CC BY
15
УДК 81-115
О. А. Радченко
доктор филологических наук, профессор, профессор каф. общего и сравнительного языкознания ФГБОУ ВО МГЛУ; e-maiL [email protected]
DIES INCOMMODI: ГОДОВЩИНА СМЕРТИ В. ФОН ГУМБОЛЬДТА В НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ ГЕРМАНИИ
В статье анализируется восприятие личности и научного наследия В. фон Гумбольдта в национал-социалистической Германии, отраженное в мероприятиях и публикациях по случаю 100-летия со дня смерти замечательного немецкого политика, философа и языковеда. Содержание статьи вписывается в более широкую тематику «Личность и судьба ученого в переломные моменты истории», разрабатываемую в рамках современной нарративной лингвоисториографии. Годовщина смерти Гумбольдта, отмечавшаяся в 1935 г., не осталась без внимания мировой науки, нашла отражение в многочисленных публикациях и конференциях в память о Гумбольдте, в том числе в США и Китае. В национал-социалистической Германии также отметили эту дату выставками и публичными мероприятиями, в ходе которых предпринимались попытки представить В. фон Гумбольдта вдохновителем национал-социалистическое государства. Тем не менее отношение к личности Гумбольдта в Германии тех лет было связано со значительными трудностями включения его духовного наследия в «расовый пантеон» нового режима. В статье анализируются попытки авторов научных статей воздать дань уважения и благодарности замечательному ученому и политику, организатору высшего образования Пруссии, философу и исследователю языка, и признать эти заслуги официальной философией и партийной лингвистикой со значительным количеством оговорок и «нордических» дополнений (публикации Э. Фая, Г. Юнкера, В. Ламмерса, И. А. фон Ранцау и др.). Авторы этих публикаций, используя метод избирательного, пристрастного чтения отдельных трудов Гумбольдта, приписывали ему постулирование превосходства немецкого языка и нации над другими европейскими (прежде всего - французской), эталонного характера индоевропейских языков, по сравнению со всеми прочими. Ярким примером такого «прочтения» является вывод И. А. фон Ранцау о «перевороте в духовном мировидении» Гумбольдта, связанном с его переоценкой собственного мнения о роли языка в жизни нации. В статье также рассматривается современная дискуссия между Х. Аарслеффом и Ю. Трабантом, посвященная «индогерманскому сюжету» в трудах Гумбольдта. Отдельно рассматриваются восприятие отношения Гумбольдта к еврейскому вопросу в научных публикациях антисемитского характера (в частности, в диссертации В. Грау) и его отражение в еврейской публицистике Германии 1935 г. Кроме того, приведены претензии авторов публикаций к воззрениям Гумбольдта, с позиции нового режима, прежде всего к пониманию критериев нации, роли расового происхождения в ее становлении. Материал статьи призван продемонстрировать, что обращение к заслугам В. фон Гумбольдта и «изъянам» его философии языка, с позиции нового
режима в Германии, отраженное в публикациях 1935 г. и нескольких последующих лет, способно очертить сложную и противоречивую ситуацию в гуманитарных науках первых лет нацистского режима. Продвижение расовой теории в этих науках, создание «расово-адекватного» (arteigen) языкознания испытывали существенные трудности в преодолении мощной научной традиции, особенно в приспособлении великих умов прошлого к насущным задачам национал-социалистического режима, а использованное его апологетами избирательное, априорно партийное прочтение трудов Гумбольдта продемонстрировало свою несостоятельность.
Ключевые слова: нарративная лингвоисториография; наследие Вильгельма фон Гумбольдта; национал-социалистическое языкознание; расовая теория.
O.A. Radchenko
Doctor of PhiLoLogy, Senior Professor, Department of General, and Comparative Linguistics, FederaL state budgetary educationaL institution of higher education Moscow State Linguistic University; e-maiL: [email protected]
DIES INCOMMODI: W. VON HUMBOLDT'S DEATH ANNIVERSARY IN NATIONAL SOCIALIST GERMANY
The articLe anaLyzes the perception of W. von HumboLdt's personaLity and scientific heritage in nationaL sociaList Germany, refLected in the events and pubLications on the occasion of the 100th death anniversary of the remarkabLe German poLitician, phiLosopher and Linguist. The content of the articLe fits into a broader theme of "The Scientist's PersonaLity and Fate in CruciaL Moments of History", expLored in the modern narrative Linguo-historiography framework. The anniversary of HumboLdt's death, ceLebrated in 1935, gained a Lot of pubLicity in the worLd of science and was highLighted in numerous articLes and at conferences in memoriam of HumboLdt, incLuding in the United States and China. In nationaL sociaList Germany this anniversary was ceLebrated with exhibitions and pubLic events, during which attempts were made to introduce W. von HumboLdt as the spirituaL forerunner of the nationaL sociaList state. However, the attitude towards HumboLdt's personaLity in Germany at that time was associated with considerabLe difficuLties in incorporating his spirituaL heritage into the "raciaL Pantheon" of the new regime. The articLe anaLyzes attempts made by different authors who sought to pay homage and gratitude to the remarkabLe scientist and poLitician, the founder of Prussia's higher education, phiLosopher and Language researcher as weLL as the recognition of these achievements by the officiaL party phiLosophy and Linguistics with a significant number of reservations and "Nordic" add-ons (pubLications by E. Fey, H. Junker, W. Lammers, I. A. von Rantzau, etc.). The authors of these pubLications, using the method of seLective, biased reading of individuaL works by HumboLdt, attributed to him a postuLation of the superiority of the German Language and nation over other European ones (primariLy French), the ideaL nature of the Indo-European Languages, compared to aLL others. A striking exampLe of such "reading" is the concLusion by the J. A. von Rantzau on HumboLdt's
"revoLution in the spirituaL worLdview" associated with his reassessment of his own views on the roLe of Language in the Life of a nation. The articLe aLso mentions a current views exchange between H. AarsLeff and J. Trabant on the "Indo-Germanic theme" in HumboLdt's writings. SeparateLy, the perception of HumboLdt's attitude to the Jewish question in scientific pubLications of anti-Semitic character (in particuLar, in W. Grau's dissertation) and its refLection in the Jewish journaLism of Germany in 1935 are considered. In addition, the authors' cLaims to HumboLdt's views from the position of the new regime, first of aLL, to the understanding of the nation's criteria, the roLe of raciaL origin in its formation are given. The materiaL of the articLe is intended to demonstrate that the appeaL to W von HumboLdt's merits "fLaws" of his Language phiLosophy from the perspective of the new regime in Germany, refLected in the pubLications of 1935 and the next few years, is abLe to outLine the compLex and controversiaL situation in the Humanities of the first years of the Nazi regime. The promotion of raciaL theory in these sciences, the creation of "raciaLLy-adequate" (arteigen) Linguistics experienced significant difficuLties in overcoming the powerfuL scientific tradition, especiaLLy in adapting the great minds of the past to the urgent tasks of the nationaL sociaList regime, and the biased reading of HumboLdt's works used by its apoLogists demonstrated its faiLure.
