CC BY
76
Пространственная Экономика 2008. № 4. С. 19-35
УДК 332.135 Л. М. Либман
ДЕЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ, ИНТЕГРАЦИЯ И РЕГИОНАЛИЗАЦИЯ: ВЗАИМОСВЯЗЬ И ВЗАИМОВЛИЯНИЕ
Определен характер взаимосвязей и взаимовлияния трех аспектов организации экономических пространств: международной экономической интеграции, интеграции внутренних рынков и выбора модели политической и административной децентрализации. Выделены условия, при которых вовлечение отдельных регионов в структуру международной интеграции содействует росту интегрированности внутреннего пространства. Проанализировано изменение модели децентрализации под влиянием интенсификации участия в мирохозяйственных связях.
Интеграция, децентрализация, регионализация, рынки, экономическое пространство.
ВВЕДЕНИЕ
Проблема интеграции региональных рынков играет ключевую роль в экономическом развитии. Это справедливо и для России, пережившей за последние полтора десятилетия значительные изменения с точки зрения взаимосвязи рынков регионов [1]. Однако в той или иной форме проблему обеспечения интегрированности внутреннего экономического пространства на различных стадиях решали все без исключения крупные государства; она остается актуальной для многих нарождающихся экономик. Тем не менее в
© Либман А. М., 2008
В связи с тем, что статья содержит ряд дискуссионных положений, редакционная коллегия журнала приглашает к обсуждению данной проблемы.
2*
19
современном мире она приобретает две важные особенности. Во-первых, интеграция (или дезинтеграция) внутренних рынков протекает параллельно с трансграничной региональной интеграцией, во многих случаях носящей неравномерный характер с точки зрения воздействия на отдельные регионы страны. Во-вторых, помимо экономических изменений, связанных с интеграцией рынков, большинство стран переживают и период трансформации территориальной административной и политической структуры, обычно связанный с децентрализацией. И децентрализация, и региональная интеграция способны оказать немаловажное воздействие на процессы интеграции рынков; впрочем, точнее было бы говорить о взаимовлиянии двух рассматриваемых процессов. Настоящая работа представляет собой попытку исследования характера этой взаимосвязи.
Прежде всего, необходимо уточнить некоторые определения. Под интеграцией рынков мы понимаем, прежде всего, формирование спонтанных взаимосвязей между отдельными территориальными рынками, ведущих к взаимовлиянию колебаний спроса и предложения, а следовательно, и цен. Иначе говоря, при высоком уровне интеграции цены как инструмент коммуникации между экономическими агентами несут в себе информацию не только о специфике конкретного рынка, но и обо всей системе взаимосвязанных территорий. Интеграция рынков не является единственным способом интеграции экономического пространства: альтернативой является формирование взаимосвязей на основе централизованного перераспределительного механизма. Нас, однако, интересует именно взаимосвязь рынков. Интеграция рынков может носить как внутригосударственный, так и международный характер. Говоря о трансграничной интеграции, мы будем иметь в виду именно интеграцию рынков, то есть явление, в международной политической экономии обычно характеризующееся как регионализация, в отличие от регионализма, то есть создания формальной сети межгосударственных соглашений и органов, далеко не всегда ведущих к интеграции рынков [5]. Наконец, децентрализация также является неоднозначным понятием: для простоты мы сведем все многообразие различных подходов к децентрализации к двум основным моделям: политической децентрализации и административной децентрализации. Первая предполагает, что региональные органы власти обладают единоличной властью в области какой-либо сферы (экономической) политики и формируются в регионе независимо от воли центра (например, по итогам выборов или на основе борьбы региональных элит). Вторая означает, что экономическая политика реализуется региональными органами власти (и, соответственно, может дифференцироваться для различных регионов страны), но определяется центром [44].
Работа построена следующим образом. Абстрагируясь от собственно
«международного» измерения интеграционных процессов, попытаемся понять, как та или иная модель децентрализации, существующая в стране, влияет на внутреннюю интеграцию рынков. Далее рассмотрим характер взаимосвязи международной и внутренней интеграции рынков, обратившись сначала к прямым зависимостям: способен ли «успех» отдельных регионов с точки зрения формирования мирохозяйственных взаимосвязей способствовать росту интегрированности внутреннего экономического пространства, и влияет ли степень внутренней интеграции рынков на формирование трансграничных проектов? Затем рассмотрим опосредованное влияние трансграничной интеграции на интеграцию внутри страны: регионализация может оказать воздействие на выбор модели децентрализации, а последняя, в свою очередь, стать фактором интеграции рынков. Мировой опыт дает достаточно большое число «лабораторий» для исследования этих взаимосвязей. Наверное, наиболее интересным является опыт Китая, вплотную сталкивавшегося с большинством описанных проблем в последние десятилетия. Также рассмотрим опыт других стран, позволяющий понять характер взаимосвязи внутренней интеграции, децентрализации и регионализации.
ДЕЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ И ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННАЯ
ИНТЕГРАЦИЯ РЫНКОВ
В принципе обе модели децентрализации (как административная, так и политическая) могут стать как факторами, поддерживающими интеграцию рынков, так и препятствующими ей. Основой интеграции рынков в рамках административной децентрализации является целенаправленная деятельность центрального правительства, заинтересованного в преодолении экономической изоляции отдельных регионов. В современном мире поддержание экономического единства страны (за счет устранения внутренних протекционистских барьеров и создания инфраструктуры) является сегодня неотъемлемой частью общепринятого понимания функций государства в экономике. Помимо этого, тесные экономические взаимосвязи являются неотъемлемым элементом поддержания политического единства страны; даже на международном уровне торговля занимает место военной силы как инструмент реализации национальных интересов [27]. В связи с этим, казалось бы, административная децентрализация должна содействовать интеграции рынков.
Тем не менее важно сделать три оговорки. Во-первых, описанная выше ситуация является характеристикой именно текущего этапа политико-экономического развития. На протяжении истории человечества неоднократно формировались крупные централизованные политические образования, в
экономическом плане состоящие из обособленных регионов. Как уже говорилось, перераспределение вполне может занять место рыночного обмена как способ интеграции экономического пространства; в этом случае центральное правительство концентрирует свое внимание на обеспечении функционирования централизованных перераспределительных схем, игнорируя территориальную интеграцию рынков. Однако сегодня примерами структур, в которых дезинтеграция рынков вызвана их вторичным характером по отношению к господствующему плановому распределению, могут быть лишь такие экзотические образования, как КНДР. Реформы конца 1990-х гг. привели к появлению в этой стране розничных рынков, уже не подчиняющихся охватывающей всю страну системе планового перераспределения. По мере ухудшения экономической ситуации их роль, насколько можно судить, возрастала. В настоящее время уже имеются данные, собранные западными исследователями относительно цен на рынках в отдельных регионах (конечно, никакой сколь бы то ни было достоверной северокорейской статистики в этом отношении не существует). Как и следовало бы ожидать, в стране с жесткими ограничениями на перемещение населения рынки не подчиняются «закону единой цены», что, как мы уже говорили выше, является признаком дезинтеграции рынков [41].
Во-вторых, даже в практике «обычных» развивающихся стран и стран с переходной экономикой политическая централизация способна стать косвенным фактором дезинтеграции рынков. Ведь последняя, возможно, даже в большей степени, чем от инфраструктуры и формальных барьеров, зависит от качества экономических институтов. Дисфункция институтов ведет к росту трансакционных издержек, а последние делают неизбежным распад рынков на отдельные сегменты, в том числе и территориальные. Иначе говоря, даже если центральное правительство и стремится в общем и целом к интеграции рынков, на практике поиск ренты отдельными чиновниками ведет к их фрагментации1. Между тем качество формальных институтов и политическая децентрализация связаны между собой. Характер данной взаимосвязи является предметом острых дискуссий. Обширная литература, посвященная так называемому «сохраняющему рынок федерализму» (market preserving federalism), доказывает, что политическая децентрализация в определенных институциональных средах политики способна содействовать формированию эффективных институтов в экономике [46]. Однако другие исследования утверждают, что в развивающихся экономиках политическая децентрализация может оказаться опасной. Скажем, экономический успех
1 Возможно появление неформальных субститутов формальным институтам (о чем речь пойдет далее), обеспечивающих неформальную интегрированность экономики, но они появляются далеко не всегда.
Китая по сравнению с Россией в 1990-е гг. в данной литературе связывается именно с отказом от политической децентрализации, позволившим создать стимулы для региональных правительств поддерживать рост [13]. Для наших целей достаточно констатировать, что центральное правительство само по себе способно превратиться в фактор фрагментации экономического пространства.
Впрочем, несмотря на то, что реализация поддерживающих рост политик региональными и локальными властями в КНР признается большинством наблюдателей, сам по себе вопрос о степени внутренней интеграции рынка Китая остается дискуссионным. КНР «стартовала» в начале экономических реформ с достаточно высокого уровня внутренней дезинтеграции. В отличие от СССР, где господствующим на протяжении большей части истории (кроме разве что периода НЭПа и эксперимента с совнархозами Хрущева) являлся отраслевой принцип планирования, в Китае достаточно быстро доминирующим стал территориальный принцип. В 1958 г. предприятия, находившиеся в подчинении отраслевых министерств, производили лишь около 14% продукции промышленности. Масштабный характер носило дублирование производств в отдельных регионах [3, с.14—25].
Начало экономических реформ означало как изменение принципов организации территориального управления в Китае, так и старт процессов усиления неформальной интеграции экономики [24]. Уже ранние исследования первой половины 1990-х гг., проведенные Всемирным банком, хотя и констатировали существование серьезных проблем для торговли между провинциями, свидетельствовали, что интеграция рынков товаров значительно возросла. Схожие результаты были получены и в других работах, исследующих, например, конвергенцию цен на основе «закона одной цены» [21]. Значительно медленнее развивается интеграция рынков труда в силу существующих в Китае ограничений для внутренней трудовой мобильности, но и здесь присутствует позитивная динамика [39]. Тем не менее выводы исследований не являются однозначными: некоторые авторы отмечают, что в 1992—1997 гг. интенсивность внутренней торговли в КНР даже сократилась [36]; существуют серьезные сомнения в отношении корреляции деловых циклов в китайских провинциях, в отношении которых результаты сильно различаются [43; 48; 49]. Проблемы для интеграции связаны со способностью китайских провинций де-факто проводить во многом автономную политику и реализо-вывать протекционистские меры, в принципе более типичные для ситуации политической децентрализации (о чем пойдет речь далее). Примером можно считать «войну шелкопрядов» конца 1980-х гг., когда провинция Чжэцзян прекратила поставку сырья для производства шелка в другие провинции, в том числе и Шанхай, вынудив их закупать сырье за рубежом [50]. Региональ-
ный протекционизм оказывает серьезное воздействие на процессы специализации производства, хотя эффекты рыночных сил и присутствуют [10; 11]. В любом случае, не следует преувеличивать влияние реформ на процессы интеграции. Наблюдения показывают, что структура интеграции рынков в современном Китае довольно хорошо может быть объяснена интеграцией рынков риса в XVIII столетии. Иначе говоря, чисто географические параметры могут оказаться важнее политических преобразований [30].
