CC BY
22
К. В. Киселев
ДИНАМИКА СИМВОЛИЧЕСКОЙ ПОЛИТИКИ ВЛАСТИ В ЭЛЕКТОРАЛЬНОМ ЦИКЛЕ 2011-2012 гг.1
В статье рассматривается содержание символической политики власти, обеспечивающей электоральный процесс в период с 2004 г. по настоящее время. Как отмечает автор, в основе символического комплекса, характеризующего эту политику, лежат трактовки выборов как долга, войны, ситуации стресса, дара и др. Утверждается, что базой символической политики власти в отношении к выборам являются постулируемые утверждения о незрелости гражданского общества, неготовности избирателей к осознанному выбору и специфике России. Динамика символической политики власти в последнее время связана с необходимостью реакции на массовые акции протеста в 2011-2012 гг. Основные направления этой динамики пока имеют тактический характер, не меняя основных постулатов сложившегося символического комплекса. Среди указанных направлений автор особо подчеркивает логики обвинения оппозиции, логики апелляции к закону, а также логику обоснования преимуществ российской избирательной системы через избирательное сравнение. Фактически единственным направлением стратегической динамики символической политики власти, как считает автор, является смена ее адресата на патерналистски настроенные слои и группы, что приводит к принципиальному возрастанию в символической политике доли традиционалистских логик и смыслов.
Ключевые слова: символическая политика, символы, выборы, власть и оппозиция, избирательные права.
Пожалуй, нет более востребованных в политических науках тем, нежели связанные с выборами, электоральным процессом, анализом акторов этого процесса, их итогов и т. д. Чуть меньше внимания уделяется анализу текстов, связанных с электоральным процессом: программ политических партий, заявлений кандидатов, политической рекламы. И это понятно, ибо программы похожи, а роль содержания заявлений и рекламы на фоне массированного применения административного ресурса и фальсификаций в качестве значимого фактора очевидно снижается. Роль символической политики в электоральной политике остается изученной весьма слабо. Хотя вопрос об этом ставился уже давно.
1 Работа выполнена при поддержке программы фундаментальных исследований Президиума РАН «Экономика и социология знания и образования»; проекта Института философии и права УрО РАН №12-П-6-1007 «Общественные науки и модернизационные вызовы XXI века». © К. В. Киселев, 2012
Напомним лишь классические умозаключения Э. Кассирера: «Человек живет отныне не только в физическом, но и в символическом универсуме. Язык, миф, искусство, религия — части этого универсума, те разные нити, из которых сплетается символическая сеть, запутанная ткань человеческого опыта. Весь человеческий прогресс в мышлении и опыте утончает и одновременно укрепляет эту сеть. Человек уже не противостоит реальности непосредственно, он не сталкивается с ней, так сказать, лицом к лицу. Физическая реальность как бы отдаляется по мере того, как растет символическая деятельность человека. Вместо того чтобы обратиться к самим вещам, человек постоянно обращен на самого себя. Он настолько погружен в лингвистические формы, художественные образы, мифические символы или религиозные ритуалы, что не может ничего видеть и знать без вмешательства этого искусственного посредника. Так обстоит дело не только в теоретической, но и в практической сфере. Даже здесь человек не может жить в мире строгих фактов или сообразно со своими непосредственными желаниями и потребностями. Он живет, скорее, среди воображаемых эмоций, в надеждах и страхах, среди иллюзий и их утрат, среди собственных фантазий и грез» (Кассирер, 1988, с. 28-29).
Применительно к электоральным ситуациям замечания Э. Кассирера вполне органично разворачиваются во вполне технологичные рекомендации. Борьба за символы, за смыслы, за эмоции — не просто значительная часть любой предвыборной кампании, но ее основная составляющая. Пожалуй, сегодня в России существует всего лишь одна более эффективная технология, способная противостоять эффективной символической политике. Однако эта технология — прямого подкупа и принуждения — находится, в отличие от технологий символической политики, вне правового поля.
И вслед за Э. Кассирером, утверждающим, что «вместо того чтобы определять человека как animal rationale, мы должны, следовательно, определить его как animal symbolicum» (Там же, с. 30), можно определить избирателя не как suffragator rationale, но как suffragator symbolicum. И именно поэтому для избирателя подбирается цвет листовок и плакатов, выверяются до последней запятой тексты, придумываются слоганы, устраиваются словесные дуэли и т. д.
