CC BY
35
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Пирс Ч.С. Принципы философии. - СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. - Т. 2. - 313 с.
2. Апель К.-О. Трансформация философии. - М.: Логос, 2001. -338 с.
3. Нёт В. Чарльз Сандерс Пирс // Критика и семиотика. - 2001. - Вып. 3-4. - С. 5-32.
4. Колапьетро В. Пирс Ч.С. 1839-1914 // Американская философия. Введение. - М.: Идея-Пресс, 2008. - С. 121-156.
5. Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. -СПб.: Симпозиум, 2005. - 412 с.
6. Якобсон Р.О. В поисках сущности языка // Семиотика. - М.: Радуга, 1983. - С. 111-129.
7. Уайтхед А. Н. Символизм, его смысл и воздействие. - Томск: Водолей, 1999. - 64 с.
8. Свасьян К.А. Философия символических форм Э. Кассирера. Критический очерк. - Ереван: Изд-во АН АрмССР, 1989. -238 с.
9. Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. - М.: Гардарики, 1998. - 779 с.
10. Ричард Х.И., Лангер С.К. 1895-1985 // Американская философия. Введение. - М.: Идея-Пресс, 2008. - С. 334-354.
11. Лангер С. Философия в новом ключе: исследование символики разума, ритуала и искусства. - М.: Республика, 2000. -287 с.
Поступила 30.03.2010г.
УДК 316.733
ДИНАМИКА ЦЕННОСТНЫХ ОРИЕНТИРОВ СОВРЕМЕННОЙ КУЛЬТУРЫ КАК ОСНОВА ПЕРЕХОДА К ЭСТЕТИЧЕСКИМ НОВАЦИЯМ
О.В. Солодовникова
Томский политехнический университет E-mail: sol@tpu.ru
Рассмотрена трансформация культурных ценностей в современной культуре, показано влияние мобильности современной культуры на формирование нового образа человека. Сделан вывод о том, что событие играет роль одной из главных категорий культуры?, влияя на формирование эстетического сознания. Раскрыта двойственность современной культурыi, показано, как ирония представляет текстуальность, а юмор - перформативность культурыi.
Ключевые слова:
Новые культурные ценности, новыэй образ человека, мобильность, дискретность, фрагментарность, событие как культурная категория, эстетическое сознание, юмор, ирония, текстуальность, перформативность. Key words:
New cultural values, the new human image, mobility, discreteness, fragmentariness, event as the cultural category, esthetic mind, humor, irony, textuality, performativity.
Современные культурные процессы определяются масштабной переоценкой ценностей, в свою очередь определяющей направленность цивилизацион-ных процессов. Сам образ человека претерпевает значительные изменения, требует иных подходов к своему рассмотрению, что в свою очередь заставляет искать иные категории для описания культурных ценностей и, соответственно, образа человека.
В ситуации исчерпанности эстетического модерна и кризиса исторического сознания универсальный инструментальный разум не выполняет свою функцию. Осмысление новых нелинейных процессов мирового развития, вероятность глобальной катастрофы, выражающейся в возможности разрушения как внешнего мира человека в результате неразумного применения ядерной энергии или экологического кризиса, так и внутренней структуры человека в результате вторжения в генетическую сферу, детерминирует разрушение старых
и возникновение новых культурных ценностей и новых моделей поведения человека.
В предыдущих культурных проектах (традиционном и проекте модерна) человек понимался из идей предзаданной сущности и самоидентичности. Самотождественность индивида была само собой разумеющейся, не подвергающейся сомнениям и основывалась на едином и абсолютном основании. Это связано с исторически понимаемым соотношением между частью и целым. Для древних греков мир был целостен, части мира имели значение только в составе целого. Для христиан в любом творении проглядывал бог, его триединость только подчеркивает целостность. Со стремительной специализацией в современную эпоху мир начинает распадаться на части, на различные образы. Не избежал процесса секуляризации, дробления на части и сам человек - он рассматривается с различных позиций, несовместимых друг с другом.
