CC BY
153
Обдумывая, как отдать дань в майском номере «'естАикл» победе советского народа в Великой Отечественной войне, мы решили предоставить слово детям войны, тем, кто помнит что-то о войне и о Дне Победы. На эту идею натолкнуло предисловие вице-президента РАН Н. П. Лаверова к моей книжке «Начало пути» (Екатеринбург: УрО РАН, 1996), одна из глав которой была посвящена детским воспоминаниям о войне. В этом предисловии Н. П. Лаве-ров обратил внимание на детей войны как на особую генерацию нашего народа: «В книге Н. П. Юшкина в оригинальной манере, выпукло и зримо на примере маленькой северной деревни и небольшого заполярного города показана та удивительная атмосфера созидания, в которой входило в жизнь поколение «детей войны». Именно в этой атмосфере высоких идеалов, доброты и романтизма, глубокой веры в возможность достижения цели сформировались и «встали на крыло» многие выда-
Когда началась Великая Отечественная война, мне было 11 лет, только что окончила четвертый класс НСШ № 14 им. Пушкина г. Сыктывкара (ныне гимназии). Во время учебы у нас ввели военное дело. Мы изучали устройство винтовки, бросали гранаты, по-пластунски ползали по снегу, оттачивали строевую подготовку, изучали азбуку Морзе, часто стройной колонной маршировали по городским улицам с патриотическими песнями. Наша школа в то время была семилетней и мы, учащиеся старших классов, занимались во вторую смену. Часто не было света, в школе было темно, неуютно, холодно. Для школы мы сами на санках возили метровые ледяные дрова от Максаковки по реке, и обязательно нужно было выполнить свою норму. Никак не давался крутой подъем с реки в начале ул. Пушкина, да и потом дорога к школе шла все вверх и вверх.
ющиеся личности послевоенной поры. На их долю выпали решения уникальных по трудности научных и технических проблем обороны страны, освоение космоса и земных недр. Хорошо известен выдающийся вклад этого поколения в развитие искусства, достижения спорта, положительные перемены в общественной жизни страны».
Когда работа по сбору материалов уже началась, в Институт геологии пришло письмо председателя Совета ветеранов Коми научного центра УрО РАН В. И. Мальцева.
Уважаемый Николай Павлович!
Сыктывкарский городской Совет ветеранов обратился через газету «Красное Знамя» от 15 апреля 2004 г. с просьбой не оставлять без внимания ветеранов войны Вашего института в связи с 59-й годовщиной Победы в Великой Отечественной войне.
Текст обращения:
«Уважаемые руководители пред-
ЕДИНЫМ ФРОНТОМ
Затем эти дрова мы пилили в школьном дворе.
Летом, до октября, работали на колхозных полях в Тентюково — пропалы-
Справа Галя Сивкова (Маркова). 19 июня 1941 г.
приятий, организаций всех форм собственности!
Приближается великий праздник — 59-я годовщина Победы в Великой Отечественной войне.
На ваших предприятиях работали участники войны и труженики тыла.
Сыктывкарский городской Совет ветеранов войны и труда обращается с убедительной просьбой не оставлять без внимания ветеранов войны вашего предприятия.
Совет ветеранов Коми научного центра убедительно просит Вас начать с этого года в любой форме обращать внимание и на детей войны».
Так что понятие «дети войны» приобрело официальный статус. А список детей войны, работающих в нашем институте, составил 55 человек. Мы предоставляем страницы « 'естАикл» некоторым из них.
Главный редактор, академик Н. Юшкин
вали посадки овощей, убирали их, жали серпами ячмень, рожь, вязали снопы, работали на току. Увозили нас на дальние пожни за реку убирать и копнить сено, иногда по несколько дней не привозили домой. А потом осенью в маленьком вещевом мешочке я несла заработанное на трудодни — там лежали свекла, морковь. Было нам по 12—13 лет. Очень длинной была дорога в колхоз, на поля, и особенно длинной — обратная дорога домой, когда мы, уставшие, вечером возвращались пешком через все Тентюково, наш Париж, по ул. Интернациональной, Орджоникидзе. Автобусов в то время в городе не было.
После 8-го класса нас, уже подросших, отправили на сплав в Трехозерку, Седкыркэтщ. В шесть утра садились на пароход и только к ночи возвращались домой. Чтобы согреться и обсохнуть, прижимались к теплому нутру парохода, а он гудел, хлопал колесами. Не по-
мню, чтобы были выходные. Одним словом, мы, дети, своими пусть маленькими силенками, помогали своей Родине приближать Победу. Впоследствии нам за нашу работу в колхозе и на сплаве вручили медали «За доблестный и самоотверженный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»
Было, конечно, голодно. Наверное, поэтому такими тяжелыми были для нас наши трудовые будни. Не было ни одежды, ни обуви, продовольственные пайки получали по карточкам. Одежду перешивали из старого, даже сапоги мне сшили из старых портфелей. На кухне держали кур. В школе, уже во время занятий, нас подкармливали супом из мороженой картошки и темно-зеленых листьев капусты. Слава Богу, нам помогали деревенские родственники, буквально спасая от голода. Но дедушка в 1942 году все же умер, сломленный голодом и гибелью на фронте младшего сына.
