УДК 81'282
Вендина Татьяна Ивановна
доктор филологических наук, профессор руководитель центра ареальной лингвистики, Институт славяноведения РАН, г. Москва vendit@rambler.ru
ДИАЛЕКТНОЕ СЛОВО: ВЧЕРА, СЕГОДНЯ, ЗАВТРА*
Статья посвящена анализу лингвистического прогноза об отмирании диалектов в условиях социальной интеграции и индустриализации общества. Долг диалектологов перед отечественной культурой и наукой состоит в том, чтобы собрать все то, что еще живо в народной памяти и сохраняется в русской народной речи. Существующая сегодня инерция негативного отношения к изучению русских диалектов должна быть преодолена как мешающая поступательному движению русистики вперед. Сегодня следует возродить интерес к изучению диалектов, повысить их ценность как памятника нашей культуры и истории. Следует особо подчеркнуть то обстоятельство, что многие диалектизмы сформировались в глубокой древности, но, несмотря на это они до сих пор сохраняют свою жизненную силу. Об этом красноречиво говорят их ареалы, локализующиеся в диалектах разных славянских языковых групп. О жизнестойкости диалектов свидетельствуют и материалы национальных атласов славянских языков, особенно лексических атласов. Диалектная категоризация мира отличается от литературной, так как диалекты имеют свой взгляд на окружающий мир. Необходимость понятийного расчленения того или иного семантического пространства диалектной картины мира продиктована самой логикой организации традиционной духовной культуры.
Ключевые слова: славянские диалекты, русские диалекты, лексикография, лингвогеография, эксклюзивные лексемы, диалектная модель мира.
Посвящается Нине Семеновне Ганцовской, чье живое, полное любви и творческой силы отношение к народному слову способствует укреплению интереса к русским диалектам
Логика развития русской диалектологии в XXI в. и само ее существование как науки привели к необходимости интенсивного изучения диалектов. Это задача является сегодня особенно актуальной потому, что на современном этапе развития социальной жизни процессы изменения говоров, утраты в них специфически диалектного протекают особенно интенсивно. Именно поэтому долг диалектологов перед отечественной культурой и наукой состоит не в последнюю очередь в том, чтобы собрать все то, что еще живо в народной памяти и сохраняется в русской народной речи. Существующая сегодня инерция негативного отношения к изучению русских диалектов (особенно в педагогических вузах, следствием чего является сворачивание курса диалектологии, отмена диалектологической практики) должна быть преодолена как мешающая поступательному движению русистики вперед. Более того, сегодня следует возродить интерес к изучению диалектов, повысить их ценность как памятника нашей культуры и истории, ибо, по мысли А.А. Шахматова, «только так мы сможем привить любовь к своему отечеству, уважение к его прошлому, а также веру в его будущее» [16, с. 89].
Следует отметить, что негативное отношение к изучению диалектов имеет давнюю традицию. Оно восходит к социальной теории этнического языка, получившей широкое распространение при социализме. В соответствии с этой теорией диалекты как элементы «старого качества» (носителем
которых было «отсталое крестьянство», которое в силу своей «мелкобуржуазной сущности» тормозило движение общества вперед) должны будут исчезнуть в условиях бесклассового общества и развития элементов «нового качества». Позднее этот тезис получил теоретическое обоснование в известной сталинской статье «Марксизм и вопросы языкознания», где заявлялось, что диалекты, представляющие собой ответвления от общенародного национального языка, «лишенные какой-либо языковой самостоятельности, обречены на прозябание». Эпоха строительства социализма породила своеобразный социальный заказ, связанный с дискредитацией старых народных традиций, народной культуры и соответственно диалектов. Поэтому интерес к изучению народного языка расценивался как реакционный, «тянувший язык к отсталым формам быта, к отсталой идеологии эксплуатируемых и невежественных масс» [3, т. 1, с. 14].
Вместе с тем, как показала история, эти лингвистические прогнозы вступают в противоречие с процессами, реально протекающими в русских и шире - в славянских диалектах, а потому они нуждаются в серьезной корректировке. Об этом красноречиво свидетельствуют, прежде всего, материалы «Общеславянского лингвистического атласа», которые позволяют по-новому взглянуть на современное состояние и развитие этой языковой ситуации.
