CC BY
177
Том 155, кн. 5
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Гуманитарные науки
2013
УДК 811.161.1
ДЕРИВАЦИОННО-СЕМАНТИЧЕСКАЯ ТИПОЛОГИЯ СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫХ КАТЕГОРИЙ
В.А. Косова
Аннотация
В статье осуществлён анализ основных подходов к выделению типов словообразовательных категорий по характеру деривационной семантики. Цель исследования - уточнить представление о видовом многообразии словообразовательных категорий и углубить понимание их лингвистической сущности. Обоснована номинативная трактовка транспозиции, с учётом ономасиологической природы словообразовательного значения доказана неправомерность выделения смешанного типа словообразовательных категорий.
Ключевые слова: словообразовательная категория, словообразовательное значение, русский язык, транспозиция, мутация, модификация.
Словообразовательная категория, выделение которой обосновано в трудах младшего представителя Казанской лингвистической школы В.А. Богородиц-кого около века назад [1, с. 157], при выраженном и всё возрастающем интересе учёных к этому феномену не получила пока должного системно-теоретического осмысления. Настоящая статья представляет собой обобщающий анализ основных подходов к выделению типов словообразовательных категорий по характеру деривационной семантики (то есть по наиболее существенному их параметру) с целью уточнить представление о видовом многообразии исследуемого объекта и углубить понимание его лингвистической сущности. Особое внимание уделяется выявлению узлов теоретических противоречий и поискам путей их разрешения.
При исследовании категориальной словообразовательной семантики мы придерживаемся подхода к языковому значению как «формальному понятию». Раскрывая суть этого подхода, Л.М. Васильев утверждает, что «значение - это, действительно, форма (а точнее - модель), которая накладывается как мерка на более богатое содержание, выделяя, высвечивая в нём те существенные для познания и коммуникации признаки (свойства и отношения), по которым мы узнаём и отделяем одно обозначаемое от другого: один класс предметов от другого класса, одну типовую ситуацию от другой и т. д. Значит, значение не только отражает, но и моделирует обозначаемое, очерчивает общие его контуры, указывает на характерные его признаки» [2, с. 186-187]. Каждая языковая категория (грамматическая, лексико-семантическая, словообразовательная) моделирует внеязыковую реальность особыми, характерными только для неё приёмами
и средствами, которые обусловлены природой и характером конституирующего эту категорию значения.
Главным основанием выделения словообразовательных категорий служит обобщённое (инвариантное) словообразовательное значение (далее - СЗ). В ряду языковых значений оно признано исследователями одним из наиболее сложных для интерпретации. Его специфика на всём протяжении развития словообразования как науки остаётся объектом острых дискуссий.
В отечественной дериватологии получила широкую известность аффиксальная концепция, в которой СЗ отождествляется со значением аффикса (форманта) как его материального носителя (И.С. Улуханов, В.В. Лопатин и др.). Позиции данной концепции закреплены её доминирующей ролью в разделе «Словообразование» Русской грамматики (1980). При этом, однако, целые классы дериватов, образованные безморфемным путём, оказываются лишёнными СЗ, в чём заключается известная ущербность аффиксального подхода.
Существуют, кроме того, следующие трактовки СЗ: «разностная» (СЗ как типовая семантическая разность производного и производящего слов), «сумматив-ная» (СЗ как повторяющаяся сумма значений производящей основы со значением форманта) и комбинаторная (СЗ как результат взаимодействия категориальных значений компонентов словообразовательной модели) (см. [3, с. 82-99]).
В рамках синтаксического направления в словообразовании было достигнуто осмысление СЗ как особого типа семантических отношений между исходным словом и дериватом, ср.: «Семантическим объектом, который подлежит ведению словообразования, является не значение производного и не пара "значение производного" и "значение производящего", а та функция, то отношение, которому эта пара принадлежит, которое делает эту пару соизмеримой с другими парами» [4, с. 17].
Сходное понимание сущности этого вида языковой семантики обнаруживается при ономасиологическом подходе к производным словам. Е.С. Кубрякова, осуществившая в целой серии работ глубокое системное осмысление словообразовательной семантики в ономасиологическом ракурсе, указывает на способность производного слова к одновременному отражению семантических признаков исходного и результативного класса слов: словообразовательные значения «начинаются на уровне соположения по крайней мере двух общекатегориальных значений, на уровне установления связи между ними» [5, с. 78].