Вместе со мной в школе учились Эмма Лосева (ныне доктор наук, ведущий научный сотрудник нашего института), Татьяна Власова, Ариадна Цыпа-нова (знакомые многим ученые Института биологии), Ирина Остроумова (доктор наук, дочь Ольги Степановны Зверевой, бывшей тогда заведующей отделом зоологии Коми филиала АН СССР), Владимир Дегтев и Гурий Вячеславов (историки, сотрудники Института языка, литературы, истории), Дмитрий Гинце (преподаватель Коми пединститута), Леонид Россохин (работал в Коми обкоме КПСС). Правда, ребята с введением раздельного обучения потом учились в школе № 12, а мы — в школе № 1 (ныне главное здание гимназии им. Пушкина).
Война и ее горе проникали в каждый дом. Одна за другой приходили похоронки с войны о гибели одного дяди, другого дяди, двоюродных братьев. Мой отец был инвалидом с молодости и на фронте не был, но на трудовом фронте все свои силы отдавал для победы над врагом. За непосредственное участие и руководство студенческими бригадами Коми пединститута на сплавных работах в 1946 году был награжден орденом «Знак Почета». Хотя здесь был далекий тыл, но из-за того, что моя мать работала в хирургическом кабинете городской поликлиники (кстати, с известными хирургами Мишариным, Чеба-новым), я часто видела раненых бойцов, возвратившихся с фронта с увечья-
ми, без рук, без ног. С малых лет мне нравилось бывать в мамином кабинете, а сейчас пришлось видеть, как она бережно перевязывает раны, утешает раненых, бегает по всему городу к больным на дом, чтобы лечить самых беспомощных. А потом мама приносила домой окровавленные бинты, стирала их и мы вместе с ней гладили их чугунным и большим паровым утюгом. И снова уносила их в поликлинику, стерилизовала перевязочный материал и инструментарий в специальном автоклаве. После ее кончины один из ее давних пациентов-фронтовиков в своем письме написал мне, что только к ней раненые стремились попасть на перевязку, так как ее руки исцеляли. К слову говоря, моя мать лечила и выхаживала Нину Николаевну Кузькокову после обморожения во время экспедиции. В годы войны Н. Н. Кузькокова работала в Северном геологическом управлении, впоследствии была ученым секретарем Коми филиала АН СССР и научным сотрудником Института геологии. Она — одна из самых замечательных, великолепных женщин, встретившихся на моем жизненном пути.
В нашей большой семье погибло очень много родственников. Мой отец в своих дневниках оставил списки погибших в годы Великой Отечественной войны. В этом списке среди самых ближайших — 21 человек, все с одной фамилией Сивковых. Гордостью нашего рода стал двоюродный брат моего отца, крупный военачальник, генерал Дубровский Дмитрий Георгиевич, по рождению тоже Сивков. Он был профессиональным военным, в 1938—1939 годах воевал на реке Халхин-Гол, у озера Хасан. С первых дней Великой Отечественной войны участвовал в боях, был ранен. Как член Военного совета армии Юго-Западного направления участвовал в разработке всех стратегических операций, прошел боевой путь от Оки до Эльбы, освобождая Волхов, Орел, Чернигов, Минск, Брест, Ригу, Варшаву, Берлин. После войны был комендантом Дрездена, начальником Управления совет-
ской военной администрации в Германии по Земле Саксония, членом Военного совета Белорусского военного округа. Награжден многими боевыми наградами — четырьмя орденами Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденами Богдана Хмельницкого, Суворова, орденами Польши, Германии и др. Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве, на его могиле установлен гранитный бюст. В некрологе, подписанном руководителями Вооруженных сил страны маршалами И. Коневым, К. Рокоссовским, С. Тимошенко, В. Чуйковым, А. Гречко и др., наряду с его принципиальностью, требовательностью отмечались скромность, честность, отзывчивость, простота в обращении с людьми, человеческое обаяние, высокое чувство товарищества. Его образ волевого, мужественного генерала послужил прототипом героя книги Вадима Собко «Залог мира».
Мой будущий супруг Сергей Марков, будучи студентом Музыкального училища Ленинградской консерватории, накануне войны был призван на Балтийский флот. С самых первых ее дней участвовал в боевых операциях на Балтике. В августе 1941 года вся эскадра Балтийского флота во главе с крейсером «Киров» — флагманом флота, снялась с Таллинского рейда (главной
Г. А. Маркова (слева) с В. Н Анисимовой. Февраль 2000 г.