Key words: narrative Linguo-historiography; WiLheLm von HumboLdt's heritage; nationaL sociaList Linguistics; raciaL theory.
Личность и научное наследие Вильгельма фон Гумбольдта (17671835) - одна из выдающихся констант лингвистической историографии, и можно полагать, что понимаемая в таком смысле Humboldtiana насчитывает уже более 180 лет [Страхова 1995]. Путешествие всякой замечательной личности сквозь века непременно приведет ее даже postum в особые обстоятельства, как это случилось с великим философом и основателем теоретического языкознания в 1930-1940 гг. в Германии, поскольку на 1935 г. пришлось столетие со дня его кончины. Как справедливо замечает в этой связи Н. В. Ростиславлева, «тема "Наследие В. фон Гумбольдта в 1933-1945 гг." - это отдельное направление историографической рефлексии его творчества» [Ростиславлева 2009, с. 82], которое, заметим, вписывается в более широкий контекст нарративной лингвоисториографии, и этот контекст можно озаглавить как «Личность и судьба ученого в переломные моменты истории».
Событие, которое, как оказалось, не могло не вызвать политических неудобств через 100 лет в национал-социалистической Германии, произошло 8 апреля 1835 г. в родовом поместье семьи Гумбольдт в Тегеле, где в этот день скончался великий философ, политик, историк и языковед Вильгельм фон Гумбольдт. Спустя столетие годовщина
смерти этого выдающегося мыслителя, вне всякого сомнения, не могла остаться без внимания мировой науки, которая отозвалась на него многочисленными публикациями и конференциями в память о Гумбольдте. Так, в Лондоне выходит новое издание «Языка» Л. Блумфилда (1887-1949), в котором текст Гумбольдта «О различии в строении человеческих языков...» вновь был назван «первой великой книгой по общему языкознанию» («the first great book on general linguistics») [Bloomfield 1935, c. 18]. Немецкое отделение Пекинского университета выпустило сборник мемориальных статей о Гумбольдте [Dschang 1935; Jäckle 1935; Liebmann 1935; Pannwitz 1935]. Международный астрономический союз в том же году принимает решение назвать в честь Вильгельма фон Гумбольдта один из лунных кратеров.
Эту дату отметили и в Германии. 9.4-15.5 1935 г. в Музее Бран-денбургской марки прошла выставка «Предки духа», посвященная выдающейся роли Вильгельма фон Гумбольдта в создании Берлинского университета [Harnack 1935]. Состоялись и публичные мероприятия [Dempe 1935], как, например, чествование Гумбольдта в Райникендор-фе, в ходе которого партийное руководство района желало представить национал-социалистическое государство как «законного наследника гумбольдтова наследия» (als legitimer Erbe des Humboldt'schen Vermächtnisses), а основной оратор - директор школы имени Гумбольдта Вильгельм Блюме представил Гумбольдта как посредника между Шиллером, Гете и Гитлером. Этот скромный, но весьма показательный пример переводит рассуждения о событиях тех лет в область, которая связана со сложными отношениями национал-социалистического государства к своему «законному» наследию. Он также позволяет понять, почему дни гумбольдтовых торжеств стали столь неуместными, сложными для режима dies incommodi sui generis.
Эти дни, несомненно, предполагали отдать дань уважения и благодарности выдающемуся немцу, замечательному ученому и политику, организатору высшего образования Пруссии, философу и исследователю языка [Grützmacher 1935; Häuschele 1935; Hausius 1935; Häußler 1935; Kleinertz 1935; Strecker 1935] и др. Освещение получали самые разные аспекты деятельности Гумбольдта, в том числе его отношение к роли женщины в обществе (одна из мемориальных статей была написана известным политиком и феминисткой Гертрудой Боймер (1873-1954) [Bäumer 1935]), телеологический характер его
философии языка (которому посвящает одну из глав своей диссертации Ингеборг Злотты [Slotty 1935]), его педагогические воззрения и выдающаяся миссия по реформированию высшего образования в Германии и создание классической гумбольдтовской модели [Grube 1935; Probst 1935]. Этот последний аспект затронул в небольшой публикации знаменитый педагог и философ Эдуард Шпрангер (1882-1963), ныне весьма неоднозначно оцениваемый за свою сомнительную политическую и научную позицию во времена нацизма [Spranger 1935].