В связи с китайским опытом регионального протекционизма, в-третьих, необходимо подчеркнуть, что сама по себе грань между политической и административной децентрализацией не является абсолютно «непроходимой». Даже в системе, формально оставляющей все решения на уровне центрального правительства, на практике региональные органы власти могут «присвоить» часть полномочий за счет слабого контроля за их деятельностью или способности региональных элит оказывать давление на осуществляемые центром назначения. В результате система формально административной децентрализации при слабой центральной власти превращается в систему политической децентрализации, порождающую новые особенности, рассмотренные ниже.
Сказанное выше, по сути дела, уже позволяет оценить основные каналы воздействия политической децентрализации на интеграцию рынков. С одной стороны, вступают (а точнее, могут вступить) в действие факторы «сохраняющего рынок федерализма»: политическая децентрализация способна в определенных условиях повысить качество институтов, а это содействует интеграции снизу. Однако (особенно в развивающихся странах со слабым центром) политическая децентрализация создает другую проблему, хорошо памятную России по опыту 1990-х гг., — регионы могут проводить протекционистскую политику, сознательно ограничивая экономические взаимосвязи между собой. Подобные внутренние барьеры свойственны многим странам, как развивающимся, так и развитым. Приведем лишь несколько примеров.
В Индии существует разветвленная система «фискальных контрольных пунктов» (fiscal check-posts) на границах штатов, существование которых связано со сбором НДС, акцизов, налогов на минералы и лесные ресурсы и на транспортные средства, обладающих вполне реальными издержками [19]. Впрочем, подобные внутренние барьеры ограничивают лишь некоторые региональные рынки; в целом же исследования свидетельствуют о достаточно высоком уровне интеграции рынков в Индии [44]; в близлежащем Бангладеш изучение рынков риса показывает, скорее, умеренный уровень интеграции [26].
В США до недавнего времени действовали жесткие ограничения на открытие банками филиалов или приобретение дочерних банков в других штатах. В 1956 г. была введена т. н. поправка Дугласа, действующая и поныне. В
соответствии с ней банковские холдинговые компании имеют право скупать компании в других штатах лишь в том случае, если это разрешено специальным актом штата (т. е. отсутствие такого акта автоматически трактуется как запрет). Ситуация начала меняться лишь в 1970-е гг. [6; 7]. По всей видимости, барьеры существуют и в других отраслях: эмпирические исследования выявили существование «эффекта границы» в торговле между штатами — деловые связи внутри отдельных штатов оказались избыточными по сравнению с предсказаниями гравитационных моделей [47].
В Канаде проблема внутренних барьеров торговли находится в центре внимания с 1995 г., когда вступило в силу Соглашение о внутренней торговле, подписанное федеральным и региональными (провинции и территории) правительствами (AIT). Провинциями Британская Колумбия и Альберта подписано дополнительное соглашение о торговле, инвестициях и мобильности трудовых ресурсов (TILMA). Основными сферами, в которых существуют внутренние барьеры для торговли, являются практика государственных закупок, стандарты, торговля сельскохозяйственными и продовольственными товарами, а также ограничения на инвестиции, практикующиеся отдельными провинциями в определенных секторах [32].
Подводя итог, можно сказать, что и политическая, и административная децентрализация могут как содействовать, так и препятствовать интеграции рынков внутри страны. Для политической децентрализации главным фактором является соотношение эффектов «создающего рынок федерализма», снижающего трансакционные издержки, и стимулов для формирования различных форм внутренних торговых барьеров. Это означает, что, в конечном счете, результаты воздействия моделей децентрализации зависят от особенностей политических и экономических институтов. При этом нередко приходится фиксировать следующую тенденцию: страны с высоким уровнем институционального развития могут обеспечить интеграцию рынка при любой модели децентрализации, в то время как для стран со слабыми институтами выбор модели децентрализации превращается в выбор «худшего из зол». С другой стороны, качество институтов «в центре» и «в регионах» может различаться — а это уже позволяет сделать четкий выбор в пользу одной из моделей в конкретной ситуации.