базы флота) и шла на Кронштадт, на защиту Ленинграда. Сергей был на корабле, который шел впереди крейсера, где находились Военный совет Балтфлота, правительство и «золотой запас» Эстонии. Флотилия шла под непрерывными бомбежками, торпедными атаками немецких подлодок. Эсминцы «Яков Свердлов» и «Фридрих Энгельс», прикрыв с бортов крейсер «Киров», приняли
вражеские торпеды на себя и погибли в пучинах Балтики. Кроме боевых кораблей в составе каравана шли и транспортные суда, на которых были тысячи людей, сотни раненых, женщины, дети. Официальные данные свидетельствуют, что общая длина кильватерной колонны прорывавшихся судов достигала 15 миль. Путь преграждали минные поля. Основные силы флота—более 130 кораблей и судов дошли до Кронштадта, но потери исчислялись десятками кораблей, погибли несколько тысяч человек, среди них глава правительства Эстонии. Сергей был очевидцем и участником этого исторического перехода, сам несколько раз тонул. Практически в полной изоляции до декабря продолжалась героическая оборона Моонзун-дских островов, полуострова Ханко, где полегли многие товарищи Сергея. С островов совершались авиационные налеты на Берлин.
Затем корабли стояли в водах Ладоги, отражая натиск немецких войск орудийным огнем, защищая Дорогу жиз-
Начало войны я не помню, тогда мне шел только четвертый год. В моей памяти сохранился только калейдоскоп воспоминаний, связанных с детскими годами. В первую очередь вспоминается деревня Венденга на Удоре, родина моего отца. Там я и мой старший брат Эрик поначалу встретили жесткое противостояние местной детворы. Они все
Е. Калинин (справа) с братом, 1942 г. говорили по-коми, мы для них были чужаками и вначале их девиз был: «Роч— с дороги прочь!» Но затем общие детские забавы и игры сблизили нас. Целы-
ни, которая вела к Ленинграду. А крейсер «Киров» стоял на Неве между Дворцовым и мостом Лейтенанта Шмидта и своими мощными дальнобойными орудиями защищал город. Дальнейшие фронтовые дороги провели Сергея Маркова через пекло Невского плацдарма, через Карелию, Белое море до Норвегии. А в это время в блокадном городе от голода умер его отец, сестра была ранена на оборонных работах, погиб под Ленинградом младший брат, погибли и старшие братья, сводные по отцу. Чудом в блокаду спаслись мать и сестры, все соседние дома в их районе были разрушены. В семье из мужчин в живых остался один Сергей.
Из блокадного Ленинграда сюда, в Сыктывкар, были эвакуированы многие семьи. У нас, в комнате вместе с моим дедушкой, проживала семья из пяти человек. И все мы вместе с ожиданием вслушивались в голос Юрия Левитана, доносивший из нашего черного картонного репродуктора вести с фронта. Какая будет сегодня? В начале
МОЕ ВОЕННОЕ ДЕТСТВО
ми днями мы пропадали на реке Вашке, купались, загорали и рыбачили. Однажды мне на удочку попался довольно крупный подъязок. Я с гордостью принес его домой и моя бабушка (мама отца) сварила из него вкуснейшую уху на чистом молоке. Этот детский восторг от такой еды остался у меня на всю жизнь. Иногда мы с местными ребятами были в ночном, караулили колхозных лошадей. Разводили костер и пекли в нем репчатый лук, тогда это казалось очень вкусно. Я понемногу научился понимать коми речь и даже сам пытался разговаривать. Однажды, в поисках грибов в лесу, нас застало солнечное затмение. Достаточно быстро посреди яркого солнечного дня наступила почти настоящая ночь. Мы, конечно, перепугались, но темнота отступила, и мы благополучно вернулись домой. А потом взрослые объяснили нам, что это значило. Понравилась мне также впервые познанная баня по-черному, после которой заядлые парильщики стремительно ныряли или в близ находящуюся речку, или (зимой) в пушистые снежные сугробы.
Однако в этом нашем беззаботном детстве появились и первые грозные признаки войны. Мы увидели, что бабушка постоянно сушит на противне тонко нарезанные ломтики картофеля. Оказывает-
войны шли печальные сообщения о тяжелом положении на фронтах, потом все более радостные об освобождении городов и сел, о приближении Победы.
Напоследок, с горечью приходится говорить, что все меньше и меньше остается в живых непосредственных участников Великой Отечественной войны — лишь считанные единицы. Им уже далеко за восемьдесят лет. Тем выше должна быть ценность их жизни.
Победа 1945 года — это Победа нашего народа над злом, насилием, фашизмом, Победа во имя Свободы живущих в нашей замечательной стране. И какие бы трудности, беды ни выпадали на ее долю, Родине нашей мы, старшее поколение, преданы безраздельно и хотелось бы эту верность и веру в наше Отечество передать нашей молодежи. С ПРАЗДНИКОМ ПОБЕДЫ!
