CC BY
153
Юрий ДОРОЖКИН, Урал АХУНОВ
ДЕМОКРАТИЯ В ПРЕДСТАВЛЕНИИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ЭЛИТ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ ЭПОХИ Б. ЕЛЬЦИНА
В статье рассматриваются доминирующие представления о демократии в среде российских политических элит, анализируются истоки идейно-политического развития России в последнее десятилетие XX в.
In the article dominating representations about democracy in the environment of the Russian political elites are considered, the sources of a modern political rate incorporated in ideological and political development of Russia of last decade of 20th century are analyzed.
Ключевые слова:
демократия, политические элиты, идеология, постсоветские трансформации; democracy, political elites, ideology, the postSoviet transformations.
ДОРОЖКИН
Юрий
Николаевич — д.филос.н., проректор по научной работе Башкирской академии государственной службы и управления при Президенте РБ Ъа£$ы@.ги
АХУНОВ
Урал
Ратзихович — аспирант кафедры пкоалфиетдроал огии БПаошликтирослкогоийи академии гуопсруадвалреснтиявенной службы и управления при Президенте РБ
На современном этапе большинство политологов согласны с тем, что процесс демократизации в России явно замедлился. Отвечая на вопрос о причинах этого явления, исследователи указывают на социально-политические, экономические и социокультурные особенности постсоветской России1. Некоторые ученые и публицисты связывают сокращение демократического пространства с деятельностью В.В. Путина, которая была направлена на восстановление ослабленного государства, что привело к ограничению полномочий некоторых из демократических институтов2. Между тем, как нам представляется, истоки политики В. Путина во многом связаны с взглядами на демократию представителей политической верхушки в 1990-х гг. Анализ их идейно-политических убеждений и представлений ставит под сомнение тезис о намерении политических элит и широкой общественности того времени сформировать в России либерально-демократическую модель политической системы.
Изучение доминирующих моделей демократии в представлениях политической элиты России логично начать с депутатского корпуса первых российских съездов народных депутатов. Данные социологических опросов3 говорят о том, что представления о демократии у депутатов характеризовались крайней абстрактностью. В то же время нельзя не отметить и позитивные сдвиги, характеризующие депутатский корпус российского съезда как более прогрессивный по сравнению с его союзным аналогом. Так, например, российским депутатам не была свойственна открытая вражда по отношению к фракционности и политическому плюрализму. Депутаты также демонстрировали большее понимание важности процедурных моментов в ходе парламентской деятельности.
Тем не менее дальнейший ход политических событий и поведение депутатов на последующих съездах убедительно показывают отсутствие у большинства из них четкого представления об инсти-
1 Афанасьев М. Невыносимая слабость государства. — М., 2006; Лукин А. Политический идеал и политический режим в постсоветской России // Pro et Contra, 2008, т. 11, июль-август, с. 81—104.
2 Немцов Б. Исповедь бунтаря. — М. : Партизан, 2007.
3 Далее по тексту используются результаты социологического опроса, опубликованные Урновым М.Ю. См.: Урнов М.Ю. Освобождаясь от авторитаризма (Исследование политического сознания народных депутатов России) // Полис, 1991, № 1, с. 122—135.
туциональной конструкции российской демократии. Демократия понималась ими как символ идентификации против коммунистической номенклатуры, но не как четкая модель реализации какой-то конкретной политической программы. На I съезде народных депутатов РСФСР депутаты, рассматривая свою работу и функции съезда в сугубо символическом, легитимизирующем смысле, не претендовали на самостоятельную законотворческую деятельность и реальное участие в выработке политического курса.
Анализируя причины утверждения в постсоветской России сильной исполнительной власти и деформации на практике многих демократических принципов, нельзя не затронуть вопрос о позиции лидеров движения «Демократическая Россия». Как нам представляется, основная причина парадоксальной ситуации, когда демократы, с одной стороны, защищали принцип разделения властей, а с другой — всячески поддерживали Б.Н. Ельцина, лоббируя законы об увеличении президентских полномочий и перекоса баланса сил в сторону исполнительной ветви власти, связана со специфическими характеристиками политической культуры представителей «Демократической России». Встав в оппозицию к коммунистической идеологии и КПСС, российские демократы сохранили фундаментальные основы «соборности» и коллективизма, а также основные положения коллективистской демократии как плебисцитарной модели народного волеизъявления.