На картах Атласа устойчиво повторяется один и тот же ареальный сценарий распределения диалектной и литературной лексики, свидетельству-
* Статья подготовлена в рамках научно-исследовательского проекта Российского фонда фундаментальных исследований (проект №17-04-00013 «Личные черты человека в славянских диалектах. Лингвогеографический аспект»).
44
Вестник КГУ Специальный выпуск, 2017
© Вендина Т.И., 2017
ющий о лексической дробности диалектного ландшафта всех славянских языков, что говорит о высокой степени лексической вариативности единиц, находящихся в отношениях дополнительного распределения. Уже этот факт свидетельствуют об устойчивости лексических диалектизмов во всех славянских языках.
При этом следует особо подчеркнуть то обстоятельство, что многие диалектизмы сформировались в глубокой древности, но, несмотря на это, они до сих пор сохраняют свою жизненную силу. Об этом красноречиво говорят их ареалы, в частности межславянские лексические изоглоссы, локализующиеся в диалектах разных славянских языковых групп (ср., например, следующие изоглоссы: слн.-хрв.-серб.-блг.-чеш.-плс.-укр. dobr-ъ к. 65 'вкусный; серб.-мак.-блг.-блр.-укр. гег-ь1-ъ к. 48 'горячий'; блг.-слц.-плс.-укр.-рус. pol-u-dьn-e,pol-ъ-dьn-e к. 59 'обед, еда в дневное время'; мак.-укр.-блр.-рус. vьrх-ъ к. 36 'густой жирный верхний слой свежего отстоявшегося молока, сливки' и т. д.).
Карты «Общеславянского лингвистического атласа» свидетельствуют еще об одной яркой особенности славянских диалектов - их динамичности. Она проявляется в том, что все славянские диалекты способны к активному порождению эксклюзивных лексем, которые отличительно характеризуют каждый славянский язык либо на всем пространстве Славии, либо в пределах его языковой группы.
Понятно, что эти эксклюзивные лексемы образовались в диалектах не вчера и не сегодня. Многие из них сформировались в глубокой древности, однако их жизнь продолжается и в настоящее время. В русских диалектах это, как правило, лексемы, отличительно характеризующие говоры севернорусского наречия. Они имеют так называемые «маргинальные» ареалы, которые довольно равномерно расположены в периферийных областях севернорусского наречия. Эти ареалы имеют обычно неровные контуры границ, что, в соответствии с теорией лингвогеографии, свидетельствует об архаичном характере данной лексемы, оттесненной «иррадиацией волн» из центра на периферию. Такой тип ареала характеризует, например, лексему prost-ъ (pros'toj) 'пустой, ненаполненный', распространенную в архангельских, вологодских и костромских говорах. На ее былое существование в русском языке указывают памятники древнерусской письменности (ср.: простым 'пустой' [13, т. 2, с. 1583]).
Однако среди эксклюзивных лексем немало и таких, которые сформировались значительно позднее, т. е. они являются уже фактом собственной истории тех или иных диалектов. Ср., например, распространение в русских диалектах таких лексем, как ^ътЪ-и8-ь1-а ^ог'Ьи§ка) 'первый кусок хлеба, отрезанный от буханки, горбушка'; оЬ-^^ ъ1-у (о'с^ЛЧ) 'кожура, снятая со старой картош-
ки'; иг-т-ъ ('ийып) 'ужин, вечерняя еда'; vqrn-ъk-a ^о'шпка) 'воронка для переливания жидкости в сосуд с узким горлом': ареалы этих русских эксклюзивов характеризуется высокой плотностью, контуры их являются практически ровными (часто совпадающими с государственными границами России), что свидетельствует об их сравнительно позднем образовании.
На поздее образование многих русских эксклюзивов указывает и их словообразовательная структура. В большинстве своем они представлены производными лексемами (ср. кка$-еп-ъ1-а (к^а'§опка) 'деревянное корыто, выдолбленное из одного куска дерева'; u-stoj-ьk-ъ (шЧоуек) , &'ъп-)ьт-ъ1-у ^'тткТ) 'густой жирный верхний слой свежего отстоявшегося молока, сливки'; ^ъгЬ-ъ1-ъ ^ог'Ьок) 'первый кусок хлеба, отрезанный от буханки, горбушка' и т. д.), что само по себе свидетельствует об их позднем происхождении, так как лексемы, структура которых в словообразовательном отношении прозрачна, являются поздними образованиями. Обращение к древнерусским словарям подтверждает это предположение, так как многие русские эксклюзивные лексемы либо отсутствуют в памятниках древнерусской, либо фиксируются в ином значении.
