CC BY
42УДК 342, 34.01
DOI: 10.31249/rgpravo/2021.02.06
ЗАХАРОВ Т.В.1 ДИАЛЕКТИКА ДЕМОКРАТИИ И АВТОРИТАРНЫЙ КОНСТИТУЦИОНАЛИЗМ. (Обзор).
Аннотация. В обзоре рассматриваются дискуссионные позиции ученых на конституционализм и его связь с авторитарным режимом, на теории, допускающие придание нормативного значения концепции авторитарного конституционализма. Описываются особенности проявления «авторитаризма» и пути привития конституционализма авторитарным режимам - эффективные институциональные ограничения власти в авторитарных государственных режимах. Раскрываются признаки авторитарного популистского подхода к конституционализму и его влияние на процессы трансформации демократии.
Ключевые слова: конституционализм; демократия; авторитаризм; популизм; авторитарный конституционализм; либеральный конституционализм; демократический конституционализм; авторитарные лидеры; авторитарный популизм.
ZAKHAROV T.V. Dialectics of democracy and authoritarian constitutionalism. (Review).
Abstract. The review presents the debatable positions of scientists on constitutionalism and its connection with the authoritarian regime, on the theories that allow giving a normative meaning to the concept of authoritarian constitutionalism. The article describes the features of the manifestation of «au-thoritarianism» and the ways of instilling constitutionalism in authoritarian regimes - effective institutional restrictions on power in authoritarian state regimes. The author reveals the signs of an authoritarian populist approach to constitutionalism and its influence on the processes of democratic transformation.
1 Захаров Т.В., научный сотрудник отдела правоведения ИНИОН РАН.
75
Keywords: constitutionalism; authoritarianism; populism; authoritarian constitutionalism; liberal constitutionalism; democratic constitutionalism; authoritarian leaders; authoritarian populism.
В современных условиях проблемы конституционализма осложняются широким распространением авторитарных методов воздействия в государствах с различными, в том числе демократическими, типами режимов государственного управления. В научной литературе обсуждается вопрос о признании авторитарных форм конституционного нормативного управления. Анализ показывает, что ученые занимают кардинально противоположные, взаимоисключающие позиции. Одни, рассматривая конституционализм как нормативную концепцию и следуя правилу дихотомии, выделяют либеральный конституционализм и противопоставляют ему авторитаризм. Если в основе первого, утверждают они, лежит защита прав человека и институты общественного самоуправления, то в основе второго - неограниченная дискреция власть имущих и полное отрицание прав человека. «Конституционализм, -утверждает Ч. Макилвейн, - имеет неотъемлемое качество - это правовое ограничение государственной власти; он является антитезой произвола в управлении; ему противопоставлено деспотичное государственное управление, основанное на воле, а не на праве» [цит. по: 4, p. 394].
Другие, например профессор права Гарвардской школы права М. Тушнет, выступают за введение в научный оборот идеи и понятия «авторитарный конституционализм», в котором «мы можем наблюдать отдельные устойчивые элементы конституционализма, служащие целям управления. Прагматическая защита может дать авторитарно конституционалистским режимам определенную степень нормативной легитимности» [4, p. 448, 454].
Редукционистский подход, с точки зрения А. Позас-Лойо, научного сотрудника Института правовых исследований Национального автономного университета Мексики, и Х. Риос-Фигероа, профессора политологии Центра исследований и обучения в области экономики (Мексика), a priori ведет к парадоксу, когда признание авторитарного режима конституционализмом облегчает ущемление правительством принципов, которые, как предполагается, должны конституционализмом обеспечиваться [3, р. 1, 3].
Конституционалисты относительно глубоко разработали нормативные концепции либерального конституционализма и авторитаризма. Однако они дали лишь поверхностный анализ пограничных типов режимов государственного управления, характеризуемых, обычно, как состояние перехода от авторитаризма к либеральной демократии (или обратно). Подобным образом долгое время характеризовались, к примеру, гибридные режимы. Однако в итоге ученые пришли к заключению, что они могут быть не менее стабильными, чем многие демократии [4, р. 394-395].
М. Тушнет выделяет три формы конституционализма, отличные от либерального: абсолютистский конституционализм (absolutist constitutionalism); конституционализм исключительного господства права (mere rule of law constitutionalism) и авторитарный конституционализм (authoritarian constitutionalism) [4, р. 396].
