УДК 11:008(540)
ISSN 2078-9823
DOI: 10.15507/2078-9823.040.017.201704.094-103
В. М. Мешков
Полтавский национальный технический университет им. Ю. В. Кондратюка,
г. Полтава, Украина, e-mail: [email protected]
ДЕСЯТАЯ МАНДАЛА «РИГВЕДЫ» -КОНЕЦ АРХАИКИ В ДРЕВНЕИНДИЙСКОЙ КУЛЬТУРЕ
В статье показано важное значение десятой мандалы в комплексе «Ригведы», где были запечатлены первые ценностно-мыслительные и тематические трансформации в ментальном пространстве культуры Древней Индии в начале перестроечной эпохи осевого времени VII - IV вв. до н. э. Эта фундаментальная переоценка проявилась в утрате высшего священного статуса ведийскими богами Если ранее Индра, Агни и другие боги выступали в качестве высшей инстанции, абсолютного и совершенного образца, вызывая только искреннее восхищение своей силой и благодарность за неизменную щедрость, то постепенно ониутратили свои мощь и энергию. Главньгм событием начальной фазы древнеиндийской великой ментальной революции было включение механизма универсальной рациональной оценки и осмысления всего сущего. Перед древнеиндийскими интеллектуалами открылось неограниченное поле для изучения неведомого. Объектами исследования стали как фундаментальные основания бытия, процессы перворождения, так и явления религиозной и социальной жизни
Ключевые слова: архаическая ментальность, ментальное пространство культуры, древнеиндийская ментальная революция, осевое время, метафизика.
Для цитирования: Мешков В. М. Десятая мандала «Ригведы» - конец архаики в древнеиндийской культуре // Гуманитарий : актуальные проблемы гуманитарной науки и образования. - 2017. - Т. 17, № 4. -С. 94-103.
V. M. Meshkov
Poltava National Technical Yuri Kondratyuk University, Poltava, Ukraina,
e-mail: [email protected]
KYMMENES MANDALA "RIG VEDA" - LOPUSSA ARKAAINEN AJAN ANTIIKIN INTIAN KULTTUURI
In the article the most important is the tenth mandala in the complex "Rigvedy", in which the first value-mental and thematic transformations were recorded in the mental space of the culture of Ancient India at the beginning of the reconstruction era of the axial time of the VII - IV B. C. This fundamental revaluation was manifested in the loss of the highest sacred status by the Vedic gods. If earlier Indra, Agni and other gods acted as the supreme instance, the absolute and perfect pattern, provoking only a sincere admiration for their strength and gratitude for the constant generosity, then gradually they lose their power and energy The main event of the initial phase of the ancient Indian great mental revolution was the inclusion of the mechanism of universal rational evaluation and comprehension of everything. Before the ancient Indian intellectuals an unlimited field for studying the unknown was opened. The objects of research were both the fundamental foundations of being, the processes of the first birth, and the phenomena of religious and social life.
© Мешков В. М., 2017
Keywords: archaic mentality, mental space of culture, ancient Indian mental revolution, axial time, metaphysics.
For citation: Meshkov V. M. Kymmenes mandala "rig Veda" - lopussa arkaainen ajan antiikin intian kulttuuri. Gumanitarian : aktual'nye problemy gumanitarnoi nauki i obrazovaniia = Humanitarian : actual problems of the humanities and education. 2017. 17. No. 4. P. 94-103.
Введение
Значение десятой мандалы (далее -М-10) «Ригведы» (далее - РВ) определяется тем, что она занимает исключительно важное место в изучении исторического развития древнеиндийской культуры, ментальное пространство которого она отображает. Гимны, входящие в ее состав, являются свидетельствами как традиционной архаической ментальности, так и ростков нового мировосприятия осевого времени и достаточно зрелого спекулятивного мышления. Это и составляет уникальность данного письменного источника. Предметом настоящего исследования будут лишь гимны, в которых фиксировалась новая ментальность осевого времени. Целью статьи является проследить первые шаги брахманов-жрецов от мифологического мышления к спекулятивному.
Значимость указанного древнего источника заключается в том, что только он приоткрывает завесу и позволяет проследить самые истоки движения из консервативной архаики в таинственное новое бытие. Если провести аналогию между изучаемыми процессами и образом «Большого взрыва» в космологии, то некоторые гимны М-10 запечатлели первые секунды «Большого взрыва» в древнеиндийском ментальном пространстве накануне осевого времени. Других письменных источников, описывающих это в высшей степени важное событие, нет.
