CC BY
134
УДК 94(571.54) + 930 + 351
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СПЕЦСЛУЖБ БУРЯТ-МОНГОЛИИ В 1929-1933 ГОДЫ
© Курас Л. В., 2012
Рассматривается деятельность регионального управления ОГПУ, направленная на укрепление государственной безопасности в Бурят-Монгольской АССР на рубеже 20—30-х гг. ХХ в.
Ключевые слова: Бурят-Монголия; ОГПУ; подрывная деятельность; белая эмиграция; бандитизм; нормативно-правовая база.
После завершения восстановления народного хозяйства руководство СССР поставило задачу заложить основы индустриальной мощи страны, преобразовать сельское хозяйство. Был принят первый пятилетний план развития народного хозяйства СССР (1928/1929-1932/1933 гг.), целью которого являлось создание фундамента социалистической экономики и на этой основе вытеснение капиталистических элементов города и деревни с целью полной их ликвидации. В то же время угроза интервенции полностью снята не была. Еще в октябре 1925 г. ряд западноевропейских государств заключили гарантийный пакт, оформив тем самым военный союз против СССР. Активизировали свою деятельность и спецслужбы западноевропейских государств.
Основные направления деятельности ОГПУ в этот период: борьба с подрывной деятельностью империалистических государств и зарубежных антисоветских центров; борьба с контрреволюционными организациями, остатками антисоветских партий и другими враждебными элементами; участие в ликвидации кулачества как класса; обслуживание государственной политики воинствующего атеизма. В этой связи ОГПУ приняло меры, направленные на улучшение подготовки кадров работников госбезопасности. За период 1927-1929 гг. спецслужбы вернули на оперативную работу 2 516 бывших чекистов, направленных после гражданской войны на другие участки работы. В этот же период были укреплены органы контрразведки, приняты меры по усилению борьбы с контрабандой и улучшению охраны границ. В борьбе с белогвардейской эмиграцией усилия ОГПУ
направлялись на недопущение создания единого антисоветского блока. При этом положение на Дальнем Востоке осложнилось в связи с конфликтом на КВЖД в 1929 г., после которого китайская администрация выслала в СССР всех высших чиновников КВЖД, и вакансии заполнила эмиграция. Такое противостояние длилось в течение 8 месяцев до Хабаровского соглашения, согласно которому на КВЖД вернулась советская эмиграция. Принятые во время конфликта новые служащие были уволены, а позднее были уволены еще 2 000 служащих, которых советская администрация посчитала неблагонадежными в политическом плане. Освободившиеся места занимают рабочие и служащие, прибывающие из Москвы [1]. Начинается процесс решительной советизации КВЖД. С этого момента происходит резкая поляризация эмиграции. Существовавшие белоэмигрантские организации активизируют свою деятельность. Этому во многом способствует вступление японских войск в феврале 1932 г. в Харбин и создание марионеточного государства Маньчжоу-Го под протекторатом Японии. Возникает реальная угроза с Востока. Положение осложнялось и тем, что Японская военная миссия стремилась объединить всю русскую эмиграцию под руководством атамана Семенова. В середине 30-х гг. в кругах русской эмиграции рассматривается вопрос о создании на территории Забайкалья государства по типу Маньчжоу-Го и назначении царем этого государства атамана Семенова [2]. Среди эмигрантских организаций особую активность проявляла «Русская фашистская партия». В этих условиях Советскому государству необходимо было знать о каждом шаге своего потенциального
противника. О качестве работы советской разведки говорят не только факты подробного освещения всей деятельности белой эмиграции, полные списки и подробные характеристики должностных лиц, структура всех организаций, их коммерческая деятельность, техника подготовки, время и место засылки агентов и диверсионных групп на территорию СССР, подробное освещение секретных совещаний и съездов. Достоянием советской разведки стали секретные планы Японской военной миссии о военно-разведывательной и агентурно-политической работе Японии против СССР. Они касались вопросов военной разведки, военно-технического обеспечения, агентурно-повстанческой деятельности, диверсионной работы и разложения тыла Красной Армии. В планы японцев входило использование проживавших на территории Маньчжурии монголов, русских белогвардейцев, корейцев и бурят для войны против СССР. При этом они стремились скомпрометировать лидеров РОВС, не желавших сотрудничать с японцами. Так, началась травля профессора Гинса, генерала Шильникова, академика Рериха, православных священников. Это сопровождалось разрушением русских культурных центров в Маньчжурии.
