УДК 81-23 ББК 81.2
Прибылова Ольга Викторовна
соискатель кафедра теории языка Челябинский государственный университет г. Челябинск Pribylova Olga Viktorovna Applicant for a Degree Chair of the Language Theory Chelyabinsk State University Chelyabinsk
Динамика языковой репрезентации концепта «терроризм»
в юридическом дискурсе (на материале английского и русского языков)
Dynamic Features of the Verbal Representation of the Concept «Terrorism»
in the Legal Discourse (In the English and the Russian Languages)
В статье представлен анализ динамических изменений в концептуальных связях, в которые «терроризм» вступает с другими концептами в рамках концептосферы. Исследование проведено на материале современного американского и российского юридического дискурса.
The article presents the analysis of the dynamic changes in the conceptual connections between the «terrorism» and other concepts within the conceptual sphere. The research is based on the data from the modern American and the Russian legal discourse.
Ключевые слова: концепт «терроризм», концептуальные связи,
юридический дискурс, динамика.
Key words: concept «terrorism», conceptual connections, legal discourse, dynamic features.
В разных профессиональных дискурсах «социальная действительность конструируется разными информационно-когнитивными системами, поэтому представление об одном и том же объекте актуализируется в них сугубо индивидуальными языковыми средствами» [2, с. 188]. В современных
лингвистических исследованиях все чаще поднимается проблема профессиональной познавательной деятельности личности в процессе восприятия окружающего мира. В этой связи определенный лингвистический интерес представляет собой язык документов, функционирующих в рамках
письменного юридического дискурса.
Исходя из того, что дискурс - это «сложное коммуникативное явление» [3, с. 14], и учитывая природу развития юридической науки в целом, мы рассматриваем юридический дискурс как «особый тип институционального дискурса, семиотическое пространство которого характеризуется совокупностью вербальных и невербальных знаков (и их вербальных коррелятов), формирующих различные формы общения, в которых субъект/объект, адресат/адресант речи (или одна из этих составляющих) имеют отношение к сфере юриспруденции» [2, с. 189].
Будучи основным средством коммуникации, язык выступает средством выражения отношения к новым реалиям общества, а также своеобразным индикатором изменения отношения к уже существующим феноменам. По этой причине в настоящем исследования значимым представляется проследить, как изменения в политической и социальной жизни общества, связанные с таким явлением, как терроризм, отобразились на вербальном уровне в юридическом дискурсе, являющемся разновидностью институционального общения. Под институциональным дискурсом, вслед за В.И. Карасиком, мы понимаем «специализированную клишированную разновидность общения между людьми, которые могут не знать друг друга, но должны общаться в соответствии с нормами данного социума» [1, с. 192].
В данной статье мы ставим перед собой цель проанализировать изменения в наборе сопряженных с «терроризмом» концептов в американском и российском юридическом дискурсе, представленном нормативно-правовыми документами за период с 1991 года по настоящее время.
При рассмотрении динамики содержания концепта «терроризм» по данным юридического дискурса США и России точками отсчета будут служить разные события. Для Соединенных Штатов Америки таким событием, несомненно, является трагедия 11 сентября 2001 года, повлиявшая на политическую ситуацию не только в этой стране, но и в мире, что получило отражение на языковом уровне. Для России знаковыми стали события 23 октября 2002 года (захват заложников в Театральном центре на Дубровке) и 1 сентября 2004 года (захват школы в г. Беслан, Северная Осетия).
Существуют различные подходы к типологии связей между концептами. Наиболее объективной нам кажется точка зрения Г.В. Токарева, который, вслед за Ю.Н. Карауловым, выделяет три основных вида связей: привативные оппозиции (включения), эквиполентные оппозиции (пересечения) и
дизъюнктивные оппозиции (предполагающие отсутствие общих элементов) [4].
Анализ вербализации концепта «терроризм» в американском
юридическом дискурсе позволил нам выделить ряд концептуальных связей.
В рамках привативных оппозиций терроризм понимается как насилие и преступление. Согласно нормативно-правовым документам США терроризм является одним из видов насилия (“act of violence”) и классифицируется как уголовное преступление (“terrorism offense”).
Эквиполентные связи являются наиболее продуктивными и широко представленными. Терроризм пересекается с концептами «правительство» и «политика», являясь средством оказания влияния на правительство и проводимую им политику, которой террористы недовольны (“terrorism is <... > intended to affect the conduct of a government”).
Концепт «религия» задействуется для указания на целеполагание террористических актов. Цели терроризма определяются, помимо всего прочего, и как религиозные. Стоит, однако, отметить, что не все государственные правовые документы США выделяют религиозную составляющую терроризма. К примеру, Свод федеральных законов США (Code of Federal Regulations) указывает только на политический или социальный характер целей, преследуемых террористами.