Таким образом, материал «Общеславянского лингвистического атласа» свидетельствует о том, что в диалектах идет процесс перманентного обновления их лексического состава. Одни лексические единицы с течением времени теряют свою образность и свежесть и уходят на периферию, тогда как на их место приходят другие, более яркие и выразительные.
О жизнестойкости диалектов, и в частности лексических диалектизмов, свидетельствуют и материалы национальных атласов славянских языков, особенно лексических атласов. В качестве иллюстрации можно привести ситуацию в русских диалектах, отраженную на картах «Лексического атласа Московской области» А.Ф. Войтенко. Находясь в непосредственной близости к крупнейшему административному и культурному центру, способствующему утрате или нивелировке диалектных особенностей, эти говоры как будто бы должны были давным-давно исчезнуть, однако они довольно хорошо сохранили свою лексику, демонстрируя жизненную силу, богатство и образность народного языка (ср., например, такие диалектизмы подмосковных говоров, как пунька 'постройка для хранения мякины' (ю.-зап.), творило 'подъемная дверь в погреб' (юг), голбец 'деревянная пристройка к печи в виде лежанки' (сев.), рогач 'ухват' (ю.-вост.), наливка 'половник' (зап.) и др.). И если это богатство сохранилось в условиях наименее «благоприятных» для выживания диалектного слова, то есть надежда его обнаружить в местах более удаленных от центра.
Справедливость этого предположения доказала развернувшаяся работа по созданию «Лексического атласа русских народных говоров» (материалы для которого собирались в полевых экспедициях в 80-90 гг. ХХ в.). Карты этого атласа демонстрируют довольно хорошую сохранность лексических диалектизмов (ср., например, распространение таких лексем, как векша, мысь 'белка'; бирюк, бирючина 'большой медведь'; бачажинник, бачажник 'густые заросли кустарника'; гайна, гойна, гарна, гарно, гнездо 'нора небольшого зверя' и др.), причем многие из этих диалектизмов были зафиксированы впервые, ибо их нет даже в таких солидных изданиях, как «Толковый словарь живого великорусского языка» В.И. Даля и академический «Словарь русских народных говоров».
Несмотря на то, что после выхода в свет словаря В.И. Даля прошло более ста пятидесяти лет, русские диалекты не утратили своего лексического своеобразия, что особенно ярко проявляется в наличии в них таких слов, которым в литературном языке нет однословного эквивалента, а имеются лишь описательные конструкции (ср., например, лексемы, представленные на карте 'густые заросли кустарника': бачажник, густарник, зарастель, кустарщина, палежник, чапарыжник, частельник и др.).
Широкомасштабное лексикографическое и лингвогеографическое изучение диалектов во всех славянских странах, начавшееся с середины ХХ в., развернувшаяся работа по созданию диалектологических атласов показали ошибочность утверждений об отмирании диалектов в условиях социальной интеграции, так как обнаружили огромные пласты хорошо сохранившейся диалектной лексики.
Это хорошо видно, например, на картах опубликованного недавно «Словенского лингвистического атласа» (Slovenski lingvisticni atlas. Ljubljana, 2011), большая часть материала которого собиралась в ХХ в. (последняя запись датируется 2011 г.). Многие карты этого атласа изобилуют диалектизмами, притом что литературные лексемы имеют лишь небольшие ареалы (см., например, карту 22 'ustnice' (губа), на которой наряду с литературным названием ustnice широко представлены диалектизмы znablja, znabljica, sobec, sobica, trobec и др.).