Но, пожалуй, самой большой заслугой советских разведчиков стало освещение деятельности специального комитета, созданного в сентябре 1934 г. при штабе Кван-тунской армии. Комитет ставил целью обследование Советского Дальнего Востока и Монголии. В число важнейших пунктов обследования вошли Камчатка, Сахалин, Дальневосточный край, Восточно-Сибирский край, Бурят-Монголия, Ойротия, Якутия, Хакасская область и регион Тур-ксиба. Основные интересы: население, численность войск, водоснабжение, возможность расквартирования войск, состояние дорог, автотранспорта, средств передвижения по воде, аэродромы, связь, промышленность [3]. В развитие этих планов летом 1935 г. состоялось три совещания русских фашистов с участием представителей Японской военной миссии, на которых рассматривались вопросы о засылке на советскую территорию групп разведчиков-террористов для сбора сведений об Урале и Кузбассе [4].
В этот же период активизируется деятельность лидера бурятской эмиграции в Маньчжурии, в последующем — генерал-лейтенанта Маньчжоу-Го Уржина Гармаева [5].
Уржин Гармаев родился в Агинском округе Забайкальской области в 1884 г. По профессии — учитель. В августе 1918 г. созданный им отряд влился в качестве подразделения в Особый отряд атамана Семенова. В конце 1918 г. он по приказу барона Ун-герна командируется в школу прапорщиков в Даурии, по окончании которой назначен командиром отдельного бурятского дивизиона дивизии Унгерна.
Находясь в Маньчжурии, Уржин Гармаев активно сотрудничает с белой эмиграцией, японской разведкой и становится фактическим лидером панмонгольского движения. Он во многом способствовал организации массовой эмиграции бурят за пределы СССР. Причем если ранее буряты эмигрировали главным образом в Монголию, то в конце 20-х — начале 30-х гг. в связи с усилением охраны границы СССР, отказом в приеме в монгольское подданство и обязательным оформлением эмигрантов, буряты стали направляться в Китай (внутренняя Монголия — Барга). Имеющие намерения эмигрировать, под предлогом бескормицы пробирались в районы Аргуни и Даурии, преследуя тем самым цель приблизиться к границе и при удобном случае перебраться на территорию Китая. По приблизительным подсчетам количество укочевавших за границу по состоянию на 1929 г. составляло 1 450 хозяйств. Уржин Гармаев совместно с антисоветскими организациями направлял в Агинский округ специальных лиц, на которых возлагалась задача организации откочевки бурят за кордон, а также вооруженные банды, которые должны были помешать пограничникам пресечь незаконный переход границы. Во время перехода эмигрантами границы около села Абагайтуй имело место вооруженное столкновение между эмигрантами и сопровождавшими их бандитами с одной стороны и пограничной охраной с другой. В результате перестрелки было убито два человека, ранено — шесть, задержан — один. В результате этой операции было возвращено 1 700 голов крупного рогатого скота, 11 764 овцы, 40 верблюдов, 4 лошади. Тем не менее, за границу прорвались 408 человек.
