CC BY
23
С.П. Поцелуев
ДИАЛОГ О ТЕРРОРИЗМЕ: ИНВЕРСИЯ СМЫСЛОВ И ДУАЛЬНАЯ
СТРУКТУРА
По словам немецкого философа В. Хесле, диалог тяготеет к дуальной структуре, независимо от числа его участников, причем дуальная структура диалога не обязательно выражается в наличии только двух лиц [16, с. 269]. Это касается не только случая с фиктивными персонажами диалога, но и с реальными его участниками. К особенностям политического диалога как коммуникативного феномена относится то, что независимо от числа его участников он всегда имеет дуальную структуру. Это объясняется борьбой за власть как неотъемлемой составляющей политического общения. При этом полюса дуальной структуры политического диалога могут образовывать субъекты с разными интересами, вступающими, однако, в коммуникативный альянс в рамках обсуждаемой темы. Эти субъекты образуют в пространстве диалога единую коммуникативную «партию», что можно выяснить в результате специального дискурс-анализа.
Примером политического диалога могут служить разворачивающиеся в прессе дискуссии, посвященные каким-то значимым событиям общественной жизни. Этот вид диалога существенно отличается от разговорного диалогового жанра вроде телевизионных ток-шоу. При этом важно подчеркнуть, что в публицистическом диалоге еще в большей мере, чем в разговоре, движение дискурса «регулируется в первую очередь не правилами соподчинения пропозиций или функциональной сочетаемостью высказываний, а лежащими в основе речевых актов интересами и устремлениями коммуникантов» [12, с. 150].
Коммуникативная партия представляет собой структурную единицу диалогического дискурса, за которой стоит общий политический (властный) интерес. Общность этого интереса не предполагает необходимость политического или командного (драматургического) сговора. Участники единой коммуникативной партии могут даже не знать о существовании друг друга, но, тем не менее, обнаруживать родство на уровне структурно-смысловых характеристик дискурса. В данной статье мы покажем это на примере смысловых инверсий в газетных публикациях, посвященных террористическим актам в московском театре «Норд-Ост» (октябрь 2002 г.) и в школе г. Беслан (сентябрь 2004 г.).
В рамках публичной полемики вокруг этих терактов российское руководство упрекали в «пропаганде со смещенным центром действия» [9]. Однако при анализе общественной полемики вокруг крупных терактов в России периода 2002-2004 гг. обнаруживается, что критики российской власти нередко сами прибегают к аналогичным манипуляциям, причем не только к смещению, но даже к полной инверсии смысла происходящих событий.
Диалоги о терроризме напоминают порой полномасштабное идеологическое сражение. Но последнее ведется не столько в духе широких идейных фронтов «холодной» войны, сколько на микроуровне при описании отдельных значимых событий. Внушаемая читателям идеология не всегда маркируется при этом открыто, но как бы растворяется в языке, так что «если принимать существующее использование языка, “попадаешь в ловушку” и получаешь в придачу существующую социальную систему» [3, с. 106]. Или, напротив, систему убеждений критиков данной системы.
Ю. Латынина, известная своей радикальной политической публицистикой, развивала в одной из статей в «Новой газете» логику откровенной смысловой инверсии, утверждая без тени иронии, что «теракты с захватом заложников - это примета демократии» [5]. Из этой рискованной посылки следовал саркастический вывод: «Если такие теракты - болезнь демократии, то мы от этой болезни успешно вылечились» [5]. Здесь обнаруживается общая сентенция «антикремлевской партии» в диалоге о терроре: «авторитарный порядок» хуже «демократической анархии».
Особенно явными становятся техники инвертирования смысла событий в полемике между соперничающими изданиями, когда налицо рефлексия по поводу изобразительных средств и способов толкования происходящего. Так, корреспондент «Новой газеты» В. Баранов обрушивается с грубой критикой на своих коллег из «Комсомольской правды». Корреспонденты «Комсомолки» якобы «дружно принялись лизать сапоги кремлевским жандармам»; они «предоставили слово полицаям» (так автор называет пророссийски настроенных чеченцев), наконец, за их спиной «торчит чучело Федеральной службы безопасности» [1]. Но самым интересным в статье Баранова является его возмущение тем, что российские журналисты называют людей, захвативших «Норд-Ост», «бандитами и подонками», а не «сепаратистами и борцами за свободу», как их именуют «иностранные и правозащитные издания» [1].
Главный редактор Московского правозащитного информационного агентства «Прима-ньюс» А. Подрабинек тоже разоблачает в своей статье коварные замыслы Путина. По его мнению, «захват заложников в Москве был не причиной разнообразных “ответных мер”, а поводом для стремительного рывка к тоталитаризму», точнее, специально спланированной акцией российских спецслужб, ибо «слишком много выгод пытается извлечь Кремль из газовой бойни на Дубровке» [7]. Обратим внимание на эту «газовую бойню», маркирующую резкий сдвиг смыслового центра события. Аналогичным образом корреспондент немецкоязычного информационного сайта «Telepolis» озаглавила свою статью о захвате заложников в «Норд-Осте» как «Г азовая атака в Москве» [15].