Если говорить об авторитарном конституционализме, ученые характеризуют его как особый тип режима, известный своим стремлением к злоупотреблению властью (Х. Линц), и устанавливать границы, в рамках которого власть должна существовать (С. Холмс) [цит. по: 3, р. 1].
С точки зрения М. Тушнета, авторитарный конституционализм - это система государственного управления, в которой совмещены целесообразно свободные и справедливые выборы, моде-ририруемые ограничения индивидуальной свободы и репрессивный контроль свободы выражения мнения [4, р. 391].
Исследование соотношения понятий «конституционализм» и «авторитарный конституционализм», позволяет А. Позас-Лойо и Х. Риос-Фигероа, выделить два способа понимания данных категории. Первый - общий для политических и правовых наук, определяет конституционализм как систему принципов, институтов и практику, ограничивающую дискрецию государственной власти. В таком понимании термин «конституционализм» имеет равное семантическое значение при оценке и авторитарных, и демократических режимов. Второй способ рассматривает его лишь как способ использования норм и принципов конституционного права в авторитарных целях [3, р. 2, 4].
Однако и здесь ученые по-разному описывают особенности проявления «авторитаризма». Одни акцентируют внимание на использовании механизмов конституционных изменений с целью
сделать государство менее демократическим (abusive constitutionalism) (Д. Ландау). Другие указывают на злоупотребление чрезвычайными конституционными полномочиями, такими как чрезмерная концентрация полномочий в руках исполнительной ветви власти (Б. Лавмэн) [3, р. 4]. Авторитаризм может проявляться и в «жесткой» форме, когда все решения потенциально могут быть приняты одним руководящим органом, в том числе, когда порядок их принятия не урегулирован законом. Иными словами, когда авторитарный режим не рассматривает ни законы и ни суды, ни сам конституционализм как препятствие реализации интересов режима [4, р. 432, 448].
М. Тушнет не согласен с тем, что привитие конституционализма авторитарному режиму по общему правилу является безуспешным. Прагматическая защита авторитарного конституционализма имеет, прежде всего, эмпирическую основу - политический интерес в расширении гарантий социального мира и экономического роста [4, р. 448, 454].
История показывает яркие примеры эффективных институциональных ограничений власти в авторитарных государственных режимах. К примеру, могущественные мексиканские президенты, поддерживаемые гегемонией правящей партии (главами которой они являлись), не смогли изменить норму ст. 83 Конституции Мексики, закреплявшую шестилетний президентский срок, без возможности переизбрания [3, р. 6].
Авторитарный конституционализм, по мнению М. Тушнета, может быть вполне приемлемым и даже привлекательным режимом государственного управления в странах, где альтернатива авторитаризма более вероятна, чем либеральная демократия. К примеру, в условиях, с которыми столкнулся Сингапур, авторитарный конституционализм стал лучшим политическим выбором для достижения быстрого экономического роста или для поддержания этнического и религиозного мира [4, р. 397, 453].
Это не означает, что конституционалистскими признаками обладают все авторитарные режимы [4, р. 448]. Возможность признания их таковыми зависит от набора поддающихся наблюдению условий, таких как наличие механизмов институционального ограничения власти в соответствующих сферах государственного
управления, особые система государственных органов и структура социальных интересов и т.п. [3, р. 19].
Важный вклад в осмысление авторитарного конституционализма вносят исследования электорального авторитаризма. Особое значение имеет фокус на минимальные требования открытости, конкурентности и плюрализма выборов государственных лидеров (А. Шедлер (А. Schedler)). Требования к избирательной системе должны быть именно минимальными, чтобы отграничить авторитарный конституционализм от либеральной демократии, полагает М. Тушнет. Понимание минимальных демократических стандартов вариативно. Вопрос степени (стандарта) становится вопросом типа режима [4, р. 457-459].