Отмечались случаи, когда целые роды вели подготовку к эмиграции. Собиравшиеся эмигрировать, как правило, ставили вопрос перед аймачными исполкомами о предоставлении им права на перекочевку в Читинский округ, мотивируя этот шаг от-
сутствием корма в районе постоянного местожительства. При этом распродавался скот, строились теплые, на колесах, юрты, осуществлялись и иные шаги, свидетельствующие о желании эмигрировать. 14 января 1929 г. Бурят-Монгольский ОК ВКП(б) принял специальную резолюцию по данному вопросу, содержавшую 10 конкретных мероприятий по нейтрализации эмиграционных настроений среди населения республики. Эти мероприятия не дали результата. Уже в феврале 1929 г. состоялся массовый переход в Баргу бурят Агинского аймака (27 хозяйств) и Борзинского района Читинского округа (18 хозяйств). Было угнано 18 000 овец, 300 голов крупного рогатого скота, 2 000 лошадей и 650 верблюдов. Эмиграционные настроения наблюдались не только в Агинском, но и в Мухоршибир-ском, Кяхтинском, Хоринском, Эхирит-Бу-лагатском, Аларском аймаках. Только из бывшего Гочинского хошуна весной 1929 г. намеревались эмигрировать до 700 человек. Велась открытая агитация в пользу эмиграции в Монголию и Китай. По данным спецслужб местные власти «с подобного рода агитацией никакой борьбы почти не ведут, разъяснительная работа отсутствует». В данных условиях О ГПУ было вынуждено осуществить ряд агентурно-оперативных мероприятий и следственных действий по факту массового перехода государственной границы. Разработка по делу велась областным отделом БМАССР совместно с Читинским окружным отделом ОГПУ. К осени
1929 г. было опрошено 120 свидетелей, получены объяснения обвиняемых, обнародованы оперативные материалы. По данному делу арестовано 11 кулаков, 3 контрабандиста, 28 лам и хувараков, 4 бывших лам, 26 середняков и 1 батрак. 21 декабря 1929 г. Читинский окружной отдел ОГПУ предъявил обвинение по ст. 58 (п. 10) УК РСФСР, предусматривающей уголовную ответственность за антисоветскую агитацию, гражданам Б. Цыренжапрову, Д. Сан-дапову, Р. Бадмаеву, Ц. Базарову, Б. Гал-санову. При этом нет никаких сведений о взаимоотношениях спецслужб БМАССР и МНР. Это обусловлено тем, что у монгольского руководства не было единого взгляда на проблему эмиграции бурятского населения. По этой проблеме существовало две точки зрения. Первая: необходимо арестовывать и высылать бурятских эмигрантов; вторая апеллировала к международному
праву, согласно которому политическим эмигрантам предоставлялось убежище в любой стране.
С 1932 г. Уржин Гармаев назначается начальником охранно-полицейских войск Барги, которая вошла в состав Маньчжоу-Го в качестве Северо-Хинганской провинции. Одновременно с этим штаб охранных войск занимался разведывательной деятельностью, направленной против МНР и СССР. В этой связи проблема, связанная с эмиграцией бурят, становилась еще более острой. Это создавало сильные помехи в деле осуществления национальной политики правящей партии в БМАССР.
Таким образом, в конце 20-х — начале 30-х гг. важнейшим направлением оперативной деятельности органов государственной безопасности стала разведывательная работа. Иностранный отдел с помощью созданных резидентур успешно решал поставленные перед ним задачи. Свои усилия он направлял, прежде всего, на своевременное получение сведений о планах разведок империалистических государств по подготовке военных, политических и экономических акций против СССР. При решении этих задач Иностранный отдел действовал в тесном контакте с Контрразведывательным и Военным отделами. Спецслужбы внедряли своих агентов в разведывательные центры противника и белоэмигрантские организации, выявляли забрасываемых на территорию СССР агентов вражеских разведок и белоэмигрантских центров, устанавливали лиц, подозреваемых в связях с империалистическими разведками и белоэмигрантскими центрами.
Борьба с подрывной деятельностью иностранных разведок и антисоветских центров за рубежом не являлась единственной задачей органов государственной безопасности. ОГПУ вписало много ярких страниц в борьбу с бандитизмом в СССР, в налаживание спокойной жизни граждан России. Однако к этому периоду относится и подавление оппозиционных ВКП(б) партий, и участие органов безопасности в ликвидации кулачества как класса, а также дела в отношении так называемых вредительских гнезд в народном хозяйстве, которые начали закладывать основу для раскручивания спирали будущих политических репрессий, к которым неминуемо должно было привести возрождение политического сыска. Поэтому не случайно, что именно в этот период на-
чинаются партийные чистки, которые в полной мере коснулись и сотрудников ОГПУ. В Бурят-Монгольском облотделе ОГПУ первая партийная чистка проходила на собрании партийной ячейки в присутствии беспартийных с 19 по 21 ноября 1933 г. Персональную чистку прошли 75 коммунистов: из них 6 были исключены из партии, 2 — переведены в кандидаты, 2 — переведены в сочувствующие «как не проявившие авангардной роли коммунистов на производстве и как политически неграмотные» [6].