СЗ определяется исследовательницей «как называющее тип связи между тем, что осмысливается как ономасиологический базис, и тем, что воспринимается как ономасиологический признак, при том обязательном условии, что в каждой словообразовательной модели роли признака и базиса строго детерминированы, будучи закреплены, соответственно, за отсылочной и формирующей частями производного согласно типу фиксируемого отношения» [3, с. 102-103]. С этих позиций подлинный смысл словообразовательной категории Е.С. Кубрякова усматривает в том, чтобы «выразить достаточно регулярным способом наиболее типичные связи между двумя субстанциями, между субстанцией и действием и т. п.» [5, с. 78].
Ономасиологическая концепция СЗ восходит к идее М. Докулила о типовом характере семантических отношений между исходными и результирующими
единицами деривации, которые легли в основу организации словообразовательной системы. М. Докулилом установлены (изначально в связи с описанием более широких, ономасиологических категорий) основные типы таких отношений: транспозиционный, мутационный и модификационный [6, с. 129-149]. Впоследствии эта классификация была дополнена соединительным значением (см. [7, с. 139]), нерелевантным для выделения словообразовательных категорий. Принято считать, что транспозиционные значения соотносятся с областью синтаксической деривации (по Е. Куриловичу), мутационные и модификационные значения соответствуют понятию лексической деривации (см. [8, с. 61-64]).
Кратко охарактеризуем базовые типы СЗ в наиболее распространённом (во многом благодаря отражению в «Русской грамматике» 1980 г.) варианте их понимания. Семантика слов с модификационными значениями включает в себя помимо значения мотивирующего слова дополнительный модифицирующий признак: домик 'маленький дом', запеть 'начать петь'. Коренного преобразования семантики мотивирующего слова в этом случае не происходит, его предметно-понятийное содержание существенным образом не изменяется (мотивированное и мотивирующее слова имеют одну и ту же категориально-лексическую сему). «Слова с мутационными значениями называют субстанцию, признак, действие, полностью отличные от того, что названо мотивирующим словом (чай - чайник, белый - белеть, жир - жирный)» [9, с. 149], то есть производные слова становятся носителями нового предметно-понятийного содержания. Члены словообразовательной пары принадлежат либо к разным частям речи, либо к различным лексическим классам (лексико-грамматическим разрядам, лексико-семантическим группам) одной части речи. Семантика слов с транспозиционными значениями тождественна значению мотивирующего слова, за исключением частеречного компонента (смелый - смелость, читать - чтение, быстрый - быстро).
Идея подобного разграничения типов СЗ получила широкое признание, составив каркас наиболее известной в современной лингвистике деривационно-семантической типологии словообразовательных категорий. В исследовательской практике словообразовательные категории практически всегда рассматриваются как единицы, в которых, конкретизируясь, реализуются эти типы отношений. Вместе с тем в литературе довольно часто встречаются указания на отсутствие прямого соответствия между выделенными М. Докулилом типами семантических отношений и содержательными типами словообразовательных категорий. Это связано, главным образом, с неоднозначным пониманием называющих эти отношения терминов, что приводит к расхождениям в установлении типа категорий; кроме того, многие дериватологи указывают на существование категорий смешанного типа. Остановимся на каждой из этих проблем подробнее.
Наименее определённым остаётся в современной дериватологии термин «транспозиция». И.С. Улуханов исходит из постулата тождественности во всех компонентах слов с транспозиционными значениями со значением мотивирующего слова за исключением значения части речи: «следует признать, что члены транспозиционных пар должны означать "одно и то же", одну и ту же реалию
(действие или признак), по-разному в языке грамматически интерпретированную» [9, с. 150]. В рамки данного истолкования вписывается и общеизвестное представление о переходе одной части речи в другую. Размышляя о сущности транспозиции в одной из своих последних монографий [10], Е.С. Кубрякова подвергает сомнению саму постановку вопроса о таком «переходе»: исходный знак, по логике её рассуждений, никуда не переходит, он остаётся в собственной категории. Межкатегориальная деривация, которая «не влечёт за собой никаких лексических последствий» [3, с. 152], приравнивается учёным к понятию синтаксической деривации, осмысливаемой как частный случай транспозиции. Транспозиция получает при этом наиболее широкое истолкование - как образование на базе слов какой-либо части речи производных других частей речи, ср.: «Подавляющее большинство процессов словообразования в разных языках носит характер транспозиции, то есть осуществляется между разными частями речи» [10, с. 341-342].