К признакам авторитарного конституционализма М. Тушнет относит следующие:
1) все важные решения принимаются руководством государства, в законах не закреплены механизмы их обжалования (признак, определяющий режим как авторитарный);
2) политические оппоненты не подвергаются аресту, хотя иные санкции к ним могут применяться; допускается относительно открытое обсуждение и критика власти;
4) обеспечиваются целесообразно свободные и справедливые выборы;
5) доминирующая политическая партия реагирует на общественное мнение и меняет собственную политику;
6) могут создаваться механизмы, ограничивающие число инакомыслящих;
7) суды целесообразно независимы и обеспечивают базовые требования принципа господства права [4, р. 449-450].
Авторитарное управление может ограничивать себя конституционными нормами, создавать правоприменительные институты в целях реализации стратегических интересов, рассчитывая снять ограничения и реструктурировать институты в случае изменения собственных преференций. Однако сложно оценить влияние конституционных нормативных и институциональных механизмов ограничения власти на динамику изменения в государстве общественных процессов. Так, к примеру, создание конституционных судов стимулирует возникновение новой социальной группы -юристов, правоведов и иных специалистов, общественных активи-
стов, специализирующихся на конституционном процессе. Появляются новые социальные интересы, оказывающие давление на государственное управление, противостоящие, например, выведению проблем публичного управления из-под юрисдикции конституционного суда. Однако подобная динамика может быть и незначительной, признает М. Тушнет [4, р. 447].
Авторитарные лидеры часто эксплуатируют идеологию для оправдания пределов своей власти и обеспечения ее устойчивости. [4, р. 451]. Г. Халмаи рассматривает связь авторитарного режима и популизма как идеологии и обращает внимание на три базовых довода конституционной теории авторитарного популизма, предложенных Л. Корриасом: о природе конститутивной власти (права на принятие конституции), о границах народовластия, о конституционной идентичности [2, р. 306].
Г. Халмаи предлагает разграничивать действительный популизм, отвечающий требованиям демократии, и мнимый популизм, эксплуатирующий поддерживаемую массами (большинством) риторику в качестве инструмента достижения авторитарных целей [2, р. 298].
Те, кто воспринимают демократию, по определению, как либеральную, также заявляют, что авторитарный популизм по своей природе чужд ценностям конституционализма: системе сдержек и противовесов, ограничению воли большинства, фундаментальным правам, защите меньшинств. Те, кто скептически относятся к авторитарному популистскому конституционализму, придерживаются особого понимания популизма, как категоричного морального способа восприятия политического пространства. Как следствие, авторитарный популизм основывается на эссенциалистском понимании гражданства, как участия в политическом сообществе, на основе идеологии, политических и социальных взглядов [2, р. 311].
Понимание конституции в авторитарных мнимых популистских режимах вступает в противоречие с главными постулатами конституционализма: ограничение сосредоточения власти в одном лице, строгое соблюдение господства права, защита фундаментальных прав. Термин «популистский конституционализм» в его авторитарной форме является оксюмороном, полагает Г. Халмаи. Аналогичную оценку, по его мнению, должен получить и авторитарный конституционализм, и «нелиберальный» конституциона-
лизм. Если главной идеей конституционализма является правовое ограничение власти, то авторитарная политика не может вести к ее реализации [2, р. 312].
Авторитарный популистский подход к конституционализму видится Г. Халмаи инструментальным (потребительским), стремящимся использовать националистское, религиозное и т.п. понимание народа (электората) для целей авторитаризма [2, р. 310].
С одной стороны, утверждается, что политики злоупотребляют доверием масс, не предоставляя им альтернативы (К. Шеппеле). С другой - позиция избирателей, поддерживающих авторитарных популистских лидеров объясняется не только недовольством условиями, к примеру, глубокого экономического неравенства, но и имеющими большее значение психологическими факторами. История наглядно показывает примеры, когда многие избиратели авторитарных популистских партий правого толка осведомлены об их националистских, гомофобных, автократических идеях и целях и, тем не менее, поддерживают их [2, р. 300-301].
Идеология действительного авторитарного конституционализма, с точки зрения М. Тушнета, может пониматься как находящаяся в спектре идеологий либертарианства, либерализма, европейских традиций социальной демократии и конституционализма, т.е. она должна включать стандарт правомерности вмешательства в индивидуальные права. «Важно понимать, - подчеркивает автор, -что авторитарный режим может быть признан конституционным в силу того, что он подчинен (признанному) стандарту правомерности, а не в силу характеристик отличительной авторитарной идеологии [4, р. 452]. Конституционализм сам по себе является идеологией, оправдывающей реализацию в обществе публичной власти и ее пределы [4, р. 451].