В 1929—1932 гг. в Советской стране развернулось наступление социализма по всему фронту. Главный упор был сделан на создание колхозов. Ноябрьский (1929 г.) Пленум ЦК ВКП(б) указывал, что «ставит уже задачу сплошной коллективизации перед отдельными областями». В середине декабря 1929 г. Сибкрайком ВКП(б) принимает постановление «О темпах коллективизации Сибири», где поставил задачу завершить коллективизацию в БМАССР к 1 октября 1933 г. При этом И. Сталин разъяснял сибирским коммунистам, что «аргументация силовая имеет такое же значение, как аргументация экономическая, а иногда она имеет даже большее значение, когда портят рынок, всю нашу экономическую политику стараются повернуть на рельсы капитализма, на что мы не пойдем» [7]. С этого времени хозяйственная деятельность осуществляется путем установок и директив, требующих неукоснительного исполнения, а коллективизация приобретает характер обвала. Основным средством ускорения процесса коллективизации стало раскулачивание, под которое подпадали не только кулаки, но и середняки и даже бедняки, не желающие вступать в колхозы. К концу марта 1930 г. было раскулачено 151 хозяйство, в том числе 41 середняцкое. За 1929—1930 гг. было выселено 4—4,5 тыс. кулацких хозяйств [8]. Для более точной ориентировки ОГПУ устанавливалась квота «организаторов терактов» для Сибири — 5—6 тыс. человек, по второй категории из Сибири высылалось 25 тыс. семей [9]. В свою очередь в Сибирский край было сослано 11 612 семей (49 801 человек) [10]. Кулацкие хозяйства подвергались усиленному налогообложению, а сами крестьяне лишались избирательных прав («лишенцы»). Конфискованный хлеб государство перераспределяло, отдавая 25 % беднякам в кредит или по госцене. БМАССР стала по-
ворачивать на знакомую дорогу продразверстки. Торговля хлебом запрещалась, появились заградотряды.
После 1929 г. в промышленность, транспорт и строительство (в целом по стране) было вложено 41,6 млрд руб. вместо 22 млрд по плану.
Наступление на деревню привело к массовым протестам крестьян по всей стране. В 1930 г. в Бурятии прокатилась волна вооруженных крестьянских выступлений. В марте выступили крестьяне Мухоршибирского района (села Новый Заган, Бильчир, Му-хоршибирь); тогда же, а затем в июне — крестьяне Кяхтинского аймака. В том же году вооруженные выступления состоялись в Тункинском аймаке (села Тунка, Зактуй), Бичурском районе (села Буй, Красное Полесье, Куналей), в селе Леоновка Хорин-ского аймака. В июне 1930 г. вспыхнуло восстание в Ноехонском сомоне Селенгин-ского аймака, которое на закрытом заседании бюро Селенгинского айкома ВКП(б) было квалифицировано как «кулацкое восстание». Аналогичные факты создания крестьянских вооруженных формирований имелись почти по всем районам республики. По данным секретной информационной сводки обкома ВКП(б) от 10 мая 1932 г., за вторую половину 1931 — начало 1932 г. в сельских местностях БМАССР «оперировало 17 бандшаек с общим количеством участников 743 человека». Наиболее «пораженными по бандитизму районами являются Агинский, Хоринский, Еравнинский, Му-хоршибирский, Эхирит-Булагатский и Се-ленгинский» [11]. В этот же период в лесах Бурятии начинают появляться вооруженные группы беглых заключенных из лагерей ОГПУ, ссыльных и «спецпереселен-цев», большую часть которых составляли «раскулаченные» крестьяне [12].