Кильский профессор-теолог Вернер Шульц (1894-1982), защитивший еще в 1931 г. диссертацию о религиозных воззрениях В. фон Гумбольдта, завершает свою хвалебную статью в сборнике «Великие немцы» тремя важнейшими тезисами Гумбольдта - его основной заслугой перед немецким народом: «Во-первых, что немец может выполнить свою задачу лишь в том случае, если он не растворится в повседневном, кажущемся, внешнем, поверхностном, а осознает свою взаимосвязь с безусловным, вечным и ответственность перед ним, когда он, иными словами, поймет, что лишь в привязке к безусловному заключены его свобода, достоинство и сила; во-вторых, что немец всегда должен быть готов предоставить все свои силы на службу Отечеству и что он не имеет права на этой службе дать волю личным или поверхностным мотивам; а должен лишь следовать принципу истины, который он выявил в своей привязанности к безусловному; в-третьих, что так же, как каждый является лишь частью нации, так и нация есть часть всеобщего, что поэтому немец должен всегда стремиться познать это всеобщее, чтобы еще глубже проникнуть в сущность собственной нации и подняться до предопределенной ей Господом миссии» [Schultz 1935, c. 463].
Но все эти заслуги Гумбольдта признаются официальной философией и партийной лингвистикой со значительным количеством оговорок и «нордических» дополнений.
Так, критикуя Гумбольдта за излишнее увлечение античностью, Э. Фай отмечает, педалируя политическую значимость деятельности Гумбольдта в период борьбы с Наполеоном: «Одновременно было бы огромной ошибкой игнорировать историческое значение Гумбольдта. Неогуманизм был тогда одним из путей, который вел наверх из глубокого унижения. Когда мы далее пытаемся обозначить границы гум-больдтова мышления, то нас это не приведет к тому, чтобы отрицать
силу и мощь, которые заключались именно в односторонности его позиции» [Fey 1936, c. 2].
Известный ориенталист, профессор сравнительного языкознания Лейпцигского университета и руководитель Института африканских языков с 1935 г. Г. Юнкер (1889-1970) указывает на «образцовый способ, коим Гумбольдт логично формировал свое изнутри, как он преобразовывал события вокруг него в собственные переживания, как он превращал раскрывающуюся в нем действительность в нечто целое, встраивал это в схему единого течения времени и тем самым создавал себе самому судьбу - немецкий цвет его жизни, в которой викингское начало его нордической крови смешивалось со славянско-померанской романтикой и проистекающим из нее упорным довольствованием тем, что есть, не обладающим волей к истории, но привносящим плодотворный талант упорядочения, - романтикой, в которой есть место и материнской, западной примеси» [Junker 1935, c. 14]. «Викингское начало нордической крови» постоянно присутствует в оценках Гумбольдта, особенно, когда со ссылкой на дневники его путешествий Юнкер пишет: «С удивлением осознал он во Франции, какое расстояние отделяет немецкую сущность (Wesensart) и язык, посланником коих он себя мнил, и способами выражения французской жизни и духа, стремящимися к внешнему эффекту, которые он мог наблюдать в те политически сложные времена во всем их истинном обличье и в лице их наиболее влиятельных представителей в непосредственной близости к ним. Полно и живо пробудилась в нем немецкая, собственная сущность, когда он столкнулся в путешествии по Испании и в баскские провинции с новым, чужим миром» [Junker 1935, с. 21-22]. Добавим, что восторженный сторонник немецкой сущности Х. Юнкер в 1950-х гг. стал директором Института Передней Азии Берлинского университета им. Гумбольдта, заведующим кафедрой корейского языка и был удостоен звания Заслуженного народного ученого ГДР в 1960 г.
Портрет Гумбольдта как «посланника немецкой сущности» представлен и в диссертации Вильгельма Ламмерса (1906-?), ученика основателя немецкого неогумбольдтианства Лео Вайсгербера (1899-1985). Отметим, что Гумбольдт постоянно присутствует в публикациях нео-гумбольдтианцев, однако их несомненный лидер Л. Вайсгербер именно в 1935 г. не пишет никаких специальных статей в память о нем.
В. Ламмерс обозначает отправную точку интереса Гумбольдта к языкам с опорой на его письмо исследователю древнегреческого языка и культуры Фридриху Августу Вольфу (1759-1824) от 5 января 1789 г., в котором он сопоставляет древнегреческий, латинский и немецкий языки на основе особенностей их поэзии: «Греческую поэзию я бы назвал наиболее чувственно-совершенной; более всего на нее походит, однако, немецкая, и она могла бы не без оснований называться самой человечной» [цит. по: Lammers 1935, c. 49; Leitzmann 1935]. Позднейшее подробное изучение французской культуры и языка, как видится Ламмерсу, позволило Гумбольдту гораздо более высоко оценить немецкий язык, что, в частности, находит подтверждение в письме к Вольфу от 22 октября 1798 г.: «Вы счастливец, в гуще Германии и среди одних лишь немцев Вы вряд ли можете ощутить, сколько дарит человеку такой, столь могучий, высокий и восхитительный язык, что суть нашему сознанию эти образы, эти мысли нашему духу и сердцу» [цит. по: Lammers 1935, c. 49].
Ламмерс находит еще более яркие высказывания Гумбольдта о превосходстве немецкого языка над французским с далеко идущими политическими выводами в его письмах к философу Фридриху Генриху Якоби (1743-1819), к примеру: «Дело в том, что всякой нации необходима внутренняя пружина, живая, постоянно активная сила, из коей проистекает ее высшая деятельность, ее собственное бытие. Такого внутреннего принципа мне не достает в этой нации, и именно поскольку я обнаруживаю этот воистину священный огонь, который один лишь и очищает и одновременно питает нацию, более чем где-либо в немецкой нации, и, благодаря этому, возрастают, чего я и не собираюсь отрицать, мое глубокое уважение и моя огромная привязанность к ней» (письмо от 26 октября 1798 г.). Тем самым Гумбольдт попадает, по мысли Ламмерта, в один ряд с проповедниками немецкого национального единства Э. М. Арндтом (1769-1860) и Й. Гёрресом (1776-1848).