С такой позицией правозащитных и иностранных СМИ проявили солидарность татарские националисты. По сообщению «Ленты АПН.ру», лидеры Всетатарского общественного центра (ВТОЦ) заявили на своей встрече с журналистами в связи с операцией по захвату заложников в «Норд-Осте», что «правящий режим превзошел в своих преступлениях против человечности германский фашизм: с одной стороны, геноцид и насилие в Чечне, а с другой - применение для уничтожения собственных граждан химического оружия» [13].
Такой же смысловой сдвиг мы видим и в оценке теракта на Дубровке, распространенной харьковской правозащитной группой. В ее заявлении говорится: «Спецслужбы России доказали, что ценят право человека на жизнь ничуть не больше, чем сами террористы» [11]. Любопытно, что эту позицию правозащитников поддержали в своем заявлении и члены ультраправой партии «Украинская народная самооборона»: «Мы, украинские националисты... не будем называть террористами чеченцев, захвативших заложников в Московском театральном центре на Дубровке» [14].
Еще одним примером смысловой инверсии, переходящей в моральную перверсию, может служить толкование теракта на Дубровке, даваемое А. Подрабинеком в его статье с характерным названием «Спецназ победил заложников». Правозащитник не постеснялся снабдить свои рассуждения крайне циничным подсчетом: «спецназ убил 165 человек, “террористы” - 3-х» [8]. Эту линию в истолковании чеченского терроризма продолжил корреспондент британской «Гардиан» Джонатан Стил, писавший год спустя после бесланских событий: «Похищения и убийства, совершенные русскими и чеченскими спецслужбами, намного превосходят по своему числу количество людей, пострадавших от чеченских террористов в Беслане и московском театре» [20].
Если добродушный читатель подумает, что политические журналисты просто «заигрались» метафорами, но все же не забыли о террористах как убийцах и преступниках по определению закона, то он ошибется. Агентство «NEWSru.com» сообщало в октябре 2003 года, в связи с годовщиной теракта в московском театре на Дубровке, что правозащитная группа «Общее действие» намерена инициировать обращение в Европейский Суд по правам человека «по покушению российских властей на право на жизнь заложников» [10]. То есть это не террористы, а Кремль покушался на зрителей «Норд-Оста».
Когда это утверждение материализуется в виде судебного иска, встречая понимание, одобрение и судебную перспективу на Западе, оно из рискованной метафоры становится политическим действием, средством давления на руководство России. Причем давлением с далеко идущими целями. Об этом, помимо прочего, свидетельствует публикация Ахмеда Закаева на страницах американской «The Wall Street Journal», где он пишет: «Теракты 11 сентября способствовали осуществлению путинских притязаний на глобальную роль - не путем использования военной мощи России, а за счет угрозы передачи оружия массового поражения противникам Запада», а именно. «Аль-Каиде» [4].
Разумеется, трактовка России как опасно разваливающейся империи отвечает позиции чеченских и других сепаратистов. Однако после Беслана, когда многие в мире стали сравнивать орудовавших там боевиков с эсэсовцами, последним стали нужны более жесткие контрметафоры в адрес Кремля. В своей статье Закаев называет Хасавьюртовские соглашения «российским Версалем», а «терпимое отношение Запада к путинской бойне в Чечне» - «Мюнхенским сговором». Он также пишет, что Чечня стала для Путина «Судетской областью», а вся его политика «до боли напоминают первые годы после прихода Гитлера к власти» [4].
Характеристика Путина как «русского Гитлера» звучит в устах беглого чеченского боевика не только как полное оправдание бесланских зверств, но и как призыв к Западу объединиться в борьбе против «русского фашизма». В результате здесь образуется не просто «смещение смыслового центра», но полная смысловая инверсия события, в котором меняются местами враги и друзья, причины и следствия, жертвы и палачи.
Во многих западных публикациях признавалось, что «чеченские радикалы» ведут себя как террористы, даже как исламские террористы, но. виноват все тот же Кремль. «Yes, but...» - так и озаглавила свою статью в «The Guardian» автор книги «In Your Hands», посвященной захвату заложников в московском театре на Дубровке. В этой статье она признается: «Обязательным для меня было внушить читателям мысль, какой бы спорной она ни была, что захваченные в театре люди были в большей мере заложниками собственного правительства, чем террористов» [18].