ВНУТРЕННЯЯ И МЕЖДУНАРОДНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ РЫНКОВ
Теория региональной экономической интеграции концентрирует внимание на взаимодействии национальных экономик, уже характеризующихся высоким уровнем интеграции рынков. Между тем в реальном мире ситуация нередко является более сложной: процессы интеграции охватыва-
ют страны и регионы, все еще не достигшие достаточного уровня внутренней интеграции. В этой ситуации нарождающаяся интеграция на международном уровне становится фактором, влияющим на экономическое взаимодействие регионов внутри страны. Опять же, наиболее ярким примером подобной ситуации является Китай. Экономические реформы, содействовавшие формированию экономических взаимосвязей между регионами страны, одновременно привели и к росту внешнеэкономической активности. Для китайской экономики это означало активнейшее вовлечение страны в систему неформальной интеграции Юго-Восточной Азии, в значительной степени основанной на «бамбуковых сетях» этнических китайских сообществ, рассеянных по всем странам региона.
Однако воздействие этой интеграции на отдельные регионы КНР не является одинаковым. С одной стороны, речь идет о масштабном переплетении экономик приморских провинций Китая, специального административного округа Сянган и Тайваня. В отношении данного трансграничного пространства нередко используется термин «китайское экономическое пространство» (Chinese Economic Area) [29]. Дать статистическую оценку масштабов экономических взаимосвязей в регионе достаточно сложно. Насколько можно судить, экономические границы между Сянганом и КНР стали достаточно прозрачными еще до политического присоединения территории к Китаю. Гонконгские предприниматели осуществляли значительные инвестиции в экономику близлежащих провинций — прежде всего, в сфере легкой промышленности. Скажем, в провинции Гуандун в конце 1990-х гг. почти 80% притока иностранных инвестиций и 80% внешней торговли приходилось на Сянган, игравший также ключевую роль в структуре реэкспорта. Что особенно важно, Сянган играет ключевую роль как своеобразный «регион-ворота»: значительная часть экономических взаимосвязей между Китаем и третьими странами, особенно США, осуществляется через Сянган. Таким образом, корпоративные структуры третьих стран превращаются в фактор экономической интеграции в «китайском экономическом пространстве». Успех данного региона бросается в глаза по сравнению с другими трансграничными регионами: Северо-Восточной Азией (NEA) [14] или бассейном реки Большой Меконг [37].
В принципе подобная интеграция через национальные границы может оказывать различное воздействие на внутреннюю интеграцию. С одной стороны, она может привести к последовательной передаче функции «регионов-ворот» новым и новым регионам, вовлекающим в структуру экономических взаимосвязей все новых и новых партнеров — особенно в связи с улучшением экономических показателей, делающих данный регион важным фактором спроса на ресурсы и рабочую силу. С другой стороны, напротив,
международные экономические взаимосвязи могут «вытеснять» внутренние, «отрывая» регионы от возможных партнеров внутри страны. В отношении Китая ситуация является неопределенной. Еще ранние работы противопоставляли дефициты интеграции рынков внутри страны и масштабы экономических взаимосвязей между приморскими провинциями, Тайванем и Гонконгом [9; 38]. Новые исследования экономики Китая показывают, что международная интеграция может оказывать нелинейное воздействие на внутреннюю интеграцию: если первоначально господствует именно эффект вытеснения внутренних экономических взаимосвязей, со временем экономический рост побуждает компании регионов, более активно вовлеченных в международную интеграцию, к освоению внутреннего экономического пространства [24, р. 390].
Прежде всего, эффекты трансграничной интеграции зависят от того, какие игроки являются основными носителями интеграционного взаимодействия. Если интеграция обеспечивается за счет взаимодействия национальных правительств, в конечном счете все сводится к усложненной (за счет большего числа игроков) версии эффектов административной децентрализации: с одной стороны, правительства заинтересованы поддерживать единство внутреннего экономического пространства (особенно в присутствии «опережающей» интеграции отдельных регионов), но с другой, поиск ренты вполне может стать непреодолимым барьером. Сложнее ситуация, когда государства менее активны (как это, помимо всего прочего, и происходит в Юго-Восточной Азии): тогда агентом интеграции рынков могут стать либо транснациональные корпорации, способные за счет значительного потенциала выстраивать собственные трансграничные сети [20], либо архаичные неформальные торговые сообщества, как правило, функционирующие во внелегальном секторе. Нередко в регионе присутствуют оба фактора. Легко можно увидеть, что наименьшие шансы содействовать интеграции в отсутствие поддерживающего права собственности в трансграничных сделках государства у легального малого и среднего бизнеса. Неформальные торговые сети могут рассматриваться именно как субститут дисфункциональных формальных институтов, «вытесняющих» экономических игроков во внелегальный сектор, и могут носить как внутринациональный, так и трансграничный характер (т. н. lex mercatoria) — впрочем, аналогичную функцию, но в меньшей степени (в силу своей большей прозрачности для государственного вмешательства), могут выполнять и крупные корпорации.