Г. Маркова Труженник тыла, ветеран Института геологии, лауреат Премии Совета Министров СССР
ся, это для фронта. А нам доставались печеные лепешки из картошки, которую, как сгнившую, выбрасывали около овощехранилища, но в ней при просушивании сохранялся белый крахмал, пригодный еще для еды.
Затем вспоминается Кослан, где мой брат впервые пошел в школу, а мама работала преподавателем русского языка и литературы в местной школе... Зима, мы несемся на лыжах с высокого холма, на котором стоит дом, где мы жили. Накатавшись, бежим домой, я шутя приложился языком к ручке двери, и неожиданно он примерз. Не могу ни кричать, ни отодрать язык от ручки. И только брат и мама спасли меня: они обогрели ручку двери теплой водой, а мороз стоял нешуточный — около тридцати градусов.
В 1-й класс я пошел в 1945 году в Сыктывкаре, в школу № 14 им. А. С. Пушкина. Осталось своеобразное воспоминание о Дне Победы. По рассказам старшеклассников, на уроке немецкого языка восторженно появилась преподаватель (немка по национальности) и выкрикнула: «Ура! Война закончилась, мы победили!». А ребята в ответ: «Нет, мы победили!». У многих из них уже пришли похоронки на отца, дядю или еще кого из близких родственников, и поэтому эту победу они восприняли как лич-
ную над ненавистными гитлеровцами.
Война коснулась и нашей семьи. В первые же месяцы мой отец отправился на фронт. Но вначале он был направлен в Котлас, где работал начальником пункта горюче-смазочных материалов, и по приказам сверху направлял на фронт, что требовалось.
Впоследствии, когда мы уже были взрослыми, он рассказал нам, что мог погибнуть, уже работая в Котласе. Дело в том, что огромные цистерны, где хранилось горючее, надо было специально чистить перед их последующим заполнением. Отец отправил одного из своих подчиненных на эту работу. Он ушел и не вернулся. Послал второго — тоже нет. Пришлось лезть в эту цистерну самому и вытаскивать рабочих, которые чуть не задохнулись от испарений. Сам он тоже еле-еле выбрался, но все-таки смог спасти своих товарищей. Затем его отправили в Череповец на краткосрочные курсы по подготовке офицеров младшего командного состава. Мама взяла меня и Эрика на побывку к отцу. Помню мрачный, серый город, многолюдье на улицах и необычного человека (вернее, пол-человека) на коляске, катящегося с помощью рук, к которым были прикреплены дощечки. Для
Е. Калинин 1942 г.
детских глаз это была наглядная жертва войны. Отец встретил нас радостно, повел в укромное место и первое, что сделал, угостил нас белым хлебом со сливочным маслом, посыпанным сахаром. Ничего более вкусного в то время мы не ели. Самым радостным в те детские годы был жмых, который мы подбирали за санями, везшими этот корм для животных. Затем
отец был отправлен в действующую армию, воевал, и с тяжелым ранением вернулся домой после длительного лечения уже в 1946 году.
Последнее, что мне вспоминается из моих первых школьных лет - это попытка закурить. Конечно, ни о каких папиросах и сигаретах и речи не было, так как карманных денег нам не выдавалось. Мы вместе со своими близкими товарищами собирали какой-то мох, сворачивали, как заправские вояки, козьи ножки из газеты и пытались пускать дым. Конечно, никакого удовольствия: в горле першит, кашель. И я был в глубине души несказанно рад, когда наш грозный директор Борис Иванович Захаров (школьная кличка Боря-Ваня) однажды застал нас за этим занятием и прервал его раз и навсегда. С тех пор я не пристрастился к этому даже будучи геологом, за что до сегодняшнего дня благодарен Борису Ивановичу. Ни дети мои, ни внуки также не курят и не пытаются курить, хотя эта пагубная страсть стала настоящим несчастьем современной молодежи.
Желаю всем здоровой и счастливой жизни и чтобы не было войны. Поздравляю всех с нашей общей Победой!
К. г.-м. н. Е. Калинин
ВОСПОМИНАНИЯ О ГОДАХ ВОЙНЫ
Война началась, когда мне было 12 лет. Я жил тогда в Карелии, в небольшой деревне Пелгостров, что посредине озера Водлзеро. Ни телефонной, ни радиосвязи с внешним миром не было, поэтому о начале войны мы узнали не сразу, а произошло это так.
22 июня было воскресенье, прекрасный солнечный день. Отец мой работал рыбинспектором и по делам службы поехал на моторной лодке на плотину в деревню Вама, прихватив меня с собой. Там был телефон, и нам сказали, что началась война. Отец выехал сразу же в деревню Куганаволок, где находился сельсовет. Здесь ему, как члену партии, было дано задание провести митинг о начале войны в нашей деревне.