Данная интерпретация термина имеет когнитивно-лингвистическую основу. Рассматривая все процессы словообразования как моделируемые по законам языковой системы операции по обработке и объективации структур знания, Е.С. Кубрякова видит принципиальную общность процессов транспозиции словообразовательного характера в единстве механизма осуществляемой с их помощью категоризации, а также в общности объективируемых ими концептуальных структур. В понимании учёного, «механизм транспозиции представляет собой такую операцию по когнитивному связыванию ментальных пространств, при которой новая целостная сущность (новое обозначение, новое наименование как toto) характеризуется по её части (pars), вербализуемой в качестве мотива обозначения» [10, с. 350]. Своеобразие объективируемых в процессах транспозиции структур знания состоит в совмещении и взаимодействии разнопорядковых категориальных смыслов. Такое взаимодействие может быть как очень простым (речь идёт о синтаксической деривации, или транспозиции в традиционном понимании), так и очень сложным. Во втором случае транспозиция «выявляет возможность охарактеризовать процесс по его участнику - лицу или инструменту (слесарить, пилить), лицо или инструмент - по выполняемым им действиям (учитель, резак), объект - по материалу, из которого он сделан, или по его внешнему признаку (творожник, рыжик), и т. д., и т. п.» [10, с. 350].
Главным недостатком общепринятого суженного понимания транспозиции является недоказанность постулируемого лексического тождества производящего и производного слов, которое без труда опровергается исследователями, учитывающими возможности метода компонентного анализа лексики, ср.: «Пары типа петь - пение различаются не только частеречными значимостями, но и наличием в существительном семантики отвлечённости» [11, с. 269]. Действительно, общий для единиц подобных словообразовательных пар компонент значения ('действие' или 'признак') осложнён в производном слове как минимум одной дополнительной семой ('отвлечённость'). Введённые М. Докулилом впоследствии уточняющие понятия «чистая транспозиция» (производное и производящее содержательно тождественны и различаются лишь частеречным компонентом лексических значений) и «транскатегоризация» (производное и производящее различаются какими-либо лексико-грамматическими или грамматическими
свойствами) (см. об этом [12, с. 275]) положения не спасают, поскольку у производных обоих разрядов выявляется дополнительная семантика отвлечённости.
Встаёт вопрос о необходимости выбора одной из рассмотренных концепций транспозиции как более предпочтительной. Понимание транспозиции Е.С. Кубряковой, подразумевающее образование на базе слов одних частей речи дериватов с другой частеречной характеристикой, теоретически убедительно и логически обоснованно. Охватывая, помимо общепризнанного прототипиче-ского ядра, также область межчастеречной мутации в традиционном смысле, оно устраняет тем самым содержательную неоднородность, приписанную сфере мутационных отношений традиционной трактовкой: на долю мутационной сферы остаётся лишь внутричастеречная деривация, направленная на создание производного с отличной от исходного слова ядерной лексической семой (перец - перечница, нефть - нефтяник).
Вместе с тем нельзя недооценивать силу полувековой научной традиции, которая вполне ощутимо закрепила докулиловский подход к разграничению транспозиции и мутации. Следует признать, что традиционные принципы выделения трёх базовых типов СЗ уже вошли в фундамент теории деривации и учения о словообразовательных категориях как её важной части. Компромиссное решение проблемы видится нам в том, чтобы, оставаясь в целом в рамках этих представлений, принципиально отказаться от взгляда на транспозицию как простую мену частеречной семы источника деривации, поскольку семантическую разницу между именами действия и мотивирующими глаголами, именами признака и мотивирующими прилагательными нельзя свести к грамматической, частеречной. Отличительной чертой транспозиции, её стержнем является перестройка семантической структуры производящей единицы по следующей модели: частеречная сема источника деривации вытесняется в лексическую зону и получает в ней ядерный (доминантный) статус (чтение, разговор, стрельба - имена действия; свежесть, робость, упорство - имена признака). Семантика отвлечённости при транспозиции производящего в субстантивную сферу облигаторно осложняет названные ядерные семы, однако в значении производного не исключены и другие дифференциальные семы.