Логика распространения неформальных торговых сообществ, особенно если они основаны на горизонтальных сетях, может быть жестко ограничена внеэкономическими факторами — скажем, распространением этнических или религиозных групп, порой крайне ограниченных. Миграция способна
привести к расширению масштабов их территориального присутствия, но она абсолютно не обязательно будет как бы то ни было связана с политическими границами. В перемещении инвестиций ключевую роль играют факторы внутренней организации и микрополитики корпоративных структур. В организованных по территориальному принципу корпорациях менеджмент филиалов вполне может быть заинтересован в распространении присутствия в своей «сфере ответственности», косвенным образом содействуя внутренней интеграции снизу. С другой стороны, инвестиционная интеграция, конечно, более открыта для вовлечения местных компаний в принимающих странах, чем замкнутые неформальные торговые сообщества. Между двумя моделями интеграции существует множество промежуточных форм (скажем, в уже неоднократно использовавшемся нами примере Китая имеют место и инвестиции небольших компаний, близких по структуре к неформальным торговым сообществам), так что эффекты не являются столь однозначными, но все же доминирование инвестиционной модели интеграции скорее содействует «передаче» международной интегрированности во внутригосударственную сферу для принимающей страны. Для страны базирования, впрочем, ситуация может отличаться: та же самая микрополитика (и даже «большая» политика) может сделать экспансию за рубеж приоритетной (достаточно вспомнить ряд конфликтов по этому поводу между российскими и иностранными акционерами в некоторых российских компаниях за последние пять лет).
Если экономики стран, вовлеченных в процесс региональной неформальной интеграции, уже характеризуются высоким уровнем внутренней интеграции, последний едва ли сократится. Речь идет об уже упомянутом «эффекте границы» — сопоставлении торговли между территориями и оценки потенциальной торговли на основе объемов ВВП и географической дистанции (гравитационные модели). Первоначально эффект был выявлен Дж. Маккалумом в 1995 г. для экономик стран, характеризующихся высочайшим уровнем как формальной, так и неформальной интеграции, а также лингвистической, территориальной и культурной близостью — США и Канады [22]; эффекты границы были выявлены в торговле стран ЕС между собой [16], а вот, например, для Японии в отношениях со всеми основными торговыми партнерами этой страны эффекты границы невелики [34]. Внутринациональные экономические связи оказались достаточно устойчивыми к глобальным процессам (в отличие, кстати сказать, от международной интеграции, нередко оказывающейся жертвой «эффекта замещения»). Вопрос состоит, скорее, в том, могут ли в благоприятных условиях (скажем, высокоразвитой формальной интеграции) масштабы трансграничной неформальной интеграции достигнуть уровня интеграции в отдельных странах. Наверное, классической сферой подобных сопоставлений являются США и ЕС. В
ЕС удалось добиться высокого уровня корреляции цен, масштабной внутрифирменной торговли в переплетающихся компаниях и «переноса» значимого уровня конкуренции для многих отраслей на уровень ЕС (а не отдельных стран). Еще более тесной интеграцией характеризуются отдельные субрегионы ЕС [35]. Однако приближается ли уровень рыночной интеграции в ЕС к американскому? Оптимистические исследования дают на этот вопрос положительный ответ [40], однако в целом этот вопрос, вне всякого сомнения, остается на повестке дня исследований.
Более того, даже формирование единого государства не всегда позволяет устранить существующий эффект границы. Своеобразным экспериментом, тестирующим данный эффект, стало формирование Австралийской Федерации шестью штатами в 1901 г., поскольку штаты публиковали данные о внут-риавстралийской торговле как до объединения, так и в течение существования единого государства. Анализ этих данных позволяет утверждать, что само по себе объединение не повлияло на структуру торговли, в отличие от изменений внешнеторгового тарифа в 1906 г. [28]. Иначе говоря, структуры неформальной интеграции обладают колоссальной инерцией: не стоит ожидать их гибкого изменения и мгновенной реакции на трансформацию политических реалий.
Наконец, внутренняя интеграция вполне может оказаться фактором, препятствующим отдельным формам трансграничной интеграции. Конкретно, этот эффект может наблюдаться, если в стране имеется высокая мобильность факторов производства (то есть интегрированный рынок труда и капитала). Трансграничные интеграционные проекты нередко требуют значительных дополнительных затрат со стороны регионов, в них участвующих (то есть «лидеры» интеграции нередко сами же «платят» за нее). Однако при интегрированном рынке труда преимуществами от этих инвестиций воспользуются не только сами жители региона, но и многочисленные мигранты, прибывающие уже после осуществления инвестиций, когда трансграничный проект начинает давать отдачу. А в такой ситуации жители потенциального региона-«интегратора» могут вообще отказаться от осуществления инвестиций [18]. Кажущаяся теоретической ситуация реально оказывает влияние на некоторые интеграционные проекты, скажем, на развитие инфраструктуры на польско-германской границе.
МЕЖДУНАРОДНАЯ ИНТЕГРАЦИЯ РЫНКОВ
И ДЕЦЕНТРАЛИЗАЦИЯ
Международная неформальная интеграция не только меняет модели поведения игроков, трансформируя тем самым структуру внутренней неформальной интеграции. Не менее важным является и косвенный эффект
интеграции, трансформирующей политические системы участвующих в ней стран.
Трансграничная интеграция оказывает двоякое воздействие на выбор модели децентрализации. Условно это можно соотнести со «спросом» на политические институты централизации, предъявляемым населением и частным бизнесом, и «предложением» политических институтов, формируемым государственными органами. С точки зрения «спроса» рост трансграничных экономических взаимосвязей будет содействовать децентрализации. Это связано с двумя факторами. Во-первых, уменьшается необходимость в государственном регулировании, обеспечивающем единство экономического пространства: частный бизнес, обретающий достаточный собственный потенциал, эффективно формирует субституты последнего [8]. Это обстоятельство, кстати говоря, в равной степени присутствует и при интенсивной внутригосударственной интеграции: не случайно децентрализация столь часто усиливается в странах с интегрированными внутренними рынками (скажем, в Европе), в то время как в развивающемся мире она если и появляется, то как результат слабости центральной власти или вынужденного компромисса элит [2]. Во-вторых, и в данном случае речь идет уже о специфических последствиях именно трансграничной интеграции, предпочтения населения затронутых ею регионов могут эволюционировать в направлении, отличном от оставшейся части страны, что повышает спрос на децентрализацию.
