CC BY
83
ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ КУЛЬТУРНОЙ СРЕДЫ
ДЕНДИЗМ - ИСЧЕЗАЮЩИЙ ВИД*
Дендизм непрерывно взаимодействует с литературой, подпи-тываясь от нее и, в свою очередь, обогащая ее. Литература предлагает бесконечные возможности упорядочения духовного и житейского опыта - от умозрительной картины мира до стратегии практического поведения. Совершенный однажды выбор сообщает осмысленность и единство всем поступкам даже на уровне жестов и интонаций, что делает жизнь личности открытой для интерпретаций и литературного запечатления. Возникший на этой основе художественный образ вновь возвращается в жизнь, воплощаясь в «книжном» поведении того или иного человека, а это потенциально составляет новый сюжет для произведения - так непрерывно совершается плодотворный обмен между жизнью и культурой.
Чаще всего денди объединяют автора и героя в одном лице. Хрестоматийный пример подобного «синтеза» - лорд Байрон. Именно Байрон стоит у истоков дендистской литературной традиции. Дендизм оформляется в русле романтической эстетики, культивировавшей образ одинокого разочарованного индивидуалиста. Разумеется, не только Байрон, но и другие писатели романтической эпохи способствовали моде на дендизм. Персонажи денди встречаются на страницах произведений Джейн Остен, Уильяма Хэзлитта, Шатобриана, мадам де Сталь. Однако литературный канон дендизма стал оформляться только в конце 20-х годов XIX в. благодаря становлению особого романного жанра. В это время была запущена серия «модных» романов издателя Генри Коулберна. Эти романы, в которых денди были главными героями, воспринимались как учеб-
* Вайнштейн О.Б. Денди: Мода, литература, стиль жизни. - М., 2005. -С. 345-640.
ники хорошего тона и светских манер. Благодаря их сенсационному успеху денди быстро превратился уже не только в социальный, но и в литературный тип, а дендистские хронотопы - салон, клуб, бал, опера - в привычные декорации этого жанра. В «модных» романах была детально отработана система «виртуального» аристократизма -отныне амбициозные молодые люди могли претендовать на знание аристократического стиля, исходя из литературных источников.
Однако с 30-х годов XIX столетия развитие дендизма в Англии начинают блокировать консервативные настроения. Дендизм становится объектом сатиры Карлайля в его романе «Перекроенный портной», а затем в произведениях Теккерея. При этом, занимая позицию строгих критиков дендизма и аристократического общества, и тот, и другой любили общаться с известными щеголями и зачастую не могли устоять перед искушением великосветской жизни. В основе этого парадокса лежат не только субъективные факторы. Консервативные настроения породили в викторианском обществе такой феномен, как «кэнт» - вариант особо тонкого лицемерия. Кэнт служил залогом респектабельности и, следовательно, солидной карьеры для буржуа и нормальной репутации для светского человека. Для многих кэнт был удобной социальной маской, но он реально отражал изменившуюся в обществе систему моральных табу.
Викторианский пуризм обеспечивает окончательное «торможение» дендизма в Англии вплоть до 1880-х годов, открывающих эпоху декаданса. Единственное исключение на этом фоне - граф д'Орсе, блистательный денди, который умудряется благодаря своей уникальной харизме быть в эпицентре лондонской светской жизни 1830-1840-х годов.
В 1830-е годы эстафета европейского дендизма переходит во Францию. Под влиянием переводных «модных» романов и англомании во Франции зарождается свой вариант дендизма, характерные особенности которого - интеллектуализм и непосредственная связь с процессами оформления европейского общества модерна. Дендизм превращается в философию толпы. В нем выделяются такие мотивы, как фланирование, умение быть на виду, с ходу произвести хорошее впечатление. Взамен прежней британской стратегии «исключительности» будущие денди получают набор рациональных рецептов элегантности. Браммелловский черный фрак, изначально бывший атрибутом его личного уникального стиля, становится
Дендизм - исчезающий вид
для среднего класса повседневным костюмом, чему способствует ширящееся производство готовой одежды. В связи с этим перестраиваются механизмы визуального восприятия: знаковые детали костюма отныне воспринимаются как главные признаки при определении социального статуса.