Бесхитростные параллели между обстановкой в Германии в XVIII и XX столетиях позволяют автору обосновать важность Гумбольдта для современности. Цитаты о значимости и превосходстве «нордической мощи» над французским характером выбираются им последовательно и целенаправленно, чтобы затем подчеркнуть сходство и даже зависимость идей Гумбольдта от более ранних мыслей И. Г. Фихте
(1762-1814) и Й. Г. Гердера (1744-1803) [Lammers 1935, c. 51-52]. В пятой части своей работы Ламмерс соединяет взгляды Гумбольдта с национальным подъемом в Германии эпохи наполеоновских войн, а педагогические воззрения Гумбольдта венчает его цитата: «Из правильного осознания взаимосвязей в родном языке произрастет любовь к нему и к отчизне» [цит. по: Lammers 1935, c. 72].
Гораздо дальше в оценке языковых и национальных предпочтений Гумбольдта идет вюрцбургский педагог И. А. фон Ранцау (1900-1993), примерно в 1934 г. приступивший к написанию своей диссертации о Гумбольдте (защищена в 1939 г.). Он отмечает возрастание интереса к языкам у Гумбольдта с 1789 г., когда во время путешествия по югу Германии он вел со своими друзьями и попутчиками длительные беседы о взаимосвязи языка и национального характера. Еще со времен поездки в Италию он интересовался грамматическим строем языков Европы и Южной Америки, в 1820-е гг. к ним прибавился санскрит, позднее - знакомство с основами китайского и японского языков, а затем и довольно уверенное владение малайским [Rantzau 1939, с. 91]. По мнению Ранцау, именно многочисленные путешествия пробудили в Гумбольдте любовь к этническому своеобразию, которое возможно понять лишь через язык конкретного народа. Первым опытом такого рода стало путешествие в Страну Басков в 1799 г.: «Они были для него замечательным примером малых народов, которые в общем поглощаются большими государствами, но по человеческим и культурным соображениям их следовало бы сохранить; ибо в них живут более сильно, чем обычно, сила воображения и чувство, сохраняющие в их характере тепло и силу» [Rantzau 1939, c. 92].
Всего через четыре года после этого путешествия, 2 ноября 1803 г., Гумбольдт пишет французскому филологу Ж. Ж. Швайгхой-зеру (1742-1830) о своем желании создать новую науку - сравнительное изучение языков (vergleichende Sprachkunde). В письме Вольфу от 16 июня 1804 г. он определяет эту науку как «средство для того, чтобы "проехать" (durchfahren) по всему человечеству в его высоте, его глубине и всем его многообразии» [цит. по: Rantzau 1939, c. 93]. Эти планы отошли сначала на второй план в связи с исследованиями Античности, но затем проблема языка вновь вернулась на «основную сцену» его размышлений как главный критерий национального своеобразия.
Информация, полученная от брата Александра о языках Южной Америки, а также неизменный интерес к баскскому возвратили Гумбольдта к идее сравнения языков в 1812 г. По мнению Ранцау, с этого момента до 1829 г. Гумбольдт исследует конкретный языковой материал, чтобы добраться до идеала - целостности человеческого духа (Totalität). В конце жизни его «врожденное чувство ценности» и всё более интенсивное изучение санскрита привели его к признанию ин-догерманской семьи языков идеалом как таковым. Ранцау полагает, что Гумбольдт, долгие годы сомневавшийся в возможности оценочного деления языков на классы, в конце 1820-х гг. переходит «преимущественно по грамматическим соображениям» к явному подчеркиванию роли «санскритского языкового племени» (der sanskritische Sprachstamm). Это племя, рассуждает Ранцау, становится в глазах Гумбольдта той нормой, по которой измеряют языки всего мира, он заменяет собой искомую до того идеальную «целостность». В подтверждение Ранцау приводит следующую цитату Гумбольдта: «Как бы ни было полезно исследовать различия между языками вплоть до отдаленнейших окраин мира, собранное таким образом останется всё же мертвым скоплением материала, если оно не будет соотнесено с тем чистейшим и самым блестящим развитием языкового явления» [Humboldt, т. 7, с. 1]. В этом Ранцау усматривает «глубочайшее изменение», даже переворот в духовном мировидении, причину которого объяснить, правда, уже не удастся. Примечательно, что, рассуждая о формировании совершенно нового, оценочного, суждения о языках у Гумбольдта, Ранцау не находит взаимосвязи между эпохальным трудом о языке кави на острове Ява с упомянутым «переворотом». Он также отмечает отсутствие каких-либо пояснений причин для него в поздних письмах Гумбольдта, но пишет о его «зачастую темных, умышленно таинственных, до сих пор еще не полностью расшифрованных сонетах», в которых ученый излагал то, что его волновало в последние годы жизни - и эта тема до сих пор ждет своего исследователя. Однако в целом это не мешает Ранцау приписывать Гумбольдту возвеличивание индогерманских языков и превращение их в единственный идеал языка рода человеческого - и это заметно отличается от более скромного мнения Г. Юнкера и В. Ламмерса о восторженности Гумбольдта по отношению к своему языку и народу. Из высказывания Гумбольдта о том, что флективные языки обладают
исключительно динамической способностью к синтезу внутренней формы мысли и звучания, Ранцау делает заключение, что тем самым «духовное превосходство санскритского языкового племени» было для Гумбольдта совершенно очевидным.
