CC BY
24
российских друзей Гандшина. Для него же самого петербургские годы жизни постепенно превращались в цепь воспоминаний. В одной из его статей о России мы находим и слова о В.И. Коваленкове. Вспоминая о сотрудничестве с ним и рассказывая швейцарским чита-
телям о работе петроградской акустической лаборатории, Гандшин писал: «Ни о чем я не сожалею так сильно, как о том, что мне не суждено было дальше работать с этим выдающимся исследователем и плодотворным мыслителем» [10, с. 273].
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Вышнеградский, И.А. Пирамида жизни [Текст] / И.А. Вышнеградский. — М., 2001. — 320 с.
2. Гандшин, Я.Я. О задачах научно-теоретической секции академического подотдела [Текст] / Я.Я. Гандшин // Лад. - Сб. 1. - Пг., 1919. - С. 11-14.
3. Коваленков, В.И. О графическом изображении гамм [Текст] / В.И. Коваленков // Изв. науч.-теорет. подотд. Муз. отд. Наркомпроса. - Вып. 2. - Пг., 1921. -С. 32-42.
4. Он же. О темперационных гаммах [Текст] / В.И. Коваленков // Изв. академ. подотд. Муз. отд. Наркомпроса. - Вып. 1. - Пг., 1919. - С. 32-36.
5. Конспект речи проф. В.И. Коваленкова на открытии музыкально-акустической лаборатории в Государственном институте истории искусств // Institut für Musikwissenschaft der Universität Würzburg (Deutschland). Nachlass Handschins. - С. 2-4.
6. Куренков, В.Г. Валентин Иванович Кова-
ленков [Текст] / В.Г. Куренков, М.В. Шулейкин // К 100-летию со дня рождения. — М., 1984.
7. Лекции «Основы акустики», прочитанные В. Коваленковым в Физическом кабинете Педагогического музея в Соляном городке в апреле и мае 1919 г. // Изв. академ. подотд. Муз. отд. Наркомпроса. - Вып. 1. - Пг., 1919. - С. 41-54.
8. Петров, К. Изобретатель телефонной трансляции [Текст] / К. Петров // Воен. связист. - 1949. -№ 11. - С. 9-13.
9. По поводу учреждения акустической лаборатории при академическом подотделе Музыкального отдела НКП // Изв. науч.-теорет. подотд. Муз. отд. Наркомпроса. - Вып. 2. - Пг., 1921. - С. 42-52.
10. Handschin, J. Musikalisches aus Russland [Text] / J. Handschin // Gedenkschrigt Jacques Handschin: Aufsätze und Bibliographie. Bern ; Stuttgart: Verlag Paul Haupt, 1957. - S. 263-274.
УДК 93/94
С.В. Маковей
ДЕЗЕРТИРСТВО И БОРЬБА С НИМ В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОИНЫ НА СЕВЕРО-ЗАПАДЕ СОВЕТСКОЙ РЕСПУБЛИКИ
Защита Отечества — это долг и обязанность гражданина Российской Федерации [1, ст. 1, п. 1]. Однако далеко не все граждане следуют этому положению Конституции РФ. Различные виды уклонений от военной службы занимают значительное место в структуре преступлений, совершаемых в Вооруженных силах, являются наиболее распространенными воинскими преступлениями. Поэтому борьба с этими преступлениями была и остается одной из актуальных
задач командования, армейской и флотской общественности, а также органов военной юстиции.
Дезертирство определяется как самовольное оставление места военной службы и является преступлением. Если дезертирство имело место в военное время, законами большинства стран (в том числе и России) оно квалифицируется как измена Родине. Общественная опасность рассматриваемого преступления определяется
тем, что военнослужащий, совершая самовольное оставление части или места службы, на тот или иной отрезок времени уклоняется от выполнения возложенных на него обязанностей военной службы, нарушает установленный порядок пребывания на военной службе, ставит себя вне воинского коллектива. Даже кратковременное отсутствие военнослужащего на службе может отрицательно повлиять на выполнение повседневных задач боевой подготовки, поставленных перед подразделением, частью, кораблем. Случаи продолжительного уклонения от военной службы представляют собой прямое нарушение военнослужащим своего конституционного долга защищать Отечество. В уголовном законодательстве дезертирство также признается одним из наиболее опасных воинских преступлений и, согласно статье 338 Уголовного кодекса РФ, является уголовно-наказуемым деянием (наказание — лишение свободы на срок до 10 лет) [2].