Таким образом, и национальные атласы славянских языков, и «Общеславянский лингвистический атлас» свидетельствуют о консервативности славянских диалектов, на протяжении многих веков успешно противостоящих внешним влияниям, а также тенденции к стандартизации. Эта сопротивляемость славянских диалектов в процессе их контактирования между собой и с литературным языком способствует консервации отдельных узколокальных лексем, что ведет к появлению эксклюзивов. Более того, наличие эксклюзивных образований свидетельствует не только о высокой степени сопротивляемости славянских диалектов,
но и об их саморазвитии, так как возникает некая новая диалектальность, связанная с утратой архаичной лексики и появлением новых диалектизмов, имеющих существенные отличия как от литературного языка, так и от других диалектов.
В этой связи закономерно возникает вопрос: в чем причина этой лексической устойчивости диалектов в условиях процессов социальной интеграции, протекающих во всех славянских странах?
Ответ, по-видимому, следует искать в самой традиционной культуре, в своеобразии ее языковой картины мира, поскольку восприятие и осмысление человеком мира является производным от его культурно-исторического бытия. Так, в частности, анализ русской диалектной языковой модели мира (подробнее см. [1] показал, что в отличие от литературного языка она имеет иную номинативную логику и соответственно отражает иную классификацию человеческого опыта, так как ее когнитивная сетка, «набрасываемая» на окружающий мир, оказывается более густой. Необходимость понятийного расчленения того или иного семантического пространства диалектной картины мира продиктована самой логикой организации традиционной духовной культуры. Лексическая детализация ее языка связана с реальной практической потребностью диалектоносителей (так, например, для носителя литературного языка неважно, какие последствия для сельского хозяйства повлечет за собой дождь, а для крестьянина - важно, отсюда лексемы сеногной 'мелкий продолжительный дождь во время сенокоса' Тобол., Тюмен., Курган., Том., Кемер., Иркут., Хабар., Свердл., Перм., Яросл., Арх., Карел., Олон. [11, вып. 37, с. 170]; или огуречник 'теплый грибной дождь в конце июня' Орл. [11, вып. 22, с. 365]). Как видно из приведенных примеров, эти диалектные лексемы не имеют в литературном языке однословных соответствий, а передаются описательными конструкциями, т. е. номинативные принципы освоения этой семантической сферы литературного языка здесь просто не работают. Поэтому диалектная категоризация мира отличается от литературной, так как диалекты имеют свой взгляд на окружающий мир1. В них ярко выражена зависимость от внешних условий бытия, близость к натуральному хозяйству, исконным занятиям крестьянина, парцеллирование объектов познания, антропоцентризм и субъективизм. При этом «сознание не просто дублирует с помощью знаковых средств отражаемую реальность, а выделяет в ней значимые для субъекта признаки и свойства, конструирует их в идеальные обобщенные модели действительности» [8, с. 12], т. е. объективный мир членится человеком с точки зрения категорий ценности. Поэтому это не пассивная объективация внешнего мира, а сознательное и целенаправленное словотворчество, в котором семантически и словообразовательно маркируется то, что имеет для кре-
46
Вестник КГУ ^ Специальный выпуск, 2017
стьянина практическую ценность в повседневной жизни, что несет в себе опасность или угрозу его существованию, а также то, что позволяет ему ориентироваться в окружающем его мире.
Кроме того, диалектная картина мира отличается от литературной «своим естественным характером, поскольку она складывается в достаточно замкнутом диалектном коллективе, отражает особенности уклада, быта, близость к природе, характерные черты сельского труда, не искажается и не нивелируется никакой кодификацией... Поэтому диалектоноситель иначе "ословливает" окружающий мир, рисует иную картину бытия, чем носитель литературного языка, опираясь на возможности своего диалекта, развивая и обогащая их» [10, с. 25]. Не случайно известный немецкий диалектолог Ф. Штро, говоря о соотношении диалекта и литературного языка, отмечал: «Диалект рисует в красках то, что литературный язык представляет лишь в общих очертаниях» [17, с. 247]. Это своеобразие диалектной номинативной логики лексической параметризации окружающего мира делает их устойчивыми к внешним влияниям, позволяет «без перерождения выдерживать напор этих влияний» [9, с. 175] и противостоять интеграционным процессам. Не могу в связи с этим не привести точку зрения Л.Э. Калнынь, которая, исследуя этот процесс на фонетическом материале, пришла к сходным выводам: «Разного вида контакты, в которые вступают русские диалекты с литературным языком, не приводят к устранению диалекта ни путем его замены стандартной формой, ни путем его включения в диалектно-литературное двуязычие... Диалекты, существующие в условиях территориальной и временной преемственности, вопреки официальной языковой политике демонстрируют структурную устойчивость (консерватизм), естественно присущую живому языку. Это заставляет с сомнением относиться к тезису, согласно которому русские диалекты в современной языковой ситуации якобы занимают периферийное место, отведенное языковым реликтам» [4, с. 119, 123].