Весьма примечательно, что описанный выше «индогерманский сюжет» дожил до наших дней. Известный исследователь научного наследия Гумбольдта Ю. Трабант (род. 1942) в своей полемике по этому поводу с распространителем этого сюжета, американским лингвои-сториографом Г. Аарслеффом (род. 1925) пишет: «Нельзя отрицать, что Гумбольдт предполагал особенное превосходство так называемых санскритских языков, ибо они, по его словам, ближе всех к идеальной форме языка. Верно и то, что Гумбольдт высказывает предположение о чем-то вроде врожденной одаренности языка, счастливой натуры, коя изначально присутствует или не присутствует в нем, и если ее в языке нет, то язык не способен ее приобрести. Обе эти мысли в совокупности - приверженность идеальной форме языка и убежденность в том, что некоторые языки «от рождения предназначены» для этой идеальной формы, а иные нет, может - и это также неоспоримо - толковаться как евроцентричное, «расистское» воззрение ... Дело в том, что другая сторона этой оценки языка, так сказать произносимая на одном выдохе с этой, - это гумбольдтово подчеркивание одинакового достоинства всех языков» [Trabant 1990, c. 235-236]. Трабант справедливо полагает, что это вовсе не «гнилой компромисс» (термин Аарслеффа), а «характерное и необходимое для Гумбольдта противоречие», ибо он посвятил всю жизнь доказательству того, что лишь в своей совокупности языки составляют некую целостность (Totalität) языка как такового, а превосходство одного языка снимается своего рода меритократической демократией всех языков.
Во второй части своего принципиального воззрения, по мнению Трабанта, Гумбольдт вносит нечто совершенно новое в рассмотрение языка своего времени: «Ведь то, что определенные языки особенно превосходны, и что по этой причине все прочие языки относятся к презренным патуа, является расхожим мнением XVIII столетия. Нигде это мнение не отстаивалось так упорно, как во Франции XVIII столетия - как реакционными рационалистами Старого Режима, так и прогрессивными революционными эмпиристами» [Trabant 1990, c. 237]. В этом смысле Ф. Р. де Шатобриан (1768-1848) гораздо лучше понял
идею равенства языков Гумбольдта, обвиняя его в стремлении считать «патуа» древних и диких племен достойными своего внимания объектами. Гумбольдт пытается преодолеть расизм своего времени, занимая гуманистическую позицию, опираясь на огромное уважение к наследию Античности с его особенным антропоцентризмом. Более того, Гумбольдт однозначно отмечает, что «в случае, если при классификации рас основным критерием признается цвет кожи, то языки с этим никоим образом не находятся в каком-либо явном отношении» [Humboldt, т. VI, с. 202], ибо «как бы ни были различны люди по росту, цвету кожи, физическому облику и чертам лица, их духовные задатки одинаковы» [Humboldt, т. VI, с. 196]. Даже там, где Гумбольдт утверждает, что белый цвет кожи предназначен для рода человеческого [Humboldt, т. VI, с. 249], он, по мысли Трабанта, не переносит это утверждение на духовные качества людей, в том числе и на язык.
Эта дискуссия привносит следующий мотив, ставший по понятным причинам немаловажным для оценки личности Гумбольдта в немецких публикациях 1935 г. и последующих лет, - его отношение к еврейскому вопросу.
Показательной для этой темы является диссертация Вильгельма Грау (1910-2000), известного антисемита, а позднее - сотрудника Имперского института истории новой Германии и ведомства А. Ро-зенберга. 27 июня 1937 г. ему была присвоена докторская степень за исследование отношения Гумбольдта к еврейскому вопросу [Grau 1935], хотя сама формулировка темы и степень ее научного изучения вызвали большие сомнения у диссертационного совета, проголосовавшего против присвоения ученой степени. Однако политические связи Грау позволили ему преодолеть это голосование (скандальную историю написания этой диссертации см. на сайте Баварского радио (www.br.de/radio/bayern2/sendungen/land-und-leute/wilhelm-graus-gestohlener-doktortitel-tree100.html).
В диссертации Грау пытался доказать, что в основе отношения Гумбольдта как политика к еврейскому населению Германии лежали прагматика и чисто оценочное деление на расы, а вовсе не идеал равенства. Гумбольдт, по мысли Грау, выступал с позиции скорейшей ассимиляции еврейского населения, разрушения культурных и исторических корней еврейского народа. Безусловно очевидной является попытка Грау изобразить Гумбольдта в подходящем для режима
ключе - по меньшей мере, прагматиком, критически относившимся к евреям в целом. Тем не менее близость Гумбольдта к целому ряду философов и общественных деятелей еврейского происхождения невозможно было вычеркнуть из его биографии. По этой причине, к примеру, П. Бинсвангер (1896-1961) в своем фундаментальном труде, написанном с большим почтением к гению Гумбольдта, весьма подробно описывает обстоятельства жизни, путешествий и знакомств Гумбольдта, в числе которых - визиты в известный берлинский светский салон Рахель Варнхаген (1771-1833). Идет 1937 год, поэтому не удивляет замечание, которое Бинсвангер (в тот момент уже находившийся в эмиграции в Италии, но публикующий свой труд в германском издательстве) добавляет к своему описанию: «Сам же Варнхаген, с его малоуспешными политическими амбициями, его интриганством и тщеславием вкупе с изрядной болтливостью был глубоко противен Гумбольдту» [Binswanger 1937, c. 327].
Выход диссертации Грау в свет стоит рассмотреть в более широком политическом и научном контексте. В 1935 г. газета «Еврейское обозрение» сообщала о назначении профессором Берлинского университета Ханса Гюнтера (1891-1968), известного специалиста по расовым вопросам, работавшего до того в Йене и написавшего «весьма интересную» «Расологию еврейского народа». Профессор Гюнтер, отмечалось в статье, «стоит на позициях строгой расовой теории, но постоянно отвергал диффамацию еврейской расы как таковой и проявлял понимание к тем евреям, которые привержены своим расе и народу» (Jüdische Rundschau 17.4.1935, S. 45). Не стоит и говорить о том, как ошибались авторы этого сообщения в оценках позиций Гюнтера, ставшего впоследствии основателем и пропагандистом нацистской расовой теории.
