, а в единой человеческой личности дионисического человека» [Там же, с. 51]. Таким образом, Вяч. Иванов рассматривает понятие аполлониче-ского и дионисического уже на новом уровне психологии личности, что наряду с его пониманием аполлонизма как монады и дионисизма как диады представляется существенным для раскрытия психологических интерпретаций персонажа.
Под непосредственным влиянием Ницше создавал свою книгу «Закат Европы» Освальд Шпенглер, где аполлоническому автор противопоставляет «фаустовское», которое имеет много общего с дионисизмом Ф. Ницшие и Вяч. Иванова: «Аполлонический человек взирал на свою душу, как на некий упорядоченный в группу прекрасных частей космос. Фаустовская душа стремится в бесконечность; она вечно ищет, блуждает и тоскует <...> Душевной статике аполлонического существования <.> противостоит душевная динамика фаустовского» [14, с. 485]. Для аполлонического, по Шпенглеру, характерны следующие параметры: заполненное и завершенное в себе, конечное и строго оформленное тело; уравновешенные границы и измеренные формы, гармонический распорядок, мера; душевная статика. Фаустовское - это безграничное пространство, бесконечность; хаос, «ничто», неизмеримое; душевная динамика.
А.Ф. Лосев в труде «Очерки античного символизма и мифологии» пишет, что «концепция Ницше (об аполлонизме и дионисизме) не умерла, а, наоборот, превратилась в прочно обоснованную научную теорию»
Филологические
науки
Литературоведение
[6, с. 27]. А.Ф. Лосев выделяет существенные черты в аполлоническом и дионисическом началах. Аполлонизм, по А.Ф. Лосеву, это «стихия сновидения, которую нужно резко противополагать стихии экстаза, где нет никаких видений и опьянения»; «прекрасная иллюзорность»; «Аполлон -бог вообще всех сил, творящих образами, а в связи с этим <.> он - вещатель истины, возвещатель грядущего»; «чувство меры, соразмерности, упорядоченности, мудрого самоограничения»; «принцип индивидуации» [Там же, с. 28, 29]. Дионисизм, по А.Ф. Лосеву, это «чудовищный ужас»; «блаженный восторг»; «нарушение принципа индивидуации»; «самозабвение и выход из размеренного и узаконенного бытия» [Там же].
Аполлон и Дионис Ницше, как отмечает А.Ф. Лосев, «несут на себе, несомненно, печать новоевропейского мироощущения, т.к. изображены со всей нервностью и напряжением, какие свойственны современному человеку, в отличие от старых, созерцательных эпох» [6, с. 36].
Подобные наблюдения позволяют утверждать, что понятия аполлонизм и дионисизм существуют не только в контексте античной культуры (чьим порождением они являются), но и в контексте современной культуры.
Черты аполлонизма и дионисизма изначально связаны с античными представлениями о чувствах и поведении человека, затем они получили преломление в православии, впитавшем в себя многие языческие принципы, в частности, архетипы личности аполлонической и дионисической.
Н.А. Бердяев в работе «Истоки и смысл русского коммунизма» писал: «В душе русского народа остался сильный природный элемент, связанный с необъятностью русской земли, с безграничностью русской равнины <.> Для русского народа одинаково характерны и природный дионисизм, и христианский аскетизм» [1, с. 8].
Природный дионисизм и христианский аскетизм нашли свое воплощение и в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон», казачьем романе о войне и мире, где мир - это дом и степь, а война - это сражение за свободу, независимость и землю. В казаках сосуществовали рядом два взаимнопротивоположных, но и взаимодейственных начала: аполлоническое, пришедшее от исконности русского этноса, и дионисическое, наследованное от турецких, осетинских, татарских и других этнических начал. Роман М.А. Шолохова «Тихий Дон» - наглядный пример столкновения и взаимодействия этих двух начал в культуре казаков.
В женских персонажах романа М.А. Шолохова «Тихий Дон» Наталье и Аксинье проявляются черты аполлонизма и дионисизма. Среди работ шолоховедов о типах женских персонажей выделяется статья Н.И. Мельниковой «Языческое и православное в культуре чувств шолоховских героинь», где автор отмечает, что «за Натальей - вековые устои христианско-
православных норм и ценностей: чистота чувств, самопожертвование, святость любви семейной, родовой, этнически оправданной. Она гибнет, не выдерживая накала борьбы за сохранность семьи, нарушая главную православную заповедь — терпения нести свой жизненный крест до конца <.. .> За Аксиньей (которую М.И. Мельникова сравнивает по внешним признакам, по манере поведения с финикийской Астартой, греческой Афродитой, римской Венерой. - Е. Д.) - любовь языческая, порочная с точки зрения православной казачьей морали» [7, с. 84-85].