Методы
М-10 целесообразно рассматривать в единстве с Брихадараньякой упанишадой (далее - Бр). Если Бр представляет собой своеобразную хронику становления умозрительного метафизического знания в потоке аскетического движения, то М-10 выступает в качестве обрывочной записи ментальных
сдвигов до или во время создания первых брахман Бр в сообществе жрецов-поэтов.
Обсуждение
Как и всякая мандала РВ, М-10 представляет собой мозаичное по структуре произведение. Входящие в ее состав гимны писались различными авторами по различным поводам. Гимны разделяют временные интервалы, что позволяет проследить изменения древнеиндийской ментальности. Эта неоднородность и пестрота содержания гимнов, с одной стороны, усложняет исследование, а с другой - открывает возможность из фрагментов, осколков целостного ментального пространства частично восстановить утраченное ценностно-мыслительное бытие. В целом рассматриваемые гимны М-10 запечатлели ментальность древнеиндийского Духа между первой и четвертой брахманами первой главы Бр. При этом некоторые ее гимны выходят по оси времени за их пределы. В отличие от первых брахман Бр, в которых преимущественно представлена напряженная мыслительная работа аскетов-брахманов и отшельников, гимны М-10 запечатлели жизненный мир жрецов-брахманов накануне великой ментальной революции.
Если в первых девяти мандалах тема «физической силы» имела самодовлеющий, абсолютный характер, то в М-10 она постепенно утрачивает свои мощь и энергию, представлявшиеся бесконечными. Если ранее Индра, Агни и другие боги выступали в качестве высшей инстанции, абсолютного и совершенного образца, вызывая только искреннее восхищение своей силой и мощью и благодарность за неизменную щедрость, то в М-10 в их облике появляются характеристики, их унижающие, обнаруживаются
некие высшие по бытийному статусу обстоятельства, их порождающие, что свидетельствует о ценностно-мыслительном обрушении пантеона ведийских богов.
Жрец-поэт обращается к еще недавно безгранично могучему Индре: «Неужели такой, как ты, будет сидеть привязанный за мошонку!» [1. X. 38. 5]. Почти тысячу лет жрецы-поэты усердно воспевали Индру. Для древних ариев в Индии выше и совершеннее бесконечного во времени и в пространстве Бога грозы ничего быть не могло. Это обстоятельство для всех было извечно задано, не осмысливалось и не подлежало обсуждению. Столетиями ни у кого не возникала мысль заглянуть за всесильную реальность Индры. Согласно гимну «К Индре» (X, 73), «грозный», «самый мощный» и в то же время «очень заносчивый» Индра оказался весьма ограниченным. Он рожден матерью - «настоящей распутницей». К тому же «он был в заточении». Оказывается, бесконечная физическая мощь не является атрибутом Индры. Маруты своими восхвалениями его многократно усиливали, соответственно, следует полагать, и жрецы причастны к этому благодеянию. При этом поэт высказывает красивую идею о том, что Индра произошел от силы (космической энергии) и гнева. Таким образом, самый главный бог ведийского пантеона лишался священного ореола.
Когда были созданы 71, 72, 90, 121, 125, 129, 130, 136, 151 и 190 гимны М-10, в которых запечатлены первые трансформации архаической ментальности? Эти гимны явно свидетельствуют, что для сословия поэтов-брахманов, творцов и хранителей натуралистически-силового духа РВ, старый жизненный мир архаики в значительной степени перестал существовать. Разрушились основания прежнего консервативного бытия, которое перетекало в русло неустойчивого перестроечного брожения, ускорявшееся набиравшим силу аскетическим движением. Надо полагать, складывалась
парадоксальная экзистенциальная ситуация. С одной стороны, возникало гнетущее чувство неуверенности и ностальгии от обрушения прежних ценностей, с другой - в процессе мыслительно-созерцательной работы открывалась совершенно новая, неведомая ранее реальность. Ценностно-мыслительное ядро архаического мировосприятия составляло нерасчлененное, синкретическое единство божественной, материальной и субъективной реальностей. Получается, что в Древней Индии эта целостность начала распадаться приблизительно во второй половине VII в. до н. э., - ранее, чем где бы то ни было. Нужно было прояснить смысл и статус самых жизненно важных реальностей. Для интеллектуалов-неотшельников выше перечисленные гимны, по-видимому, вполне удовлетворительно выполняли эту работу. Эти гимны создавались приблизительно в первой половине VI в. до н. э. где-то во время творения второй и третей брахман Бр. Когда аскеты-брахманы и отшельники в умозрительно-теоретической работе ушли далеко вперед в своих Упа-нишадах, мыслительно-созерцательная деятельность поэтов-брахманов утратила смысл. Приток достойных гимнов в М-10 прекратился на 191-м гимне.