В той или иной форме вопросы символической политики, в том числе применительно к электоральной и смежным сферам, изучались и в России. В настоящее время существуют интересные исследования, посвященные данной проблематике в ее сопряжении с языком (Мартьянов, 2007, с. 192-203), с массовыми эмоциями, ценностями (Фишман, 2006, с. 105-115), проблемами идентичности
(Малинова, 2010, с. 90-105), мифологией (Щербинина, 2002) и др. При этом до сих пор практически вне поля зрения исследователей остается большинство вопросов, связанных с реконструкцией символических логик, сознательно или нет используемых основными политическими акторами. В том числе вне теоретической реконструкции остаются самые принципиальные символические логики, определяющие основные параметры как массового, так и элитного сознания.
Наиболее отчетливо тренды в символической политике, обеспечивающей реформу избирательного законодательства, были сформулированы в известной речи В. Путина на расширенном заседании Правительства 13 сентября 2004 г., состоявшемся после трагических событий в Беслане. Буквально несколько иллюстраций. Например, необходимость отмены прямых выборов глав исполнительной власти субъектов РФ в речи обосновывается апелляциями к необходимости единства для борьбы с терроризмом: «Борьба с террором — это общегосударственная задача, задача, для выполнения которой требуется мобилизация всех ресурсов. И очевидно, что единство действий всей исполнительной вертикали здесь должно быть обеспечено в первую очередь и безусловно». И далее: «Считаю также, что в целях обеспечения единства государственной власти и последовательного развития федерализма необходимо совместное участие Федерации и ее субъектов в формировании исполнительных органов власти в территориях России. И в этой связи полагаю, что высшие должностные лица субъектов Российской Федерации должны избираться законодательными собраниями территорий по представлению главы государства» (Выступление Президента РФ ..., http://old.er.nj/text.shtmP5/2404)
В итоге логики, имеющие в качестве отправной точки выборы, выглядят следующим образом: выборы — фактор разрушения единства исполнительной власти, выборы — фактор разрушения федерализма, выборы — препятствие для мобилизации «всех ресурсов». И далее стоит отметить тональность аргументации. Она такова, что отмена выборов глав субъектов РФ выглядит как вопрос, уже решенный. Решенный изначально. А потому выборы предстают как институт, который можно практически мгновенно ликвидировать или, напротив, ввести, «реанимировать». Аналогичная ситуация с символической аргументацией в связи с отменой выборов в Государственную Думу Федерального Собрания РФ по одномандатным округам (Там же).
Специально стоит отметить, что вся аргументация в указанной речи построена на символической дихотомии: «мы» и «они». «Мы» — это власть, силовики, принимающие решения, присутствующие.
«Они» — люди, граждане, общество. Наглядный пример: «Хотел бы также подчеркнуть: если мы рассчитываем на помощь общества в борьбе с террористами, то люди должны быть уверены, что их мнение будет услышано». И далее: «Я особо обращаюсь к представителям силового блока Правительства. В этой сложнейшей для страны ситуации, в сложнейший период нашего развития, мы обязаны наладить контакт с гражданами и теснее взаимодействовать с ними: надо внимательно и оперативно реагировать на каждое их обращение, на каждую обеспокоенность; надо помогать людям учиться адекватному поведению в экстремальных ситуациях» (Там же). В этом противопоставлении «мы» и «они» кроется символическая логика знания истины, понимания, субъектности со стороны «нас» и, соответственно, логика вторичности, ущербности в дееспособности у «них».
Впоследствии символические логики, заложенные в анализируемом выступлении, были развернуты более детально в риторике властных элит и закреплены законодательно. В итоге сформировался достаточно стройный символический комплекс, эффективно обеспечивающий функционирование избирательной системы примерно до середины 2011 г. В рамках этого комплекса в свое время были выделены следующие символические логики, применяемые властью и иногда поддерживаемые (транслируемые) оппозицией (Киселев, 2005, с. 48-53; 2006).
Во-первых, выборы трактовались как некий стресс, как что-то негативное, экстраординарное. Наиболее расхожая лексическая конструкция в такой аргументации — «люди устали от выборов». Соответственно, предлагалось максимально ограничить периоды этого стресса, например путем совмещения выборов и введения единого дня голосования. Очевидно, что символической противоположностью «стрессовых» выборов является их понимание как нормы политической жизни.