Как сообщает пресс-служба Главного военного следственного управления Следственного комитета РФ, в настоящее время в розыске за уклонение от военной службы в России находится более 4,4 тыс. российских военнослужащих, самовольно покинувших свои части. Это на 16 % меньше, чем числилось годом ранее [3]. Уменьшение числа дезертиров в армии, по мнению начальника Управления военной прокуратуры А. Никитина, связано, в частности, с переходом на годичный срок службы и с тем, что все больше ребят проходят ее поблизости от родительского дома [4]. Но отмечаются и вопиющие случаи, например дезертирство младшего сержанта Глухова. В конце января 2009 года он самовольно покинул воинскую часть Российской армии, дислоцированную в Южной Осетии, перешел границу с Грузией и сдался полицейскому патрулю. Свой побег Глухов объяснил «тяжелыми условиями службы». В Грузии он получил фактический (но не официальный) статус беженца. Тбилиси предоставил ему крышу над головой и денежное содержание [5].
Таким образом, на современном этапе развития Вооруженных сил РФ вопрос дезертирства является одним из самых главных и требует более пристального внимания как политиков, так и ученых для его разрешения. О важно-
сти и значимости рассматриваемой проблемы свидетельствует и тот факт, что уже в 1918 году с первых дней создания Рабоче-крестьянской Красной армии в Советской Республике власть уделяла особое внимание борьбе с уклонениями от военной службы, особенно с дезертирством. Уже тогда эта проблема мешала сбалансированному и стабильному развитию страны.
Первая же мобилизация в Красную армию породила и обратный процесс — дезертирство. Масштаб явления оказался таков, что оно практически сразу привлекло к себе внимание советской власти. Борьба с дезертирством стала общегосударственной задачей Советской Республики. Решение же ее на государственном уровне требовало не только организационных мер по недопущению актов дезертирства и операций по поимке дезертиров, но и создания соответствующей правовой базы, а главное — разнообразной профилактической работы. С одной стороны, необходимо было устранить те объективные обстоятельства, которые толкали людей на дезертирство, с другой — требовалось путем идеологической работы преломить психологию масс, мотивировать честное выполнение воинского долга.
Все эти вопросы не могли быть решены одновременно. Процесс борьбы с дезертирством развивался на протяжении всего 1919 года. Совершенствовалась теория и практика этой борьбы. Разрабатывались и применялись новые методы. Оценки достигнутых результатов становились исходным пунктом для новых решений.
25 декабря 1918 года, когда на заседание Совета рабочей и крестьянской обороны был вынесен вопрос о борьбе с дезертирством, можно считать датой начала работы по искоренению дезертирства на государственном уровне. На заседании было принято решение о создании Центральной комиссии по борьбе с дезертирством (Цекомдез) — главного профильного органа Республики [6, л. 18]. Цекомдезу было дано право создавать соответствующие властные органы на местах. Такими органами в соответствии с существовавшей территориальной организацией Республики на разных уровнях стали: губернские, окружные, столичные, уездные, волостные и районные комиссии по борьбе с дезертирством [Там же. Л. 18—20]. Каждая
следующая структура создавалась комиссией более высокого уровня и организационно ей подчинялась. Работу всех этих органов и должен был координировать и направлять Цеком-дез. Ему же принадлежала роль по выработке, одобрению и внедрению основных методов и приемов в борьбе с дезертирством, хотя ключевые решения по этому вопросу принимались органами более высокого уровня — Советом рабочей и крестьянской обороны и Революционным военным советом Республики.
В состав Цекомдеза входили ответственные работники самого широкого круга государственных органов [7, с. 255]. К примеру, в его первых заседаниях 25 и 27 декабря 1918 года принимали участие сотрудники Наркомата путей сообщения, Наркомата юстиции, Наркоматов труда, продовольствия и социального обеспечения, а также представители Московского ОВК, агитационного отдела Всероссийского бюро военных комиссаров и военного отдела издательства ВЦИК.
Исключительную, ведущую роль в руководстве Цекомдезом играл его председатель С.С. Данилов. Он во многом определял основные направления и сам ход государственной и партийной борьбы с дезертирством, являлся автором многих идей, на основе которых сформировались методы этой борьбы.