Гимн «Познание» (X, 71). Поскольку природа познавательного процесса жрецам-поэтам была не известна, то они мыслили объективную, телесную реальность «Речи» как познание. Многие гимны М-10 глубоко философичны. Они искушают исследователя возможностью красивых модернизаций. Поэтому в их интерпретации следует соблюдать большую осторожность - как важнейшую методологическую установку.
Приступая к анализу гимна, будем исходить из того, что после ценностно-мыслительного обвала ведийских богов жрецы-поэты «потеряли» в чувственно воспринимаемой картине мироздания главную действующую пружину происходящего. Они не знали механизма причинно-след-
ственных связей, не выделяли себя как субъекта деятельности из окружающей среды, не предполагали существования в себе особого рода духовной субъективной реальности. Не было понятий, не было даже слов для выражения мысли. В контексте этой весьма упрощенной реконструкции жизненного мира поэта в ходе творения гимна перед ним встал вопрос: что такое «Речь»? В своем творении автор осторожно пытается прояснить таинственную реальность «Речи» [1, X. 71. 1, 2]:
«...Первое начало Речи (возникло),
Когда они пришли в действие,
давая имена (вещам).
Что было у них лучшего, незапятнанного,
Это тайно сокрытое в них проявилось
с помощью любви.
Когда мудрые мыслью создали Речь, Очищая (ее), как муку через сито». Речь создали первые мудрые брахманы, «давая имена вещам». Однако, вчитываясь в текст гимна, начинаешь понимать, что здесь речь идет не об обыденном процессе именования. Жрецы-поэты были мистиками, которые жили в ментальном пространстве ритуала и мыслили его представлениями. Поэтому они понимали «Речь» как особого рода потаенную, священную, объективную реальность. Различения духовного и материального еще не было. Все было телесно, но и понимания этого обстоятельства еще не было. Важно было, что «Речь» как «тайно сокрытое», создавалась из «лучшего», «незапятнанного», посредством чистой «любви». Все духовные силы жреца были направлены на «Ее» тщательное просеивание и «очищение». Примечательно, что боги не участвуют в этой важной работе. И поскольку на богов уже нельзя было опереться, брахманы стали искать первоисточник в самих себе [1, X. 71. 3]:
«С помощью жертвы пошли они по следу Речи.
Они обнаружили, что она вошла в слагателей гимнов.
Принеся ее, они разделили (ее) между многими».
«Речь», как священная реальность, жила в мистическом бытии жертвенного ритуала, из которого «Ее» черпали слагатели гимнов, а затем транслировали среди людей. Не всякому сокровенная реальность «Речи» доступна: лишь подготовленному «Она» «отдает свое тело». «Речь» жила в чистом пространстве сердца брахмана.
Гимн «Косматые аскеты» (X, 136) раскрывает отношение жрецов-брахманов к аскетам-брахманам и отшельникам в самом начале аскетического движения. Поэтому в описании образов аскетов и их деятельности преобладают внешние оценки, преимущественно метафорического, таинственного характера. Для внешнего наблюдателя были не ясны ни цели, ни природа аскетического движения. Однако весьма прозрачно просматривался результат [1, X. 136. 1]: «Косматый (несет) огонь, косматый (несет) яд. Косматый несет две половины вселенной.