Дуализм сознания привел к смысловой метаморфозе категории «демократия» в идейно-политическом пространстве России. Благодаря распространению дихотомии «демократ» — «партократ» возникла иллюзия, будто существуют некие «чистые» демократы. Демократами стали считаться все, кто противостоял коммунистам, а главная задача демократии стала видеться в захвате власти, без уточнения программы дальнейших действий.
Непонимание активистами «Демократической России» институциональной природы демократии привело к идентификации интересов российской демократии лично с Б.Н. Ельциным и его окружением. Основным ресурсом политической борьбы стала митинговая деятельность, что еще раз подчеркивает плебисци-
тарный характер понимания демократии членами этого движения.
Представления о демократии самого Б.Н. Ельцина и его окружения, с которыми с августа 1991 г. стала связываться судьба дальнейшей демократизации России, также не были вполне конкретными и определенными. Но две особенности проявлялись отчетливо, и их можно выделить. Во-первых, это уже отмеченное нами и свойственное большинству российских демократов дуалистическое сознание. Во-вторых, это откровенный экономико-центризм в понимании природы демократии. Эти особенности восприятия идей демократии объективно приводили к антиинституционализму и пренебрежению законностью, а значит, вступали в явное противоречие с либерально-протективной моделью демократии.
Б.Н. Ельцин верил, что процесс демократизации в России связан исключительно с ним самим. В результате сохранение своей власти и сохранение демократических свобод в России стали для него неразделимыми. Но это приводило к непониманию важности институционального строительства для утверждения демократической политической системы в стране. Сложные процедуры по согласованию политических решений и выработке совместного политического курса первый российский президент считал всего лишь «политическими играми». Ценность процедур как таковых приносилась в жертву политической целесообразности и перспективам продвижения «реформ».
Таким образом, представления о демократии в окружении Б.Н. Ельцина были предельно персонифицированы. Институциональное строительство недооценивалось. Зато чрезмерно идеализировались экономические факторы.
Все политики того времени, независимо от того, к какому политическому лагерю они себя относили, демократию считали производным от экономического базиса; доминирующей позицией оказалась вера в безальтернативность радикальных рыночных преобразований.
Рассматривая демократию в традиционном коллективистском ключе, как явление массовое и плебисцитарное, основанное на непосредственном участии, самоуправлении и митинговщине, реформаторы видели в рыночных реформах лишь механизм раскрепощения, а сам
процесс формирования рынка — как естественный и спонтанный процесс роста, не требующий государственного управления. Основная мысль реформаторов заключалась в том, что рынок рождается сам, как только созданы некоторые минимальные социальные условия его функционирования, ликвидированы репрессивные меры ограничения предпринимательской активности. Как и в отношении политического устройства, в проведении экономических реформ было проявлено абсолютное пренебрежение к институциональному строительству, что еще раз доказывает неинституциональное понимание природы демократии и рынка со стороны российских реформаторов.
Об этом же свидетельствует процесс принятия Конституции и создание нового институционального дизайна политической системы России после октября 1993 г. Институты, процедуры и законы, которые обсуждались Б.Н. Ельциным и его окружением после драматического разрешения кризиса, анализировались с точки зрения демократических ценностей. Утверждение демократии для них означало не что иное как победу на следующих парламентских выборах политических партий демократических ориентаций, а не стабильную работу демократических институтов.
В то же время нельзя не отметить, что сам по себе факт принятия новой Конституции и разрешение политического кризиса стали важными шагами на пути стабилизации и утверждения основных демократических институтов в современной России. Общий дух Конституции, несмотря на гипертрофированные полномочия президента, решительно порывал с советским наследием и социалистической трактовкой демократии. В условиях институциональной неопределенности и тотальной конфликтности посткоммунис-тической политики, новая Конституция утвердила основы современной российской государственности и закрепила окончательный переход России от советской к либерально-демократической модели организации системы власти и управления.
Однако именно в этот период декларации и политическая практика стали разительно отличаться друг от друга. Б.Н. Ельцин все больше стал полагаться на принципы политической прагматики и удержания власти, изменяя демокра-
тическим ценностям. Изначальное пренебрежение к институциональным механизмам демократии, изоляция от демократической интеллигенции и политика «департизации», направленная на ослабление влияния коммунистов, во многом ослабили позиции самого президента. Не уделив должного внимания строительству демократической партии, Ельцин лишился поддержки в Государственной Думе, в которой на выборах 1993 и 1995 гг. победу одержали партии левой ориентации.