Теории, допускающие нормативное значение концепции авторитарного конституционализма (Р. Баррос, М. Тушнет) имеют преимущества перед концепциям, отрицающими его (Т. Ишиксель, А. Сомек) считают А. Позас-Лойо и Х. Риос-Фигероа [3, р. 1, 2]. Признание того, что термин «авторитарный конституционализм» не является оксюмороном, подразумевает, по меньшей мере, желание плюрализировать идею конституционализма [4, р. 420]. Оно выносит последнюю за либерально-демократические рамки (Д. Уолдрон) [3, р. 1].
Редукционистский и подобные ему подходы минимизируют нормативные и академические притязания идеи конституционализма как таковой. Они оставляют без внимания важную часть продолжительной и богатой истории конституционализма, к примеру, в Латинской Америке. Мозаика политической конфигурации региона показывает большое число разнородных конституций, многие из которых были написаны при автократических режимах
[3, р. 1].
Так как авторитарный конституционализм увязывается с особым недемократическим типом режима государственного управления, его понятие напрямую зависит от понимания того, что есть демократия [3, р. 5].
Однако это лишь усугубляет проблему понимания этого феномена.
И. Блюдорн, директор Института исследований в области социальных изменений и экологической стабильности Университета экономики и бизнеса (Австрия), указывает на то, что сегодня все больше специалистов эмпирически наблюдают как в ряде наиболее сформировавшихся и, как предполагалось, незыблемых либеральных демократий, различные социальные группы, каждая в силу собственных причин, теряют доверие не только к учрежденным демократическим институтам, но и к самой идее либеральной представительной демократии. В то же самое время, процессы нелиберальной, анти-эгалитарной трансформации демократии остановить уже невозможно. Данный процесс автор называет «синдромом усталости демократии» (democratic fatigue syndrome), который качественно отличается от «кризиса демократии», обсуждаемого последние несколько десятилетий [1, р. 389391].
Гегелианская традиция понимает диалектику, как процесс, в котором идея или социальный механизм (тезис) порождают свою собственную противоположность - отрицание самих себя (антитезис), таким образом, дестабилизируя и, в конечном счете, разрушая себя, приводя к появлению чего-то нового (синтезис). Термин «диалектика демократии», в точно такой же логике, концептуализирует процесс, в котором нормативная основа демократии и демократизации (модернистская идея «автономного субъекта» - индивида, наделенного неотъемлемыми правами и свободами)
преобразовывается из исходных условий, стимуляторов и движущих сил демократической модели в мощный вызов - испытание устоявшихся понятий демократии, побудитель их трансформации [1, р. 389].
Чрезмерные требования демократии к ее основополагающим ценностям, свободе (Платон), делает ее перманентно открытым проектом, во многом зависящем от предварительно необходимых, исходных условий или ресурсов, которые сама она не в состоянии произвести (Р. Дал). Для торжества демократии необходим определенный уровень экономического развития (материальное исходное условие) (С. Липсет, Т. Митчел, В. Штреек, Д. Хаускност) и соответствующая устойчивая гражданская культура (культурное исходное условие) (Г. Алмонд, С. Верба, Д. Эрибон, М. Лилла, Р. Инглхар) [1, р. 390].
Сама идея, что либеральная демократия может не быть устойчивой материально, культурно или экологически, идет в разрез с восприятием и представлением себя индустриальными странами Севера, как наиболее прогрессивных режимов государственного управления, с наибольшими возможностями модернизации и демократизации, указывающими на путь, которым должны следовать другие страны. Для нормативной теории демократии, сама мысль о несостоятельности демократии является резко отвергаемой. [1, р. 390].
Критические социальные исследования данных проблем часто сопровождаются предположением, что идеалы аутентичности и автономности индивида, благоприятной жизни для всех могут быть реализованы только за пределами режима потребительского капитализма [1, р. 392].