Косматый (делает, чтоб) мир увидел солнце. Косматый зовется светилом». «Косматые аскеты» - мистические существа особого рода. Поэтому авторы гимна стремились образно раскрыть их потаенную природу. Буквальное прочтение этой строфы в стиле традиции РВ позволяет заключить, что аскеты, подобно могучему Индре, приобрели физическую силу космического масштаба. Однако, очевидно, что здесь речь идет не о физической, а о магической силе аскетов, и эта сила имела обоюдоострый характер. С одной стороны, она несла позитивное начало («огонь»), с другой - как колдовская сила была весьма опасна («яд»). Согласно второй строке, «косматый» не буквально - физически - несет Землю и Небо, а как бы существует в масштабной системе вселенной, питается ее энергией, выступает ее агентом. В двух
последних строках речь идет не о чувственно воспринимаемых «солнце» и «светиле». Аскеты-брахманы и отшельники, по сути, готовили древнеиндийское общество к восходу «солнца» умозрительно-спекулятивного знания, которое впоследствии будет запечатлено в Упанишадах. Как носителя мистически-метафизического знания, надо полагать, «косматого» называли «светилом». Как магически-космические существа, аскеты породнились с богами. Получается, что для древних индийцев «косматые» были ближе к богам, которые активно сотрудничали с аскетами в магических делах, чем к людям. Таким образом, в гимне «Косматые аскеты» запечатлено самое начало аскетического движения в Древней Индии, охватившего часть брахманов и, надо полагать, отшельников из других слоев общества.
В методологии различных версий метафизики Пути (конфуцианской, еврейской, христианской и исламской) важнейшей ментальной ориентацией является стремление к нравственному совершенствованию. У истоков древнеиндийской версии метафизики Пути эта интенция практически отсутствовала. Моральная составляющая в расчет не бралась. Одним из основных стимулов подвижничества в добуддистский период было овладение магическими технологиями. Умозрительно-спекулятивная работа в Упанишадах и нравственные декларации были в определенном смысле вторичными, выступали в качестве средства теоретического осмысления и обоснования главной цели [3].
Среди гимнов М-10 особое место занимает гимн «К богам» (X, 72), который, по-видимому, представлял собой один из первых опытов мыслительно-созерцательной работы посредством мифологических образов. Надо полагать, для архаической ментальности этот гимн имел созидательно-разрушительное значение. Сам опыт мифологического размышления о проис-
хождении богов разрушал девственную чистоту непосредственного мистически-мифологического мировосприятия. Вместе с тем в этом гимне запечатлено самое начало прототеоретического мышления в Древней Индии, а может быть, и в мировом культурно-историческом процессе вообще. По-видимому, поэт-риши творил гимн «К богам» примерно во второй половине VII в. до н. э. Согласно индийской традиции, автором этого гимна был сам бог молитвы Брихаспати. Если приблизительно в то же время в далекой Греции Гесиод из Беотии посредством ярких мифологических образов рисовал впечатляющую картину противоборства древнегреческих богов, то автор названного гимна, преодолевая устоявшиеся традиции мифологического мышления, попытался разобраться в первых истоках или последних основаниях ведийских богов. По сравнению с Гесиодом он достиг предельной мифологической «протоаб-стракции» [1, X. 72. 3 - 4, 6, 7]: «В первом поколении богов Из небытия бытие родилось. Следом за ним стороны света родились. Это (бытие родилось) от (существа) с ногами, простертыми кверху. Земля родилась от (существа) с ногами, простертыми кверху. От земли родились стороны света. От Адити родился Дакша, От Дакши же Адити... Когда, о боги, там в воде Вы стояли, крепко держась друг за друга,..
Вы сделали набухшими (все) миры, То спрятанное в море Солнце вы извлекли наружу». Может быть, этот гимн был одним из первых теогонических мифов в истории древнеиндийской мифологии. Адити («безграничность», «бесконечность») рассматривалась древними индийцами как мать главных богов, называемых Адитьями. Она породила одну из первых Адитьев - дочь
Дакшу («усердную», «волевую»), которая впоследствии будет отождествляться с Праджапати как универсальным принципом порождения. Согласно этому гимну, первичное бытие представляло собой мировой океан. Все было в воде. Даже Солнце пришлось «извлекать наружу» из воды.
