CC BY
57
ДИАЛОГ КУЛЬТУР В «ПЕСНЯХ ЗАПАДНЫХ СЛАВЯН» А. С. ПУШКИНА
Л. Н. Панова
Аннотация. В статье рассматривается проблема диалога культур на примере произведения А. С. Пушкина «Песни западных славян», анализируются две модели диалога между народной и элитарной культурами.
Ключевые слова: философия культуры, герменевтика, понимание, диалог культур, текст, «Песни западных славян».
Summary. The article examines the issue of the dialogue of cultures taking Pushkin's «Songs of the Western Slavs» as an example. The author analyzes two models of dialogue between national and elite cultures.
Keywords: philosophy ofculture, hermeneutics, understanding, dialogue ofcultures, text, «Songs of the Western, Slavs».
236
Учение о диалоге культур, основы которого были заложены в работах М. М. Бахтина, является в настоящее время одним из наиболее перспективных и плодотворных методов анализа в философии культуры и культурологии, ценно оно и для герменевтики, поскольку проясняет некоторые механизмы понимания. Но, хотя сам этот метод появился только в середине ХХ в., диалог культур как способ «бытия культуры» и «контакта культур» (В. С. Библер) существовал и ранее. Более того, во многих гуманитарных науках (философии, истории, литературоведении и т.д.) многие его стороны уже исследовались, хотя и не через призму учения о диалоге.
«Песни западных славян» А. С. Пушкина и его работа над ними представляет собой интересный пример того, как в художе-
ственной культуре осуществляется многоаспектный диалог культур, а в литературоведческой рефлексии над «Песнями» можно найти множество идей и наблюдений, существенных для развития культурологического учения о диалоге.
Так, данное произведение может рассматриваться как диалог Пушкина с культурой чужой страны, хотя и славянской, а через Пушкина это и диалог национальных культур - русской и сербской. Но это еще и диалог русской культуры с французской, поскольку «Песни» дошли до Пушкина через посредство Проспера Ме-риме, который и перевел сербские тексты на французский язык. Налицо здесь и фактический диалог, и диалог творческий - он проявляется в принципиально различном отношении обоих авторов к одному предмету - к сербскому фольклору. А еще
Преподаватель XX
2 / 2010
Философские науки
это диалог народной и элитарной культур, так как сам Пушкин (как и Мериме) являлся носителем элитарной культуры, а обращался в данном произведении к фольклору.
Как известно, «Песни западных славян» были переведены и изданы Пушкиным на основе сборника «Гуз-ла» (правильнее - «Гюзла»), изданного в Париже Мериме анонимно - как записи народных текстов. Когда друг Пушкина С. А. Соболевский, недавно приехавший из Парижа, где он общался с Мериме, узнал, что Пушкин перевел их на русский и собирается издать, указал ему на это, Пушкин поручил ему обратиться с письмом к Мериме и, отложив свою публикацию, спустя некоторое время опубликовал его ответ Соболевскому вместе со своими «Песнями». В этом письме Мериме сообщал, что с его стороны это - стилизация, а не подлинные фольклорные записи, что она носит шуточный, поверхностный характер и что он будто бы работал над ними несколько дней [1, с. 80].
Это письмо было весьма похоже на иронию по отношению к русскому поэту, не разглядевшему подлинной природы текстов. Но, как справедливо заметила О. С. Муравьева, на самом-то деле со стороны Мериме это была уже вторая мистификация (тем более что есть сведения, противоречащие этим, указанным Мериме срокам работы) [2, с. 149-163].
Но история на этом не кончается: своеобразная энергетика диалога, начатого мистификацией Мери-ме и приведшего к общению двух замечательных писателей и работе Пушкина над фольклором западных славян, не только породила перевод-стилизацию Пушкина, но не угасла
на этом, и, вернувшись, обогатила литературу французскую. Так, через 13 лет после смерти Пушкина Мери-ме пишет С. А. Соболевскому, что книга с «Песнями западных славян» Пушкина и отрывком из его письма попала к нему в руки и он - в память о Пушкине - перевел его «Пиковую даму» [1, с. 83-84].