Однако причины структурной устойчивости диалектов кроются не только в своеобразии их языковой картины мира, но и в наличии общих культурных традиций, которые способствуют сохранению целостности ареала. «Целостность ареала задается не однородностью этнического состава, не прочностью экономических связей, не политическим устройством, не одинаковостью истории, не всеобщностью языка, а той общностью, которую мы разумеем под расплывчатым понятием "культура" и которую прекрасно ощущают представители одного народа, одной нации как высшее единство» [14, с. 45]. Кроме того, этому в немалой степени способствует континуальность диалектов, междиалектные контакты которых препятствуют влиянию литературного языка.
Следует, однако, признать, что все эти факты нельзя абсолютизировать. Процессы нивелировки диалектов под влиянием, прежде всего, социальных факторов, конечно, протекают. Об этом свидетельствует и изменение образа жизни деревни (и здесь немалую роль играет процесс индустриализации общества), и сужение круга диалектоноси-телей, и высокий процент среди них образованных людей, и утрата прежней социально-демографической и территориальной замкнутости, локальной ограниченности, и отсутствие социальной коммуникативной престижности диалекта, и т. д.
Нельзя не учитывать и фактор влияния литературного языка. Однако, не отрицая значимости этого фактора, следует признать, что «диалекты и литературный язык представляют собой разнопорядковые явления, взаимодействие которых вряд ли можно интерпретировать столь упрощенно. Тем более, если учесть, что значительная часть сельского населения является лишь пассивным, а отнюдь не активным пользователем литературного языка. Это означает, что уровня их языковой компетенции вряд ли достаточно для порождения корректного с точки зрения литературной нормы текста» [7, с. 170].
В связи с этим закономерно возникает вопрос: можно ли противостоять процессам разрушения диалектов? Думается, что ответ на этот вопрос должен быть утвердительным.
Оптимизм вселяет, прежде всего, сама лексическая система диалекта, с ее своеобразной номинативной логикой когнитивного освоения мира. Диалект - это такой же язык, как и любой другой, обладающий свойствами социальной предназначенности, выполняющий коммуникативную, когнитивную и эпистемическую функции. Благодаря этим функциям осуществляется межгенерационная диахроническая трансляция духовных ценностей, достигается духовная преемственность нации, сохраняется этническое самосознание, стабильность этнической традиции.
Необходимо принять во внимание и такую важную особенность диалектов, как их консерватизм. Сочетание в лексической системе диалекта двух прямо противоположных тенденций - динамики и консерватизма - является следствием общего механизма эволюции словарного состава любого языка, основанного на кумулятивном принципе. Именно этот принцип позволяет сохранять лексическую систему диалектов во времени в значительно большей степени, чем фонетическую или морфологическую. И это хорошо видно на картах «Общеславянского лингвистического атласа», которые продемонстрировали высокую степень сохранности праславянского лексического элемента во всех диалектах славянских языков.
Поэтому, пока будет жива традиционная духовная культура, до тех пор будут существовать
и диалекты. В этой связи нельзя не вспомнить слова Ф. де Соссюра, говорившего о том, что «нельзя найти в самом языке возможности прекращения его существования, только случайное событие, насилие или непреодолимая высшая сила внешнего характера могут уничтожить его» [12, с. 17].
Оптимизм поддерживает и получающая в последнее время все более широкое распространение точка зрения на диалекты как на особую систему, равноположенную литературному языку, отказ от принципа субординативного построения модели национального языка как литературноцентри-ческой. «Статус диалекта как гносеологического феномена следует рассматривать как зависимую от конкретной диалектной и культурной ситуации в данной стране характеристику. Это позволяет отказаться от распространенных суждений о диалекте как о "подсистеме", "варианте конкретного языка", "вымирающем явлении", "реликте прежних эпох" и т. п. Этим суждениям следует противопоставить рассмотрение каждого диалекта как уникального пути освоения действительности, подлежащего как можно более тщательной фиксации и осмыслению в рамках консервативной диалектографии» [10, с. 25].
