CC BY
11
ФИЛОСОФСКИЕ ннуки
ДЕТЕРМИНАНТЫ СОВРЕМЕННОГО МУЛЬТИКУЛЬТУРАЛИЗМА: ДЕСКРИПЦИЯ И АНАЛИЗ
П. В. Шмыгалева
DETERMINANTS OF CONTEMPORARY MULTI-CULTURALISM: DESCRIPTION AND ANALYSIS
Shmygaleva P. V.
The article considers the problems of developing and functioning of poly-cultural space in Russia at present. The basic principles of multi-culturalism are formulated, cognitive approaches to the investigation of the given phenomenon are elaborated.
В статье рассматриваются особенности формирования и функционирования поликультурного пространства современной России. Формулируются общие принципы мультикультурализма, разрабатываются когнитивные подходыI к исследованию данного феномена.
Ключевые слова: мультикультурализм, интеграция, коммуникация, регион, этнокультурное сообщество, ценности, эмпирия, социальная эмпирия.
УДК 316.728
Социологически очевидный факт пребывания современного российского социума в поликультурном пространстве требует своего эксплицитного понимания, прежде всего, с точки зрения образующих последнее детерминант и закономерностей его функционирования.
Актуализация обозначенной выше проблемы обусловлена не столько ее сложностью, хотя данная причина безусловно присутствует, но, в первую очередь, ускоряющейся трансформацией содержания культурного поля, а также усложнением характера межкультурных интеракций. Наш вывод может быть подтвержден ссылкой на все ускоряющиеся темпы «старения» как результатов философской рефлексии, так и социологической информации, что обуславливает континуальность многих вопросов, требующих постоянного к себе внимания со стороны научного сообщества.
Еще одним стимулом для разработки проблематики обусловленности межкультурного взаимодействия является противоречие между запросами общества, нуждающегося в получении объективной социологической информации, и социологической наукой, очень часто ощущающей себя самодостаточной и существующей как бы параллельно общественным интересам, вне контакта с таковыми. Более того, помехой для такого рода изысканий может быть и специфический информационный фон, продуцируемый как безответственностью средств массовой информации, зачастую уделяющей
больше внимания тому, что происходит на другом полушарии, чем насущным проблемам устойчивого развития полиэтнического российского социума, так и укоренившимися в массовом сознании стереотипами.
Помимо сказанного существует еще и теоретический аспект проблемы. Не следует забывать и того, что в социологической науке деактуализированными оказываются не только сугубо конкретно-эмпирические данные, но также и фундаментальные теории, различные концептуализации, объяснительные модели и т. п. Последние десятилетия явили множество не только дополняющих друг друга схем и подходов, но таких, которые, опираясь на идентичную эмпирическую базу, приходили к прямо противоположным результатам. Именно данный аспект феномена мультикультурализма нуждается, на наш взгляд, в первоочередном рассмотрении.
Думается, что было бы неправильно рассматривать феномен российского муль-тикультурализма как некую изначальную данность, лишенную исторического измерения и динамических характеристик. Скорее, речь может идти о сложной, крайне противоречивой процессуальности, объединяющей в себе разнонаправленные тенденции и диалектические противоречия социокультурного порядка.
Сложность и многофакторность процессов взаимодействия культур, различия их темпоральных характеристик не позволяют описывать первые с помощью только одного концептуального аппарата или в рамках одной методологической стратегии. Дифференциация различных динамик мультикуль-турализма может быть осуществлена по нескольким основополагающим признакам, предполагающим временной, ситуативный, территориальный и ценностно-содержательный аспекты. К каждому из аспектов муль-тикультурализма может быть применен свой методологический подход, обнаруживающий собственную ad hoc релевантность. Рассмотрим каждый из аспектов проблемы в отдельности и сделаем это через призму теоретико-методологического анализа на примере регионов Северного Кавказа.