Так, например, 24 апреля 1919 года в своем сообщении ЦК РКП(б) С.С. Данилов изложил общий план работы Цекомдеза:
1) планомерно проводить «решительные меры поимки дезертиров и укрывающихся с применением репрессий к злостным дезертирам»;
2) «карательные меры по отношению к укрывателям и представителям власти, не проявляющим достаточной энергии в борьбе с дезертирством»;
3) «предупредительные меры против дезертирства из частей, эшелонов, госпиталей...»;
4) посредством последовательной и решительной реализации этих мер по определенному плану «создать у красноармейцев и всего населения убеждение, что дезертирство не поможет, что власть имеет достаточно средств для борьбы с этим злом» [6, л. 75]
Первые заседания Цекомдеза прошли в декабре 1918 года, а уже к февралю 1919 года
комиссии по борьбе с дезертирством работали в 25 губерниях Республики [8, л. 34]. «Положение о комиссиях по борьбе с дезертирством» было утверждено Реввоенсоветом Республики только 22 июня 1919 года. Согласно этому положению, особые комиссии по борьбе с дезертирством «учреждаются на всей территории РСФСР при окружных, губернских и уездных Военных комиссариатах» [6, л. 18]
Подчиненные Цекомдезу комиссии по борьбе с дезертирством различались не только подконтрольной им территорией, но в зависимости от уровня и выполняемыми функциями. Так, губернские комиссии имели исключительное право прибегать «к мерам карательного характера, осуществляемым при содействии местных властей, милиции, войсковых частей В.Ч.К.» [Там же. Л. 19]
Губернские комиссии были обязаны получать от губвоенкомов сведения о ходе предыдущих мобилизаций в губернии: сколько человек было призвано в каждом уезде по каждой отдельной мобилизации, сколько действительно явилось, сколько уклонилось, сколько освобождено по освидетельствовании. Такая статистика должна была создать для комиссий точную картину уклонизма в каждом уезде для правильного распределения ими работ и сил [Там же. Л. 20 об.]
Судебные функции переходили к местным комиссиям постепенно. Например, весной 1919 года в Петроградской губернии большинство дел о каре за дезертирство рассматривалось губернской комиссией, а уже к лету ситуация кардинально изменилась — этими делами стали заниматься в основном комиссии низшего уровня. Так, в апреле 1919 года Петроградская губернская комиссия по борьбе с дезертирством разобрала 1625 дел, уездные комиссии губернии — 326 дел, а районные — 940, в июне того же года комиссиями разных уровней было рассмотрено соответственно 716, 1329 и 2420 дел [9, л. 66].
С момента своего формирования в начале февраля 1919 года и до перехода к масштабным решительным действиям в апреле того же года районные и волостные комиссии по борьбе с дезертирством не имели единых методов действий и на практике апробировали разные схемы.
Так, в Колпинском и Приморско-Сестро-рецком районах комиссии, имея на своей терри-
тории железную дорогу, осуществляли проверку документов на станциях и в вагонах при остановке поезда. Кроме того, на всех перекрестках с этой же целью выставлялись пикеты. Такие методы себя оправдали и были одобрены уездной комиссией.
В других волостных комиссиях работа с дезертирством проводилась путем регистрации граждан и поверки по семейным и метрическим книгам. Ставка была сделана на то, что «население Петроградского уезда в большинстве случаев состоит на учетах в различных предприятиях, на что они имеют формальное удостоверение от тех предприятий, при которых они состоят на учете» [10, л. 1]. Дальнейшая практика показала, что такой расчет не оправдался — многие дезертиры и уклонисты избегали поимки с помощью подложных справок [Там же. Л. 8 об., 10; 11, л. 63]
В соответствии с решением РКП(б), Це-комдез с апреля 1919 года начал кампанию «повсеместных массовых облав». В первую очередь облавы проводились в местах наибольшего скопления дезертиров и в наиболее «колеблющихся» районах. Одновременно значительные силы были направлены для преследования банд. При каждом отряде находилась выездная сессия реввоентрибунала для открытого суда над дезертирами и бандитами. Эти сессии служили своего рода «митингами-летучками», преследуя чисто пропагандистские и агитационные цели. Это были суды не столько над личностями дезертиров, сколько над контрреволюционными настроениями и над причинами, вызвавшими дезертирство, а также «над темнотой и слабостью воли» дезертиров. Приговоры обыкновенно выносились условно с предложением отправляться на фронт, чтобы искупить вину.