В большей или меньшей степени указанные выше признаки, характеризующие личность аполлонического человека, свойственны одной из главных героинь романа М.А. Шолохова «Тихий Дон» - Наталье.
«Шолохов всегда умеет уловить и выделить в каждом человеке то особое, приметное, что принадлежало только ему. Целомудренная чистота, сдержанная стыдливость чувства - главные свойства характера Натальи. Они придают ее облику обаяние и прелесть» [15, с. 442, 443]. Эта сдержанная стыдливость, свобода от диких порывов в выражении чувств всегда проявляются в характере Натальи: Запыхавшись, прибежала с надворья Наталья, стала у печи, сдавив руками грудь, скособочив изуродованную шрамом шею. На губах ее трепетно, солнечным зайчиком дрожала улыбка, она ждала поклона от Гриши и хоть легкого, хоть вскользь упоминания о ней - в награду за ее собачью привязанность, за верность; Преодолевая смущение перед своими, подошла к Григорию, села около, бескрайне счастливыми глазами долго обводила всего его, гладила горячей, черствой рукой его сухую коричневую руку [13, т. 1, с. 305, 559].
О другом аполлоническом признаке, присущем Наталье - о ее внутренней гармонии, погруженности в себя - писал Н. Федь: «Наталья воплощает в себе прекрасные свойства русской женщины, хотя окружающим многое кажется загадочным в ее характере и поведении: тоскливое одиночество, какая-то неизбывная печаль и замкнутая в самой себе, скрытая от людей внутренняя жизнь» [11, с. 105]. Некоторые поступки Натальи кажутся непоследовательными, нарушающими цельность ее характера. Например, она то уходит из дома Мелеховых, то вновь - еще без надежд на возвращение Григория - возвращается из родного дома в дом свекра. Но это лишь подчеркивает ее цельность - верность идее семьи, дома. Дело в том, что инстинкт подсказывает ей: в доме свекра она еще дождется своего неверного, но горячо любимого мужа, она восстановит разрушенную семью, обретет детей. Ведь тут, у Мелеховых, ее союзниками становятся и Пантелей Прокофьевич, и Ильинична. Она делается сильнее, опираясь на их чувство семейного единения. С Натальей у Шолохова связана тема материнства, идея упорядоченности жизни.
Филологические
науки
Литературоведение
Не любимая Григорием вначале, она, став матерью, постепенно завоевывает его любовь. Хотя Наталье и свойственны основные черты аполло-низма (самоограничение, свобода от диких порывов, цельность, погружение в себя, замкнутость), мы не можем сказать, что она представляет собой чистый вариант аполлонической личности. Ей были доступны такие взрывы, как в сцене проклятия Григория.
При характеристике Аксиньи всегда подчеркивается ее страстность, стихийность чувств, напор. Л. Якименко в монографии «Творчество М. Шолохова» пишет: «Аксинье чуждо смирение, мятежная непокорность отличала ее страстную натуру <.> Аксинья встречала опасность с гордо поднятой головой, вступала в длительную и тяжелую борьбу за счастье» [15, с. 455]. Аксинья готова бороться до конца за свою любовь, и не только с Натальей, законной женой Григория. Против Аксиньи выступает весь жизненный уклад, узаконенное бытие. Но ни расправы мужа за неверность, ни хуторское презрение не останавливают борющуюся за Григория Аксинью: Плелась в душе ненависть с великой любовью. В мыслях шла баба на новое бесчестье, на прежний позор: решила отнять Гришку у счастливой, ни горя, ни радости любовной не видавшей Натальи Коршуновой [13, т. 1, с. 101). Для Аксиньи всегда было характерно «тяготение к далеким и неведомым землям, где голубой сказкой расцветет их счастье с Григорием» [15, с. 467]. Она хочет и ищет новой жизни, счастья (стремление в бесконечность, вечные искания): Аксинья с живым любопытством осматривала заснеженную, сугробистую степь, натертую до глянца дорогу... она улыбалась тому, что так неожиданно и странно сбылась давно пленившая ее мечта - уехать с Григорием куда-нибудь подальше от Татарского, от родной и проклятой стороны, где так много она перестрадала [13, т. 2, с. 536-537]. Аксинью нельзя назвать образцом дионисической натуры, как и Наталью - апол-лонической. Аксиньей всегда руководило одно чувство - любовь к Г ри-горию. Шолохов пишет: Мир умирал для нее, когда Григорий отсутствовал, и возрождался заново, когда он был около нее [Там же, с. 240]; И о чем бы ни думала, что бы ни делала, всегда неизменно, неотрывно в думках своих была около Григория. Так ходит по кругу в чигире слепая лошадь, вращая вокруг оси поливальное колесо [Там же, с. 259].