Итак, временной аспект возникновения, формирования и трансформации многополярного пространства северокавказской культуры включает в себя три темпоральных отрезка: прошлое, настоящее и будущее. Каждый из них имеет собственное содержательное наполнение с точки зрения конкретики исторической эмпирии. Так, например, стадия генезиса мультикультурализма в регионе может быть интерпретирована как «столкновение культур» (Кавказская война), к исследованию которого может быть применена модель, принятая в различных версиях конфликтологического подхода. Современная межкультурная интеракция (стабилизация социокультурной ситуации) может интерпретироваться посредством функ-ционалистского анализа. Что же касается перспектив российского мультикультура-лизма, то таковые было бы правильно прояснить посредством замеров общественных насторениий, качественной, феноменологической социологии. Не трудно заметить, что в качестве методологической основы исследования феномена мультикультурализма берется не простая эклектика, бессистемно тасующая когнитивные стратегии, а эвристический алгоритм, представляющий собой логическую последовательность эмпирически объяснимых эвристических процедур.
Социологическое описание генезиса любого мультикультурализма естественным образом должно исходить из факта невозможности замкнутого существования отдельно взятой культуры вне коммуникативной соотнесенности с иными культурами и традициями. Признание вероятностного существования культурной автаркии на деле означало бы отрицание какого бы то ни было инокультурного влияния на ту или иную культуру, равно как и отрицание последствий такого влияния. Современная социология основательно девальвировала любые концепты, рассматривающие социальный объект в отрыве от соответствующего контекста и позиционируемого как пребывающего в самоизоляции. «В этом отношении, -замечает Н. Луман, - наше понятие и продолжает, и прерывает староевропейскую традицию... такие признаки, как автаркия,
самодостаточность, автономия, проистекают из этой традиции» (1, с. 157). Занимающийся «социологией пространства» А. Ф. Филиппов настаивает на том, что пространство не является всеобщей формой совершения социальных событий. Последний интерпретирует статику социального феномена как совместный продукт картезианских императивов и социокультурной оформленности европейской цивилизации, совпавшей во времени с возникновением классической социологии. «Классическая социология, социология Тенниса, Вебера, Зиммеля, Дюрк-гейма возникает в период между Франко-прусской и Первой мировой войнами, когда в Европе почти на полвека воцарилась относительная устойчивость, и границы государств не менялись. Основной корпус концепций и понятий, которыми сейчас оперируют социологи, составляют, кроме классических, по преимуществу, те, что возникают, в общем, в спокойное время после Второй мировой войны» (3, с. 115).
Становлению российского мульти-культурализма, особенно на его начальных стадиях, благоприятствовали два обстоятельства: пространственная близость разнокультурных образований, что усиливало их коммуникативные возможности, а также содержательное тождество удаленных культур. В качестве пояснительного примера можно указать на территориальное соседство в России исламской и христианской культур, предопределившее их диалогические возможности. С другой стороны, географическая удаленность многих культурных локализаций компенсировалась тождеством концептуального содержания. Так, российский носитель определенных конфессиональных ценностей одинаково комфортно ощущал себя в культурно идентичной, хотя и иноязычной среде, равно как и в среде инаковерующих «ближних» соседей.
Резонно предположить, что поликультурное пространство России формировалось как синтез культур и традиций, образующий специфическую сферу завершенной смысловой коммуникации. Постепенно российский социум оказался интегрированным в систему регулярных коммуникативных от-
ношений. Любое достижение локальной культуры с необходимостью становилось достоянием всех других локальных культур. Тем самым была осуществлена синхронизация социального времени во всех без исключения регионах с одновременной синхронизацией цивилизационного развития.
Базовым принципом мультикультура-лизма явился принцип дифференциации. В социологии достаточно подробно описано действие данного принципа в функциональных системах. Локализация культуры перестает определяться конкретной территорией или вероисповеданием. Любая социальная система (политика, экономика, наука, медицина и т. п.) интертерриториальна и сверхконфессиональна. Она не может быть редуцирована до какой-то определенной географии или группы людей.