При таком видении понятие транспозиции оказывается неоднородным, градуированным. Центральную часть шкалы займут наименее номинативные отвлечённые имена действия и признака («чистая» транспозиция, или синтаксическая деривация, по Е. Куриловичу) с присущей им собственно конструктивной функцией, состоящей в свёртывании пропозиции (Он приехал ^ Его приезд.). Слева располагается полюс «наиболее чистой» транспозиции (при отадъективном образовании наречий типа хороший - хорошо, искренний - искренне члены словообразовательных пар различаются только частеречным компонентом значения). Правый полюс деривационной транспозиции соотносится с фактами номинативного (бросок, выборы, прятки) и коннотативно-оценочного (резня, беготня) «осложнения» транспозиционных СЗ. Эти размышления и выводы можно было бы изложить также в терминах поля, выделив ядерную, центральную и периферийную зоны транспозиционных СЗ и, соответственно, словообразовательных категорий транспозиционного типа.
Вопрос о включении в деривационно-семантическую типологию смешанных словообразовательных категорий является одной из самых спорных проблем теории словообразовательной категориальности. В.В. Лопатин, обосновывая выделение смешанных категорий, характеризует их как «комплексные», «вторичные», сводимые к простым, первичным. Этот вывод сформулирован учёным в качестве возможной интерпретации следующих языковых фактов: в отглагольных образованиях типа швея, жнея, ворожея или стряпуха, щебетуха соединяются, по его мнению, мутационное значение 'производитель действия' и модификационное 'женскость'; в отадъективных существительных типа хитринка, лукавинка или типа хитреца, прохладца нерасчленённо выражаются транспозиционное значение отвлечённого признака и модификационное значение слабой степени проявления признака [13, с. 28-29]. И.С. Улухановым производные такого рода систематизированы и разнесены по комбинациям значений в следующие рубрики:
- совмещение модификационного и мутационного значений (например, 'невзрослое существо' и 'кто-либо, имеющий отношение к тому, что названо мотивирующим существительным': Октябрь - октябрёнок);
- совмещение транспозиционного значения с различными модификацион-ными значениями (например, значение опредмеченного действия и значение 'большая интенсивность': грабёж, скулёж, толчея, суетня);
- совмещение транспозиционного и мутационных значений (например, значение 'опредмеченное действие, свойственное тому, кто назван мотивирующим существительным': шпион - шпионаж, враг - вражда, клоун - клоунада, эксперт - экспертиза);
- теоретически возможное, но редко реализуемое сочетание всех трёх типов (в слове картёж (прост.) суффикс совмещает транспозиционное ('опредмечен-ное действие'), мутационное ('действие с использованием того, что названо мотивирующим существительным') и модификационное ('интенсивность') значения (см. [9, с. 148-202].
В числе причин совмещения значений И. С. Улуханов называет неполноту словообразовательных цепочек: например, отсутствие слова с чисто трансформационным значением в цепочках существительных (ср.: хитрить - хитреца на фоне полной цепочки хрипеть - хрипота - хрипотца) [9, с. 163]. В.В. Лопатин связывает расчленённость словообразовательной семантики, кроме того, с расчленённостью форманта, когда «разные компоненты комплексного словообразовательного значения выражаются отдельными составными частями комплексного форманта» [13, с. 27]. Например, в префиксально-суффиксальных существительных типа подоконник, ошейник, наколенник мутационное значение отношения к предмету, названному мотивирующим существительным, выражается, по утверждению учёного, суффиксальной частью форманта, а мутационное значение пространственной ориентации - префиксальной частью. Принять этот довод принципиально невозможно ввиду его несоответствия современным представлениям о функциональной целостности подобных морфем (конфиксов), разработанным и убедительно обоснованным казанскими лингвистами (см. [14, с. 42-45, 71-72]).