И Наталью, и Аксинью можно назвать алоллонической и дионисической натурами: они обладают основными, хотя и смягченными христианской моралью, архетипическими чертами, сохранившимися в казачестве, - аполлонизма и дионисизма.
Роль портрета в романе М.А. Шолохова велика, это одно из важнейших средств индивидуализации героев. А.С. Серафимович одним из первых
обратил внимание на эту сторону таланта писателя: «Люди у него не нарисованные, не выписанные, - это не на бумаге. А вывалились живой, сверкающей толпой, и у каждого свой нос, свои морщины, свои глаза с лучиками в углах, свой говор. Каждый по-своему ходит, поворачивает голову» [9, с. 360].
Портрет Шолохова - сумма следующих составляющих: изображение внешности персонажа, где особое место занимает характеризующая деталь, которая дается в динамике; психологическое состояние героя; отношение к нему автора и/или других персонажей. «М. Шолохов при описании внешности своих героев стремится дать запоминающийся образ, воссоздать человека в неповторимом движении <...> Его занимает в портрете не только выразительность, характерность внешнего облика, но и тип жизненного поведения, темперамент человека, настроение данной минуты <...> Ему важен не только вид человека, живописная характерность облика, но и то впечатление, которое он производил или мог бы произвести, то, что Л. Толстой так широко определил словами: “как он (человек) на меня подействовал”. Поэтому почти всегда портрет шолоховских героев пронизан настроением, чувством, он включает в себя то, что можно было бы назвать психологически-описательным элементом» [15, с. 217, 218].
М.А. Шолохов по-разному рисует портреты Аксиньи и Натальи. Портрет Натальи можно назвать описательным. Автор дает достаточно подробные изображения ее внешности на каждом важном этапе в жизни героини (смотрины, свадьба, первые месяцы после замужества, беременность, возвращение Григория, после перенесенного тифа). Все портретные зарисовки сопровождаются динамикой деталей. Портрет Аксиньи строится по-другому: Шолохов нигде не дает полного, подробного изображения ее внешнего облика. Такой портрет получил название штриховой: в нем подробное описание заменяется называнием главных деталей. Всестороннее представление о внешности Аксиньи мы получаем только в конце произведения за счет накопления, суммирования деталей, которые также даны в динамике, отражая нравственную эволюцию персонажа.
Описание глаз, взгляда является одной из самых важных, требующих наибольшего внимания деталей портрета. Неудивительно, что при каждом изображении внешности Шолохов делает акцент на глаза. Автор охотно использует цвет, и это указание на «цвет» почти всегда сопровождается качественно-психологической характеристикой, которая как бы вводит нас во внутреннюю «настроенность», сущность того или иного персонажа.
О глазах Аксиньи Шолохов говорит так: Жгла полымем черных глаз [13, т. 1, с. 66]; Глаза вспыхнули балованным отчаянным огонь-
Филологические
науки
Литературоведение
ком [13, т. 1, с. 149]; Влажный горячий блеск черных Аксиньиных глаз [Там же, с. 154]; Огнисто-черные [Там же, с. 379]; Радостно искрились [13, т. 1, с. 163]; Молодые, с огоньком, глаза [13, т. 2, с. 113]. В каждой из этих характеристик присутствует интегральная, выраженная имплицитно, сема «страсть» как «сильная любовь, сильное чувственное влечение». Таким образом, черные глаза Аксиньи - это постоянная, внешне запоминающаяся примета ее облика. А их выражение (они то горят исступленным огнем страсти и любви к Григорию, то присыпаны пеплом страха) дает возможность постигнуть одно из важнейших устойчивых качеств характера Аксиньи - страстность, порывистость, неудержимую силу. Это отражает дионисизм ее натуры.