Известия Томского политехнического университета. 2010. Т. 316. № 6
Например, Макс Шел ер [1] анализирует три круга идей, содержащихся в понятии «человек»: во-первых, иудейско-христианскую традицию об Адаме и Еве, творении, Рае, грехопадении; во-вторых, греко-античный круг, представляющий особое положение человека, благодаря причастности человека разуму, Логосу и т. д.; в-третьих, представления современного естествознания, генетики и психологии, в соответствии с которыми человек является достаточно поздним итогом развития Земли и отличается от предшествующих ему форм животных только степенью сложности соединения энергий и способностей. Исходя из представленных кругов идей, М. Шелер делает вывод о том, что существует естественнонаучная, философская и теологическая антропология, а единого концепта «человек» не существует, требуется объединяющая идея человека как сумма антропологий.
Нарастание процессов специализации приводит к наступлению стадии элиминации целого -эпохи функционирования частей. Для этой эпохи характерна множественность сама по себе, в отрыве от целостности и единства; она рождает мозаичную картину мира, закладывающую в свою очередь и принцип мировоззрения человека - множественность без единства. Место центрального начинает занимать региональное, происходит культивирование случайного вместо необходимого.
Части, существующие самостоятельно в ослабевающем поле целого, образуют симулякры - образы, составляющие основу виртуальной реальности.
По определению Ж. Бодрийяра, «схема современной культуры - это схема дробления. Каждая ценность или часть ее лишь на мгновение сверкнет на небосклоне лицедейства, а затем исчезает в пустоте, перемещаясь вдоль ломаной линии, редко соприкасающейся с траекториями других ценностей» [2. С. 11].
Распадение на части было вызвано мобильностью, наступившей после коперниканского поворота, сейчас происходит развитие в сторону тотальной дезинтеграции в мире, который, казалось бы, глобализируется. Наряду с этим происходит возникновение индивидуальных мифологий, создающих точки опоры для людей в дезинтегрированном мире. По мнению П. Слотердайка, это говорит о частичном возвращении к птолемеевской картине мира [3].
Несмотря на начавшийся процесс распадения целого на части в культуре модерна, созданной инструментальным разумом, пытавшимся установить границы и иерархии, самотождественность была незыблемой чертой всех явлений культуры. Однако в эпоху модерна возникает проблема репрезентации реальности, так как проблематичность реального усиливается: реальность становится продуктом идеологии (определенной и определяемой), она искусственно создана и запрограммирована согласно сценарию, так что связь субъекта и мира
теряет свое значение, во всяком случае, размыты объективные основы этой связи. Прежде всего это связано с утерей самотождественности индивида. Самотождественность, по определению Дж. Бат-лер, не дается ни исторически-материально, ни трансцедентально, она разыгрывается каждый раз снова и снова [4. 8. 268]. От «понятия» человек происходит переход к «образу» человека, так как суть человека теперь понимается не из предзаданной сущности, а из способа его существования, экзистенции. Образ дает характеристику человека, причем, в отличие от сущности, образ принципиально не единичен, образов много. Поливалентность становится фундирующей культурной ценностью культурного проекта постмодерна. «Смысл эпохи постмодерна заключается в перестройке типа целостности как человека, так и социума, мироотно-шения в целом, и вполне возможно, что за всем этим скрываются контуры совершенно новой мировоззренческой интуиции, которая станет господствующей в новом тысячелетии» [5. С. 67].
Основные этапы демонтажа исключительного положения человека как особенного существа К. Вухтерль связывает с именами Н. Коперника, Ч. Дарвина, З. Фрейда, Н. Винера. С их подачи человек приобретает следующие образы [6]:
• потерянный на одинокой звезде в безграничном пространстве;
• смертное создание в беспощадной борьбе за выживание с многомиллионными живыми существами;
• постоянно обманываемый, которому кажется, что он руководствуется благоразумием и самоопределением, но на самом деле является мячом в игре своих бессознательных мотиваций и энергий;
• компьютер, который отличается от традиционных, созданных им самим, только своей многомерностью.