Вернемся, однако, к «Песням». Действительно ли Пушкин не заметил подделки и, если это так, почему столь спокойно отнесся к своей ошибке? Как Пушкин оценил эти слова Мериме и почему поместил его письмо вместе со своими «Песнями»? Одну из гипотез, способных пролить свет на эти вопросы, высказывает О. С. Муравьева в [2]: дело в том, что мистификация Мериме была очень искусной. Этот вопрос исследован и сербскими учеными. Так, в работе В. Йовановича [3] показано, что «Гузла» основана на подлинных этнографических и фольклорных источниках, весьма тщательно, а вовсе не поверхностно изученных Мериме. Сюжеты песен «Гуз-лы», замечает он, весьма характерны для сербского и вообще южнославянского фольклора, так что, как считает Йованович, если Пушкин и поддался на мистификацию, это свидетельствует скорее о его знании фольклора, чем о незнании.
Перейдем теперь к наиболее существенному для нас вопросу: что изменил Пушкин в тексте переводимых им «Песен»? Литературоведы выявили [см., напр.: 4, с. 375-402; 5, с. 41-72], что Пушкин последовательно заменил нейтральную французскую лексику на русскую простонародную - с народно-поэтической окраской, ввел фольклорные посто-
237
2 / 2010
Преподаватель XXI
238
янные эпитеты, отсутствующие у Мериме, случайные числа заменил эпическими - три, семь и т.п. Были произведены им изменения и в синтаксисе, например, введены вопросительные обороты с «али», «что» в значении «почему» и т.п.
Известно, что источники двух из пушкинских песен - «Яныш королевич» и «Воевода Милош» - не обнаружены. Исследователями высказано предположение, что это - оригинальные произведения Пушкина, стилизованные под фольклор. Хотя сам Пушкин в своем примечании к «Янышу королевичу» ссылается на некий источник, из которого он перевел только первую часть, это сообщение вполне может быть еще одной мистификацией, нужной для того, чтобы перемешать свои произведения и переводы - недаром Пушкин не называет этого источника и даже не говорит, с какого языка переводил [2, с. 153].
По вполне обоснованному мнению О. С. Муравьевой, вопрос о подлинности текстов «Гузлы» не имел для Пушкина принципиального значения - Пушкин стилизует под фольклор и свои переводы, и свои оригинальные произведения, возможно, в этом и состоял замысел: «Песни» Пушкина безусловно не настоящие, не подлинно народные произведения, но их невозможно отличить от настоящих. Однако при этом «...проявление авторской концепции в текстах, с максимальной достоверностью воспроизводящих фольклорный тип сознания и специфически фольклорную образность, переводит эти произведения из разряда подражаний (пусть даже совершенных) в неизмеримо более высокий
разряд произведений искусства, где осуществлено проникновение субъективного лирического «я» поэта в самый строй народного сознания» [там же, с. 154].
Как нам представляется, работу Пушкина над «Песнями» вполне можно уподобить его работе над сказками. И здесь мы подходим к другой важной проблеме - диалогу народной и элитарной культур - которая так ярко проявляется в отношении к фольклору. Дело в том, что во времена Пушкина методы поэтической обработки фольклорного материала были предметом постоянного обсуждения. Количество таких обработок (как и различных мистификаций) сильно возросло и стало литературной модой, что стимулировалось прежде всего идеями романтизма, весьма популярными в ту эпоху. Так, в 1830-е гг. в русской литературе разгорелся спор о методе поэтической обработки фольклорной темы. Спор этот вызван знаменательным «состязанием» Пушкина и Жуковского (1831 г.). Одновременное появление их «Сказок» знаменовало два различных художественных метода и две принципиально разные точки зрения.
По мнению М. К. Азадовского [6, с. 227], суть здесь в следующем: путь Жуковского - это путь романтика. Он вносит в русскую поэзию традиции и методы немецкого романтизма. Фольклор интересует Жуковского исключительно как свидетельство о национальной старине, как выражение суеверных преданий, как памятник старинной поэзии. Подобно немецким романтикам, он видел в народной поэзии один из источников для поэзии, но этот источник
Преподаватель XX
2 / 2010
Философские науки
под пером поэта должен быть подвергнут кардинальному преображению. Жуковского совершенно не интересует народная точка зрения - напротив, он вносит в сказку свою мораль и свою дидактику, не считаясь ни со стилем источника, ни с его идейной стороной. Таким образом, Жуковский подходит к фольклору как бы «сверху»: народная поэзия может входить в литературу только очищенная и облагороженная поэтом. Эта была вполне определенная модель диалога между народной и элитарной культурами, при которой ценностное превосходство всегда на стороне последней.