В этом же издании сообщается о докладе признанного авторитета в области социологии Вернера Зомбарта (1863-1941) во франкфуртской школе имени Г. Э. Лессинга, в котором авторитетный ученый обратился к вопросам расовой теории и выступил с критикой «экстремальной теории крови и земли». Авторы сообщения предпочли не вспоминать о книге «Евреи и экономическая жизнь», изданной еще в 1911 г. и содержащей критические рассуждения Зомбарта о «кочевом» характере еврейского народа и его особой приверженности финансовому капитализму.
Следует отметить, что отношение еврейских ученых Германии к личности и заслугам Гумбольдта было также неоднозначным, что нашло отражение и в ряде их публикаций по поводу годовщины его смерти (см., например, [ТеисЬ^а^ег 1935; Friedlaender 1935]). В этой связи Д. Рупно отмечает и более серьезные расхождения в оценках еврейского вопроса в целом в первые годы национал-социализма среди самой еврейской общины Германии. Л. Фейхтвангер (18851947), брат знаменитого писателя Лиона Фейхтвангера, занимавший до 1936 г. пост научного руководителя издательства «Дункер и Хум-блот», опубликовал в «Еврейском обозрении» отзыв о диссертации В. Грау и других его публикациях, которые он назвал «первой попыткой изобразить еврейскую историю в Германии как историю чуждых этнически и вредительских для народа захватчиков», причем осуществленной с «примечательным знанием материала и методической безупречностью» [ТеисМ'а^ег 1935Ь]. В то же время Фейхтвангер призвал внимательно изучить аргументацию В. Грау и пересмотреть традиционное отношение к Гумбольдту как семитофилу.
Гораздо более резкую реакцию книги Грау вызвали у историка и журналиста Ф. Фридлендера (1901-1980) (см. подробнее ^ирпс 2005]), и он оказался прав в своих опасениях усиления антисемитизма в науке и обществе в целом, учитывая, что до так называемой имперской хрустальной ночи оставалось менее трех лет.
Рассматривая обвинения Гумбольдта в антисемитизме в рамках современной лингвоисториографии, Ю. Трабант не замалчивает такие факты, как, с одной стороны, «полные предрассудков» высказывания Гумбольдта о евреях (как, впрочем, и о французах, немцах и испанцах), а с другой - его духовное родство с берлинскими просветителями (среди которых было немало евреев), дружбу с еврейками-хозяйками светских салонов Берлина, его симпатию к Французской революции с ее лозунгами равноправия всех граждан, независимо от национальности. В этом смысле, как полагает Трабант, показательно его высказывание: «Государство также не обязано учить уважительному отношению именно к евреям, но оно должно искоренить негуманный и полный предрассудков способ мышления, который оценивает человека не по присущим ему качествам, а по его происхождению и религии, и рассматривает его вопреки истинному понятию человеческого достоинства не как индивидуум, а как представителя
конкретной расы, непременно разделяющего с нею определенные качества. Но это сможет сделать государство лишь в том случае, если оно громко и четко заявит, что оно не признает более никакой разницы между евреями и христианами» [Humboldt, т. X, с. 99].
В научных публикациях 1935 г. содержался не только хвалебный материал в адрес Гумбольдта, но и целый ряд претензий к его научной и политической позиции, представлявшихся неконгруэнтными задачам и характеру нового режима.
Наиболее резким тоном отличалась статья Э. Фая, посвященная преимущественно педагогическим аспектам воззрений Гумбольдта. В статье заявлялось следующее: «Между культом личности и стремлением к познанию он не пришел к гармоничному окончательному решению. Многие из его работ остались фрагментами. Его языковым исследованиям присуще, несмотря на всю их глубину, нечто несвязное <...>. Формальное образование и культ всего греческого в гумбольдтовом смысле являются в конечном итоге частями культуры личности, которые мы ныне осознанно отвергаем» [Fey 1936, c. 1]. Фай критикует также, что «высочайшие цели» жизни Гумбольдта «лежали для него вне языкового сообщества», а Рим казался ему «духовно-эмоциональным средоточием мира», более того, Гумбольдт надеялся провести в Риме свою старость [Fey 1936, c. 2]. В этой связи Фай противопоставляет Гумбольдта Фридриху Ницше (1844-1900), полагая, что последнему удалось изменить свое отношение к Античности на более «историко-критичное».
И. Злотты (1910-1973) заявляла в своей диссертации: «Его крупные ошибки заключались в недостатке метода и маловразумительном стиле. Это, вероятно, причины, которые не позволили Гумбольдту оказать значительное влияние на современников. В наше время на него вновь обратили внимание и уделяют ему большой интерес» [Slotty 1935, c. 18]. Здесь нельзя не провести параллель между мнением И. Злотты и высказывавшимся задолго до нее мнением Х. Штайн-таля о том, что Гумбольдт многого сам не понимал в своих воззрениях и что эти воззрения стоит «достроить».
Но основную критику вызывает отношение Гумбольдта к нации, поскольку он «смешивает разные области друг с другом: место жительства и климат, с одной стороны, религию, государственное устройство и пр., с другой стороны, заявляя, что для всех можно прояснить
направление отношения к нации. В противоположность этому, язык представляется ему тесно связанной с сущностью нации, так что невозможно прийти к каким-либо определенным выводам относительно их действенной взаимосвязи» [Fey 1936, c. 3]. Фай неодобрительно подчеркивает это явное превалирование языкового фактора в определении нации у Гумбольдта: «На переднем плане стоит языковой принцип. Со-общественное происхождение народа упоминается, не приводя к какой-либо опоре для рассмотрения. Только язык кажется Гумбольдту соответствующим духовному укладу нации <...>. Гумбольдт, безусловно, отождествляет языковые единства с национальными - большая ошибка, естественное следствие его односторонней позиции» [Fey 1936, c. 11].