Для ликвидации «антигосударственных тенденций» в сельском хозяйстве ЦК ВКП(б) учреждает в январе 1933 г. политотделы при МТС и совхозах. Одной из основных задач политотделов было выявление «кулацких элементов» и проведение всесторонней чистки сельских работников: председателей колхозов, членов правлений, завхозов, кладовщиков, счетоводов, кассиров. В структуру каждого политотдела входил представитель ОГПУ на правах заместителя начальника.
Таким образом, органы государственной безопасности неукоснительно выполняли
все установки партийных и советских органов по социалистическому преобразованию сельского хозяйства. Согласно секретной инструкции ЦИК и СНК СССР, основную работу по выселению кулаков проводили исполкомы местных советов. Именно они определяли, кто должен быть раскулачен, в каких размерах следует конфисковывать имущество, кого из раскулаченных и куда следует выслать. На органы же госбезопасности возлагались следующие обязанности: оперативное обеспечение выселения кулаков в отдаленные районы страны, отведенные для их поселения; трудовое использование выселенных кулаков; агентурно-оперативное обслуживание кулаков на местах их поселения; ликвидация всех кулацких антисоветских организаций и группировок, проводивших активную антисоветскую работу; борьба с вооруженными кулацкими выступлениями и бандитизмом. Однако зачастую спецслужбы сами выступали инициаторами массовых беззаконий. Так, в начале 1930 г. полномочный представитель ОГПУ в Сибири Л. Заковский представил в Сибкрайком записку «Предложения по вопросу ликвидации кулачества как класса», которая стала основой для последующих решений и практических действий органов Советской власти на местах. Согласно записке, массовое выселение кулаков не должно было быть самоцелью правительства. Речь шла о «трудовом перевоспитании», которое совпадало с возможностью использования дешевого труда «перевоспитуемо-го». «Трудовые колонии, — писал Заков-ский, — организуются в тех местах, где есть необходимость в рабочей силе по перспективным предположениям развития хозяйства: лесоразработки, лесозаводы, добыча слюды, графита, золота, строительство железных дорог» [13].
17 апреля 1933 г. ЦК ВКП(б) принял постановление «Об организации трудовых поселений ОГПУ». На 1 января 1940 г. в БМАССР насчитывалась 491 семья (1 983 человека) трудпоселенцев. Всего в Сибири эта цифра составляла 93 884 семьи (381 585 человек) [14]. Районы спецпоселений превратились во внутренние государства. Население спецпоселков, независимо от пола и возраста, находилось в полном подчинении у комендатур. Никто не имел права самовольно покинуть поселок. Именно в этих поселках сотрудники ОГПУ нередко нарушали социалистическую законность [15].
Таким образом, созданием спецпоселений завершился процесс полного покорения крестьянства, начавшийся в конце 20-х гг.
В период коллективизации активизировался бандитизм. Подавление вооруженного сопротивления имело большое значение для стабилизации оперативной обстановки и осуществления принятого партией курса коллективизации сельского хозяйства. Основными методами борьбы с бандитизмом были чекистско-войсковые операции в сочетании с агентурно-оперативными мероприятиями, которым обычно предшествовала большая работа партийных и советских органов. Эти мероприятия позволяли изолировать банды от местного населения, отделить рядовых участников банд от их главарей, укреплять доверие к органам власти, привлекать рабочих и крестьян к мероприятиям, проводимым органами ОГПУ.
В рассматриваемый период органы и войска государственной безопасности продолжали вести борьбу с бандами, которые совершали свои набеги из-за границы. В Бурятии наиболее известная операция по ликвидации банды Зодбоева, совершавшего набеги с территории Монголии, осуществлялась совместными действиями советских и монгольских чекистов под руководством известного советского контрразведчика Г. С. Сыроежкина [16]. Одновременно с ликвидацией бандитизма органы государственной безопасности боролись с контрабандой и нарушителями правил валютных операций. Решая эту задачу, местные чекистские органы и оперативные подразделения пограничных войск приобретали в пограничных районах агентов, с помощью которых выявлялись каналы проникновения контрабанды, изучалась конъюнктура контрабандных товаров.