Во-вторых, выборы подавались как нечто судьбоносное, как то, от чего зависят «будущее наших детей», «вся наша жизнь» и т. д. Любопытно, что эту логику весьма охотно транслировала и транслирует также оппозиция всех оттенков. Символическое наделение выборов потенциалом «великого» автоматически приближает их статус к статусу чего-то революционного. При этом с учетом того, что именно властные акторы закономерно наиболее эффективно присваивают лексемы «величия» (Отечество, Родина, страна и т. д.), оппозиция оказывается в символической ловушке, ибо «великое» объективно всегда работает на власть. И избиратели, в свою очередь, предпочитают не совершать ошибок и голосовать за «стабильность». Противоположностью величия и судьбоносности выбо-
ров вновь является признание их нормальности, обыденности и закономерно — стабильной периодичности.
В-третьих, в символических логиках власти выборы — противоположность порядку и стабильности. Соответственно, сторонники выборов в этих логиках — анархисты, революционеры, «оранжисты» и т. д. Очевидно, что укоренить иной символический ряд — выборы и сменяемость власти есть гарант развития и того же развития — много сложнее.
В-четвертых, на пересечении перечисленных выше трех символических рядов находится трактовка выборов как войны. Из этой серии апелляции к терроризму, вероятности разрушения страны, революции, захвату ресурсов какой-либо державой, включенности в российские выборы «мирового империализма» и т. д.
В-пятых, устойчиво представление о выборах, сохранившееся еще с советских времен, не как о праве, но как об обязанности, о долге. Логика долга исключительно выгодна власти, а потому неоднократно транслировалась на всех уровнях. Наиболее жестко по этому поводу высказывался в начале 2000-х годов С. Шойгу: «Человека, который трижды без уважительной причины не придет на выборы, надо лишать российского гражданства. Если он не хочет выбирать власть, значит, ему безразлично, в какой стране жить» (Шойгу предлагает., http://big.newsnu.com/anch/nussia/05nov2003/ shoiguman.html). При этом очевидно, что символическая логика долга порождает страх, ибо подразумевает санкции, а также патернализм, ибо предполагает взаимность требований, и логично обосновывает административный подкуп, ибо подразумевает торг.
В-шестых, право выбирать, выборы трактуются в символических логиках власти как дар, как подарок. Причем подарок, которого можно и лишить, если одариваемый (избиратель) что-то не так сделает. Отсюда весьма распространенные ситуации отмены и возврата тех или иных избирательных прав и гарантий. Кроме того, логика дара есть и логика установления правил «сверху», по распоряжению. К подарку всегда выдается инструкция, как пользоваться подаренным. Противоположностью символике дарения является символика нерушимости электоральных прав. Неприкосновенность права избирать должна стать таким же символом, как неприкосновенность частной собственности.
Заметные противоречия в перечисленных символических логиках отнюдь не означали неэффективности всего символического комплекса. Расчет в трансляции этих логик делался на обыденное сознание, которое вполне естественным образом усваивает практически любые противоречия. Кроме того, закрепляемая этим символическим комплексом общая тенденция на ограничение прав, на
контроль за выборами прослеживалась весьма отчетливо. Противоречия фиксировались лишь в аргументации, цель же была одна.
Кроме того, общей базой для перечисленных символических логик являлось открыто декларируемое «признание» особости и/или незрелости электоральной культуры граждан России. Необходимо отметить, что очень часто и оппозиционеры (даже западного, либерального толка) пользовались подобной аргументацией, говоря о «незрелом» гражданском обществе, об «обманутом» электорате и т. д. В итоге избиратель, политическая культура которого оценивалась как незрелая, был символически унижен и властью, и некоторыми прекраснодушными оппозиционерами. С учетом этой символической посылки оппозиции для доказательства необходимости сохранения выборов и гарантирования избирательных прав граждан приходилось простраивать дополнительные логические символические цепочки, которые воспринимались массовым сознанием много труднее. Самый простой путь дополнительной аргументации выглядит следующим образом: политическая культура низка — лучший способ ее формирования связан с участием в выборах — выборы нужно сохранить — более того, они должны проводиться по возможности чаще.
Массовые акции протеста 2011-2012 гг., а также жесткие и эффективные символические посылы, связанные оценкой деятельности «Единой России», привели к пониманию того, что символический комплекс, обеспечивающий выборы, начинает давать сбои и нуждается в существенных дополнениях и корректировках. Прежде всего, акции протеста поставили под сомнение фундамент описываемого символического комплекса, а именно утверждения о незрелости гражданского общества и некой российской специфике.