В качестве своего основного инструмента манипулирования как правительством, так и общественным сознанием, террористы используют страх (“use of violence to inculcate fear”). Данный концепт является одним из ключевым для понимания природы терроризма, механизмов его действия. Таким образом, запугивание, внушение страха для принуждения к определенному поведению и является мотивом их действий.
Эквиполентные отношения связывают терроризм также и с концептом «аудитория». Нормативно-правовой акт, принятый Государственным
департаментом США, акцентирует внимание на эффекте театральности, подчеркивая тот факт, что основной целью террористов является намерение повлиять на широкую аудиторию ("to influence an audience”).
Немаловажным является и такой фактор, как финансовая сторона террористических актов. В рамках пересечения концептов финансы и терроризм, теракты приравниваются к выгодной с экономической точки зрения операции, "сделке”, которая дозволяет террористическим организациям
получать "доходы”, управляя своими "активами” (“terrorist assets”).
Достаточно продуктивным является и такой вид концептуальных связей, как отношения дизъюнкции. Терроризм противопоставляется таким ключевым для юридического дискурса концептам, как «закон», «безопасность»,
«свобода».
В рамках привативных оппозиций динамика эксплицируется посредством активации связей терроризма с концептом «чрезвычайная ситуация». В связи с распространением и повышением опасности применения биологического оружия в террористических целях правительство США подготовило и утвердило нормативно-правовой акт, регламентирующий вопросы безопасности здоровья населения, а также готовности и ликвидации последствий биологического терроризма (Public Health Security and Bioterrorism Preparedness and Response Act of 2002). В рамках данного документа биотерроризм определяется как разновидность чрезвычайных ситуаций, требует немедленного реагирования:
"Coordination of Preparedness for and Response to Bioterrorism and Other Public Health Emergencies”. ("Согласование готовности к и реагированию в случае биотерроризма и других чрезвычайных ситуаций, связанных с общественным здоровьем.”) [Public Health Security and Bioterrorism Preparedness and Response Act of 2002].
Эквиполентные оппозиции дополняются связями с концептом «предприятие». В 2006 году правительством США был принят закон, предполагающий наказание за препятствие деятельности, угрозы, нанесение какого-либо вреда организациям, связанным с продажей, разведением или
иным использованием животных. Нормативно-правовой акт получил название Animal Enterprise Terrorism Act (AETA). Данный закон не затрагивает политического целеполагания преступления, тогда как именно этот компонент является ключевым в определениях терроризма, рассмотренных нами выше. Единственная общая составляющая - это применение насилия и угроз в адрес объекта преступной деятельности (в роли объекта выступает организация/предприятие - образовательного или коммерческого характера): "Whoever <.. .>—
‘‘(A) intentionally damages or causes the loss of any real or personal property (including animals or records) used by an animal enterprise <...>;
‘‘(B) intentionally places a person in reasonable fear of the death of, or serious bodily injury to that person, a member of the immediate family <.> shall be punished as provided for in subsection (b).”
("К любому, кто <.>—
‘‘(A) намеренно наносит вред или причиняет убытки в отношении любого движимого и недвижимого имущества (включая животных и записи), используемого предприятием по продаже/использованию животных <...>
будет применено наказание в соответствии с разделом (b)”.) [Animal Enterprise Terrorism Act, 2006].
Можно сделать вывод о том, что происходит расширение семантического поля концепта «терроризм». В качестве потенциальных жертв/объектов террористической деятельности выступает не только мирное население страны, но и предприятия, их собственность и сотрудники.
Ниже приведена сводная таблица, представляющая наиболее типичные связи концепта «терроризм» в американском юридическом дискурсе.
Характеристика связей концепта «терроризм» по данным американского юридического дискурса
Тип концептуальных связей 1991 - 2001 гг. 2001-2011 гг.
Привативные оппозиции Насилие
Преступление
Чрезвычайная ситуация
Эквиполентные оппозиции Политика
Правительство
Страх Аудитория Финансы Религия (не все нормативно-правовые акты)
Предприятие/организация
Отношения дизъюнкции Закон
Безопасность
Свобода
Подводя итоги, следует отметить, что концептуальные связи, наиболее часто вербализуемые в американском юридическом дискурсе, характеризуются обширным неизменным ядром концептов, сопряженных с терроризмом. В период после 2001 года, в связи с появлением ряда нормативно-правовых документов, связанных с терроризмом, мы наблюдаем актуализацию связей терроризма с такими концептами, как чрезвычайная ситуация, предприятие/организация.
Перейдем к рассмотрению динамики концептуальных связей, в которые исследуемый концепт вступает в российском юридическом дискурсе.
В рамках привативных оппозиций, являющих собой отношения включения, терроризм определяется как разновидность преступной деятельности и насилия.
Наиболее широко представленная разновидность концептуальных связей - эквиполентные оппозиции, в рамках которых, аналогично американскому юридическому дискурсу, наблюдается сопряжение терроризма с такими концептами, как «финансы», «политика» и «страх».