Начавшаяся коллективизация дала новый толчок антирелигиозной кампании. Благодаря государственной политике и деятельности Бурятского областного Союза воинствующих безбожников (СВБ), к началу 30-х гг. сложился одиозный образ священнослужителя как стяжателя и контрреволюционера. В практике атеистической работы все более проявлялись тенденции голого администрирования и внеэкономического воздействия. Однако к началу 30-х гг. успехи воинствующего атеизма в республике были весьма скромными. Это объясняется тем, что СВБ не был массовой организацией. Кроме того, деятельность лам на террито-
рии Бурятии находила поддержку населения республики.
С 1929 г. принимается новая нормативно-правовая база в отношении религии, согласно которой запрещалась всякая церковная деятельность вне церковных стен, а также культурная и просветительская деятельность церкви. При этом следует отметить, что в СССР так и не был принят закон о религиозных культах. Директивные органы опирались на различные инструкции и предписания, а также известное письмо за подписью Л. Кагановича «О мерах по усилению антирелигиозной работы». Хотя церковь не получила статуса юридического лица, все действующие на территории страны религиозные объединения были обязаны зарегистрироваться в течение одного года. Местные власти имели право отказать в регистрации, после чего приход закрывался и церковное здание конфисковывалось в пользу государства [17]. Кроме того, массовое закрытие церквей осуществлялось и под предлогом того, что религиозные общества запоздали с регистрацией или же культовые здания подлежат ремонту.
В начале 30-х гг. усиливается борьба с религиозными конфессиями на территории Бурятии. Это обуславливается тем, что местное население, недовольное аграрной политикой партии и начавшейся антирелигиозной борьбой, начинает объединяться вокруг дацанов и православных церквей. В
1930 г. ЦИК БМАССР подготовил директивное письмо «О мероприятиях по усилению борьбы с ламством», исходя из которого, была выработана целая система «комбинированных мероприятий культурно-социального, политического и экономического характера» [18]. Суть этих мероприятий выражалась в одновременном комплексном нажиме на ламство с использованием такого экономического рычага, как налогообложение. Так, СНК БМАССР подготовил инструкцию «По учету и обложению ламст-ва», в которой говорилось, что «обложению налогом подлежат все без исключения ламы, достигшие 18-летнего возраста, независимо от занимаемого положения в религиозном обществе как в дацане, так и вообще на территории аймака по группам VI, VII категории «Б» [19]. (К группе VI категории «Б» относились все ламы, независимо от занимаемой должности, если они непосредственно участвуют или по своему положению могут участвовать в совершении религиоз-
ных обрядов; к группе VII категории «Б» относятся все остальные лица, так или иначе причастные к ламству — ученики, мелкие служители). Налогами облагались также сельхозугодья и строения (дацаны, хозяйственные постройки). Существовали и другие формы обложения, осуществление которых было поручено правоохранительным органам.
Особое внимание спецслужбы Бурятии уделяли борьбе с ламством в пограничных, режимных районах республики, где влияние лам было особенно сильным. Среди мер экономического и внеэкономического воздействия использовались такие, как лишение лам избирательных прав и осуществление их частичной паспортизации. При этом паспортизация, которую осуществляло ОГПУ, преследовала совершенно конкретную цель, выдвинутую руководством страны и республики, — существенно сократить число священнослужителей. В этой связи степным ламам, ушедшим в улусы, паспорта не выдавались. Они выселялись из режимных районов либо на север республики (Баргузинский, Еравнинский, Ба-унтовский аймаки), либо за пределы республики в западные районы ВосточноСибирского края. В результате этих мероприятий 90 % степных лам не получили паспортов. В основном паспортизация распространялась на дацанских лам, которым выдавались паспорта как служителям культа. Наличие таких паспортов существенно урезало права священнослужителей. К числу режимных районов относились Агинский, Селенгинский, Тункинский, Мухор-шибирский, Кяхтинский аймаки. В режимных районах в 1933 г. было 22 дацана из общего числа 29 дацанов, действовавших в БМАССР [20] (табл. 1).
Таблица 1
Ламы Режимные районы Остальные районы Всего
Дацанские ламы на 01.08.1934 г. 943 572 1 515
Степные ламы на 01.08.1933 г. 1 092 282 1 373
Всего 2 034 865 2 888
Одновременно с указанными мероприятиями в 1933 г. идет процесс сокращения численности дацанского ламства за счет ре-
прессивных мероприятий НКВД и судебноследственных органов [21] (табл. 2).