Эту же слабость усматривает в гумбольдтовом определении нации и В. Ранцау, критикуя отсутствие у Гумбольдта четкого представления о нации: помимо общих традиций, общей истории политического устройства, Гумбольдт называет в качестве критериев нации язык и происхождение, но «физическое своеобразие он рассматривает в его воздействии на язык как нечто относительно несущественное; во всяком случае он желает ограничить ее распознаваемость отдельными нациями, а для деления человечества на рамы ему не достает каких-либо вообще действительно убедительных критериев» [Rantzau 1939, c. 98]. Однако после пресловутого «духовного переворота» Гумбольдт, по мнению Ранцау, начинает высказывать опасения, что сравнение языков слишком склонно отождествлять народы с их умственным складом, игнорируя другие факторы, прежде всего, их физиогномию, физические особенности.
В качестве своего рода оправдания для такого неподобающего игнорирования «физиогномии» наций Э. Фай приводит следующий аргумент: «Гумбольдт сам явно осознает, что наряду с языком происхождение является определяющим фактором для духовного облика народа; лишь недостаток знаний не позволяет привлечь происхождение к оценке народа. То, что Гумбольдт пишет о расовом вопросе, также совершенно не имеет значения» [Fey 1936, c. 13]. Примером таких, ничего не значащих рассуждений, Фай считает размышления Гумбольдта о расе в «О различии.» [Humboldt, т. VI, с. 194]. В то же время он приводит цитату Гумбольдта из «Наблюдений о всемирной истории»: «Отдельный человек в отношении своей нации лишь в том
смысле индивидуум, в какой лист состоит в отношении к дереву, также степень индивидуальности может простираться от нации к народу, от оного к расе, от нее к роду человеческому. Лишь внутри определенного круга может подчиненный ему человек продвигаться вперед, отступать назад или быть иным» [Humboldt, т. III, с. 352]. Это позволяет ему полагать, что Гумбольдт противоречит тому, что он писал о расе позднее.
Другое объяснение преимущественно языковой направленности понятия нации у Гумбольдта пытается предложить Х. Юнкер: «Так язык стал для него ключом к пониманию человеческого сообщества вообще. Высшей формой которого для него являлся народ (Volk). Как ранее он «Я» непосредственно противопоставлял Вечности, так теперь он связывал народ, к коему каждый принадлежал как почка к стволу дерева, с Богом. Но, взирая на это высочайшее руководство, он не смог увидеть во времена слабого и нерешительного монарха необходимый коррелят народа: вождя, который придает народному сообществу цель и направление, подобно тому, как смысл - словам в предложении. Должно было пройти целое столетие, нужно было принести вновь лучших в жертву, чтобы судьба вновь милостиво улыбнулась нашему народу и в этом отношении» [Junker 1935, c. 27-28]. Коррелят вождя усматривается Юнкером, по всей видимости, в личности Гитлера.
Квинтэссенцию расхождения между взглядами Гумбольдта на нацию и официальной доктриной «крови и земли» выражает Э. Фай, высказывая следующее: «Этническое - это решающий фактор, не язык, даже если оно обретает в языке свое прекраснейшее выражение. Этническое, однако, покоится на физическом бытии нашего народа» [Fey 1936, c. 15-16]. Рассуждая далее об этом расхождении, Фай дает ему конкретную формулировку, порицая «глубокую беду гиперкуль-тивированности» (Überkultivierung) немецкого народа: «Наше духовное положение противоположно духовному положению Гумбольдта. Задачей его времени было привести общество от материалистического измельчания к новой духовной высоте; наше положение мы усматриваем в том, чтобы свести излишнюю духовность (Übergeistlichung) прошлого к здоровой физической основе, на которой становится возможной новая, свежая, духовная жизнь. Как Гумбольдт своим понятием организма раскрыл новую духовную область, так и мы сейчас поступаем при помощи понятия расы» [Fey 1936, c. 14]. Таким образом
основной водораздел между партийной лингвистикой и философией языка, с одной стороны, и взглядами Гумбольдта - с другой, проложен окончательно.
Обращение к заслугам В. фон Гумбольдта и «изъянам» его философии языка, с позиции нового режима в Германии, отраженное в публикациях 1935 г. и нескольких последующих лет, позволяет представить сложную и противоречивую ситуацию в гуманитарных науках первых лет нацистского режима: продвижение расовой теории в этих науках, создание «расово-адекватного» (arteigen) языкознания испытывали существенные трудности в преодолении мощной научной традиции, особенно - в приспособлении великих умов прошлого к насущным задачам национал-социалистического режима. Избирательное, априорно-партийное, прочтение трудов Гумбольдта продемонстрировало свою несостоятельность хотя бы в том, что ему, несмотря на всю избирательность, не удалось выстроить целостный ортодоксальный образ предтечи новой власти, а попытки вписать Гумбольдта в духовный «расовый пантеон» остались фрагментарными.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Ростиславлева Н. В. Историографическая рефлексия наследия В. фон Гумбольдта // Вестник РГГУ. М. : РГГУ, 2009. 4/09. С. 79-90. (Серия «Историография».)