Неизбежное усложнение и репродукция коммуникативности, конституировали такой социум, который приобретал и сохранял универсальный набор инвариантных качеств, не зависящих от конкретики той или иной коммуникации. Механизм стирания «внутренних» культурных границ внутри единого социума достаточно подробно описан у Лумана. Его общий принцип Луман раскрывает в приводимом ниже высказывании. «В качестве системы коммуникации общество отличает себя от своего окружающего мира, однако речь здесь идет о некоторой внешней, а не внутренней границе. Для всех подсистем общества границы коммуникации (в отличие от не-коммуникации) являются внешними границами общества. В этом, и исключительно в этом, подсистемы согласованы друг с другом. К этой внешней границе может и должна подсоединиться всякая внутренняя дифференциация, учреждая для отдельных подсистем различные коды и программы. Осуществляя коммуникации, все подсистемы оказываются причастными обществу» (1, с. 161).
Интенсификация межкультурного взаимодействия осуществляется и через «перекодирование» исторического времени. Отсутствие общего культурного прошлого переориентирует семантику времени по направлению к общности культур будущего.
Подобная футуристическая обращенность культур весьма продуктивна перед лицом постоянно увеличивающихся вызовов, с которыми неизбежно сталкивается современное российское общество. Социологическая интерпретация подобного видения будущего указывает на последнее как на горизонт совокупных смыслов и общих интенций. Таким образом, узость культурного партикуляризма преодолевается активацией общекультурных императивов и смыслов.
Дальнейшее социологическое исследование проблематики мультикультурализ-ма требует экспликации и конкретизации понятия регионального этнокультурного сообщества. Сразу оговоримся, что данное понятие если и присутствует в современном социологическом вокабуляре, то присутствует там имплицитно. Так, например, у Т. Парсонса концепт общества представляет собой универсальную абстрактную модель, предельно оторванную от конкретики эмпирической почвы. Деятельность социальных акторов в общей ситуации не зависит у него от «любой формы предшествующей общей культуры» (2, с. 422). При этом он эмансипирует личность от социальной системы (социальная система не есть множество личностей). Одновременно Парсонсом производится отрыв социальной активности системы личности от системы культуры. «Несмотря на свое воплощение в системах ориентации конкретных акторов, - пишет Пар-сонс, - культура организована в себе не как система действия, хотя она и существует в качестве совокупности артефактов и в качестве систем символов. Следовательно, система культуры находится в иной плоскости, чем система личности и социальная система» (2, с. 422).
Мы также сталкиваемся со стремлением ряда исследователей камуфлировать понятие регионального этнокультурного сообщества, найти ему синонимические альтернативы. Вводя понятие world-system, И. Валлерстайн, например, со всей очевидностью подразумевает под ним не что иное, как региональный этнокультурный социум, выступающий субъектом межкультурной интеракции.
Контекстуальное содержание такого рода не может быть случайностью. Любой холистский дискурс, который затрагивает вопросы социетального порядка, неизбежно подразумевает признание определенной этнокультурной, региональной дифференциации. Любые понятия глобалистски окрашенной социологической терминологии исходят не из существования недифференцированного целого, но из однозначного допущения существования сегментарной, дифференцированной, пусть и глобальной, системы, представляющей собой конгломерат функциональных подсистем.
Гетерогенность современной культуры есть продукт ее регионального характера. Региональная специфика культур уже давно стала предметом социологической компаративистики. Этнокультурная дифференциация имеет достаточно устойчивый характер и не столь очевидно подчинена общей логике исторического процесса. Различия культур могут как усиливаться, так и нивелироваться. Более того, культуры демонстрируют поразительную устойчивость в современном мире, что не может не вызывать удивления. особенно на фоне усиливающихся тенденций глобализации. Примером здесь может служить Япония, где традиция оказалась плотно интегрированной в общий инновационный контекст цивилизационного универсализма.
Эмпирически очевидным атрибутом мультикультурализма является наличие у культур черт сходств и различия, того, что их объединяет и того, что придает им уникальность. Противоречивость такого рода не может быть описана и концептуально разрешена в методологическом фарватере теории конвергенции.