Итак, получается, что враг - это не террористы, а «русское государство», воюющее с собственным народом, причем при помощи ОМП. Бред? - никак нет, ведь «у русских - давняя традиция применения химического оружия», - поясняет немецким читателям Д. Эльтерман и добавляет: «Владимир Путин и Садам Хусейн - не только торговые партнеры, но и - что касается отравляющих веществ - братья по духу» [15]. А поскольку, согласно военной американской пропаганде, С. Хусейн - это «Гитлер сегодня», значит, и Путин тоже - Гитлер. Нет, не Гитлер, а Муссолини, уточняет (сразу после Беслана) ветеран идеологической борьбы З. Бжезинский и пускается в пространные размышления для обоснования этого тезиса [2]. Здесь видно, как политологические рефлексии Бжезинского плавно смыкаются с публицистикой сомнительного качества из газет и Интернет-сайтов.
Смысловые перевертыши лучше всего заметны в самих названиях публикаций, посвященных терактам. Мы уже цитировали выше характерные названия русскоязычных статей: «Политика на крови», «Российские власти не ценят человеческую жизнь», «Спецназ победил заложников» и т.п. Аналогичными заголовками пестрит и зарубежная пресса: «Триумф русского империализма» («Rzeczpospolita»); «Старый рефлекс» («Die Zeit»); «Время мщения наступит» ({^ddeutsche Zeitung»); «Агония Матушки-России» («The Times»); «Русский Мефистофель» («The Financial Times»); «Империя без фундамента», «Кремль заходит слишком далеко» («The Guardian») - этот перечень можно продолжать до бесконечности. Такого рода названия вызывают у читателя замешательство, характерное для любой ментальной реакции на абсурд: читатель знает, что именно террористы проливают кровь и не ценят человеческую жизнь. А тут оказывается, что это вовсе не террористы, а воюющее с ними российское правительство.
«Где человек - не человек» - так описывает немецкая «Die Zeit» теракт в Беслане. Газета упоминает о жутких сценах хладнокровного расстрела террористами в панике разбегающихся детей. И читателю, естественно, кажется, что террористы - это и есть те «нелюди», о которых идет речь в заголовке. Но вдруг автор статьи озадачивает его такой мыслью: «Во время бойни в Беслане показали свою несостоятельность российские силы безопасности. И это уже не в первый раз. Пренебрежение человеческой жизнью проходит через всю историю России вплоть до сегодняшнего дня. Государство -все; гражданин - ничто» [21]. Странный получается силлогизм: начинает с факта избиения младенцев, а заканчивает почти цитатой из Муссолини.
На логическую абсурдность такого рода инвертированной трактовки событий указывал российский политолог и публицист Леонид Радзиховский, выступая в сентябре 2004 г. в передаче В. Познера «Времена», по «горячим» еще следам трагедии в Беслане: «Я понимаю дело просто: что враг - это тот, кто на вас нападает и вас убивает. Когда мне объясняют, что враг - совсем не тот, кто нападает и убивает, а совсем другие люди, которые не нападают и не убивают, но в силу своей природной испорченности, 180-летней испорченности или просто вот такой “божественной” испорченности нас ненавидят, и надо же понимать, что те, кто реально нападают и убивают, - они не нападают и не убивают. То есть они нападают и убивают, конечно, но на самом деле они - это не они, а за ними стоят те, которые не те, - я немножко теряюсь. Ведь так можно подумать, что за господином Джемалем стоят сионисты, а за господином Леонтьевым - американцы» [6].
Надо заметить, что описание некоторыми правозащитниками и нерусскими националистами «хитроумных зверств» Кремля имеет сильный пропагандистский эффект только при известной дозировке. Если же этот дискурс анализировать во всем его массиве, то возникает параноиднофантасмагорическая картина. В памяти оживает булгаковский образ мертвого театрального администратора Варенухи, который явился призраком к финдиректору Римскому и стал рассказывать тому «длиннейшую цепь Лиходеевских хамств и безобразий», и «чем жизненнее и красочнее становились те гнусные подробности, которыми уснащал свою повесть администратор. тем менее верил рассказчику финдиректор». Так и здесь: чем более гнусные подробности «путинского фашизма» узнаем мы от некоторых правозащитников, тем больше возникает подозрений в моральнополитической чистоте самих рассказчиков.
Смысловые инверсии образуют в диалоговом дискурсе точку, вокруг которой группируется определенная цепь аргументов, которые, если принять саму инверсию, могут показаться логичными. В этом случае даже квазинаучная аргументация закрепляет исходную смысловую инверсию как нечто само собой разумеющееся и формирует у читателя определенное убеждение.
Когда мы говорим о некоей диалоговой «партии», то это не обязательно совпадает с какой-то реальной политической партией, тем более, с редакционной политикой какой-то газеты. К примеру, инвертирование смыслов терактов характеризует отнюдь не все западные и правозащитные публикации на эту тему. В качестве иллюстрации приведем мнение одного репортера британской «Таймс» о бесланской трагедии. «Люди, планировавшие эту бойню, суть абсолютно такое же зло, что и люди, планировавшие Перл-Харбор или 11 сентября, что и те эсэсовцы, которые управляли Освенцимом. Есть такая степень злобы, которую невозможно забыть или простить, чем бы она ни мотивировалась, и как бы ни оправдывалась она политически» [19].