Оптимизм поддерживает не только сама система языка, но и механизмы его усвоения. Отмечено, что среди диалектоносителей выделяются в основном две генерационные группы - дети и люди пожилого возраста. Однако, как показали исследования, навыки владения диалектной речью подсознательно сохраняются и у представителей среднего поколения даже тогда, когда они становятся активными пользователями литературного языка. В старости эти навыки снова актуализируются, и среднее поколение вновь возвращается в лоно своего диалектного языка.
Оптимизм вселяют не только внутрилингви-стические факторы, но и экстралингвистические, в частности сама история славянских диалектов в ХХ в. Социальные потрясения, которые пережили все страны в связи с двумя мировыми войнами, локальные войны в южнославянских странах, миграционные потоки населения, диалектные смешения, политическая компрометация крестьянства, драматические по своим последствиям социальные эксперименты (революция, коллективизация, раскулачивание, сознательное уничтожение бесперспективных деревень, как это было в России в середине ХХ в.) - все эти социальные катаклизмы не смогли уничтожить диалекты. Об этом свидетельствуют, с одной стороны, национальные и лексические атласы славянских диалектов, а с другой - «Общеславянский лингвистический атлас». Все они демонстрируют огромные пласты сохранившейся диалектной лексики, что говорит о том, что прогнозируемое стремительное исчезновение диалектов в условиях индустриализации общества, повышения уровня жизни населения не подтвердилось даже у этносов
с компактным языковым пространством (см., например, ситуацию в словенских или хорватских диалектах). Во всех славянских языках территориальные диалекты довольно хорошо сохраняются и имеют своих активных носителей.
Не смогла уничтожить диалекты и языковая политика государств, направленная на распространение кодифицированной формы языка и устранение диалектов в связи с задачей всеобщего и обязательного образования. Здесь особенно показательна ситуация в чешском языке. «Несмотря на наличие у чешского этноса... идеальных условий для максимального приобщения носителей чешского языка к литературному идиому, для развития под его «эгидой» интеграционных тенденций в языковом пространстве и, наконец, инвазии литературного языка во все ситуации общения, в том числе и повседневного, ожидаемое не состоялось», - пишет известный богемист Г.П. Нещименко [7, с. 25].
Оптимизм поддерживает и все более широкое распространение идеи престижности диалекта как языка так называемой «малой родины», способствующего этнолокальной идентификации, особенно в тех случаях, когда происходит посещение родных мест, общение с родственниками или земляками, что позволяет создавать атмосферу особой доверительности, своеобразного землячества. Об утверждении этой идеи свидетельствует, прежде всего, художественная литература (в частности, такой ее жанр, как «деревенская проза», в которой писатель сознательно использует диалектизмы, чтобы передать своеобразие языка деревни). Эта «терпимость к диалектизмам стала особенностью современного русского литературного языка, особенно в тех жанрах, которые связаны с описанием реалий сельской жизни. Это означает, что в современной ситуации русские диалекты не только реагируют на воздействие со стороны литературного языка, но и сами влияют на него» [5, с. 67].
Понимание того, что диалекты - это культурное наследие этноса, рождает настоятельную потребность их ревальвации, ср., например, опыт сельского учителя Сергея Темняткина из д. Мышкино Ярославской обл., который создал этнографический музей жителей д. Кадки - кацкарей, организовал выпуск газеты «Кацкая летопись» (в которой на диалекте рассказывается о всех деревенских новостях, печатаются различные сказы, предания, частушки и проч.), а в школе ввел уроки по краеведению с изучением местного диалекта [15]. Заслуживает внимания и разработанная проф. Н.А. Кра-совской программа кураса «Теория и практика региональных лингвистических исследований», направленная на изучение так называемого «материнского языка» [6, с. 264].