Страхова В. С. Немецкое языкознание на рубеже XVIII-XIX веков // Философские проблемы языкознания. Вып. 419. М.: МГЛУ, 1995. С. 29-33. Bäumer G. Wilhelm von Humboldt zum 100. Todestag am 8. April 1935 // Die
Hilfe, 41, 1935. S. 145-148. Binswanger P. Wilhelm von Humboldt.Frauenfeld und Leipzig: Hüber, 1937. 387 S. BloomfieldL. Language. London : Allen & Unwin, 1935. 566 p. Dempe H. Humboldt-Ehrungen // Geistige Arbeit. Jg. 2, Nr. 2, 1935. S. 10. Dschang Tien Lin. Lebenabriß Humboldts // Dem Andenken Humboldts. Hrsg. v. deutschen Seminar an der Pekinger Reichuniversität, Tientsin Peiping, chines. Teil, 1935. P. 4.
Feuchtwanger L. Zum 100. Todestag Wilhelm von Humboldts // Jüdische Rundschau. 5.4.1935a.
Feuchtwanger L. Verändertes Geschichtsbild // Jüdische Rundschau. 25.10.1935b. Fey Ed. Wilhelm von Humboldts Sprachforschung und die Sprachenschule // Neuphilologische Monatsschrift 1936. S. 1-25. Friedlaender Fr. Wilhelm von Humboldt zum 100. Todestag am 8. April 1935 // Central-Verein-Ztg. 8 April 1935, Nr. 14, Beibl. 2. Pp. 1-3.
Grau W. Wilhelm von Humboldt und das Problem des Juden. Hamburg: Hanseatische Verlagsanstalt, 1935. 154 S.
Grube, K. Wilhelm Von Humboldts Bildungsphilosophie: Versuch Einer Interpretation. Halle: Akademischer Verlag, 1935. 100 S.
Grützmacher R. H., Wilhelm von Humboldt und die geistige Situation der Gegenwart // Preußische Jahrbücher Bd. 240, 1935. S. 31-44.
Harnack E. von; Stengel W. Ahnen des Geistes. Wilhelm-von-Humboldt-Ausstel-lung im Märkischen Museum. Lebensbilder aus der Geschichte der Berliner Universität, Berlin, 9. April - 15. Mai [1935]. Berlin : Fritz Fiedler, 1935. 49 S.
Hausius L. Wilhelm von Humboldt, ein deutsches Leben. Heimatkalender f. d. Kreis Querfurt 14, 1935. S. 74-78.
Häußler G. Wilhelm von Humboldt zum Gedächtnis. Zum 100. Todestag am 8. April 1935 // Brandenburger Land 2, 1935. S. 99-101.
Heuschele O. Wilhelm von Humboldt zum 100. Todestag des großen Staatsmannes und Humanisten // Weltstimmen (Stuttgart). 9. 1935. S. 155-159.
Humboldt W. Gesammelte Schriften, 17 Bde. Hrsg. v. Albert Leitzmann u.a. Berlin : Behr, 1903-1936.
Jäckle E. Fülle und Vollendung // Dem Andenken Humboldts. Hrsg. v. deutschen Seminar an der Pekinger Reichuniversität Tientsin-Peiping, dt. Teil, 1935. S. 3-4.
Junker H. Rede auf Wilhelm von Humboldt und die Sprachwissenschaft // Berichte über die Verhandlungen der Sächsischen Akademie der Wissenschaften zu Leipzig. Philologisch-Historische Klasse. Band 87. Leipzig: S. Hirzel, 1935. S. 11-28.
Kleinertz L. Wilhelm von Humboldt zum 100. Todestage // Die deutsche Beruferziehung, 50, 1935. S. 175-176.
Lammers W. Wilhelm von Humboldts Weg zur Sprachforschung, 1775-1801. Berlin: Juncker und Dünnhaupt, 1935. - 76 S. (Neue deutsche Forschungen, Abt. Sprachwissenschaft, 56). Diss. Rostock, 1934.
Leitzmann A. Jugendbriefe Wilhelm von Humboldts //Preußische Jahrbücher 24 (April bis Juni 1935), S. 10-31.
Liebmann K. Wilhelm von Humboldt's Seelenwelt und Schicksals-Erlebnis // Dem Andenken Humboldts. Hrsg. v. deutschen Seminar an der Pekinger Reichuniversität Tientsin-Peiping, dt. Teil, 1935. S. 8-9.
Pannwitz R. Wilhelm von Humboldt // Dem Andenken Humboldts. Hrsg. v. deutschen Seminar an der Pekinger Reichuniversität Tientsin-Peiping, dt. Teil, 1935. S. 2.
Probst K. R. Wilhelm von Humboldt zum 100. Todestag am 8. April // Die badische Schule 2. 1935. S. 79-82.
Rantzau J. A. von. Wilhelm von Humboldt. Der Weg seiner geistigen Entwicklung. München : C. H. Beck'sche Verlagsbuchhandlung, 1939. 111 S.
0. A. Paô^eHKO
Rupnow D. Vernichten und Erinnern. Spuren nationalsozialistischer Gedächtsnis-politik. Göttingen: Wallstein Verlag, 2005. 384 S.
Schultz W. Wilhelm von Humboldt // Die Großen Deutschen. Neue deutsche Biographie / hrsg. von Willy Andreas und Wilhelm von Scholz. Bd. 2. Berlin : Propyläenverlag, 1935. S. 450-463.
Slotty I. Zur Geschichte der Teleologie in der Sprachwissenschaft (Bopp, Humboldt, Schleicher). Inaugural-Dissertation. Breslau. Würzburg : Konrad Triltsch, 1935. 38 S.
Spranger Ed. Wilhelm von Humboldt zu seinem 100. Todestag // Forschungen und Fortschritte 11. 1935. S. 121-123.
StreckerR. Wilhelm von Humboldt // Ethische Kultur. Jg. 43. 1935. S. 49-55.
Trabant J. Traditionen Humboldts. Frankfurt am Main: Suhrkamp taschenbuch Wissenschaft 877. 1990. 263 S.