В это время дендизм обретает солидную теоретическую базу в рамках особого жанра - трактата о моде. Ключевые тексты этой новой традиции - «Трактат об элегантной жизни» Бальзака (1830), книга Барбе д'Оревильи «О дендизме и Джордже Браммелле» (1845), статья Теофиля Готье «О моде» (1858) и очерки Бодлера «Художник современной жизни» (1863). В них денди предстает уже как герой модерна со своей продуманной программой на стыке литературы и моды. Этот новый персонаж городской повседневности исследует неизведанные ранее возможности самовыражения: осваивает пространства кафе и бульвара; тренируется в костюмно-социальных метаморфозах; фланируя, отрабатывает «теорию походки»; анализирует случайных прохожих. В результате образ денди обретает черты богемного художника, а дендистская модель поведения, изначально основанная на джентльменском кодексе, демократизируется за счет вольного артистизма парижской богемы.
Французское влияние и английское эстетическое движение лежат в основе европейского декаданса. В конце XIX - начале ХХ в. литературный канон дендизма продолжает формироваться в романах «Наоборот» Гюисманса (1884), «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда (1891) и «Зулейка Добсон» Макса Бирбома (1911). В этих произведениях денди завершают свою эволюцию от богемного художника до утонченного эстета. Основные лейтмотивы -искусственность, лицо и маски, борьба против вульгарности и дурного вкуса
Особый дух этого времени состоял в конструктивном противоречии между эстетизмом и прагматикой. «Чистому искусству» приходилось яростно отстаивать свои права, потому что художники вынуждены были действовать в условиях рыночной экономики, зрелого буржуазного модерна. Литература и личность были поставлены перед необходимостью продавать талант через механизмы рекламы, публичность и шоуменство. Оттого многие писатели стали вести себя подчеркнуто театрально, стараясь, чтобы пресса узнавала
о каждом их мало-мальски занятном жесте, остроумной шутке или непримиримом споре.
Сделав ставку на экстравагантность, строил свою публичную карьеру Оскар Уайльд. Он всюду появлялся в необычных костюмах, делал парадоксальные заявления. Хотя во многом Уайльд был продолжателем дендизма эпохи Регентства - и по стилю одежды, и по характеру острот, и по манере подавать себя, было в нем и нечто новое. Это новое заключалось в умении смотреть на свою дендист-скую маску со стороны. В своих произведениях, в первую очередь в «Дориане Грее», он дает своим денди предельно четкие характеристики, в которых часто видна пародийность. Здесь мы имеем дело с особым явлением, получившим в ХХ в. название «кэмп». Кэмп имеет довольно четкие признаки: во-первых, автор собственноручно доводит ряд близких ему идей до уровня шаржа; во-вторых, в сниженном виде эти идеи делаются доступными для массового потребления, в-третьих, сам автор благодаря иронии сохраняет дистанцию, хотя чувствуется, что знает предмет изнутри.
Отвлеченный взгляд на вещи - прерогатива элиты, а поскольку денди - суррогат аристократии XIX в. в культуре, то кэмп -это современный дендизм. Кэмп - это ответ на вопрос, как быть денди в эпоху массовой культуры. Если денди предыдущего поколения ценили редкости, ратовали за хороший вкус, то знаток кэмпа открыл для себя иные источники наслаждения: это уже не латинская поэзия, редкие вина и бархатные пиджаки, а самые простые и грубые удовольствия массового порядка. Кэмп - дендизм эпохи массовой культуры - не делает различия между уникальными вещами и предметами массового производства.
В ХХ в. дендизм утрачивает цельность как единый феномен культуры, охватывающий моду, литературу и кодекс поведения. Отдельные черты дендистской эстетики, конечно, продолжают существовать - это и стилевые новации людей со вкусом, и «голубая» креативность в моде, и многочисленные варианты кэмпа, и моменты нонконформистского бунта богемных художников. Однако это весьма узкий взгляд на дендизм. Правильным денди можно было быть только в XIX столетии, ведь денди - «герой праздной элегантности», которым трудно стать в нашу постмодернистскую эпоху, диктующую ускоренные темпы жизни.
Т.А. Фетисова