Эти, пока еще робкие, начинания, находятся в русле той программы ревальвации диалектов, которую еще в середине прошлого века предложи-
48
Вестник КГУ Специальный выпуск, 2017
ли немецкие ученые Й.Л. Вайсгербер, Х. Амманн. Программа преследует задачу культивирования диалектов, преодоления презрительного к ним отношения, поддержания гордости диалектоноси-теля за свой родной диалект, введение в старших классов основ диалектологии и диалектографии, привлечение молодежи к сбору диалектного материала с целью сравнения родного диалекта с соседним и т. д. [18, с. 147]. Именно эту цель преследует и книга Нины Семеновны Ганцовской «Меткое костромское слово», в которой она совершенно спра-ведиво пишет о том, что «...говоры, рисующие особенности материальной и духовной культуры Костромской земли, отражают в народном слове такие тонкости народной жизни, что для многих они будут знакомыми ненакомцами» [2, с. 6].
Думается, что реализация программы ревальвации диалектов поможет сформировать новое отношение к диалектному слову как к памятнику нашей культуры и тем самым повысить его коммуникативную престижность.
Примечания
1 Не случайно крупнейший немецкий диалектолог Й.Л. Вайсгербер дал такое определение диалекту: «Диалект есть языковое освоение родных мест» [18, с. 7].
Библиографический список
1. Вендина Т.И. Русская языковая картина мира сквозь призму словообразования (макрокосм). -М.: Индрик, 1998. - 240 с.
2. Ганцовская Н.С. Меткое костромское слово. -М.: Книжный Клуб Книговек: Терра, 2015. - 174 с.
3. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т.- М.: Гослитиздат, 1935.
4. Калнынь Л.Э. Русские диалекты в современной языковой ситуации и их динамика // Вопросы языкознания. - 1997. - № 3. - С. 115-124.
5. Калнынь Л.Э. Включение диалектизмов в художественный текст как разновидность контакта между диалектной и литературной формами русского языка // Вопросы языкознания. - 1998. -№ 6. - С. 58-69.
6. Красовская Н.А. Вузовский курс «Теория и практика региональных лингвистических исследований» // Вторые Громовские чтения. Русские народные говоры: прошлое и настоящее: сб. материалов и исселед. всерос. науч.-практ. конф. Кострома, 17-18 окт. 2014 г. - Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2015. - С. 264-270.
7. Нещименко Г.П. Языковая ситуация в славянских странах. - М.: Наука, 2003. - 279 с.
8. Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. -М.: Изд-во Моск. ун-та, 1988. - 208 с.
9. Потебня А.А. Из записок по теории словесности: Поэзия и проза. Тропы и фигуры. Мышление поэтическое и мифическое. Приложения. -Харьков: Изд. М.В. Потебни, 1905. - VI, 652 с.
10. Радченко О.А., Закуткина Н.А. Диалектная картина мира как идиоэтнический феномен // Вопросы языкознания. - 2004. - № 6. - С. 25-48.
11. Словарь русских народных говоров. Вып. 1- / гл. ред. Ф.П. Филин, Ф.П. Сороколетов, С.А. Мызников. - М.; Л.; СПб.: Наука, 1965- .
12. Соссюр Ф. Заметки по общей лингвистике. - М.: Прогресс, 1990. - 280 с.
13. Срезневский И.И. Материалы для Словаря древнерусского языка: в 3 т. - М.: Знак, 2003.
14. Степанова Л.Г. К специфике ареального членения Италии: (социальная стратификация литературного итальянского языка) // Проблемы аре-альных контактов и социолингвистики: сб. ст. - Л.: Наука, Ленинг. отд-ние, 1978. - С. 41-45.
15. Темняткин С.Н. Моя кацкая Русь. - Ярославль: Изд-во Александра Руткина, 2003. - 190 с.
16. Шахматов А.А. К вопросу об историческом преподавании русского языка в средних учебных заведениях // Текучев А.В. Хрестоматия по методике русского языка. - М.: Просвещение, 1982. -С. 74-90.
17. Stroh F. Sprache und Volk // Hessische Blatter fur Volkskunde. - Bd. XXX-XXXI. - S. 1931-1932.
18. Weisgerber J.L. Die Leistung der Mundart im Sprachganzen Vortrag bei der Arbeitsbesprechung uber die Pflege der Mundarten in Recklingshausen am 17 Marz 1956 Munster (Westf), 1956.