Небольшой гимн «Космогония» (X, 129). Связь этого гимна с первым стихом второй брахманы Бр представляется достаточно очевидной. «Вначале здесь не было ничего. Все было окутано смертью или голодом, ибо голод - это смерть» [2, I. 2. 1]. В определенном смысле гимн «Космогония» выполняет функцию поэтического комментария проблематики первотворения, надо полагать, активно обсуждавшейся среди аскетов-отшельников. Авторство гимна связывают с Праджапати Парамештхин (букв.: самый высший). Из трех генеалогических списков первых древнеиндийских мудрецов, приводимых в Бр, в первых двух начинает философскую традицию Пара-мештхин, в третьем - Праджапати. Текст гимна спекулятивно продвинутый и не связан с ритуалом. По сути, в нем обсуждается фундаментальная проблема первотворения: «что было до «Большого взрыва» [1, X. 129. 1 - 2]:
«Не было не-сущего, и не было сущего тогда. Не было ни воздуха, ни небосвода, за его пределами. Что двигалось туда-сюда? Где? Под чьей защитой? Что за вода была бездонная, глубока? Не было ни смерти, ни бессмертия тогда. Не было ни признака дня (или) ночи. Дышало, не колебля воздуха, по своему закону Нечто Одно, И не было ничего другого, кроме него». Что означает спекулятивное высказывание «не было не-сущего, и не было сущего тогда»? Брахман располагал лишь арсеналом объектов-образов, посредством
которых он мог мыслить. Поэтому он из существующей картины мироздания изымает основные образы-объекты «воздух», «небосвод», «признаки дня и ночи», «смерть» и «бессмертие». Что осталось? - Закон мироздания (рита) и «Нечто Одно». По мысли поэта, должно быть что-то, что должно обеспечить дальнейший процесс первотворе-ния [1, X. 129. 3 - 4]:
«Мрак был сокрыт мраком в начале. Неразличимая пучина - все это. То жизнедеятельное, что было заключено в пустоту. Оно Одно было порождено силой жара! В начале на него нашло желание, Что было первым семенем мысли. Происхождение сущего в не-сущем открыли Мудрецы размышлением, ища в сердце (своем)». В третьей строфе уточняется происхождение «Оно-Одно». Жизнедеятельное «Оно-Одно» было порождено в пустоте силой жара! Красивая и глубокая мысль! Впоследствии в древнеиндийской метафизике онтологическая реальность тапаса (жара) получит продуктивное концептуальное развитие. Первым мгновением первотво-рения было «желание», породившее затем «сущее-мысль». Не будем забывать, что брахман - абсолютный объективист. Он не знал существования духовной субъективной реальности. Поэтому из объективной, телесной, динамичной реальности «желания» возникают, проистекают «первые семена» (зачатки) мысли! Мысль, как восхитительная объективная реальность, настолько привлекала жреца-брахмана, что в своей концепции первотворения он поставил ее - мысль - на первое место, раньше земли, неба и других. Откуда это стало известно поэту? Мудрецы (аскеты-отшельники) посредством размышления нашли знание об этом в своем сердце! Гимн «Космогония» передает атмосферу напряженной мыслительной работы, вдохновенного
поиска ответов на фундаментальные вопросы мироздания. Все течет. Ничего устоявшегося нет.
Гимн «Пуруша» (X, 90) был сложен, когда маховик древнеиндийской ментальной революции начал раскручиваться. Поэтому его содержание носит преимущественно мифо-умозрительный характер. В нем утрачена связь с ритуалом. По-видимому, это творение создано в ответ на последние умозрительные разработки аскетов-брахманов и отшельников. Гимны 90 и 121 М-10 существенно дополняют Бр, в которой представления о «пуруше» и «Праджапати» в третьей и четвертой брахманах не проработаны. Поскольку в четвертой брахмане Бр предметафизическое мышление аскетов вышло на уровень обсуждения природы Ат-мана и Брахмана, опираясь на представление о «пуруше» как известное, то создание гимна «Пуруша», наверное, можно отнести примерно к первой половине VI в. до н. э. -где-то после третьей и перед четвертой брахманами Бр [1, X. 90. 1]: «Пуруша - тысячеглавый. Тысячеглазый, тысяченогий. Со всех сторон покрыв землю, Он возвышался (над ней еще) на десять пальцев».