В российском юридическом дискурсе эксплицируется также ряд связей, не столь типичных для нормативно-правовых актов США. Помимо прочих целей, террористические акты, согласно нормативно-правовым актам, могут совершаться из соображений отмщения за неугодную политику, проводимую отдельным государственным деятелем или правительством (“терроризм - <...> посягательство на жизнь <... > из мести”). Нельзя обойти стороной и такой важный аспект, как последствия терактов, которые выражаются в гибели людей и причинении материального ущерба ("терроризм - <. > деяние, <. > проявляющееся в виде <. > причинения значительного имущественного ущерба’”).
Отношения дизъюнкции представлены противопоставлением терроризма таким ключевым для юридического дискурса концептам, как закон и безопасность.
Далее мы перейдем к рассмотрению динамических изменений в связях концепта «терроризм» в российском юридическом дискурсе, которые прослеживаются в рамках привативных и эквиполентных оппозиций.
В июне 2002 года правительство России принимает «Федеральный закон Российской Федерации о противодействии экстремистской деятельности», в рамках которого постулируется, что терроризм является разновидностью экстремистской деятельности, которая является более широким понятием, включающим помимо терроризма ряд других уголовно наказуемых преступлений:
“экстремистская деятельность (экстремизм):
публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность... ” [Федеральный закон Российской Федерации о
противодействии экстремистской деятельности от 27.06.2002].
В 2009 году Уголовный Кодекс РФ был дополнен статьей, содержание которой подчеркивает роль средств массовой информации в пропаганде террористических методов, распространении идей использования или поощрения терроризма:
“Те же деяния [публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма], совершенные с использованием средств массовой информации, - наказываются <...>.” [УК РФ, статья 205.2 от 27.12.2009].
Обратимся к сводной таблице, в которой представлены наиболее типичные связи концепта «терроризм» в российском юридическом дискурсе.
Характеристика связей концепта «терроризм» по данным российского юридического дискурса
Тип концептуальных связей 1991-2002 гг. 2002 - 2011 гг.
Привативные оппозиции Насилие
Преступление
Экстремизм
Эквиполентные оппозиции Политика
Финансы
Месть
Страх
Ущерб
СМИ
Отношения дизъюнкции Безопасность Закон
Делая выводы о проведенном исследовании, следует отметить, что концептуальные связи, наиболее часто вербализуемые в юридическом дискурсе США и России, характеризуются обширным неизменным ядром концептов, сопряженных с терроризмом. Это легко объясняется регламентированностью и стабильностью юридического дискурса, являющего собой закрытую систему, не столь быстро реагирующую на изменения в жизни общества.
Тем не менее, исследуемый в данной работе концепт демонстрирует свои динамические возможности, даже при рассмотрении его языковой репрезентации за достаточно небольшой период времени - два десятилетия. Динамика в концептуальных связях терроризма и в американском, и в российском юридическом дискурсе прослеживается в рамках эквиполентных и привативных оппозиций - оба типа связей пополняются новыми концептами, вступающими в отношения - пересечения и включения соответственно - с концептом «терроризм».
Библиографический список
1. Карасик В.И. О категориях дискурса [Текст] / В.И. Карасик // Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты: Сб. науч. тр. / ВГПУ; СГУ. - Волгоград: Перемена, 1998. С. 185-197.
2. Косоногова О.В. Юридический дискурс: лингвопрагматика имени собственного [Текст] / О.В. Косоногова // Знание. Понимание. Умение. 2008. №2. - С. 188-192.
3. Кубрякова Е.С. О понятиях дискурса и дискурсивного анализа [Текст] / Е.С. Кубрякова // Дискурс, речь, речевая деятельность: функциональные и структурные аспекты: Сб.обзоров. - М.: ИНИОН, 2000. - С. 7-25.
4. Токарев Г.В. Дискурсивные лики концепта [Текст] / Г.В. Токарев. - Тула: Изд-во ТГПУ, 2003. - 108 с.
Bibliography
1. Karasik, V.I. About the Categories of Discourse [Text] / V.I. Karasik // Language Personality: Sociolinguistic and Emotive Aspects: Collection of Scientific Papers / VSPU; SSU. -Volgograd: Peremena, 1998. - P. 185-197.
2. Kosonogova, O.V. Legal Discourse: Linguopragmatics of Proper Names [Text] / O.V. Kosonogova // Knowledge. Understanding. Ability. - 2008. - №2. - P. 188-192.
3.Kubryakova, E.S. About the Notions of Discourse and Discourse Analysis [Text] / E.S. Kubryakova // Discourse, Speech, Language Behaviour: Functional and Structural Aspects: Collection of Reviews. - M.: INION, 2000. - P. 7-25.
4. Tokarev, G.V. Discoursive Images of the Concept [Text] / G.V. Tokarev. - Tula: TSPU, 2003. - 108 p.