Это было уже вечером. В красный уголок собралась вся деревня. Женщины плакали. Рыдала тетка Анна, у нее старший сын Михаил служил в Минске, который бомбили в первый же день войны. Кстати, сын ее тогда остался жив, но погиб позднее, как и его младший брат Иван.
В первые же дни войны многие мужчины ушли на фронт. В деревне
остались женщины, дети, подростки и старики. Подростки через год-два подросли и тоже ушли на фронт, и многие так и не вернулись.
Всю работу в колхозе выполняли женщины и старики, но летом работали и школьники. Причем за все лето не было никаких выходных. Время было очень тяжелое и тревожное, особенно в 1941—1942 годах. Помню, тогда я очень боялся, что немцы могут нас победить.
Зимой 1941 года по нашему озеру шли обозы с эвакуированными. Фронт был от нас на расстоянии около 100 километров, была слышна артиллерийская канонада. Поговаривали, что и нас будут эвакуировать. Но фронт остановился, дальше финны не пошли - идти некуда, так как за нами на восток идут сплошные болота и нет никаких поселений.
Вспоминается один настоящий военный эпизод. Как-то летом 1942 года мы с ребятами поздно вечером играли на улице. Вдруг видим в небе по направлению к деревне Куганаволок, что от нас в 10 километрах, летят семь самолетов. Они неоднократно друг за
другом заходили в пике, а потом вырывался огромный столб черного дыма. Самолеты улетели. Мы решили, что Ку-ганаволок подвергся бомбардировке. Случилось же следующее. В Куганаво-локе в школе расквартировался женский партизанский отряд, который частями на маленьких гидросамолетах забрасывали в тыл врага, то есть в Финляндию. Видимо, кто-то из партизан попал в плен и рассказал обо всем. Летчики целенаправленно обстреляли школу, но в ней как раз никого не было, так как партизаны занимались военной подготовкой в лесу. Никто из людей не пострадал, многие спрятались в ямы. Но зато было истреблено все стадо коров, которые вечером дружно отдыхали посреди деревни. А черный дым был вызван взрывом гидросамолета, который стоял на воде около берега, тщательно замаскированный ветками.
На втором этапе войны, особенно в 1944—1945 годах, настроение было совсем другое. Вспоминаю, как я узнал о взятии Берлина. Я учился в городе Пудоже, что в 70 км от нашей деревни. Пришел домой пешком на празд-
ник 1 Мая. Отпраздновал, а 2 мая вышел в обратный путь. Шел по льду через озеро, затем по проселочной дороге, погода была теплая, солнечная. Шел я один, но идти было весело, так как чувствовалось, что война вот-вот закончится. На половине пути находился посто-
Писать о Великой Отечественной войне по своим воспоминаниям — очень трудно. Память хранит много событий, но еще больше — переживаний, впечатлений. И среди них трудно отобрать главное. Важным кажется все, но написать все — невозможно...
Когда война началась, мне только-только исполнилось 9 лет. Часто пишут, что началась она неожиданно. Это и так, и не так. Все знали, что война стоит у порога, что будет она беспощадной и страшной. Нас заранее готовили к ней. О войне (прошлой и будущей) были песни, фильмы, многие литературные произведения, особенно детские и юношеские. Я хорошо помню ежемесячные учебные воздушные тревоги, проводившиеся зимой 1940 года. В Ленинграде в каждом жилом доме были созданы добровольные санитарные дружины, обеспеченные минимально необходимым запасом медикаментов. Наверное, то же было и в других городах, во всяком случае — приграничных. Я думаю, что это состояние психологической готовности к войне, как к неизбежности, спасло впоследствии немало жизней, особенно среди гражданского населения.
Все знали, что война будет, но вот когда именно... Этого и вправду не знал никто. Вот и мы перед самым ее началом уехали из Ленинграда, где жили тогда, в гости к дедушке в Вологодскую область. Уехали на пару недель, а оказалось — навсегда. Ленинград сразу стал прифронтовым городом, для въезда в который нужен был пропуск. Мне пропуск не дали: «Вы с ума сошли! Мы детей оттуда вывозим по мере возможности, и вашего ребенка мы туда не пустим!». Мама на чем свет кляла Гря-зовецкую паспортную службу. Лишь потом мы поняли, что своей непреклонностью ее работники спасли нас от ужасов Ленинградской блокады. Думаю, им мы обязаны своей жизнью. Не выдали нам пропуск и в Орел, куда папа прошел по конкурсу на должность доцента пединститута, которую должен
ялый двор - Сердечкина избушка. Я остановился там ночевать и услышал, что взят Берлин! Это был самый счастливый день за несколько лет войны. Но полное счастье мы все испытали 9 Мая, когда закончилась война. В Пудоже, где я тогда жил, все постройки деревянные,
был занять с осени 1941 года: «Орловский институт сам подлежит эвакуации. Узнавайте через Наркомпрос, куда он следует, и выезжайте туда». Как видно, гражданские государственные службы работали весьма четко и ответственно. Сейчас это кажется просто невероятным: тысячи организаций, многие сотни заводов, среди которых были уникальные гиганты. И все это надо было срочно демонтировать, погрузить в вагоны, которые требовалось найти! Затем надо было сформировать эшелоны и направить их в намеченные пункты эвакуации. И ведь не было так, чтобы два разных завода приезжали на одну площадку, и не было так, чтобы часть оборудования какого-нибудь эвакуированного завода прибыло на одну станцию, а часть — на другую. Вы подумайте только — половина предприятий страны была в одночасье разобрана. И оказалась на колесах. И в помине даже не было никаких компьютеров, чтобы координировать эти потоки. Всем руководили ошалелые от объема свалившейся на них работы сотрудники соответствующих Наркоматов (как назывались тогда Министерства) и сотрудники эвакуационных комиссий. Вот только права на ошибку они не имели, и знали они это прекрасно.