Первая строфа рисует самый яркий и, вместе с тем, трудно представимый мифологический образ Пуруши. Если посредством слов «тысячеглавый», «тысячеглазый», «тысяченогий» поэт, по-видимому, мыслил его как всезнающего, всевидящего и самого быстрого, то образно представить то, как Пуруша «со всех сторон покрыл землю» и на две ладони возвысился над ней, практически невозможно. Вероятно, в этом суждении важен был не столько образ, сколько его символический смысл: то, что Пуруша полностью «покрыл» землю и «возвышался» означает установление его полного господства. В строфах 2-4 развивается мысль об универсальности, величии Пуруши. Поскольку Он своими тре-
мя четвертями покрывает «бессмертную» (т. е. вечную и неизменную) реальность неба, то Он «властвует над бессмертием». Ничего, ни богов, ни людей еще не было. Ниже читаем самую важную и интересную часть гимна [1, X. 90. 6 - 7]:
«С Пурушей как с жертвенным даром, Весна была его жертвенным маслом, Лето - дровами, осень - жертвенным даром. Его как жертву кропили на жертвенной соломе, Пурушу, рожденного в начале. Его принесли себе в жертву боги И (те,) что садхья и риши». Для мистиков-брахманов начальной фазы древнеиндийской ментальной революции первой половины VI в. до н. э. исходной, первосущностной реальностью мироздания по-прежнему был ритуал. Это обстоятельство, как совершенно очевидное, не обсуждалось. Поэтому всякие размышления о первоначалах, перворождении следовало с необходимостью адаптировать к ритуальному действу, несмотря на возникающие явные противоречия и нестыковки. Первая строфа рисует впечатляющую картину космического жертвоприношения Пуруши. Во второй - безразмерную жертву Пуруши «поместили на жертвенной соломе». Оказывается, что до всеобъемлющего и первосущностного Пуруши были непонятные боги (не ведийские) и риши (первые мудрые брахманы). Идея об участии брах-манов-риши в первотворении свидетельствует о великом сдвиге в древнеиндийской ментальности - о существенном повышении священного статуса брахманов. В архаическом жизненном мире РВ таких мыслей не существовало.
Напряженная мыслительная работа мудрецов-аскетов весьма способствовала созреванию спекулятивного мышления, что, в свою очередь, разрушало архаическое мировосприятие и консервативный способ мышления. Автор гимна «Пуруша» всяче-
ски стремился влить новые представления в старые меха ритуальных представлений. Согласно его версии, в качестве универсального «принципа-механизма» порождения всего сущего, источником движения и развития выступает не Пуруша, а жертвенный ритуал расчленения его тела, разные части которого порождают сначала гимны, стихотворные размеры, жертвенные формулы, а затем коней, быков, сословия людей, ведических богов и другие составляющие бытия [1, X. 90. 8 - 16].
Гимн «К неизвестному богу» (X, 121) отображает экзистенциальную ситуацию сиротства и растерянности, когда вера в ведийских богов была в значительной степени утрачена. Могучие Индра, Агни, Варуна и другие боги многие столетия надежно оберегали и щедро одаривали индийцев-ариев. Не ясно почему, но многие гимны М-10 показывают, что последние вдруг лишились божественной защиты. Они остались с таинственным миром один на один. От «косматых аскетов» пришло известие о существовании «неизвестного бога» Праджапати. «От Праджапати произошло два вида существ: боги и асуры» [2, I. 3. 1]. Согласно аннотации к гимну, автор гимна - «Хираньягарбха, сын Праджапати (Hiranyagarbha букв.: золотой зародыш Prajapatya; Prajapati - букв.: господин потомства, господин существ)». Что представляет собой этот таинственный бог? Нет каких-либо образных характеристик. Автор этого гимна попытался мифологическими средствами осмыслить новую, неведомую реальность Праджапати. Примечательно, что, в отличие от Упанишад, задачей поэта при создании гимна не могло быть умозрительное рассуждение или высокопарное восхваление бога. Поскольку гимн есть необходимая и органическая составляющая ритуального действа, то для автора все поэтические средства должны быть подчинены достижению живого мистического чувства, мистического единения с богом. В каждой
строфе этого гимна поэт как будто пытался подобрать «мелодию», мистически соединяющую его с неведомым Праджапати [1, X. 121. 1]:
«Вначале он возник как золотой зародыш. Родившись, он стал единственным господином творения. Он поддержал землю и это небо. Какого бога мы почтили жертвенным возлиянием?». Первые три строки сообщают умозрительное знание о том, что Праджапати сам некогда был рожден и сразу же «стал единственным господином» мироздания. Вопро-шанием в конце каждой строфы поэт, надо полагать, выражал свою неудовлетворенность гимном, всем процессом «жертвенного возлияния». Нет живой мистической связи с неизвестным Богом [1, X. 121. 2]: «Кто дает жизнь, дает силу, чей приказ Все признают, чей (приказ признают) боги, Чье отражение - бессмертие, чье - смерть -Какого бога мы почтили жертвенным возлиянием?». Повторяется та же история. Сообщается, что Праджапати есть универсальный жизненный принцип, которому безропотно подчиняются боги. Присутствует та же неудовлетворенность отсутствием мистики [1, X. 121. 10]:
«О Праджапати! Никто, кроме тебя, Не охватил все эти существа. С каким желанием мы совершаем тебе возлияния, да сбудется оно для нас! Какого бога мы почтили жертвенным возлиянием?». Если ранее жрецы-поэты просили могучего и щедрого Индру о защите от врагов и богатстве, то в предпоследней строфе они просят не причинить вреда, обращаясь к таинственному богу в безличной форме. Лишь в последней строфе поэт открывает имя «неизвестного бога» «Праджапати»,
выражая надежду, что возлияние будет принято, а желания сбудутся.