Стандартным методом проведения облавы был следующий: в распоряжение специально уполномоченного члена комиссии по борьбе с дезертирством передавался отряд красноармейцев из 12—15 человек для прочесывания целевых территорий и объектов — сел, лесов, деревень, станций. Если предвиделись особые трудности при проведении мероприятия, к акции могли привлекаться отряды ВОХР и ЧК [10, л. 12].
Определенные трудности возникали при необходимости доставки сдавшихся и пойманных дезертиров назад, на фронт. Дело в том, что
достаточно много дезертиров сбегало именно в момент следования на фронт.
Еще 5 декабря 1918 года заместитель Председателя РВСР в своем приказе на основании донесений с мест отмечал, что многие коменданты железнодорожных станций не проявляют деловитости и распорядительности в той мере, в какой этого требуют условия военного времени. Было сделано предположение, что такое несоответствие может быть вызвано недостаточной подготовленностью комендантов к работе или же их недобросовестным отношением к делу.
Таким образом, проблемы с доставкой солдат в действующую армию наблюдались и в 1918 году, еще при первичной отправке их на фронт. С апреля же 1919 года, когда в результате кампании повсеместных массовых облав на фронт двинулись эшелоны с людьми, уже единожды оставлявшими армию, власть стала принимать меры по предотвращению повторного дезертирства в пути. Так, согласно указанию ЦК РКП(б) от 25 апреля 1919 года, губкомы обязывались выделять ответственных партработников, которые сопровождали бы эшелоны и вели с солдатской массой политическую работу в целях профилактики рецидивов и просто новых случаев дезертирства [12, с. 49—50].
Укрывателей и пособников дезертиров широко привлекали к общественным работам, налагали на них штрафы, конфисковывали имущество. У семей дезертиров также производилась конфискация имущества. При этом, если дезертир являлся, имущество в большинстве случаев возвращалось. Если же в семье один из сыновей был честным красноармейцем, на такую семью никакие взыскания за дезертирство другого сына не налагались, а несправедливо наложенные немедленно возмещались [6, л. 6 об.; 11, л. 312].
К концу апреля 1919 года вся территория Советской Республики представляла собой кипящий котел. Масса вышла из пассивного состояния, оставила свои избы и вышла на улицу. На первый взгляд могло показаться, что, находясь среди этой бушующей стихии, трудно на что-либо решиться, трудно что-либо предпринять, что-либо ей противопоставить.
Цекомдез 5 июня 1919 года издал инструкцию по проведению подготовительных работ и самой «недели добровольной явки».
Этот важнейший документ был подписан его председателем С.С. Даниловым [6, л. 59]. В инструкции были предусмотрены все детали — от мобилизации сил до указания, где наклеивать декрет, плакаты, воззвания и пр. Исключительное внимание было уделено организации снабжения продовольствием явившихся, их сопровождения и отправки на фронт. Инструкция предписывала провести всю работу по подготовке «недели добровольной явки» как в уездах, так и в губерниях не более чем за пять — семь дней [Там же].
Стоит отметить, что название «неделя добровольной явки» скорее условное и отражает саму идею мероприятия, а не действительный формат его проведения. На практике же непосредственно для явки дезертиров отводились разные сроки, что зависело от многих факторов: готовности приемочных пунктов, обстановки в конкретном районе, проведенной работы по агитации населения и разъяснению ему значимости и смысла предстоящей акции. Сроки проведения «недели» устанавливались на местах ответственными органами. В Петроградской губернии зачастую для самой добровольной сдачи дезертиров отводились три дня, явка в которые полностью освобождала от ответственности [13, л. 249, 272, 275].
Значительный поток добровольно возвращающихся дезертиров вызвал новые трудности в доставке этого специфического мобресурса на фронт. Несмотря на добровольную явку перевозимых лиц, власть имела основания опасаться повторного дезертирства с их стороны. Поэтому в дополнение к решению ЦК РКП(б) от 25 апреля 1919 года Совет рабочей и крестьянской обороны 18 июня вынес постановление о том, что эшелоны, следующие на фронт, должны непременно сопровождаться ответственными партийными работниками, которые смогут за время пути укрепить у солдат сознание своего долга и понимание недопустимости дезертирства [14, с. 289—291]. Параллельно с проведением «недели добровольной явки», согласно объявлению Комиссариата по военным делам города Петрограда и Петроградской губернии за номером 125, был ужесточен режим в самом Петрограде. С 19 июня 1919 года для хождения по улицам в пределах Петрограда позднее 23 часов требовалось разрешение, которое военные
должны были получать в военной комендатуре на Садовой улице [11, л. 189].