Так и выяснилось, что Орловский пединститут эвакуируется в Башкирию, куда в августе 1941 года (с помощью все тех же эвакуационных комитетов) попали и мы. Первую военную зиму мы провели в Уфе, вторую — в Бирске, где этот институт в конце концов обосновался.
Очень тяжелым оказалось начало первой военной зимы. Было голодно. По карточкам тогда давали только хлеб: детям по 350 граммов в день, работавшим взрослым по 500. Купить что-нибудь без карточек было невозможно — в магазинах ничего не продавали, а на базаре цены были немыслимыми. Более или менее доступным по цене был почему-то лук. Мама довольно часто покупала его и «обжаривала» на ско-
в основном одноэтажные, и люди с радостью и слезами стучали в окна домов и везде слышалось: «Война закончилась! Война закончилась!».
И так было по всей нашей великой многострадальной стране.
Д. г.-м. н. А. Елисеев
Й ПАМЯТИ День Победы
вородке без жира, которого не было. Мы ели его вечером, а потом я, отвернувшись к стене, чтобы никто не видел, тихонько плакал: то ли от непроходящего чувства голода, то ли от обиды на судьбу, то ли просто оттого, что от лука всегда плачут. Зато я помню, какой праздник был, когда мама подобрала на улице насквозь промороженный кочанок капусты, выпавший из проехавшего мимо грузовика!
У нас совсем не было теплой одежды, не было ни одеял, ни прочих постельных принадлежностей—ведь уехали мы из дома в разгар лета на пару недель в гости. Из чего было сделано, то, что мы носили и на чем спали... Лучше не вспоминать. Скажу лишь, что настоящее одеяло (ватное, стеганное) у меня появилось только через два года после победы, когда я уже учился в 7 классе.
И все-таки к новому году стало чуток получше. Началось с того, что детям устроили новогодние елки. У меня был пригласительный билет на главную елку Уфы, в Театр оперы и балета. Она казалась даже более прекрасной, чем в мирное время. Дед Мороз и Снегурочка раздавали подарки: в бумажном пакетике был бутерброд с колбасой, небольшая пачка печенья и десяток конфет. С нового года постепенно стало улучшаться и снабжение по карточкам: кроме хлеба иногда стали давать откуда-то взявшуюся чечевицу, которую я ни до войны, ни после нее не видывал. Говорили, что это продукт из стратегических запасов. И почти каждый месяц по детским карточкам стали давать сахар — по 300 граммов. Он был мокрым, коричневым, с сильным запахом свекловичной патоки, но казался слаще меда!
Но не одной едой тогда жили. Никогда не забыть чувство всеобщей радости, охватившее страну после разгрома немцев под Москвой. Многим казалось, что еще годик, и война кончится. В Уфу было эвакуировано много театров, но попасть туда было непросто — билеты расхватывали! Я помню два спектакля: «Волшебную галошу» ку-
кольного театра Образцова и водевиль «Давным давно» с великолепной музыкой Хренникова, поставленный Центральным театром Красной Армии, известный ныне всем благодаря сделанному по этому водевилю прекрасному фильму «Гусарская баллада».
К весне 1942 года опять стало хуже. И на фронте, и в тылу. Опять стало очень голодно. Мы ели любую зелень: крапиву, лебеду, корни одуванчиков, лопуха, цикория, клубни камыша. И все-таки выжили. Тогда же всем выделили земельные участки для огородов, благодаря чему у всех, кто был в состоянии работать, появились картошка, всяческие овощи, горох, а у иных даже кукуруза, просо и гречка! После Сталинграда всем стало понятно, что немцы войну проиграли. В феврале 1943 года, в День Красной Армии, в «Комсомольской правде», отпечатанной на бумаге, в которой опилок и соломенной тресты было больше, чем целлюлозы, я прочитал и запомнил трогательные стихи:
Теплыи ветер дует, развезло дороги, И на южном фронте оттепель опять, Тает снег в Ростове,
тает в Таганроге, Эти дни когда-нибудь
мы будем вспоминать!