В ходе предпринятого нами дискурс-анализа (а в данной статье мы использовали лишь отдельные его фрагменты) обнаруживается, что диалог о терактах в России, развернутый в пространстве отечественных и западных СМИ, обнаруживает четкую дуальную структуру. Одним из ее полюсов выступают СМИ, выражающие позицию российского руководства (президента, правительства). Другой же полюс образуют как минимум три участника: значительная часть западной прессы (как либеральной, так и консервативной), а также правозащитных и правонационалистических изданий.
В заключение добавим: можно, конечно, говорить об авторитарно-бюрократических замашках и несуразностях российской власти (как, впрочем, и не только российской). Для этого имеются и актуальные (в том числе террористические) поводы, и соответствующие «пережитки прошлого». Но если критика «авторитаризма Кремля» сама прибегает к использованию грубых пропагандистских трюков, да еще от имени демократии и прав человека, тогда интеллектуальная и моральная цена такой критики ничтожна, ибо она вредит как раз тем самым ценностям, от имени которых выступает.
Литература
1. Баранов В. Комсомольские журналисты // http://www.pnma-
news.ru/news/articles/2002/10/31/21354.html
2. Бжезинский З. Режим Путина начинает напоминать фашизм Муссолини // NEWSru.com (20 сентября 2004 г.): http://www.newsru.com/world/20sep2004/mussolini.html
3. Блакар P.M. Язык как инструмент социальной власти (теоретико-эмпирические исследования языка и его использования в социальном контексте) // Язык и моделирование социального взаимодействия / Под общ. ред. В.В. Петрова. М.: Прогресс, 1987.
4. Закаев А. Путинские Судеты (русская версия статьи в «The Wall Street Journal» от 29.09.2004) // http://www.inosmi.ru/translation/213347.html
5. Латынина Ю. Остановка на станции «Дубровка». Следствие дальше не пойдет // Новая газета. 2007. 4 июня.
6. Первый канал. Передача «Времена» В. Познера, 26.09.2004 // http://www.1tv.ru/owa/win ort6_main.main? p_news_title_id=70431&p_news_razdel_id=0&p_page-num=1
7. Подрабинек А. Политика на крови // Прима-ньюс. 2002. 5 ноября // http://www.pnma-news.ru/news/articles/2002/11/5/21425.html
8. Подрабинек А. Спецназ победил заложников // Прима-ньюс. 2002. 27 октября // http://www.pnma-news.ru/news/news/2002/10/27/21475.html
9. Политковская А. Что отличает реальный мир от его «демократической» имитации // Новая газета. 2003. 20 марта.
10. Правозащитники обвинили Путина в сокрытии информации о событиях в «Норд-Осте» // NEWSru.com, 22.10.2003 // http://www.newsru.com /arch/russia/220ct2003/nord.html
11. Российские власти не ценят человеческую жизнь // Прима-ньюс. 2002. 29 октября // http://www.primanews.ru/news/articles/2002/10/29/21277.html
12. Слово в действии. Интент-анализ политического дискурса / Под ред. Т.Н. Ушаковой, Н.Д. Павловой. СПб.: Алетейя, 2000.
13. Татарские националисты поддержали Мовсара Бараева. Всетатарский общественный центр обвиняет в теракте Кремль // Лента АПН.ру, 31.10.2002 // http://www.patriotica.ru/actual/apn_ ter-act.html
14. Украинские патриоты не считают чеченцев террористами // Прима-ньюс. 2002. 28 октября // http://www.prima-news.ru/news/news/2002/10/28/21260.html
15. Eltermann J. Der Giftgaseinsatz in Moskau // Telepolis. 2002. 28 октября //
http://www.heise.de/tp/r4/artikel/13/13501/Lhtml
16. H^le V. Der philosophische Dialog. Mьnchen: Beck, 2006.
17. Neue ZMicher Zeitung: Кремль беспомощно и контрпродуктивно отреагировал на трагедию в Беслане // NEWSru.com, 20.09.2004: http://www.newsru. com/world/20sep2004/mussolini.html
18. Pelevine N. Yes, but ... // The Guardian. 2006. September 27.
19. Rees-Mogg W. Beslan is Russia’s 9/11: it will change the world // The Times. 2004. September 6.
20. Steele J. Europe is risking silence to end its longest war // The Guardian. 2005. March 25.
21. Voswinkel J. Wo der Mensch kein Mensch ist // Die Zeit, 09.09.2004 //
http://www.zeit.de/2004/38/Russland?page=all