Стоит отметить, что во время «недели добровольной явки» не прекращались и облавы. Например, для обнаружения дезертиров, укрывавшихся в Колпинской волости и Шлиссель-бургском уезде и уже начавших собираться в «зеленую армию», 2 июля была начата облава совместно с Ч.К. [10, л. 45, 49].
Для более интенсивного воздействия на сознание масс Петроградская губернская комиссия по борьбе с дезертирством 5 августа 1919 года постановила создать в местных губернских и уездных газетах специализированные отделы, которые целенаправленно информировали бы население о мерах, принимаемых против дезертирства красноармейцев. В специальном отделе полагалось публиковать сведения обо всех случаях наказаний дезертиров, их семей и укрывателей, а также представителей органов власти — за бездействие. Кроме того, на местные газеты возлагалась задача публиковать все распоряжения о помощи семьям честных красноармейцев [6, л. 53].
Внес свой вклад в идейную борьбу с дезертирством и Реввоенсовет. Согласно решению РВСР от 28 июня 1919 года, дезертиры, принудительно отправляемые на фронт, вместо обуви, положенной красноармейцу, обувались в лапти [15, л. 5], что было достаточно сильной мерой психологического воздействия.
Дальнейшее развитие борьбы с дезертирством показало, что не только менявшаяся обстановка на фронтах, а с ней те или иные лозунги и мероприятия власти требовали изменения подхода к населению и дезертирам, но и времена года вносили свои коррективы и обусловливали пересмотр приемов по борьбе с дезертирством. Так, например, осенью 1919 года, с наступлением холодов и отступлением армии Юденича у дезертирской массы создалось настроение — идти с повинной и загладить свою вину. Но боязнь наказания удерживала эту массу от решительного шага. ВЦИК пошел навстречу колеблющимся и объявил амнистию всем дезертирам при условии их добровольной явки до 25 ноября 1919 года. Момент был выбран удачный: каждая неделя давала от 30 до 40 тыс. добровольцев.
В связи с приближением зимы принимал меры и Цекомдез. Наступление холодов создало ситуацию, когда банды вооруженных дезертиров в лесах стали намного более трудноуловимы, чем раньше. Взяв в расчет этот новый фактор, председатель Цекомдеза в телеграмме от 19 октября 1919 года разрешил губернским комиссиям по своему усмотрению объявлять амнистию всем скрывающимся в лесах дезертирам, гарантируя им жизнь в случае полного раскаяния и выдачи главарей. Принимая во внимание психологию дезертиров, Данилов подчеркивал, что обещанное должно быть исполнено безусловно, в противном случае виновным грозило беспощадное наказание [6, л. 77].
22 сентября РВСР потребовал у подотчетных органов выявить причины происходящих нарушений и указать точный список мер, которые уже приняты в рамках борьбы с настроениями [16, л. 238]. В результате Реввоенсовет поставил на повестку дня вопрос об усиленной политической работе в частях с личным составом, наиболее склонным к дезертирству, а также о питании людей в пути [Там же. Л. 157].
Вырабатывались и новые приемы для борьбы с дезертирами. К примеру, в Поддубской волости исключительное право выдавать разрешение на ночлег в деревне было передано сельским советам, которые отвечали за проверку документов у приходящих лиц [13, л. 271].
Не осталась в стороне от работы по борьбе с дезертирством и седьмая армия. В политсводке по армии за 4 и 5 сентября упоминается создание клуба. В политсводке за 8 сентября можно прочитать о беседах, проводившихся с красноармейцами, а также об открытии школы грамоты [17, л. 153, 156].
25 октября 1919 года вышел приказ седьмой армии № 464, предписывающий усилить надзор за дезертирами и ежедневно проводить облавы. Личная строжайшая ответственность за обнаружение дезертиров была возложена на председателей уездных, волостных и сельских исполкомов в пределах подчиненной им местности. Так, одновременно с нежеланием отпугнуть лишней строгостью добровольно являющихся дезертиров власть уверенно проводила линию на поддержание предельно строгой дисциплины в самих органах по борьбе с дезертирством [13, л. 21].
К осени 1919 года относится и еще один крупный блок мер по борьбе с дезертирством — «поверочные сборы». Идея мероприятия зарождалась еще летом 1919 года, когда явным и вопиющим стал недостаток учета мобилизационной работы.