Альтернативная точка зрения, акцентирующая внимание на «стороне предложения», предполагает, что трансграничная интеграция рынков сокращает децентрализацию. Во-первых, интеграция рынков улучшает результаты функционирования экономик региона, а следовательно, увеличивает объем доступной ренты. В результате центральное правительство предъявляет больший интерес к процветающим территориям, стремясь усилить свой контроль за генерируемым ими потоком благ. Опять же, аналогичная логика присутствует как для международной, так и для внутренней интеграции [23]. Во-вторых, говоря исключительно о международной интеграции, центр в состоянии спрогнозировать возможное изменение предпочтений, о котором мы говорили ранее как о факторе роста спроса на децентрализацию. В результате именно «регионы-ворота», в большей степени вовлеченные в международные экономические взаимосвязи, оказываются под более жестким контролем центральных властей — своеобразная «превентивная» мера, призванная исключить возможное ослабление внутригосударственной иерархии в будущем. Как альтернатива может использоваться изменение административных границ между территориями, «размывающее» потенциальную базу сторонников большей децентрализации или даже сецессии [31].
Итак, как внутренняя, так и особенно международная интеграция рын-
ков создают прямо противоположные эффекты для «спроса» и «предложения» децентрализации как политического института. Конечный результат, таким образом, зависит от, если можно так выразиться, институциональных рамок «более высокого» уровня, определяющих порядок отбора политических институтов. Их примером могут быть структуры неформальных отношений, формирующие политический режим, или соотношение власти между центром и регионами. Например, в уже неоднократно упоминавшемся случае Китая — страны с жесткой недемократической центральной властью — руководство коммунистической партии пристально следит за более «интегрированными» в систему трансграничных экономических взаимосвязей провинциями. Исследования показывают, что именно в эти регионы назначаются секретари местных партийных организаций, более «лояльные» к центру [42]. Прямо противоположная ситуация наблюдается, например, в Канаде. Помимо хорошо известного примера асимметричной децентрализации провинции Квебек, важным «возмутителем спокойствия» в Канадской Федерации является провинция Альберта, нефтяные ресурсы которой принципиально меняют структуру вовлеченности территории в мировую экономику [17; 33]. Говоря об исторических примерах, можно вспомнить опыт гражданской войны XIX в. в Соединенных Штатах, где одним из ключевых противоречий был именно вопрос о пошлинах, являющийся прямым следствием различных моделей интеграции в мировую экономику: для экспортно ориентированного сельскохозяйственного Юга свобода доступа к мировым рынкам была важнее, чем для протекционистского промышленного Севера [4].
Поскольку неформальная интеграция (особенно основанная на модели неформальной торговли, но и в рамках инвестиционной модели) порождает альтернативную писаному праву систему (писаного и неписаного) lex mercatoria, возникает вопрос: воздействует ли развитие неформальной интеграции на содержание формального права? Происходит ли заимствование норм lex mercatoria? В принципе в мировой практике имеется целый ряд примеров построения формального законодательства на основе первоначально неформальных норм. Тем не менее ситуация во многих случаях является более сложной. Эволюционная теория игр, использующаяся для моделирования процессов трансформации как формального права, «предлагаемого» государством, так и использующихся корпорациями неформальных норм, свидетельствует о существовании множества возможных равновесий. Например, вполне можно себе представить, что частные структуры переходят к эффективным нормам, в то время как на уровне предложения государств консервируется неэффектная институциональная норма [15]. Это, в свою очередь, лишь делает более стабильными созданные частными игроками неформальные сообщества, составляющие в данном случае основу интеграции рынков.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Как это нередко оказывается, характер взаимосвязей между формальной и неформальной интеграцией как внутри страны, так и пересекающей государственные границы, носит неоднозначный характер. Тем не менее можно сделать три основных вывода из нашего анализа. Во-первых, воздействие той или иной модели децентрализации на внутреннюю интеграцию зависит от качества институтов, определяющих соотношение стремления к интеграции рынков и к «поиску ренты» как в центре, так и в регионах. Во-вторых, международная «опережающая» интеграция конкретных регионов в странах с низким уровнем внутренней интегрированности рынков может стать как стимулом к росту взаимосвязей между регионами, некоторые из которых становятся «регионами-воротами», так и «оторвать» территории от внутреннего рынка — в зависимости от того, какие игроки являются ее носителями. В-третьих, наконец, в условиях развития международной интеграции выбор между административной и политической децентрализацией зависит от баланса власти между центром и регионами. Три параметра: качество институтов, группа основных игроков и баланс власти — в конечном счете и определяют формирующееся институциональное и экономическое равновесие.