Демонтаж особого положения человека приводит к тому, что главной категорией культуры становится «событие», как то, что происходит, случается и оставляет следы. Перенос акцентов на событийный характер мира и культуру как жизненное пространство человеческого мира и его событийной насыщенности говорит об отсутствии предметной заданности. В отличие от модернистского подхода к культуре, современный культурный проект предполагает сближение высокой и массовой культуры, многослойность культурных феноменов. Это означает, что в их формировании и функционировании принимают участие представители различных культурных групп, а в основании культуры повседневности лежит эстетическое.
Общественный разум при этом расщепляется изнутри децентрацией и детерриториализацией. Ж. Бодрийяр пишет по этому поводу: «Действительное атомарное событие не состоится, так как оно уже состоялось» [7. 8. 271]. Для Ж. Бодрийяра
«атомарное - это апофеоз симуляции» [7. S. 271]. Атомная бомба не что иное, как последний знак в игре симуляции, в которой разрушается не «реальное», а понятие «реальности».
Атомный взрыв, постоянно присутствующий в сознании, отодвигает Апокалипсис для современного человека. Возможность делает реальность призрачной, «как бы» существующей квазиреальностью. По мнению Ж. Бодрийяра, для существования в таких условиях необходимыми чертами сознания становятся «объективная ирония» и «радикальное безразличие» [7. S. 271]. Данное состояние сознания достижимо при размышлениях о будущем следующим образом: «Возможно, это случится».
Кризисность кривой событийности приводит к состоянию постистории, когда закат мира перестает быть центральной темой, по крайней мере, темой драматичной. Кажется, что преодолено историко-философское и теологическое влияние Апокалипсиса, которым должен был быть увенчан конец мира, чтобы придать жизни глубинный смысл. Атомарная катастрофа приобретает значение «чистого» ужаса, возможности науки и производства зачастую превосходят возможности фантазии, мультимедийные шоу катастроф тиражируют закат мира, что обесценивает саму идею Апокалипсиса - то, что достаточно часто повторяется в мультимедийном варианте, теряет элемент неожиданности тогда, когда катастрофа происходит на самом деле. Например, катастрофа в Америке 11 сентября 2001 г. - все происходящее случилось на глазах у миллионов людей, однако присутствовало ощущение нереальности и театральной постановочности происходящего, ощущение deja vu, того, что уже неоднократно показывалось в художественных фильмах - падение самолетов, обрушение небоскребов, пожар в Пентагоне. Все это, несмотря на ужасность произошедшего, выглядит как грандиозная работа каскадеров, нет ощущения абсолютной новизны. Данная антропогенная катастрофа предваряла ряд других катастроф как антропогенного характера, так и природного (например, цунами в Юго-Восточной Азии в 2004 г.), при этом каждый раз происходящее доносится до всего мира практически в режиме реального времени.
Катастрофа, происходящая в ходе трансляций и теле-, радиопередач, ведет к утере ее реальности. Сопереживание человека трансформируется в чисто эстетическое наблюдение, присутствие. «Изобразимость катастрофы и есть катастрофа» [7. S. 270]. Тиражирование катастроф уменьшает драматичность заката мира, отвлекает от мысли о его конце. Вместе с тем после конца метарассказов современности (Лиотар), по существу, не остается пространства для нарративного драматизма заката мира.
На этом фоне атомная бомба превращается во внешнюю объективацию цивилизационного процесса, чистейшую действительность и чистейшую возможность в основе своей катастрофичного общественного капиталистического принципа.