Сложилась ситуация, когда из-за плохого учета мобилизационного ресурса значительная часть лиц призывного возраста, подлежащих мобилизации в ряды РККА, тем или иным способом уклонялась от военной службы или попросту дезертировала. В итоге результаты призыва новой возрастной группы не удовлетворяли потребностей армии, и власть была вынуждена все расширять и расширять призывной возраст.
17 ноября 1919 года С.С. Данилов выступил с докладом перед Реввоенсоветом Республики. В результате РВСР вынес постановление, в котором указывал на необходимость создания уже фронтовых структур по борьбе с дезертирством — полевых комиссий при штабах дивизий. Возглавить эти комиссии поручалось комиссарам штабов дивизий. Новосозданные структуры находились в косвенном подчинении Цекомдеза через посредство реввоенсоветов армий и фронтов [16, л. 301—302].
Таким образом, основная работа по борьбе с дезертирством была передана от специализированных органов государственной власти непосредственно войсковым структурам, перенесена от тылов к фронту.
Решение этой проблемы к началу 1919 года стало приоритетной задачей советской власти. Борьба с дезертирством во все времена и во всех армиях мира требовала от государства больших усилий, материальных и организационных затрат. Безусловно, весь комплекс проблем не мог быть решен сразу, поэтому борьба с дезертирством требовала целого перечня мер. Они осуществлялись в несколько этапов:
• январь — апрель 1919 года — подготовительный период — определение основных принципов борьбы с дезертирством, создание правовой базы этой борьбы, организация ответственных структур в Центре и на Северо-Западе РСФСР;
• апрель — август 1919 года — первый период централизованных мероприятий — проведение кампании массовых облав и добровольной явки;
• сентябрь — декабрь 1919 года — второй период централизованных мероприятий — организация поверочных сборов, подведение итогов, реформирование системы борьбы с дезертирством.
В целом все три этапа борьбы с дезертирством в Красной армии характеризовались целенаправленной политикой власти по повышению престижа службы в армии, по увеличению социальной защиты мобилизованных граждан и по ужесточению наказания для лиц, уклоняющихся от военной службы. Главной целью борьбы с дезертирством в Советской Республике являлось прежде всего усиление армии, а следовательно, и самого государства. Эта борьба началась 25 декабря 1918 года, когда был создан Цекомдез, председателем которого был назначен С.С. Данилов. Руководители страны считали важнейшей задачей так организовать свою деятельность, чтобы изменить представление людей об армии. Нужно было сделать так, чтобы люди не скрывались в лесах или в деревенской глуши, а добровольно шли в армию, осознавая важность и значимость своего поступка для государства.
Для достижения этой цели как в крупных городах, так и в поселках и деревнях была создана разветвленная структура разнообразных комиссий и комитетов. Конечно, в тех сложных условиях, при дефиците времени и нехватке опыта невозможно было разработать идеальную систему по борьбе с дезертирством, но все же положительные результаты появились достаточно быстро и были весьма ощутимы. Так, например, во время кампании массовых облав, продолжавшейся два месяца, было передано в армию 111 354 дезертира. Кроме того, во время «недели добровольной явки» пришли 98 183 человека, а в первую и вторую неделю после нее — 91 164 и 115 290 «добровольцев» соответственно. Но, тем не менее, однозначно оценить
результаты кампании по борьбе с дезертирством как положительные нельзя, потому что не все дезертиры были привлечены в ряды Красной армии, семьи некоторых дезертиров лишились своего имущества и были вынуждены фактически выживать в суровых условиях сложившейся действительности. Стоит особо отметить, что ко многим дезертирам были применены излишне суровые меры вплоть до расстрела, скорее всего, не совсем оправданно.
Резюмируя все вышеизложенное, можно сделать следующие основные выводы:
1. Дезертирство — проблема, возникшая еще в глубокой древности, но и сегодня она занимает одно из центральных мест при разработке военной политики любого государства, в том числе и России. Универсального средства по борьбе с дезертирством не существует. Комплекс принимаемых мер всегда ориентирован на конкретную ситуацию, сложившуюся в стране, и неразрывно связан с общественно-политическим строем.
2. В Советской Республике уже в 1919 году была создана достаточно эффективная политика по борьбе с дезертирством, элементы которой могут с успехом применяться в современной Российской армии.