Констатация смешанного характера перечисленных СЗ может быть расценена как признание их ономасиологической неоднородности и своеобразной «лоскутности», что ставит под сомнение правомерность трактовки этого главного основания категоризации. Признавая, что определяющим классификационным признаком словообразовательной категории, в отличие от способа словообразования, является признак семантический (СЗ), классики отечественного словообразования подчёркивают, что здесь формальные классификации подчиняются семантическим [13, с. 25-26]. Между тем сами СЗ приравнены в семантической концепции этих учёных, охарактеризованной выше, к значениям формантов. В «Русской грамматике» 1980 г. это положение сформулировано в виде базовой позиции: «Носителем словообразовательного значения является формант» [7, с. 135].
Ономасиологический подход, в рамках которого СЗ определяется как «значение модели в целом, а не значение отдельно её рассматриваемых частей и их сумма» [3, с. 96], релятивен в своей основе и потому в большей степени соответствует деривационной природе словообразовательной семантики. Называя системно заданный тип связи между тем, что понимается как ономасиологический базис, и тем, что воспринимается как ономасиологический признак, СЗ осмысливается не в жёстких рамках морфемной значимости, свойственных грамматике, а в соответствии с более гибкой и содержательно определённой конструкцией - расчленённой бинарной структурой плана выражения. Ономасиологическая трактовка СЗ оказывается наиболее родственной главному принципу разграничения понятий транспозиции, модификации и мутации, который учитывает «конкретный замысел словообразовательного акта и его результаты, измеряемые: а) дистанцией между исходным и производным словом в семантическом отношении; б) типом и характером преобразований в производном слове по сравнению с непосредственно мотивировавшей его единицей, то есть той, которая послужила его источником» [15, с. 160]. Точнее говоря, разграничение типов словообразовательных категорий осуществляется с учётом ономасиологической природы СЗ.
Если с позиций лексической семантики существительные лукавинка, хитреца, прохладца, называющие отвлечённый признак в слабой степени, однотипны с именами хрипотца, краснотца, то в рамках деривационно-семантической типологии эти производные разнотипны. В словообразовательных парах краснота -краснотца, хрипота - хрипотца выражение семы 'отвлечённый признак' связано с производящей основой деривата, значению форманта соответствует сема 'слабая степень'; семантическое расстояние между производным и производящим словами всецело укладывается в рамки представлений о модификации. Производные с формантами -инк(а), -ец(а)/-ц(а) мотивированы словами другой части речи - именами прилагательными, что в корне противоречит определению модификации. Семантика отадъективных имён типа лукавинка, хитреца, прохладца представляет собой результат осложнённой транспозиции, при которой значение признака (лукавый, хитрый, прохладный) не только получает другие «морфологические одежды» вместе с системно заданной семой 'отвлечённость', но и осложняется добавочным смыслом 'невысокая степень'. Соответствующие
словообразовательные типы являются, следовательно, средством семантической субкатегоризации транспозиционной словообразовательной категории отвлечённого признака.
Аналогично доказывается отсутствие модификационной составляющей в семантике таких слов, как ворожея, швея, стряпуха. У этих производных отсутствует формально-семантическая связь с именами лица - существительными мужского рода, базовыми для класса «женских» модификатов (ср.: учитель -учительница, поэт - поэтесса, но ворожить - ворожея). Иначе говоря, производящие глагольные основы в таких случаях претерпевают межкатегориальную (межчастеречную) мутацию, а не модификацию. Исходя из этого, логично рассматривать категорию производителя действия, функционально обогащённую периферийными наименованиями деятелей-женщин, как всецело мутационную (без модификационной составляющей).