П. Слотердайк называет бомбу «антропологическим событием», так как она становится средством самопознания [8]. Бомба не требует от нас ни борьбы, ни сопротивления, она требует самопознания. Мы - это она. В ней завершается западный субъект. Для П. Слотердайка главная мудрость состоит в искусстве непротиворечия, так как перед лицом бомбы нет победителей и нет побежденных. Причем равноправие всех перед лицом бомбы дает возможность быть более внимательными к миру вокруг нас и миру внутри нас, другой при этом становится тобой.
Ценностями для человека в этом случае становятся фрагментарность и дискретность. Способность быстро найти необходимую информацию представляется более важной, чем глубокие, энциклопедические знания. Новым правилом игры выступает «принцип неопределенности, преобладающий сегодня во всем и являющийся источником острого интеллектуального, и, без сомнения, духовного наслаждения» [9. С. 59].
Одной из черт, присущих человеку постмодерна, является постоянная готовность к игре и постоянное участие в игре. Культурные ценности такого человека нестабильны, они заменяемы по степени необходимости на данный момент. К этому провоцирует представление о мире как о лабиринте, моделирующем игровое поле возможностей и поведение человека в этом поле (лабиринт, ризо-ма). Лабиринт предполагает постоянно длящееся настоящее, в котором сливаются прошлое, настоящее и будущее; современная культура ориентирована на настоящее, в отличие от линейной направленности культуры модерна: от прошлого к будущему. Событие становится главным, поэтому преодоление настоящего, присущее модерну, теряет свое значение. Событие, играя более важную роль, чем результат, заставляет сосредоточиться на процессе, что интенсифицирует и эстетизирует жизнь как нечто игровое и театральное. Эстетическое сознание стилизует действительность, превращает происходящее в эстетическое событие, наполняет реальность волшебством. Критика теряет свое значение, так как нет образца и нет несоответствия образцу, критика превращается в наблюдение.
По словам Э. Юнгера, «в нас есть редкостное и трудно описываемое стремление наделять происходящее в жизни характером препарируемого. Там, где сегодня происходит событие, оно окружено объективами и микрофонами и освещено взрывами вспышек. Во многих случаях событие теряется за «воспроизведением, передачей», в большей степени событие становится объектом. Мы уже знаем политические процессы, заседания парламента, соревнования, собственным смыслом которых является быть предметом планетарной передачи. Событие не связано со своим особенным местом и со своим особенным временем, так как оно может быть в любом месте воспроизведено и повторено столько раз, сколько желательно» [10. 8. 183].
ловеком» [18. С. 198]. С. Кьеркегор полагает, что юмор является наивысшей формой иронии - близким понятием к парадоксальной иронии. Юмор находит свое завершение в парадоксе существования, возникающем как противоречие между поступком и знанием.
С. Кьеркегор различает три следующие друг за другом стадии экзистенции: эстетическую, этическую и религиозную. Ирония при этом играет роль посредника между эстетической и этической экзистенцией, а юмор - между этической и религиозной.
Таким образом, при описании иронии и юмора каждому понятию приписывают определенные свойства: иронии - интеллект, остроту понимания и некоторую холодность, юмору - мудрость, доброту или тепло сердца. Противопоставление юмора и иронии определяется, прежде всего, ценностным приоритетом юмора. Однако существенным для нашего анализа является их связь и необходимость рассматривать одно через другое.
Итак, обращаясь к характеристике иронии и юмора, можно отметить, что юмор не разоблачает, он позволяет связать в игре сущностные определения и динамику конкретного. Сущность и конкретность зависят друг от друга, не соответствуя точно. Юмор рассматривает становление позитивно, ирония - негативно. И в этой связи юмор, как представляется, имеет преимущество. Однако ирония предваряет юмористическое отношение к действительности, а юмор предполагает позицию, которая суммируется из многих иронических опытов. Таким образом, юмор и ирония обуславливают друг друга.