И я осознал тогда, что движения фронта в обратную сторону больше не будет—только на запад! Видимо, те, кто был ближе к власти, понимали это и не на уровне интуиции. Тогда было издано постановление о бронировании студентов вузов, которые не подлежали больше обязательному призыву на военную службу. Государство стало думать о будущих специалистах, которые понадобятся в предстоящей мирной жизни. Это в военное-то время! В 1943 году американские продукты, поступавшие в порядке помощи стране-союзнику, стали приходить в таком количестве, что появилась возможность выделять их не только армии, но и гражданскому населению. Поэтому по карточкам стали давать (хоть мало, но регулярно) мясные консервы, яичный порошок, разные жиры, сахар. Жить стало несравненно легче. Но все же занятия в школах проходили в три смены, поскольку все приличные здания в городах были отданы госпиталям. Не было тетрадей, писали на старой бумаге и на газетах. На уроках военной подготовки мы разбирали винтовку и автомат III 1С. учились тушить зажигательные бомбы, бросать грана-
ты, стреляли из боевого оружия. Школьники готовили концерты и выступали перед ранеными, а старшие девочки бесплатно дежурили в госпиталях, ухаживая за «тяжелыми» как нянечки. В каждой школе были тимуровские дружины и отряды, помогавшие семьям тех, чьи мужчины были на фронте.
В 1943 году немцы были разбиты на Курской дуге. Впервые в истории войны их летнее наступление сорвалось. Пятого августа были освобождены Орел и Белгород, по этому поводу был произведен первый салют. В армии была введена новая форма — с каким восторгом мы, пацаны, смотрели на курсантов Бирского училища связи, щеголявших золотыми погонами! Армейские оркестры вернули нашей культуре забытые было дореволюционные вальсы и марши, которые рассматривались в тридцатые годы как элемент монархической (то есть—контрреволюционной) культуры. Вернулся не только «Варяг», но даже бесподобное «Славься» Глинки, которое тоже было под запретом из-за слов «Славься, славься наш русский царь, Господом данный нам царь-государь!». Лента ордена Славы в точности воспроизводила ленту ордена Святого Георгия — символа солдатской доблести в царской армии. Все это, как и многие другие решения руководства, способствовало резкому подъему патриотизма в стране. А тут и эвакуированные заводы, прижившись на новых местах, стали выдавать все больше и больше первоклассной военной техники и оружия. Фронт стремительно покатился на запад. В августе были освобождены Брянск, Чернигов, Смоленск и, наконец, 7 ноября 1943 года — Киев! Орловский институт отправился домой. Сначала мы переехали из Башкирии в Елец (тогда это был город Орловской области), а затем и в Орел. От Уфы до Ельца мы ехали в товарных теплушках больше двадцати дней. Спали на самодельных дощатых нарах, на соломе. Всю дорогу воевали со вшами. Опять голодали, мерзли. Но запомнилось не это, а те песни, что пели в пути студенты и преподаватели. Лучшей из них была «Землянка», а на подступах к Ельцу добавились бесподобные песни из только что вышедшего на экраны фильма «Два бойца» — «Шаланды, полные кефали» и бессмертная «Темная ночь».
Орел был сильно разрушен. Почти все каменные дома были взорваны. Школа наша ютилась в какой-то разва-
люхе. В городском парке стояли искореженный немецкий танк «тигр» и самоходка «фердинанд», теперь уже никому не страшные. А в центральном сквере на могиле погибших танкистов, которые первыми ворвались в Орел, стоял наш танк — легкий танк-разведчик Т-26, с небольшой, почти игрушечной, пушкой. Люди жили в сохранившихся первых этажах и подвалах домов, а полуразрушенные вторые-третьи этажи ремонтировали пленные немцы. Они часто заходили к жильцам, просили что-нибудь поесть. Русские были отходчивыми, не злопамятными: делились хлебом, вареной картошкой.
Наконец пришел май 1945 года. На первомайские праздники по городу пошел трамвай. Стекла стояли без «резинок» и отчаянно дребезжали, но кто обращал на это внимание! Это был наш трамвай! И Первого мая всех возили бесплатно. Восьмого мая мы с мамой возвращались вечером с нашего земельного участка. Навстречу проехал какой-то офицер (пехотный капитан), крикнувший нам на ходу: «Войне конец! Слушайте ночью радио!». И в 2 часа ночи 9 мая по радио сообщили о капитуляции Германии. Все высыпали
Флаг над рейхстагом
на улицу. Солдаты стреляли в воздух, пускали ракеты. Все кричали «Ура!», качали солдат. Женщины целовали их, дарили цветы. День был таким же, как и нынешнее 9 Мая: синее-синее небо, теплынь, а сердце было полно счастливых ожиданий! А потом, летом 1945 года, пошли эшелоны с демобилизованными. Школьники бегали встречать их, бросали в двери теплушек цветы, которые рвали в степи за городом.