Парламентские выборы 1995 г. дали Б.Н. Ельцину одну из последних возможностей увеличить роль политических партий. Однако он четко дал понять, что не считает президентской партией ни «Демократическую Россию», ни «Выбор России», ни «Наш дом — Россия». Ельцин настойчиво хотел оставаться «президентом всех россиян», рассматривая народ как коллективное существо и единую целостность. Однако в условиях потери массовой поддержки и отсутствия собственной партии он был вынужден опираться на кланы и неформальные группы. В канун 1996 г. — года очередных президентских выборов — именно со стороны групп крупной бизнес-элиты Ельцину пришла помощь в его стремлении сохранить власть. Эта тактика опоры на неформальные группы втягивала его, помимо желания, в систему обязательств, которые он был вынужден выполнять. Таким образом, вместо обязательств по отношению к публичным институтам в виде партий и парламента, имеющим демократическую природу, президент был вынужден ограничивать себя обязательствами по отношению к неформальным группам, природа которых имела явно недемократические установки и ценности.
Крупная буржуазия, которая на Западе являлась проводником либерально-демократических идей, в России оказалась настроена куда более консервативно. Поэтому ее влияние на Ельцина, которое она получила в этот период, было использовано отнюдь не для расширения демократического пространства. Напротив, демократия представлялась российской бизнес-элите того времени прямой опасностью, так как проповедовала равные возможности для всех и, следовательно, отмену привилегий. Крупный бизнес, получив свои богатства благодаря связям с чиновниками, не хотел не только демократии, но и открытого рынка. Как
справедливо отмечает О. Крыштановская, «крупные бизнесмены того времени стремились к ограничению демократии в политике, не понимая, что авторитарное государство представляет для них еще большую опасность. Политическое лоббирование финансовых магнатов 1990-х годов шло в направлении отказа от выборов как от основного политического механизма, к удлинению сроков полномочий выборных органов и, наконец, к превращению демократии в декорацию. Именно эта логика и понуждала олигархов поддерживать Ельцина на выборах 1996 г. и в то же время другой рукой помогать левым силам во главе с КПРФ. Неокоммунисты казались олигархам менее опасными, чем крайне правые с их неумеренным либера-лизмом»1. Это приводило к регулярному сокращению электоральной поддержки либерально-демократических партий и их поражению в ходе последующих парламентских выборов.
Недооценка роли публичных политических институтов и ориентация на плебисцитарную, коллективистскую модель демократии в конечном итоге ослабили власть президента. Повышение политической роли кланов и неформальных отношений в российской политике привели к изоляции Б.Н. Ельцина, его увеличивающейся подозрительности к своему окружению, возвышению на политическом Олимпе России прямых родственников Ельцина, прежде всего его младшей дочери Т. Дьяченко. Искаженные представления о сути демократии неминуемо вели к неде-мократичности политической практики, постепенному ограничению коллегиальности в принятии решений от «команды президента» к «окружению президента» и, наконец, к появлению понятия «семья».
К моменту очередных президентских
1 Крыштановская О. Анатомия российской элиты. - М. : Захаров, 2005, с. 332-333.
выборов у Б. Ельцина открывалось еще одно «окно возможностей» для развития демократии в России, связанное со способом передачи власти. Еще в период его болезни в 1998-1999 гг. в кругах политической элиты рождались проекты конституционных изменений и перераспределения полномочий от президента в пользу партийного правительства и парламента2. Это, несомненно, усилило бы институциональную составляющую российской демократии и исправило существующий дисбаланс в разделении властей, перевело бы президентскую систему «ручного управления» на систему большей коллегиальности в принятии политических решений. К сожалению, эти инициативы президентом были отвергнуты. Сохранив статус-кво, Ельцин сделал ставку на операцию «преемник». Данный сценарий консервировал гипертрофированный персонализм российской политической системы и создавал ситуацию, при которой дальнейшие перспективы демократии в России во многом обусловливались политическими идеалами следующего президента.
К концу 1990-х гг. в политических верхах сложился консенсус относительно политического идеала, который был весьма далек от нормативного понимания демократии в ее либерально-протективном смысле. Поэтому современные авторитарные тенденции в России есть скорее результат консолидации элит, и видеть причину этого только в личности В.В. Путина — это значит явно упрощать ситуацию. Можно заключить, что интеграция российских элит произошла на основе ценностей, которые, хотя и включают в себя некоторые демократические положения, тем не менее могут считаться истинно демократическими только условно.
2 Павроз А.В. Группы интересов и трансформация политического режима в России. — СПб. : Изд-во СПбГУ, 2008, с. 220-221.