С одной стороны, не признать массовой активности, не увидеть ее было нельзя. Именно поэтому В. Путин, говоря 15 декабря 2011 г. о «возвращении» выборов губернаторов в символической логике подарка, все же дает позитивную оценку случившемуся: «То, что люди высказывают точку зрения по поводу процессов, происходящих в стране, в сфере экономики, социальной сфере, политической, — абсолютно нормальные вещи». Более того, он подчеркивает: «Меня это радует, и если это результат «путинского режима», то это хорошо, ничего здесь такого я не вижу запредельного» (Лидер партии..., http://er.ru/news/2011/12/15/putin-rezultaty-vyborov-otrazhayut-^к^^П^^гапе/)
Но окончательно дезавуировать основу всей символической конструкции власти в отношении выборов, очевидно, нельзя. Нельзя открыто и однозначно признать, что и политическая культура развита, и гражданское общество зрело, и оппозиция конструктивна
и опытна и т. д. И потому, опять-таки в логике подарка, выдаются «инструкции» о том, какие электоральные ограничения сохраняются и/или вводятся. И потому вновь в ход идут вполне традиционные, но уже не столь эффективные, апелляции к особости и незрелости. Один пример. «Мне представляется, что сегодня качество российского гражданского общества не таково (мне больно об этом говорить, так как я — председатель комиссии Общественной палаты, отвечающей за развитие этого общества), чтобы на гражданских ценностях и гражданской ответственности можно было дальше базировать функционирование избирательной системы», — вполне типичное высказывание, принадлежащее И. Дискину, члену Совета Общественной палаты РФ, члену президиума Общественного научно-методического консультативного совета при ЦИК России (Дис-кин, 2012, с. 40). Аналогичная оценка и оппозиции, подчеркивающая ее неопытность, вторичность по отношению к власти. Так, В. Чуров, рассказывая о встрече с А. Навальным, рассуждает: «Возможно, наша недоработка в том, что мы их (оппозиционеров) не научили нормально работать в ходе президентской кампании. Ничего, мы исправим этот недостаток» (После единственной встречи., http://er.ru/news/2012/7/27/posle-edinstvennoj-vstrechi-s-navalnym-churov-dolgo-smeyalsya/). Это — разговор свысока, с позиций однозначно постулируемой истины, с признанием собственного права на эту истину. Это разговор вновь с позиции «мы» и «они». Но, несмотря на продолжающуюся трансляцию логик старого символического комплекса, поиск новых логик, скрепляющихся всю конструкцию, продолжался. Более того, он идет и до сих пор, и назвать его завершенным пока нельзя.
Первая вполне закономерная реакция на объективное разрушение символического фундамента была связана с «разоблачением» оппозиции, которое шло по нескольким направлениям.
Во-первых, оппозицию обвинили в политической «недееспособности». Наиболее часто встречающиеся семантические конструкции в рамках этой символической схемы выглядели следующим образом: у оппозиции нет программы, оппозиция только говорит, но ничего не делает, у оппозиционеров нет опыта управления и т. д. Все это закономерно вело к двум выводам. С одной стороны, пусть кто угодно, только не оппозиция. С другой стороны, кроме как за В. Путина, больше голосовать не за кого. В рамках этих логик действовало и большинство зарегистрированных кандидатов в президенты.
Во-вторых, оппозицию обвинили в «преклонении» перед Западом, в работе на зарубежные гранты и в интересах зарубежья. Эта тема не стала основной, но являлась и является исключительно факультативной, так как изначально очевидно, что длительное
время эта логика работать не сможет, ибо требует все новых доказательств, все новых свидетельств. С каждым следующим разом все более сильных доказательств и все более ярких свидетельств. Закономерно в рамках этой логики были усилены позиции в области доказательства «особого пути» России, которую желают «унизить» и «подчинить» внешние недоброжелатели.
В-третьих, всеми способами транслировалась тема об отсутствии единства в рядах оппозиции. Фактически была предпринята попытка столкнуть друг с другом различные оппозиционные течения: они не могут договориться друг с другом, они предают друг друга, для них важнее собственные интересы, они подставляют друг друга, они не могут поделить трибуну и т. д. Прежде всего, такого рода символическая атака затронула отношения националистов, либералов и левых.