Рост популизма правого толка, являющегося серьезной угрозой либеральной демократии, понимается как обратная культурная реакция, спровоцированная, прежде всего, ценностными преференциями наиболее образованного, либерального, космополитичного среднего класса, а также «оккупированными» им социальными позициями [1, с. 390]. «Новая ненависть к демократии» связывается с восприятием массами диалектической метаморфозы. Обещания признать равными политическими субъектами тех, чьи права и мнение продолжают подавляться, ведут к «антропологической ка-
тастрофе», «саморазрушению человечества» (Ж. Рансьер) [1, р. 391].
Последователи пост-марксистской традиции видят фундаментальную причину заката демократии в растущем дисбалансе: в публичном признании корпоративных интересов, с одной стороны, и интересов «всех остальных», - с другой [1, р. 391].
Цифровая революция, подчеркивает И. Блюдорн, маргина-лизирует индивида. Индивиды и их социальные связи воспринимаются и калькулируются как бесконечная масса «больших данных», собираемых и селективно организуемых в цифровые досье (profile), которые стремительно становятся «применимым» свидетельством в «эмпирически обоснованной» публичной политике, экономике и т.п. [1, р. 394].
Современные потребительские общества, либеральные и иные формы демократии становятся жертвами собственных действий - разрушения собственных основ. Сам базовый демократический идеал - модернистское понятие автономного субъекта -однажды инициировавший демократический проект, поступательно трансформировался в наиболее серьезную угрозу демократии [1, р. 391].
Анализ показывает, что минималистские концепции демократии имеют преимущества в эмпирических исследованиях авторитарного конституционализма. Это особенно важно, когда характерные черты, приписываемые демократиям, совпадают с чертами, свойственными конституционализму. А. Позас-Лойо и Х. Риос-Фигероа предлагают рассматривать демократию как режим, где правители избираются в ходе конкурентных выборов, и где правящие круги могут данные выборы проиграть [3, р. 5]. Однако, если методы эмпирической типологизации режима государственного управления развиты настолько, что позволяют в конечном счете выявить автократии, то как определить наличие конституционализма менее ясно. Важно принимать во внимание, что характер и качество институциональных ограничений власти существенно варьируется между разными государствами, в течение времени, в пределах отдельно взятого государства между различными конституционными институтами и сферами регулирования (Т. Гинзбург, Т. Мустафа, Д. Ганди, С. Левитски, Л. Вей, А. Шедлер, М. Сволик) [3, р. 8-9].
Ученые предлагают расширить исследования авторитарного конституционализма и разработать критерии точной типологиза-ции режимов государственного управления [3, р. 18, 4, p. 394] и более глубокое понимание конституционализма. Важно понимать динамику развития изучаемого режима, так как конституционные механизмы могут работать как на укрепление авторитаризма, так и на его ослабление, стимулируя переход к демократии [3, р. 18-20]. В то время, как растущее стремление индивида к самовыражению рассматривается как фактор, подрывающий авторитарные системы, И. Блюдорн рассматривает именно его как стимул авторитарной динамики [1, p. 394].
В связи с этим, возможно, наиболее сложными будут вопросы: какую роль в ограничении власти в авторитарном режиме играет соответствующее право или институт, какие иные факторы необходимы, чтобы ограничения оказались эффективными [3, р. 18-20].
Плюрализация категории конституционализм расширит ее понимание, позволит провести необходимые нормативные различия между режимами. Исследование «нетрадиционных» форм конституционалистского государственного управления прольет свет не только на проблемы институционального дизайна нормативного конституционализма, но и на нормативный конституционализм, как таковой [4, p. 395, 461].
Список литературы
1. Bluhdorn I. The dialectic of democracy: Modernization, emancipation and the great regression // Democratization. - Routledge, 2020. - Vol. 27, N 3. - P. 389-407.
2. Halmai G. Populism, authoritarianism and constitutionalism // German law journal. -Vol. 20, N 3. Cambridge, 2019. - P. 296-313.
3. Pozas-Loyo A., Rios-Figueroa J. Authoritarian constitutionalism // Oxford handbook of constitutional law in Latin America / Ed. by R. Gargarella and C. Hubner Mendes. - N.Y., 2019. - P. 1-21. - Mode of access: https://www. researchgate.net/publication/335878670_Authoritarian_Constitutionalism (дата обращения: 11.02.2021).
4. Tushnet M. Authoritarian constitutionalism // Cornell law review. - N.Y., 2015. -Vol. 100, N 2. - P. 391-462.