Таблица 2
Общее число дацанских лам 1 219
из них репрессировано 627
эмигрировало 150-180
перешло в степное состояние 120-130
осело в городах и на промыслах 280-320
В августе 1930 г. секретарь Бурят-Монгольского О К ВКП(б) М. Ербанов отправил на имя Е. Ярославского докладную записку «О борьбе с тибетской медициной в Бурят-Монгольской Республике», в которой настоятельно просил «санкционировать закрытие в административном порядке Аца-гатской школы тибетской медицины «Мамбо-дацан» [22], а также «запретить на территории Бурят-Монгольской Республики врачевание тибетской медицины особым правительственным актом» [23]. Свои действия он мотивировал тем, что «тибетская медицина настолько тесно срослась и переплелась с ламаизмом как религией, что отделить их друг от друга почти невозможно... и в глазах населения она превратилась в нечто вроде предмета ламаистского культа», что, по мнению М. Ербанова, является «громаднейшим тормозящим фактором на путях социалистического строительства Бурят-Монгольской Республики» [24]. Осуществление всех мероприятий было поручено органам ОГПУ бМаССР. Исходя из указания ОК ВКП(б), Бурят-Монгольский отдел ОГПУ 22 мая 1933 г. заводит дело № 89 на членов экспедиции Всесоюзного Ленинградского экспериментального института по изучению тибетской медицины, которые в этот период занимались сбором лекарственных трав на территории республики. Основную разработку оперативники вели в отношении сподвижников Хамбо-Ла-мы Агвана Доржиева: тибетского медика Тамирганова Чанжи Дав, выехавшего из Тункинского района на служение в буддийский храм г. Ленинграда, профессора-тибетолога из Хоринского района Жамсаранова Доржи Жалсана, а также других членов экспедиции в количестве 17 человек. Все они подозревались в членстве панмонгольской контрреволюционной ламской организации и шпионской деятельности в пользу Японии. Кроме того, по имеющимся мате-
риалам по делу проходил еще 81 человек. Основанием для заведения дела послужили данные о том, что Агван Доржиев, являвшийся неофициальным представителем Далай-ламы в СССР, и его сподвижники предпринимали большие усилия по укреплению буддийского духовенства путем легализации практики тибетского врачевания. В официальных записках подчеркивалось, что в дацанах открываются пункты бесплатного тибетского лечения лекарственными травами, вокруг которых сплачивается местное население, недовольное аграрной политикой партии и начавшейся борьбой с буддизмом.
Несмотря на жесткую и бескомпромиссную политику Бурят-Монгольского ОК ВКП(б) и ЦИК БМАССР в отношении церкви и церковных организаций, органы ОГПУ республики стремились не допустить социального взрыва на религиозной почве. Так, в письме в обком партии руководство ОГПУ отмечало, что «ламская школа тибетской медицины пользуется громадным авторитетом среди широкой массы верующих не только Ацагатского, но и всего Хоринского и Верхне-Удинского районов-аймаков...» и в этой связи предлагалось провести сначала подготовительную работу и, в частности, «развернуть широкую массовую работу среди населения улусов... , а также поставить перед Бур. Наркомздравом задачу об обеспечении в районах медицинской помощи населению» [25]. Чекисты исходили из того, что «ламы, как особая группа лекарей, знахарей», находились в почете не только у отсталых групп трудящихся. Они оказывали существенное влияние на коммунистов, комсомольцев, педагогов и даже медицинских работников [26].
Таким образом, законодательная основа государства была направлена на подрыв и, в конечном итоге, на ликвидацию церкви как социального института.