При описании же внешности Натальи Шолохов говорит о «смелых серых глазах» [13, т. 1, с. 82]; о «бесхитростном, чуть смущенном, правдивом взгляде» [Там же, с. 82]. Неслучайно автор в портрете Натальи подчеркивает смелость, бесхитростность, правдивость. Эти качества характера являются аполлоническими в натуре Натальи, не умеющей ни притворяться, ни лукавить.
Трижды Аксинья покидала хутор с Григорием, и каждый раз Шолохов отмечает глаза героини, которые искрились радостью: ее всегда влекли новые места (дионисическая черта), где бы она стала счастливо жить с любимым. Вот Аксинья в первый раз собралась уйти из Татарского: С утра на верхушках Аксиньиных скул - румянец, в молодом блеске глаза [Там же, с. 163]. Через несколько лет Аксинья с Григорием вновь уезжают с хутора: Рядом с ним сидела Аксинья, закутанная в донскую, опушенную поречьем шубу. Из-под белого пухового платка блестели, радостно искрились ее черные глаза [13, т. 4, с. 536].
Аксинья в начале романа предстает перед нами в блистании молодости, красоты. Прошли годы, после пяти лет разлуки Аксинья встречается с Григорием у Дона. Шолохов дает подробную портретную характеристику, акцентируя внимание на глазах: Долго взволнованно рассматривала (в зеркале. - Е. Д.) свое постаревшее, но все еще прекрасное лицо. В нем была все та же порочная и манящая красота, но осень жизни уже кинула блеклые краски на щеки, пожелтила веки, впряла в черные волосы редкие паутинки седины, притушила глаза. Из них уже глядела скорбная усталость [13, т. 3, с. 258]. В одном этом описании взгляда Аксиньи заключено то, что она пережила: и презрение хуторян, и одиночество, и неопределенность. Так выражение глаз дает возможность писателю передать глубоко скрытое внутреннее состояние человека.
Обратимся к портрету Натальи. Не прошло и месяца жизни замужем: Наталья разительно изменилась, поняв, что Григорий ее не любит:
В глазах появилось что-то новое, жалкое. После рождения Полюшки и Мишатки, возвращения мужа мы наблюдаем резкую перемену: Бескрайне счастливыми глазами долго обводила его (Григория. - Е. Д.) [13, т. 2, с. 559]; Не сводила с мужа влюбленных, горячих и затуманенных глаз [Там же, с. 564]; Глаза ее вспыхнули таким ярким брызжущим светом радости, что у Григория вздрогнуло сердце [Там же, с. 389]; Глаза лучились такой сияющей трепетной теплотой [Там же]. Материнство, сознание родственной связи с детьми, гордость за продолжение рода Мелеховых - вот проявление архетипических, исконных черт самоотверженности и упорядоченности жизни (аполлонизм натуры). В то же время Шолохов отмечает «скорбные глаза» Натальи. Соседство таких взаимоисключающих понятий, как «скорбь» и «радость», скорее всего, говорит не о противоречивости характера героини, а о сложности чувств, испытываемых ею к Григорию.
Обратимся к такой портретной детали, как губы. Эта деталь столь характерна, что упоминается Шолоховым неоднократно на протяжении всего романа. Но что интересно, изображение губ дается таким, какими их видит Григорий: И тут в первый раз заметил Григорий, что губы у нее (Аксиньи. - Е. Д.) бесстыдно-жадные, пухловатые [13, т. 1, с. 43). В определениях бесстыдно-жадные, пухловатые [Там же], красные, чуть вывернутые [13, т. 1, с. 48], припухшие, слегка вывернутые, жадные [Там же, с. 68], порочно-сжатые [Там же, с. 159], вишневые [Там же, с. 406] присутствует сема «страстные». Отрицательные коннотации прилагательного вывернутые (о губах) - «перевернутые внутренней стороной наружу» - Шолохов погашает словами чуть и слегка.