Суть критики оппозиции по разным направлениям сводилась к уже упомянутым символическим логикам, во-первых, к базовой логике ущербности гражданского общества, во-вторых, технологической логике, «кроме нас некому». В рамках первой утверждалось, что для участия в демократических выборах нужно быть «готовым», «ответственным», «ни от кого не зависимым», «имеющим программу», «единым» и т. д. В рамках второй обосновывалось, что сегодня «пока еще выбора нет», «может быть потом, в следующий раз». Кроме того, все это косвенно было предназначено для доказательства того, что выборы прошли честно, а оппозиция и не могла победить в принципе.
Не только обвинения в «работе на Госдеп», но и в целом «дезавуирование» оппозиции не могло стать основным длительным трендом, так как в этом случае именно оппозиция ставилась в центр всей символической политики, именно оппозиция становилась объектом позиционирования для неопределившихся в своих политических предпочтениях, именно оппозиция оказывалась повесткообра-зующим фактором. Поэтому поиск новых символических логик продолжался. И такие логики были найдены.
В качестве факультативных по функционалу и оправдательных по содержанию были выбраны логики апелляции к суду и сравнения с «развитыми странами». Логика апелляции к суду широко известна. Фактически она может быть сведена к «цепочке» утверждений: если чем-то недовольны, то обращайтесь в суд; суд есть единственная инстанция, которой дозволительно судить о наличии тех или иных фактов. Даже в том случае, если факты «налицо», суд всегда прав. В итоге, с учетом политизированности самой судебной системы, имеем логику отрицания очевидности, логику, которая обосновывает доминирование мнения над реальностью. Символическая
сила судебного решения оказалась сильнее, значимее факта. И суть даже не в том, кто объективно прав. В любом случае дискуссия о фактах становится априори бессмысленной. И при всей безусловной значимости такой логики она все же имеет оправдательный характер для власти, ибо как раз и позволяет власти избежать прямого столкновения, позволяет привлечь арбитра (суд), авторитетность которого снижается от ситуации к ситуации, от решения к решению, от одного отрицания реальности к другому, от выборов к выборам. Наиболее ярко оправдательный характер логики апелляции проявил себя в ситуации с камерами, установленными на избирательных участках. Достаточно вспомнить «дело» О. Шеина, когда «победителям» и суду пришлось фактически оправдываться практически по каждой записи, сделанной камерами на избирательных участках.
Если апелляция к суду в качестве аргумента власти применяется давно и постоянно, то в последнее время активно апробируется символическая логика, связанная со сравнением «реалий» России и развитых демократий. Наиболее показательны в этом отношения выступления и интервью В. Чурова. Например, в своем выступлении 31 октября 2012 г. в эфире радиостанции «Голос России» он отметил, что выборы в США не являются прямыми, равными, всеобщими. Более того, В. Чуров высказал сомнение, что на выборах в США обеспечивается тайное голосование. Позитивной противоположностью, по мнению В. Чурова, выборам в США являются выборы в Украине, которые, в отличие от американских, являются очень хорошо организованными и гораздо более соответствующими «тем якобы существующим международным стандартам, которые прописаны в некоторых документах Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ» (Легитимность выборов., http://www.cikrf.ru/news/cec/2012/11/01/chunov.html). «Лучше» американских оказываются также выборы в Польше, Белоруссии, Мексике.
Логика сравнения используется все чаще не только в электоральных ситуациях. Наиболее часто используемые в последнее время темы для сравнения: угроза распада США, разгон демонстраций в развитых странах, парламентские и коррупционные скандалы, дороговизна жизни в развитых странах, стремление уехавших из России вернуться назад и т. д. И вновь очевиден оправдательный аспект, проявляющийся в уходе от дискуссии, от обсуждения внутренних проблем через апелляцию к внешним.
Наиболее интересная попытка выработать в 2011-2012 гг. новые символические схемы была связана не с логиками оправдания, но со сменой адресата символического обращения. Если до кампаний 2011-2012 гг. власть предпринимала попытки быть угодной
всем, в том числе и прежде всего референтным группам, формирующим смыслы и нормы, то после кампании по выборам в Государственную Думу ФС РФ ситуация резко изменилась. Потеря для власти большинства референтных групп стала окончательно очевидной. Окончание процесса этой «потери», начавшегося в сентябре 2011 г. с заявлений о властной рокировке в тандеме и возвращении В. Путина на «свое место», было отрефлексировано властью после подсчета голосов в декабре 2011 г. Модернизационная риторика, которая использовалась более трех лет для привлечения среднего, «креативного» класса, представителей бизнеса на сторону власти, стала с очевидностью восприниматься в качестве проигрышной для президентской кампании. В итоге на месте «всех россиян» и референтных групп оказались социальные слои с низким образовательным уровнем, пауперские и маргинальные социальные группы, которые и стали основными адресатами основных посылов избирательной кампании.