Заключение
В древнеиндийской культуре М-10 представляет собой уникальный письменный источник, в гимнах которой запечатлены первые мгновения «Большого взрыва» в ментальном пространстве архаической Индии. Обвал прежних ценностей на языке тематического анализа означает существенную трансформацию системы координат натуралистически-силового ценностно-мыслительного пространства древнеиндийской культуры, которое составляли доминирующие темы «натуры», «силы», «рода», «эроса» и «ритуала». В гимнах М-10 эта фундаментальная переоценка проявилась в утрате высшего священного статуса ведийскими богами.
Главным событием начальной фазы древнеиндийской великой ментальной революции было включение механизма универсальной рациональной оценки и осмысления всего сущего. Перед древнеиндийскими интеллектуалами открылось неограниченное поле для изучения неведомого. Объектами исследования стали как фундаментальные основания бытия, процессы перворождения, так и явления религиозной и социальной жизни. Это обстоятельство в полной мере нашло отражение в М-10. Если ранее поэты столетиями находились
под жесткими ограничениями архаических традиций, что запечатлено в первых девяти мандалах РВ, то в М-10 объектами поэтического осмысления стали боги, жертвенный ритуал, «Пуруша», «Познание», «косматые аскеты», свадьба, давильные камни и даже кони бога Индры и две жертвенные повозки.
Таким образом, в комплексе РВ особенно важное занимает М-10, в которой были запечатлены первые ценностно-мыслительные и тематические трансформации в ментальном пространстве культуры Древней Индии по мере нарастания преобразовательных процессов в древнеиндийском обществе. В целом, по сравнению с другими мифологиями осевых народов (китайцев, персов и греков), древнеиндийская система мифов представляла собой более благоприятную площадку для преобразования и дальнейшего развития в перестроечное осевое время. Если для первых древнегреческих философов отказ и преодоление архаической мифологии и мифологического мышления служил важнейшим стимулом для развития философии и науки, т. е. формирования философско-научного мышления, то для брахманов и отшельников древнеиндийская мифология служила богатым и благотворным источником мистических откровений и мыслительных представлений.
Библиографический список
1. Ригведа. Мандала X [Электронный ресурс]. - URL: scriptures.ru/vedas/rigveda.htm.
2. Брихадараньяка упанишада. - М., 1992.
3. Мешков В. М. Метафизика Пути (опыт тематического анализа древнеиндийской версии). -Полтава, 2017. - 578 с.
References
1. Rigveda. Mandala X [Electronic resource]. URL: scriptures.ru/vedas/rigveda.htm. (In Russ.)
2. Brihadaranyaka Upanishad. - Moskva, 1992. (In Russ.)
3. Meshkov V. M. Metafizika Puti (opyt tematicheskogo analiza drevneindijskoj versii). Metaphysics of the Way (experience of the thematic analysis of the ancient Indian version). Poltava, 2017. 578 p. (In Russ.)
Поступила в редакцию 16 августа 2017г.
Сведения об авторе
Мешков Вячеслав Михайлович - доктор философских наук, профессор кафедры философии и социально-политических дисциплин Полтавского национального технического университета им. Ю. В. Кондратюка (Украина). Область научных интересов: тематический анализ осевого времени, русской и украинской культур. Автор более 90 научных и учебно-методических работ, в том числе 2 монографий, 1 учебника (в соавторстве) и 2 учебных пособий (в соавторстве).
E-mail: [email protected]
Submitted 16.08.2017.
About the author
Meshkov Vaycheslav M. - doctor of philosophical sciences, professor of the chair of philosophy and social and political disciplines of Kondratyk Poltava National Technical University (Ukraine). Research interests: thematic analysis of axial time, Russian and Ukrainian cultures. The author of more than 90 scientific publications, including 2 monographs, 3 textbooks.
E-mail: [email protected]