Интересно, что губы Аксиньи, как правило, смеются: Распутывая бредень, Григорий всматривается в Аксинью. Лицо ее мелово-бледно, но красные, чуть вывернутые губы уже смеются [13, т. 1, с. 48]; Припухшие, слегка вывернутые, жадные губы ее беспокойно и вызывающе смеялись [Там же, с. 68].
В портрете Натальи губам автор намного меньше уделяет внимания: И тут в первый раз заметил (Григорий. - Е. Д.), что верхняя губа у нее (Натальи. - Е. Д.) пухловата, свисает над нижней козырьком [Там же, с. 104]. Сравнение верхней губы с козырьком рисует не только зрительный образ, но выражает субъективное негативное восприятие. Потом Григорий три раза целовал влажные, безвкусные губы жены [Там же, с. 106]. Хмурясь, Григорий целовал пресные губы жены, водил затравленным взглядом [Там же, с. 107]. Большую роль играют определения влажные, безвкусные, пресные. Это эмоционально-оценочные характеристики, в данном случае содержащие негацию. О губах Натальи говорится
Филологические
науки
Литературоведение
только три раза (в начале «Тихого Дона»), в то время как губы Аксиньи -постоянная характерная примета ее внешнего облика. У Натальи преобладающим является нравственное начало, именно поэтому движение чувств проявляется во внешнем облике, в мимике. М.А. Шолохов пишет в конце романа: Торопливо накинув платок, чтобы не было видно, как безобразна стала ее голова после болезни, слегка склонив голову набок, сидела она такая жалкая, некрасивая и все же прекрасная, сияющая какой-то чистой внутренней красотой [13, т. 2, с. 395). Усилительная частица все же подчеркивает противопоставленность предыдущему, утверждая аполлоническую соразмерность чувств. Изображая Наталью, М.А. Шолохов часто говорит о ее «покривленной шее». А. Хватов в книге «Художественный мир Шолохова» объясняет это так: «Шолохов, постоянно фиксируя внимание на ее обезображенной шее, подчеркивает в ее образе жалкое, возбуждающее сострадание. Художник опирается на духовные возможности ее характера, не боясь снизить образ Натальи» [12, с. 171].
Такие детали, как описание глаз, взгляда, губ, цвета лица, рассмотренные выше, как правило, представлены в любой портретной характеристике, они являются традиционными. Но есть и авторские портретные детали: мелкие пушистые завитки на шее Аксиньи и два золотистых волоска в родинке на лице Натальи. Именно они содержат явное, открытое сопоставление двух героинь: Заметил (Григорий. - Е. Д.) еще, что на правой щеке, пониже скулы, лепится коричневая родинка, а на родинке два золотистых волоска, и от этого почему-то стало муторно. Вспомнил Аксиньину точеную шею с курчавыми пушистыми завитками волос, и явилось такое ощущение, будто насыпали ему за ворот рубахи колючей сенной трухи [13, т. 1, с. 104]. Важны портретные штрихи: они передают эмоции Григория.
Итак, в создании портретов Аксиньи и Натальи большую роль играет портретная деталь, которая не только рисует зрительный образ. Каждая деталь связана с передачей внутреннего мира персонажа, также это всегда оценка автора и/или других персонажей. Все это слито в единое, и поэтому читатель получает представление о персонаже как о целостной натуре, в данном случае - о натуре аполлонической (Натальи) и дионисической (Аксиньи). По мнению немецкого философа Георга Гегеля, культура чувств сильнее выражается через женщину, в основе характера которой лежит любовь: «Женщины концентрируют и углубляют всю свою жизнь в этом чувстве, находя в нем опору своего существования. И если на них, на их любовь обрушивается несчастье, то они тают, как свеча, гаснущая от первого грубого дуновения» [2, с. 276].
Языческие черты аполлонизма и дионисизма, как уже отмечалось выше, сохранились как архетипичное свойство в казачестве. Аполло-
нические принципы поведения личности (самоограничение, свобода от диких порывов, внутренняя гармония, погруженность в себя) во многом схожи с православными. В то время как дионисизм со стихийностью чувств, напором, чрезмерностью находится в контрапозиции по отношению к православию. В романе «Тихий Дон» Шолохов показывает противопоставление православного мира чувств Натальи и языческого - Аксиньи. Противостояние этих двух жизненных позиций особенно четко прослеживается в первых книгах романа. В начале произведения Аксинья поражает нас своей страстностью, напором, красотой, готовностью идти против установленных правил. Она своим поведением, своими желаниями бросает вызов не только хутору, но и православным нормам. Она изменяет мужу, уходит из дома. Любовные чувства Аксиньи противоречат христианству, которое ценит безгрешную чистоту тела и чувства, супружескую верность, святость любви, брака и семьи. Поэтому Аксинья всегда стремилась вырваться из хутора, уйти от его обычаев, традиций (выход из узаконенного бытия).