«Мы с мужиками», «приедем разберемся», «долой сетевых хомячков», «выведем танк на митинг» и т. д. Эта и подобная риторика берет свое начало именно в период президентской кампании 2012 г., а затем транслируется на местных и региональных выборах осенью 2012 г. Именно в рамках этого тренда стоит рассматривать и клери-кализацию общей риторики власти, и нападки на высшее образование, и иные «слова и дела», логично вписывающиеся в тренд на применение риторик и внедрение практик традиционализма.
Применительно к выборам ситуация не столь однозначна. Были усилены традиционные посылы на борьбу с выборами как проявлением анархии, как противоположностью порядку и стабильности. Актуализировались логики, связанные с трактовкой выборов как судьбоносной войны, в которой на «праведной» стороне рабочий человек, человек труда, настоящие мужики, а на противоположной — «рассерженные горожане», «сетевые хомячки», «бездельники», «офисный планктон», «креативный класс», правозащитники. В соответствии с этими изменениями логика стресса была практически забыта, ибо противоречила идее «судьбоносной войны».
Логика октроированных выборов была востребована лишь в двух конкретных случаях. Во-первых, в ситуациях «возврата» прямых губернаторских выборов. Во-вторых, в «дарении» «человеку труда» права на электоральную истину. Отныне не только суд, но и «человек труда» получал право судить и «выводить танки» за и против кого-то.
Наиболее интересные трансформации претерпела логика выборов как долга, противоположного праву. В данном случае «праведный» адресат должен был участвовать в выборах для защиты,
прежде всего, «социальных завоеваний», своей зарплаты, своей пенсии, своей работы и т. д., а по большому счету своей социальной идентичности, своего образа жизни. Естественно, что этот долг все также предполагал торг, оплату. Именно отсюда огромное количество обещаний для «нового» адресата. И именно в этой символической логике, сработавшей весьма эффективно, и кроется значительная опасность, ибо, во-первых, логика торга автоматически стимулирует анархо-синдикалистскую активность, во-вторых, предполагает, что «плата по долгам» рано или поздно должна произойти.
Кроме того, апелляция к «человеку труда», тем более трактуемому очень широко, предполагает признание зрелости, рациональности этого самого «человека труда», что принципиально не стыкуется с любыми электоральными ограничениями. Любое заявление о том, что «я человек труда», подразумевает и право (но не обязанность!) выбирать, и ответственность власти, что абсолютно противоречит всему символическому комплексу, создаваемому властью на протяжении почти десяти лет. Другими словами, апелляция к тем самым слоям, которые ранее «обвинялись» в «незрелости» и «особенности», подрывает основы всей символической политики власти в сфере выборов. Естественно, что совмещение символической политики и реальных практик не подразумевает единомоментных и однозначных механизмов, но их взаимообусловленность, взаимодетерминированность очевидны.
Итак, очевидно, что разрушение достаточно стройного символического комплекса, складывающегося с начала 2000-х годов, обеспечивающего функционирование избирательной системы, существенно ограничивающей электоральные права и гарантии, вольно или невольно, но происходит. При этом разрушение происходит не в результате целенаправленной оппозиционной символической политики. Более того, политические акторы, позиционирующие себя как оппозиционные, часто осознанно или нет, но «работают» в русле символической политики власти. Подрыв эффективности властного символического комплекса происходит как закономерный результат принципиального его несоответствия объективно складывающимся институционализирующимся политическим практикам.
В настоящее время попытки власти поиска дополнительных символических стратегий, скрепляющих различные сегменты, направления символической политики, обеспечивающие электоральные ограничения, увенчались лишь применением отдельных символических логик тактического характера, едва ли годных к длительному применению.
Литература
Выступление Президента РФ на расширенном заседании правительства // http://old.er.ru/text.shtml75/2404 (President of the Russian Federation Speech at the Extended Meeting of Government // http://old.er.ru/text.shtml75/2404)
Дискин И. Избирательные комиссии в условиях модернизации политической системы // Журнал о выборах. 2012. № 2. С. 39-40 (Diskin I. The Election Commissions in Conditions of Modernization of Political System // The Elections Journal. 2012. N 2. P. 39-40.)