Иное дело - фольклоризм Пушкина. Пушкин видит свою задачу в том, чтоб создать такое произведение, где отразилась бы точка зрения народного певца-сказителя, где все идейное содержание было бы преломлено сквозь призму народного восприятия. А это уже в принципе иная модель диалога.
У многих современников и друзей Пушкина его метод встретил сугубо отрицательное отношение. Против Пушкина и за Жуковского высказались Е. А. Боратынский, П. А. Плетнев, Н. М. Языков. «При всей разнице в позициях ведущих критиков (Белинского, Погодина, Киреевского, Надеждина) понятие «народности» толкуется в современной Пушкину критике в основном как психологическое - это выявление народного духа, некоей национальной субстанции. Следование же внешним признакам народности, например, языковым особенностям, расценивается как поверхностное подражание, подделка, заведомо обреченная на художественную неуда-
чу» [2, с. 154]. Но сам Пушкин не считал тщательное воспроизведение внешних признаков народной поэзии чисто внешним по отношению к тому, что именовалось «народным духом». Он стремился соблюсти определенную форму, уже несущую некоторое содержание, тот «образ мыслей и чувствований», который был выражением народности.
Насколько сложен и неоднозначен этот вопрос, видно из того, что даже известный русский критик Белинский не смог выработать для себя последовательной позиции в этом вопросе - он ощутил этот народный дух в «Песнях западных славян», давая им положительную оценку, и не ощутил его в сказках Пушкина, оценив их негативно.
Но специфика пушкинской позиции в диалоге культур обнаруживается не только на стилистическом, но и на концептуальном уровне. Текст Мериме сопровождался комментариями. Сопроводительный комментарий автора к произведениям, описывающим экзотические страны, был обычным явлени- 239 ем в то время. Использовался этот прием и многими русскими авторами. Но в данном случае большое значение имело то, что Пушкин убрал комментарии Мериме, выражавшие точку зрения человека чужой культуры (ведь для постороннего наблюдателя многое казалось странным, непонятным, экзотичным, а то и диким). И вместо них он поставил свои, где, напротив, подчеркивалась близость к описываемым обычаям и нравам. Так, на место оценки Мериме «варварский», Пушкин ставит: «трогательный обычай». Он стремится смотреть не со
2 / 2010
Преподаватель XXI
240
стороны, а изнутри, не столько оценивать, сколько реконструировать. Этот угол зрения меняет все этические и эстетические оценки: дикость, невежество, извращенная жестокость воспринимаются как естественное состояние, норма жизни. Здесь Пушкин приходит к важнейшему выводу о социально-исторической обусловленности этических и эстетических норм. Допустимо сопоставлять эти разные измерения одних и тех же понятий, но недопустимо оценивать людей и события одной эпохи по меркам другой. Пушкин сознательно устраняет эти другие мерки - свои и своей эпохи, чтобы реконструировать другое сознание, воспринимающее мир в другой системе ценностей. Собственно, это и был тот самый «народный дух», о котором твердила критика» [там же, с. 155]. И сам этот подход русского поэта можно считать проявлением той черты русской ментальности, о которой говорил Ф. М. Достоевский (на открытии памятника поэту в Москве в 1880 г.) как о «всемирной отзывчивости», связанной со стремлением понять другого.
- Т. 3. - СПб.: Тип. Акц. О-ва Брокгауз-Ефрон, 1909.
5. Елизарова М. «Гюзла» и «Песни западных славян» / / Литературная учеба.
- 1937. - № 12.
6. Азадовский М. К. Пушкин и фольклор // Азадовский М. К. Статьи о литературе и фольклоре. - М.-Л.: Худлит, 1960. ■
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Кунин В. В. Пушкин и Соболевский (Поэт и библиофил) // Кунин В. В. Библиофилы пушкинской поры. - М.: Книга, 1979.
2. Муравьева О. С. Из наблюдений над «Песнями западных славян» // Пушкин. Исследования и материалы. Вып. XI. - Л.: Наука, 1983.
3. Jcmnovich V. M "La Guzla" de Prosper Meri-me Etude histire romantique. - Paris, 1911.
4. Яцимирский А. И. «Песни западных славян» // Пушкин А. С. Соч.: в 6-и тт.
2 / 2010
Преподаватель XX
ВЕК