3. Необходимо уделять больше внимания проблеме дезертирства, в противном случае в ближайшем будущем количество уклонистов от военной службы может превысить количество призванных в ряды Вооруженных сил, что, естественно, повлечет за собой ослабление боевой мощи армии, а следовательно, и государства.
Любой комплекс мер в сфере локализации сложившейся негативной ситуации должен быть направлен на создание необходимых условий для нормального прохождения службы в армии, массовой агитации молодых людей допризывного возраста, нового современного облика Вооруженных сил.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Конституция Российской Федерации [Текст]. — М.: Приор, 2001.
2. Уголовныйкодекс РФ [Текст]: [принят Гос. думой 24 мая 1996 г.]: офиц. текст: по состоянию на 7 марта 2011 г. - М.: Инфра-М, 2005.
3. Независимая газета [Текст]. — 2011. — 14 февраля.
4. Российская газета [Текст]: федер. вып. № 5243 (164).
5. Русский обозреватель [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.rus-obr.ru
6. РГВА. Ф. 4. Оп. 10. Д. 543.
7. Декреты советской власти [Текст]. В 4 т. Т. 4. М.: Гос. изд-во полит. литературы, 1968.
8. РГВА. Ф. 33987. Оп. 1. Д. 120.
9. РГВА. Ф. 11. Оп. 8. Д. 863.
10. ЦГА СПб. Ф. 6688. Оп. 3. Д. 76.
11. ЦГА СПб. Ф. 1000. Оп. 4. Д. 276. М.: Госполитиздат, 1971.
12. ЦГА СПб. Ф. 6690. Оп. 8. Д. 10. Л. 146. 15. РГВА. Ф. 11. Оп. 1. Д. 100.
13. ЦГА СПб. Ф. 588. Оп. 1. Д. 18. 16. РГВА. Ф. 33988. Оп. 2. Д. 13.
14. Декреты Советской власти [Текст]. В 5 т. Т. 5. - 17. РГВА. Ф. 190. Оп. 2. Д. 404.
УДК 947:323
А.Н. Мичурин
ПРОГРЕССИВНЫЙ БЛОК И ГОСУДАРСТВЕННЫЙ СОВЕТ НАКАНУНЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО КРИЗИСА 1 НОЯБРЯ 1916 ГОДА
Образовавшийся во время политического кризиса летом 1915 года в Государственной думе и Государственном совете Российской империи Прогрессивный блок осенью 1916 года переживал тяжелые дни. В отечественной историографии существуют различные точки зрения на численность и дееспособность Прогрессивного блока в период политического затишья 1915—1916 годов. Важной научной проблемой видится выяснение реальной организационной структуры блока в Государственном совете. Переход к резкой критике правительства в верхней палате российского парламента имел собственные причины, что указывает на различие позиций оппозиционных членов Государственного совета и Государственной думы и может служить целью самостоятельного научного исследования.
Представляется, что следует четко отделить интересы оппозиции в Государственном совете от интересов думской части блока, готовой идти на поводу у лидеров своих фракций. Это прежде всего касается кадетской части блока, видевшей в Прогрессивном блоке возможность давления на правительство. Но у членов Государственного совета, входивших в блок, были более скромные цели и их протест был скорее эмоциональным, чем осознанным политическим выбором. Поэтому для выяснения вопроса единства блока так важно понять
позицию его отдельных членов в Государственном совете.
Подготовка к осенней сессии 1916 года в законодательных палатах началась задолго до ее открытия. Прогрессивному блоку к 1 ноября 1916 года было крайне необходимо уяснить те позиции, на которых стоят представители «прогрессивных групп» Государственного совета. Общее состояние неуверенности в собственных силах требовало от лидеров Прогрессивного блока значительных усилий по выработке определенной линии поведения. Разразившийся в стране продовольственный кризис, перебои со снабжением военных предприятий топливом и срывы железнодорожных перевозок давали в руки оппозиции мощные козыри по обличению правительства в неспособности справиться со сложившейся ситуацией. Е.Н. Трубецкой писал М.К. Морозовой 16 октября 1916 года, что оппозиция намерена была в первую очередь заняться продовольственным вопросом [1, л. 58].
Правительство и Прогрессивный блок готовились к встрече. Еще 22 сентября А.А. Бобрин-ский, министр земледелия, писал Д.А. Шереметевой по поводу предстоящего начала работы законодательных учреждений: «Этого момента мы боимся и к нему приготовляемся. Приготовление левых относительно меня лично заключается в обливании меня нескончаемой