Все сказанное позволяет сделать некоторые выводы и для российской экономики. Во-первых, Россия остается страной с достаточно низким качеством экономических институтов. Сказанное означает, что с высокой вероятностью и административная, и политическая децентрализация в равной степени лишь ограниченно способны справиться с задачей интеграции внутренних рынков (и опыт последних полутора десятилетий, когда были реализованы последовательно обе эти модели, подтверждает данный вывод). В конечном счете, решающую роль играет не выбор модели децентрализации, а проведение институциональных преобразований. Увы, последние проводятся реальными игроками в реальной политической и экономической системе — а их структура не в последнюю очередь определяется моделью децентрализации. Во-вторых, круг основных носителей интеграционного взаимодействия в России различается в зависимости от региона-партнера и сферы интеграции. Скажем, для постсоветского пространства на сегодняшний день в области инвестиций ключевую роль играет именно крупный бизнес, активно осваивающий экономику сопредельных стран (таких как Украина, Молдова, Армения или Казахстан). В свою очередь, лидером по проникновению в российскую экономику из стран СНГ также являются крупные компании, в основном казахстанский банковский капитал. Однако, скажем, в сфере миграции или приграничной торговли доминируют архаичные сети. Все это означает, что воздействие трансграничной интеграции на
внутреннюю в России, скорее всего, окажется неравномерным, причем, поскольку лишь некоторые из описанных выше сфер взаимодействия «улавливаются» статистикой, выявить данную неравномерность будет крайне сложно. Наконец, в современной России баланс власти «смещен» скорее в сторону центра (хотя и здесь стоило бы сделать немало оговорок). А следовательно, развитие трансграничной интеграции отдельных регионов, скорее, окажется фактором выбора административной модели децентрализации.
Неравномерность интеграции отдельных регионов в систему трансграничных связей (с ЕС, Китаем, со странами СНГ) характерна как для России, так и для постсоветских стран. Пока мы практически не сталкиваемся с примерами действительно функционирующих «регионов-ворот», которые, за счет полученного от международной интеграции импульса, «стягивают» вокруг себя экономические взаимосвязи. В 1990-х гг. наблюдалась обратная зависимость между масштабами внутренней интеграции регионов и их вовлеченностью в мировую торговлю [12]. Соответственно, важнейшей задачей становится создание институциональных рамок для возникающих «лидеров» трансграничной экономической интеграции, превращающих их в «регионы-ворота». Недостаточно сосредоточить усилия на благоприятных условиях для инвесторов и бизнеса только в регионах-лидерах — не менее важно обеспечить возможности для властей близлежащих регионов «подключаться» к реализуемым проектам, конкурируя за капитал и обеспечивая рост внутренней интеграции по мере достижения успехов в интеграции международной. Любая интеграция «снизу» — эволюционный процесс с заранее непредсказуемыми результатами и приоритетами. Поэтому важно создать гибкое «институциональное меню» для регионов, окружающих формирующиеся «регионы-ворота». Без подобной среды для «прочих» регионов любые успехи «регионов-лидеров» не смогут «распространиться» на экономическое пространство страны в целом.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Глущенко К. П. Модели и методы исследования пространственной интеграции рынков товаров. Дис. ... д-ра экон. наук. Новосибирск, 2008.
2. Каспэ С. Центры и иерархии: пространственные метафоры власти и западная политическая форма. М.: Московская школа политических исследований, 2007.
3. Кондрашова Л. И. Китайский опыт реформирования государственно-территориального устройства страны // Региональная политика: опыт России и Китая. М.: ИДВ РАН, 2007.
4. Латов Ю. В. Новая экономическая история Гражданской войны в Америке и ликвидации плантационного рабства // Экономический вестник РГУ. 2004. Т. 2. № 1.
5. Либман А. М. Модели корпоративной интеграции: региональные особенности // Мировая экономика и международные отношения. 2008. № 5.
3. Заказ 6811
33
№ 4 2008
6. Лузанова А. Региональные аспекты государственного регулирования банковской системы: Поучительный опыт США // Российский экономический журнал. 2000. № 3.
7. Лоллард А. М., Пассейк X. Т. Эллис К. X., Дейли Ж. П. Банковское право США / Пер. с англ. М.: Прогресс, Универс, 1992.
8. Alesina A., Spolaore E. On the Number and Size of Nations // Quarterly Journal of Economics. 1997. Vol. 112.
9. Ash R., Kueh Y. Y. Economic Integration within Greater China: Trade and Investment Flows between China, Hong Kong and Taiwan // China Quarterly. 1993. № 136.
10. Bai C.-E., Du Y., Tao Z., Tang S.Y. Local Protectionism and Regional Specialization: Evidence from China's Industries // Journal of International Economics. 2003. Vol. 63. № 2.
11. Batisse C., Poncet S. Protectionism and Industry Location in Chinese Provinces. Mimeo. 2003.
12. Berkovitz D., DeLong D. N. Economic Fragmentation in Russia // Economic of Governance. 2005. Vol. 6. № 3.
13. Blanchard O., Shleifer A. Federalism with and without Political Decentralization: China versus Russia. IMF Staff Paper. 2001. Vol. 48.
14. Breslin S. Decentralization, Globalization, and China's Partial Re-Engagement with the Global Economy // New Political Economy. 2000. Vol. 5. № 2.
15. Carbonara E., Parisi F. Choice of Law and Legal Institutions: Rethinking the Market for Legal Rules // University of Minnesota Law School Legal Studies Research Paper. № 07-38. 2007.