В этот период органы безопасности предпринимали попытки предотвратить незаконные действия руководства республики. Так, в начале 1933 г. в БМАССР было заведено дело «Трудовая крестьянская партия», по которому проходило 44 человека. Несмотря на имевшиеся недвусмысленные указания, по этому делу было осуждено только 8 человек. В 1938 г. было возбуждено уголовное дело против чекиста К. К. Спелита, который в 1933 г. прекратил дело по контрреволюционной группировке в Эхирит-Бу-
лагатском районе за недоказанностью преступления [27]. Однако в целом органы государственной безопасности неукоснительно выполняли директивные установки властных структур, имевшие под собой законодательную базу, которая, в свою очередь, не соответствовала основным принципам демократии, провозглашенным в 1917 г. Все это создавало основу для укрепления авторитарной власти, оплотом которой становились органы государственной безопасности.
Таким образом, 1929—1933 годы по сложности задач, новизне и глубине социально-экономических процессов, темпам и масштабам развития были одним из труднейших этапов развития страны в целом и республики в частности. В этот период органы государственной безопасности решали сложную задачу срыва планов подготовки вооруженной интервенции, подавляли вооруженные выступления внутри страны, проводили огромную оперативную работу по пресечению подрывной деятельности зарубежных разведок и эмигрантских центров. В оперативном отношении был накоплен огромный положительный опыт по дезинформированию противника, проведению контрразведывательных мероприятий по агентурному проникновению в разведывательные центры противника, разложению зарубежных антисоветских организаций. Однако в этот же период начался очередной виток репрессивных действий органов госбезопасности, обусловленный репрессивной политикой государства. И
1. Архив Управления Федеральной службы безопасности России по Республике Бурятия (УФСБ РФ по РБ). Ф. 2. Оп. 1. Д. 4. Л. 35.
2. Курас Л. В. Харбинская белая эмиграция в освещении спецслужб СССР (конец 20-х — начало 30-х годов) // Из истории спецслужб Бурятии. Улан-Удэ, 1997. С. 46, 47.
3. Там же. С. 48.
4. История советских органов государственной безопасности. М., 1977. С. 131—133.
5. Базаров Б. В. Генерал-лейтенант Маньчжоу-Го Уржин Гармаев // Историческое, культурное и природное наследие. Вып. 2. Улан-Удэ, 1997.
6. Государственный архив Республики Бурятия (ГАРБ). Ф. 574. Оп. 1. Л. 12. Л. 12-147; Известия ЦК КПСС. 1991. № 6. С. 212.
8. История Бурятии. Век ХХ. Часть 1. Улан-Удэ, 1993. С. 53.
9. Папков С. А. Сталинский террор в Сибири 1928-1941. Новосибирск, 1997. С. 35-36.
10. Там же. С. 43.
11. ГАРБ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1713. Л. 1.
12. Доржиев Д. Л. Социально-политический протест и вооруженные выступления крестьянства в Бурятии на рубеже 1920-1930-х гг. Улан-Удэ, 1996. С. 91.
13. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 393. Оп. 2. Д. 1796. Л. 224.
14. Папков С. А. Указ. соч. С. 80.
15. История Бурятии. Век ХХ. Часть 1. С. 262.
16. Доронин И. Григорий Сергеевич Сыроежкин // Чекисты. М., 1987. С. 313-315.
17. О религии и церкви : сб. высказываний классиков марксизма-ленинизма, документов КПСС и Советского государства. М., 1981. С. 126-139.
18. ГАРБ. Ф. 1. Оп. 1. Д. 1287. Л. 1.
19. Там же. Д. 377. Л. 19.
20. УФСБ РФ по РБ. Ф. 3. Оп. 2. Д. 5. Л. 2.
21. Там же. Д. 85. Т. 2. Л. 30.
22. Там же. Л. 38.
23. Там же. Л. 32.
24. Там же. Л. 27.
25. Там же. Д. 56. Л. 64.
26. Базаров Б. В., Шагдуров Ю. П. О судьбах чекистов Бурятии в 30-е годы // Из истории спецслужб Бурятии. Улан-Удэ, 1997. С. 63.
27. Там же.
The Activities of the Buryat-Mongolian Intelligency Agency in 1929—1933
© Kuras L., 2012
In the article is examined the activities of regional administration of USPD directed on consolidation of public safety in the Buryat-Mongolian ASSR at the turn of 1 920—30s.
Key words'. Buryat-Mongolia; USPD; subversive activity; white emigration; banditry; legislative and regulatory framework.