Тип отношений между производящими и производными словами в рамках любой словообразовательной категории принципиально един на всём протяжении её исторического развития, поскольку именно эти отношения отражены в СЗ, представляющем собой главный конституирующий признак словообразовательной категории. Этому выводу в целом не противоречит признание того, что в языке происходит постоянный процесс изменения (как правило, расширения) семантического и функционального диапазона словообразовательных категорий. Он осуществляется, в частности, благодаря обогащению категории новыми формантами, которые могут возникать на базе уже существующих путём их морфемного осложнения и последующей переинтеграции. Производные с такими формантами вступают с другими единицами словообразовательной категории в отношения синонимии или дублирования; одна из важных функций формирующихся таким путём словообразовательных моделей - раздвижение рамок стилистического пространства, покрываемого этой категорией. Такова, например, история словообразовательного типа на -ьствие, рассмотренная Г.А. Николаевым (см. [14, с. 91]).
Тип словообразовательной категории в результате подобных эволюционных процессов не меняется. Более того, семантическое варьирование категориального СЗ является нормой словообразовательной системы, и сосуществование в языке словообразовательных типов с тождественным или сходным СЗ (семантически дублетных или специализирующихся на передаче частных категориальных смыслов) - основная форма реализации этой нормы. Однако некоторые изменения системно-деривационных характеристик производных какой-либо словообразовательной категории, происходящие в соответствии с законами языковой эволюции, могут привести к нарушению её изначальной «чистоты», то есть семантической и мотивационной однородности. Накопление в составе словообразовательных категорий семантически более сложных компонентов (каковы, в частности, наименования деятелей-женщин в ряду отглагольных наименований производителя действия) «растягивает» периферийную зону категории, включая механизмы автономизации вплоть до отделения и образования новых категорий. Реализация подобных механизмов служит залогом динамического развития всей деривационной системы.
Ещё один путь эволюции словообразовательных категорий - это развитие у целого ряда одноструктурных дериватов, которые мотивированы, в свою очередь, производными лексемами, свойства множественной мотивированности. Таковы, например, рассмотренные Е.И. Коряковцевой дериваты типа разбойничество, мотивированные глаголами (разбойничать) и одновременно мотивирующими эти глаголы личными существительными (разбойник) (ср. отглагольные производные с «чисто» транспозиционным значением типа убийство) [12, с. 281]. Однако и в этом случае вывод о смешанном характере соответствующей словообразовательной категории, по нашему убеждению, был бы неправомерен. Более точно суть рассматриваемого явления отражает следующее высказывание М. Докулила: «Отнесение того или иного явления к той или иной категории не всегда должно иметь вид дизъюнкции «или А, или Б». Часто оно имеет вид альтернаций «А и/или Б (^ А)», «больше А - меньше Б», «скорее А, чем Б», «первично А, вторично Б», «с одной стороны А, с другой Б (=А)» [16, с. 32]. Важно подчеркнуть, что учёный констатирует возможность установления двоякого категориального статуса единиц, а не смешанный характер самих категорий, что представляется вполне логичным.
Резюмируем сказанное. Устоявшаяся в целом семантико-деривационная типология словообразовательных категорий, построенная на разграничении транспозиционного, мутационного и модификационного типов в докулиловском (ономасиологическом) понимании этих терминов, обнаруживает отсутствие единства и противоречивость в толковании транспозиции и, следовательно, нуждается в уточнении содержания и объёма транспозиционной составляющей. Наша точка зрения по этому вопросу определяется отказом от попыток всецело переместить это явление в область грамматических (частеречных, синтаксических) значимостей. Транспозиция в системе словообразования - это всегда акт номинативной деривации, то есть создание производного языкового знака с предельно близким, но всё же иным, отличным от источника деривации лексическим значением (и, соответственно, лексическим содержанием). Специфику транспозиции составляет перевод грамматической (частеречной) семы базового слова в доминантную (ядерную) позицию собственно лексической зоны значения деривата.
В транспозиционном словообразовании русского языка обнаруживается предметно-понятийный и оценочно-экспрессивный потенциал, объективируемый в дифференциальных компонентах семантической структуры производных. В силу этого в составе словообразовательных категорий транспозиционного типа выделяются семантические разновидности с целым спектром добавочных смыслов (например, единичного акта действия (скачок, бросок) или экспрессивного, негативно оцениваемого действия (резня, мазня) в категории отвлечённого действия). Эти семы лишь уточняют, детализируют доминантную категориально-лексическую сему 'действие', не зачёркивая её (ср.: прыганье и прыжок), а значит, их наличие в семантике дериватов не противоречит транспозиционному в целом характеру категории.