Юмор и ирония в полной мере могут сформировать сопереживание и сочувствие. Всепроникающий юмор не означает, что он есть «поверхностный взгляд, который не только принципиально не идет в глубину, замечая лишь видимые несообразности и несоответствия, но и цинично предает осмеянию действительность» [19. С. 24]. Юмор предполагает сосуществование различных точек зрения, различных картин мира, динамично сопоставляя и соединяя их, а «ирония же нужна, чтобы помочь нам быть внимательными в отношении к источникам жестокости в нас самих, а также к ее проявлениям в тех областях, где мы ее не заметили» [20].
Следует отметить, что «истина вне сомнения, мир без смеха, вера без иронии - это не только иде-
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Шелер М. О положении человека в космосе // Проблема человека в западной философии. - М.: Прогресс, 1988. - С. 31-95.
2. Бодрийяр Ж. Прозрачность зла. - М.: Добросвет, 2000. - 258 с.
3. Sloterdijk P. Kopernikanische Mobilmachung und ptolemaische Abrüstung. — Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1987. - 126 S.
ал средневекового аскетизма, это и программа современного тоталитаризма» [9. С. 665]. Такое понимание юмора и иронии позволяет пересмотреть отношение к ним в современной культуре, отрицающей метанарративы в пользу равноправного сосуществования любых рассказов. Таким образом, восприятие феноменов современной культуры предполагает юмористический и иронический взгляд на них.
Раскрывая двойственность современной культуры, ирония подчеркивает ее текстуальный характер, а юмор - перформативный. Ироническая позиция является условием создания и прочтения текста современной культуры. Иронизм предполагает некоторую отстраненность, позиционирование по отношению к явлению или феномену. Роль иронии заключается в изменении традиционного представления о чем-либо, нахождении нескольких равнозначных ракурсов и плюрализации отношения - негативный момент, выражающийся в 8тйа1;ю, позволяет постоянно находиться в динамике унификации.
Юмор является незаменимым для определения нелинейных характеристик современной культуры, так как у него отсутствуют четкие границы. Юмор как синтетический фактор не сводит все к одному началу, он объединяет разнородные элементы в динамическое смысловое единство. Юмор может придавать разнообразные оттенки и окраски различным явлениям и феноменам, он открывает пространство толерантности и многозначности интерпретации, выступая основой динамической ассоциации различных элементов современной культуры. Однако юмор предполагает не знаковую фиксацию, а динамику показа, демонстрацию, которые являются сутью перформатив-ности современной культуры.
Суммируя вышеизложенное, необходимо отметить, что:
• в современной культуре произошел демонтаж особого положения человека, что привело к возрастанию роли «события». Событие при этом играет более важную роль, чем результат, заставляя сосредоточиться на процессе;
• категории, традиционно считавшиеся эстетическими, трансформируются в общекультурные. Среди них особенно выделяются юмор и ирония, раскрывая поливалентность современной культуры и представляя перформативность и текстуальность как ее основные характеристики.
4. Metzler Lexikon Literatur- und Kulturtheorie / Hrg. von A. Nun-ning. - Stuttgart, Wfeimar: Verlag J.B. Metzler, 2001. - 706 S.
5. Рыбаков Н.С. Методологический аспект идеи цельного человека: междисциплинарный подход // Полигнозис. - 1999. -№1. - С. 52-68.
6. Wuchterl K. Lehrbuch der Philosophie: Probleme - Grundbegriffe - Einsichten. - Bern, Stuttgart: Haupt, 1992. - 277 S.
Известия Томского политехнического университета. 2010. Т. 316. № 6
7. Scherpe K.R. Dramatisierung und Entdramatisierung des Untergangs - zum ästhetischen Bewußtsein von Moderne und Postmoderne // Postmoderne. Zeichen eines kulturellen Wandels. - Reinbek bei Hamburg: Rowohlts enzyklopadie, 1989. - S. 270-302.