Кассирер Э. Опыт о человеке: Введение в философию человеческой культуры // Проблема человека в западной философии: Переводы / сост. и послесл. П. С. Гу-ревича; общ. ред. Ю. Н. Попова. М.: Прогресс, 1988. С. 3-30 (Cassirer E. An Essay on Man: an Introduction to a Philosophy of Human Culture // The Problem of Human Being in the Western Philosophy: Translations / ed. by Yu. N. Popov. M.: Progress, 1988. P. 3-30.)
Киселев К. Выборы и символическая политика в Российской Федерации // Муниципальная служба: правовые вопросы. 2005. № 3. С. 48-53. (Kiselev K. The Elections and Symbolic Politics in the Russian Federation // Municipal Service: Legal Issues. 2003. N 3. P. 48-53.)
Киселев К. В. Символическая политика: власть vs общество. Екатеринбург: Дискурс-ПИ, 2006, 132 с. (Kiselev K. V. The Symbolic Politics: Government vs Society. Ekaterinburg: Discourse-PI, 2006. 132 p.)
«Легитимность выборов от внешней оценки никак не зависит». Выступление в эфире радиостанции «Голос России» Председателя ЦИК России Владимира Евгеньевича Чурова // http://www.cikrf.ru/news/cec/2012/11/01/churov.html (The Legitimacy of Elections Does Not Anyway Depends Upon External Appreciation. On-the-air Speech of Head of the Central Electoral Commission of Russia Vladimir Evgenievich Churov in «The Voice of Russia» Radio // http://www.cikrf.ru/news/cec/2012/11/01/ churov. html)
Лидер партии, председатель Правительства РФ Владимир Путин отвечает на вопросы граждан России в прямом эфире // http://er.ru/news/2011/12/15/putin-rezultaty-vyborov-otrazhayut-rasklad-sil-v-strane/ (Leader of party, Premier Minister Vladimir Putin Answers the Russian Citizens' Questions in a Live Broadcast // http://er.ru/news/2011/12/15/putin-rezultaty-vyborov-otrazhayut-rasklad-sil-v-strane/)
Малинова О. Ю. Символическая политика и конструирование макрополитической идентичности в постсоветской России // ПОЛИС. 2010. № 2. С. 90105 (Malinova O. Yu. Symbolic Politics and the Constructing of Macro-Political Identity in Post-Soviet Russia // POLIS. 2010. N 2. P. 90-105.)
Мартьянов В. С. Трансформация языка социально-политических наук: от знания-власти к нарративу // Научный ежегодник Института философии и права УрО РАН. Екатеринбург, 2007. Вып. 7. С. 192-203. (Martyanov V. S. Transformation of the social-political sciences language: from power-knowledge to narrative // Scientific Annual of the Institute of Philosophy and Law, Ural Branch of the Russian Academy of Sciences. Ekaterinburg, 2007. Is. 7. P. 192-203.)
После единственной встречи с Навальным Чуров «долго смеялся» // http://er.ru/news/2012/7/27/posle-edinstvennoj-vstrechi-s-navalnym-churov-dolgo-smeyalsya/ (Churov Laughed After the only Meeting with Navalny for a Long Time // http://er.ru/news/2012/7/27/posle-edinstvennoj-vstrechi-s-navalnym-churov-dolgo-smeyalsya/)
Фишман Л. Г. Справедливость и модернизация // Научный ежегодник Института философии и права УрО РАН. Екатеринбург, 2006. Вып. 6. С. 105-115. (Fishman L. G. Justice and Modernization // Scientific Annual of the Institute of Philosophy and Law, Ural Branch of the Russian Academy of Sciences. Ekaterinburg, 2006. Is. 6. P. 105-115.)
Шойгу предлагает лишить российского гражданства тех, кто не придет на выборы // http://big.newsru.com/arch/russia/05nov2003/shoiguman.html (Shoigu Offers to Revoke Citizenship for Those Who Were Absent from the Elections // http://big.newsru.com/arch/russia/05nov2003/shoiguman.html)
Щербинина Н. Г. Герой и антигерой в политике России. М.: Весь мир, 2002. 116 с. (Shcherbinina N. G. The Hero and Anti-hero in Russian Politics. M.: The Whole World, 2002. 116 p.)