Однако несостоятельность идеи конвергенции отнюдь не означает попадания социологической мысли в некий теоретический тупик. Когда мы говорим о том, что объединяет культуры на поликультурном пространстве, то, в первую очередь, имеем в виду не содержательный, а телеологический аспект. Иными словами, интегративным фактором выступает единство целей каждой из региональных культур, которые сконцен-
трированы в нормативной установке сохранения собственной самобытности при условии интенсивной модернизации. Примечательно, что подобное целеполагание представляет собой очевидный общественный консенсус, поскольку оно представляет собой консолидированное устремление всех без исключения слоев этнорегионального социума. Вышесказанное позволяет согласиться с точкой зрения, выраженной Н. Лу-маном, относительно того, что «и сам интерес к развитию, как и интерес к сохранению многообразных культурных условий отдельных стран, формируется обществом, и это становится особенно очевидным, если вспомнить о типичном современном парадоксе одновременного стремления и к изменению, и к консервации» (1, с. 170).
Анализ многочисленных социологических опросов, работы в области социологической теории не позволяют четко зафиксировать социальные приоритеты в аксиологическом выборе между культурной традицией и альтернативной ей новацией. И в этом мы усматриваем еще один детерминирующий фактор, обеспечивающий сосуществование различных культур. Осознание невозможности в условиях современности никаких форм культурного монополизма, стремление обеспечить культурную самобытность привели к осознанию необходимости новых модусов культурной идентичности. Формула диалектического сочетания разнонаправленных культурных установок, предполагающая необходимость повышения функциональности культуры, может, на наш взгляд, выражаться следующим образом: через дифференциацию культурного контекста к обнаружению инновационных возможностей и созданию условий для модернизации.
Данная формула, как представляется, объясняет устойчивость дифференцированного мультикультурализма, опирающегося на принцип сохранения баланса общественных устремлений. Иными словами, приверженность традиции может не только наносить экономический и иной ущерб, но и приносить однозначно фиксированную пользу. При этом происходит своего рода диверсификация ценностных и поведенче-
ских установок, когда происходит перераспределение общественных усилий в том или ином направлениях.
В случае когда доминантный межкультурный консенсус в силу тех или иных причин оказывается разрушенным, когда обостряются противоречия между отдельными культурами, тогда с необходимостью включаются механизмы восстановления стабильности в модусе status quo. При этом стабилизация мультикультурного поля достигается, как правило, двумя основными способами. Это могут быть институциональные усилия, направленные на внедрение идей культурной толерантности, популяризацию культур, организацию межкультурного диалога и т. п.
Однако и вне зависимости от институционально организованных мер, внекон-фронтационное сосуществование различных культур достигается спонтанным путем как совокупность «легитимно упорядоченных» (Ю. Хабермас) межличностных коммуникативных взаимосвязей. Культурная терпимость, в этом случае, воспринимается как мировоззренческий и поведенческий инвариант, предписанный устоявшимися жизненными формами, не нуждающимися при этом в какой бы то ни было дополнительной рефлексии. Субъекты межкультурной интеракции наделяются имплицитным знанием относительно императивности сохранения мультикультурализма. В своих коммуникативных практиках, в повседневных речевых актах феномен мультикультурализма воспринимается и описывается как некая конвенция, имеющая интерсубъективное признание и безусловную действенность. Вот как описывает практические следствия единства повседневной культурной коммуникации, интегрированные в жизни социума или индивида Ю. Хабермас. «Культурные ценности, сросшиеся и воплощенные в то-тальностях жизненных форм и жизненных историй, пронизывают ткань повседневной коммуникативной практики, в которой выражается экзистенция и обеспечивается тождественность действующих субъектов и от которой они не могут дистанцироваться та-
ким же образом, как и от институциональных порядков их социального мира» (4, с. 268).
Таким образом, мультикультурализм оказывается, прямо или косвенно, вовлеченным в процессы формирования общих параметров культуры, он выступает детерминантом исторического развития социума, фактором долженствования в выработке поведенческих моделей, предпосылкой объективации конкретики социокультурной эмпирии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Луман Н. Общество как социальная система. - М.: Логос, 2004.
2. Парсонс Т. О структуре социального действия. -М.: Академический Проект, 2002.
3. Филиппов А. Ф. Социология пространства // Логос. - 2000. - № 2.
4. Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. - СПб.: Наука, 2000.
Об авторе
Шмыгалева Полина Владимировна, СевероКавказский социальный институт, аспирант кафедры философии, социологии и социальных технологий. fenelly@rambler.ru