8. Sloterdijk P. Kritik der zynischen Vernunft. - Frankfurt am Main, 1983. - Bd. 1. - 396 S.
9. Лотман Ю.М. Выход из лабиринта // Эко У. Имя розы. - СПб.: Симпозиум, 1999. - С. 650-670.
10. Jünger E. Uber den Schmerz // Samtliche Werke. - Stuttgart, 1980. - Bd. 7. - 290 S.
11. Лихачев Д.С. Смех как мировоззрение // Лихачев Д.С. Историческая поэтика русского языка: смех как мировоззрение. -СПб.: Алетейя, 2001. - С. 342-404.
12. Бахтин М.М. Эпос и роман. - СПб.: Азбука, 2000. - 304 с.
13. Черданцева И.В. Ирония: От понятия к методу философствования. - Екатеринбург: Банк культурной информации, 1999. -166 с.
14. Rombach H. Strukturantropologie. - Freiburg/München: Verlag Karl Alber, 1993. - 439 S.
15. Гегель Г.В.Ф. Эстетика. - М.: Искусство, 1986. - Т. 1. - 312 с.
16. Гегель Г.В.Ф. Эстетика. - М.: Искусство, 1986. - Т. 2. - 326 с.
17. Гегель Г.В.Ф. Эстетика. - М.: Искусство, 1986. - Т. 4. - 675 с.
18. Киркегор С. О понятии иронии // Логос. - 1993. - № 4. -С. 176-199.
19. Самохвалова В.И. Массовый человек - реальность современного информационного общества // Полигнозис. - 2000. -№1. - С. 16-35.
20. Рорти Р. Случайность, ирония и солидарность. - М.: Русское феноменологическое общество, 1996. - 282 с.
Поступила 06.04.2010г.
УДК 008
СТАТУС КУЛЬТУРОЛОГИИ В СИСТЕМЕ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ
И.В. Кондратьева
Томский политехнический университет E-mail: irinakondratyeva@ngs.ru
Проведен анализ развития междисциплинарного феномена - культурологии. Исследован генезис и процесс становления культурологии, ее научный статус. Установлено, что культурология проявляется как интегративная и междисциплинарная теория культуры, включающая в себя комплекс ценностно-смысловых, нормативно-регулятивных, знаково-коммуникативных средств и механизмов и формирующаяся через процесс коммуникации.
Ключевые слова:
Культурология, междисциплинарность, интегративность, коммуникативность. Key words:
Cultural studies, interdisciplinary, intergration, communication.
В современных условиях трансформации процесса научного познания расширяется диапазон междисциплинарных, интегративных исследований. В период развития информационно-коммуникативного пространства научный статус культурологии во многом связан с трансформацией самого познавательного процесса, в рамках которого создаются новые условия для развития научного знания, происходит трансформация структуры научного познания и осуществляются междисциплинарные дискурсы.
Современные междисциплинарные исследования все чаще выделяют объекто-системы, характеризующиеся открытостью и саморазвитием, а также расширяют границы познания и приводят к возникновению новых наук и научных дисциплин, научный статус которых активно обсуждается учеными, исследователями различных научных областей.
Как любой новый феномен, развивающийся в системе современного научного знания, культуро-
логия имеет свои генезис и историю становления. Обращаясь к истории возникновения культурологии, мы установили, что идея образования единой науки о культуре - культурологии развивалась в русле антропологии, т. к. именно антропологами была осуществлена огромная работа по изучению различных культур, жизнедеятельности народов, племен. Антропология явилась основой зарождения культурологического знания, исследуя в рамках своей науки человека в различных проявлениях, изучая фундаментальные проблемы существования человека как в природной среде, так и в искусственной. Накопленный эмпирический материал представлял собой своеобразную основу для исследований и разработок теоретического характера, что отразилось в ряде направлений и самостоятельных научных школ.
Точная дата первого употребления понятия «kulturologie» варьируется, так в Оксфордском словаре указывается 1913 г., в Энциклопедии по культурологии - 1909 г. Американский антрополог и культу-