Неотделимы от воины были и последующие годы. В 1947 году в Орле открыли Дом пионеров, с великолепными кружками. Сейчас, глядя на этот дом, я понять не могу, как мы умудрялись ставить там отличные спектакли: это же не дом, а сарай! Видимо, дело было в наших душах, в нашем настроении, в душах наших руководителей. Нас радовали все изменения в облике города. Новые школы, новый мост через Оку, новый театр. Опубликованный в июне 1945 года в местной газете проект железнодорожного вокзала, который должны были построить на месте взорванного, казался далекой нереальной сказкой, но уже в 1948 году эта сказка стала явью. Это был первый в СССР вокзал послевоенной постройки. Он и сейчас прекрасен. Но мы не могли только лишь смотреть и радоваться: разве такое могло свершаться без нашего участия? А потому мы, орловские комсомольцы, до 1950 года ежегодно отрабатывали бесплатно по 120 часов на восстановлении любимого города. И мы не только разбирали развалины, закладывали парки и скверы, мы и строили. Кинотеатр «Комсомольский», построенный школьниками (и мной в том числе!), стоит до сих пор, и он явно не портит своим видом привокзальную площадь.
Война давно уже ушла в прошлое. Но чем она дальше, тем глуше воспоминания о лишениях и потерях, и тем сильнее помнится совсем другое. Никогда не забыть того подлинного единства, той сплоченности, той дружбы, которая до сих пор связывает нас. Мы рано повзрослели. И это сказалось впоследствии на характере моих ровесников. Мы понимали, что навсегда в неоплатном долгу перед теми, кто спас Родину и нас от фашистского ига. Мы стали ответственнее. Раннее подключение к реальному труду в разных его формах сделало нас увереннее в своих силах. Мы с отрочества старались
Во время войны я жила в пригороде города Сыктывкара - в местечке Тентюково. Уже ходила в школу. Нас было четверо детей у мамы. Отца забрали на фронт в начале войны. Мы остались одни. Было голодно... Известие о Победе встретили с радостью. В школе на занятиях учительница нам сказала, что наша страна победила фашистов и теперь все будет хорошо, ваши отцы вернутся с войны. В центре Сыктывкара на Юбилейной площади вечером 9 мая 1945
все делать сами, и делать как можно лучше. Но главное, пожалуй, в том, что война, как это ни странно, сделала нас оптимистами. Она научила нас ценить жизнь и любые житейские радости, как бы малы они ни были, научила нас не ныть, и не «гневить судьбу», а философски относиться к ее ударам, к любым невзгодам, от которых все равно не укроешься. Мы были убеждены всем опытом своей жизни, что невзгоды — это временное, преходящее, а впереди (всегда и непременно) каждого, кто за нее борется, ждет, конечно же, ПОБЕДА!
Д. г.-м. н., профессор Л. Махлаев
года был салют, посвященный Дню Победы. Одни радовались - их родные били живы и должны были приехать, другие плакали о погибших. Наша семья получила извещение из военкомата о том, что наш отец пропал без вести еще в 1943 году. Но несмотря на это, мы надеялись на лучшее и ждали возвращения отца, особенно после Победы. Только спустя многие годы мы узнали, что он погиб смертью храбрых на Курской дуге.
Ст. лаб.-исследователь В. Волкова
ИЗВЕСТИЕ 0 ПОБЕДЕ
гм
Раису ^ишпио&у с (оВилггм!
(с^гшсага
ТЕНТЮКОВСКАЯ НЕ ГРЕЧАНКА
У греков Раиса беспечна, И мысли, как ветер, легки. Порхает она бесконечно Над пламенем бурной судьбы. Однако для нашей Раисы Подходят иные слова -К работе приучена с детства, И молодость ею полна. Седьмою на свет появилась, У старших трудиться училась И младшеньких нянчить взялась. С семнадцати лет наша Рая Работает в шлифмастерской, И сорок два года уж кряду Не знаем мы слова «застой». Субботники, стройка, профгруппа Для Раечки все нипочем.
Поля, сенокос, сандружина... Энергия била ключом! Шлифы, полировки, поделки -Все спорится в ловких руках. Добром она мир окружает, И дача стоит вся в цветах. Коллеги, друзья и родные Поздравить Раису спешат. Добра ей, здоровья и счастья Хотят от души пожелать: «Шлифуйте и дальше уменье С весельем и радостью жить. Отполируйте до блеска терпенье Обиды шутя обходить. Пусть молодость в Вас не иссякнет -Энергия тела, души! С годами Вы только мудрейте -С покоем не надо спешить!»
Любящие Вас шлифовальщики