16. Chen N. Intra-National Versus International Trade in the European Union: Why Do National Borders Matter? // Journal of International Economics. 2004. Vol. 63.
17. Courchene T. J. Vertical and Horizontal Fiscal Imbalances: An Ontario Perspective. Mimeo. 2005.
18. Dascher K., Haupt A. The Political Economy of Regional Integration Projects Where Rich and Poor Meet. CESifo Working Paper. 2008. № 2280.
19. Das-Gupta A. Internal Trade Barriers in India: Fiscal Check-Posts. Mimeo. 2003.
20. Dunning J. H., Robson P. Multinational Corporate Integration and Regional Economic Integration // Journal of Common Market Studies. 1987. Vol. 26. № 2.
21. Fan C. S., WeiX. The Law of One Price: Evidence from the Transitional Economy of China // Review of Economics and Statistics. 2006. Vol. 88. № 4.
22. Feenstra R. Advanced International Trade: Theory and Evidence. Princeton University Press, 2004.
23. Friedman D. A. Theory of the Size and Shape of Nations // Journal of Political Economy. 1977. Vol. 85.
24. Garnaut R., Song L. (eds.). China: Linking Markets for Growth. Canberra: ANU Press, 2007.
25. Goldberg P. K., Verboen F. Market Integration and Convergence to the Law of One Price: Evidence from the European Car Market // Journal of International Economics. 2005. Vol. 65. № 1.
26. Goletti F., Ahmed R.., Farid N. Structural Determinants of Market Integration: the Case of Rice Markets in Bangladesh // Development Economies. 1995. Vol. 33. № 2.
27. Hegre H. Has Commerce Replaced Conquest? Development and Territorial Wars. Mimeo. 2000.
28. Irwin D. A. The Impact of Federation on Australia's Trade Flows. Mimeo. 2005.
29. Jones R. S., KingR. E., Klein M. Economic Integration between Hong Kong, Taiwan and the Coastal Provinces of China // OECD Economic Study. 1993. № 20.
AEUEHTPAAI/BAUI/Iß, l/IHTEfPAlJI/lß I PEfMOHAAMBAÖMß: BBAMMOCBßBb I B3AMMOBAMßHME
30. Keller W., Shiue C. H. Market Integration and Economic Development: A Long-Run Comparison. Mimeo. 2004.
31. Kumar V. Designing Secession Proof States: Conflict over Size of Provinces. Mimeo. 2008.
32. Macmillan K., Grady P. Interprovincial Barriers to Internal Trade in Goods, Services and Flows of Capital: Policy, Knowledge Gaps and Research Issues. MPRA Paper № 8709. March. 2008.
33. Morton F. L. Equality or Asymmetry? Alberta at the Crossroads. Queen's University, Asymmetry Series. № 2. 2005.
34. Okubo T. The Border Effect in the Japanese Market: A Gravity Model Analysis. University of Michigan Research Seminar in International Economics № 494. 2003.
35. Pires I. M. Iberian Market Integration: A Case Study of a Regional Integration Process. Mimeo. 2006.
36. Poncet S. A Fragmented China: Measure and Determinants of the Chinese Domestic Market Disintegration // Review of International Economics. 2005. Vol. 12. № 3.
37. Poncet S. Economic Integration of the Yunnan with the Greater Mekong Subregion. // Asian Economic Journal. 2006. Vol. 20. № 3.
38. Poncet S. Measuring Chinese Domestic and International Integration // China Economic Review. 2003. Vol. 14.
39. Poncet S. Provincial Migration Dynamics in China: Borders, Costs, and Economic Motivation // Regional Science and Urban Economics. 2006. Vol. 36. № 6.
40. Rogers J. H. Monetary Union, Price Level Convergence, and Inflation: How Close Is Europe to the USA? // Journal of Monetary Economics. 2007. Vol. 54. № 3.
41. Seliger B. Monetary and Exchange Rate Policy in North Korea — A Tentative Appraisal. Mimeo. 2007.
42. Sheng Y. Global Market Integration and Central Political Control: Foreign Trade and Intergovernmental Relations in China // Comparative Political Studies. 2007. Vol. 40. № 4.
43. Tang K. K. Economic Integration of the Chinese Provinces: A Business Cycle Approach // Journal of Economic Integration. 1998. Vol. 13.
44. Treisman D. The Architecture of Government: Rethinking Political Decentralization. Cambridge: Cambridge University Press, 2007.
45. Virmani A., Mittal S. Domestic Market Integration. ICRIER Working paper № 183. 2006.
46. Weingast B. The Economic Role of Political Institutions: Market Preserving Federalism and Economic Growth // Journal of Law, Economics and Organization. 1995. Vol. 11. № 1.
47. Wolf H. C. Intranational Home Bias in Trade // Review of Economics and Statistics. 2000. Vol. 82. № 4.
48. Xu X. Have the Chinese Provinces Become Integrated under Reform? // China Economic Review. 2002. № 13.
49. Xu X., Voon J. P. Regional Integration in China: A Statistical Model // Economics Letters. 2003. Vol. 79.
50. Young A. The Razor's Edge: Distortions and Incremental Reform in the People's Republic of China // Quarterly Journal of Economics. 2000. Vol. 15. № 4.