Изложенное понимание транспозиции частично снимает вопрос о квалификации «смешанных» словообразовательных категорий. Более подробный анализ проблемы убеждает в нецелесообразности выделения смешанного типа
в рамках данной типологии, поскольку это противоречит ономасиологической природе СЗ как главного и единственного основания словообразовательной категоризации. Частичная перестройка семантико-деривационного регистра словообразовательной категории может привести к формированию на её базе какой-либо другой категории, что является одним из путей расширения и совершенствования словообразовательной системы в целом.
Summary
V.A. Kosova. Derivational and Semantic Typology of Word-Formation Categories.
The article analyses the main approaches to the distinguishing of the types of wordformation categories according to the nature of derivational semantics. The research aims to specify the idea of diversity of the types of word-formation categories and deepen the understanding of their linguistic nature. The author justifies the nominative rendering of transposition, and, taking into account the onomasiological nature of word-formation meaning, proves that it is groundless to distinguish a mixed type of word-formation categories.
Keywords: word-formation category, word-formation meaning, Russian language, transposition, sound-shifting, modification.
Литература
1. Богородицкий В.А. Лекции по общему языковедению. - Казань: Типо-лит. Имп. ун-та, 1915. - II, 332 с.
2. Васильев Л.М. Современная лингвистическая семантика. - М.: Либроком, 2012. -192 с.
3. Кубрякова Е.С. Типы языковых значений. Семантика производного слова. - М.: URSS: Либроком, 2009. - 208 с.
4. ГинзбургЕ.Л. Словообразование и синтаксис. - М.: URSS: Либроком, 2010. - 264 с.
5. Кубрякова Е.С. Части речи в ономасиологическом освещении. - М.: URSS: ЛКИ, 2010. - 120 с.
6. Dokulil M. Tvoreni slov v cestine. Teorie odvozovani slov, I. - Praha: Academia, 1962. -263 s.
7. Русская грамматика: в 2 т. -М.: Наука, 1982. - Т. 1. - 689 с.
8. Курилович Е. Деривация лексическая и деривация синтаксическая // Курилович Е. Очерки по лингвистике. - М.: Изд-во иностр. лит., 1962. - С. 57-70.
9. Улуханов И. С. Единицы словообразовательной системы русского языка и их лексическая реализация. - М.: ЛКИ, 2008. - 232 с.
10. Кубрякова Е.С. Язык и знание: на пути получения знаний о языке. Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. - М.: Языки славян. культуры, 2004. - 555 с.
11. Ширшов И.А. Имя действия в словообразовательной системе языка // Славистика: синхрония и диахрония. Сб. науч. ст. к 70-летию И. С. Улуханова. - М.: Азбуковник, 2006. - С. 258-270.
12. Коряковцева Е.И. Типы словообразовательных категорий: функции формантов, семантика производящих основ (отсубстантивные nomina actionis с формантом -ство) // Славистика: синхрония и диахрония. Сб. науч. ст. к 70-летию И. С. Улуханова. -М.: Азбуковник, 2006. - С. 271-283.
13. Лопатин В.В. Основные единицы сопоставительного описания словообразовательных систем славянских языков // Лопатин В.В. Многогранное русское слово: Избранные статьи по русскому языку. - М.: Азбуковник, 2007. - С. 25-33.
14. Николаев Г.А. Русское историческое словообразование: Теоретические проблемы. -М.: URSS; ЛИБРОКОМ, 2010. - 184 с.
15. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира. - М.: Наука, 1988. -216 с.
16. Докулил М. Структура постосновного словообразовательного форманта (к суффиксальной и безаффиксной деривации в славянских языках) // Сопоставительное изучение словообразования славянских языков. - М.: Наука, 1987. - С. 26-33.
Поступила в редакцию 10.09.13
Косова Вера Алексеевна - кандидат филологических наук, доцент кафедры прикладной лингвистики, Казанский (Приволжский) федеральный университет, г. Казань, Россия.
E-mail: vera_kosova@mail.ru