Ее любовь к Григорию - бурное, сильное чувство. Страстная натура Аксиньи, сила ее переживаний часто получает образное воплощение в словах полымя, огонь. Их мы встречаем и в передаче чувств, и в портретных зарисовках, оно проходит через все повествование: С лугового покоса переродилась Аксинья. Будто кто отметину сделал на ее лице, тавро выжег [13, т. 1, с. 64]; Аксинья ходила на цыпочках, говорила шепотом (после возвращения Степана. - Е. Д.), но в глазах, присыпанных пеплом страха, чуть приметно тлел уголек, оставшийся от зажженного Гришкой пожара [Там же, с. 83]. Каждый раз при мысли о Григории, при встрече с ним Аксинья словно «загорается»: Жаром осыпала кровь виски [Там же, с. 83]; Стыд и радость выжигали ей щеки, сушили губы [Там же, с. 149]; У нее (Аксиньи. - Е. Д.) на щеках все сильнее проступал полыхающий жаром румянец [13, т. 2, с. 323]. В выделенных характеристиках присутствует та же сема «страстность», «стихийность».
Однако, если бы в Аксинье писатель показывал только дионисизм ее натуры, она не стала бы «одним из самых великих и прекрасных образов в истории русской и мировой литературы» [5, с. 53]. Через всю свою трагически сложившуюся жизнь она пронесла любовь к Григорию. Именно в этом чувстве облик Аксиньи приобретает одухотворенность. Характер Аксиньи значительно меняется. В конце книги мы уже не встретим тот дионисизм, который ей был свойственен когда-то. В ее натуре все больше и больше проявляются аполлонические черты - спокойная соразмерность чувств, погружение в себя: Опустошенная пережитым за вечер волнением, она долго сидела, прижавшись щекой к холодному, заиндевевшему
Филологические
науки
Литературоведение
стеклу, устремив спокойный и немножко грустный взгляд в темноту, лишь изредка озаряемую снегом [13, т. 2, с. 626]. Даже страсть, любовь к Григорию соединяется с нежностью, спокойствием. Аксинья думает о Григории и вспоминает его таким, каким он был несколько лет назад: И от этого Аксинья испытывала к нему еще большую любовь и почти материнскую нежность [Там же, с. с. 347).
Наталья олицетворяет православную культуру чувств, которая проявляется в ее стыдливости, сдержанности, верности мужу, семье и даже в «такой чисто православной слабости, как беззащитность в ее столкновении <...> с Аксиньей» [7, с. 79]. Наталья вся в стихии семьи, дома, вся в традициях казачьего быта. Она вся проникнута любовью к Григорию, в нем видит смысл своей жизни. Если Аксинья олицетворяет апофеоз чувственной (языческой) любви в начале ее отношений с Григорием, то Наталья - апофеоз чувства жены и матери (православная культура чувств).
Библиографический список
1. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990.
2. Гегель Г.В.Ф. Эстетика. Т. I. М., 1969.
3. Иванов Вяч. Дионис и прадионисийство. Баку, 1923.
4. Иванов Вяч. О существе традиций. М., 1991.
5. Калинин А.В. Время «Тихого Дона» // Роман-газета. 1975. № 21.
6. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993.
7. Мельникова Н.И. Языческое и православное в культуре чувств шолоховских героинь. М., 2000.
8. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки. СПб., 2000.
9. Серафимович А.С. Собр. соч. Т. X. М., 1948.
10. Сойфер М.И. Мастерство Шолохова. М., 1979.
11. Федь Н. Парадокс гения. Жизнь и сочинения Шолохова. М., 1998.
12. Хватов А. Художественный мир Шолохова. М., 1978.
13. Шолохов М.А. Собр. соч.: в 8 т. М., 1976.
14. Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993.
15. Якименко Л.Г. Творчество М.А. Шолохова. М., 1964.
