CC BY
57
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 6. 2009. Вып. 2
А. С. Дриккер
ДЕМОГРАФИЯ КАК ИНСТРУМЕНТ ЭВОЛЮЦИИ КУЛЬТУРЫ*
Геномы человека и шимпанзе совпадают с точностью до нескольких процентов. При этом шимпанзе, схожий с нами не только внешне, но и на более глубоком уровне (поцелуями, рукопожатиями, дружескими объятиями они пользуются, вероятно, значительно дольше, чем представители homo sapiens) остается животным.
Человек — культурное животное, его принципиальное отличие даже от ближайших человекообразных родственников состоит в том, что он открыт для любых внешних воздействий, пусть и не имеющих врожденной или закрепленной на ранней стадии сигнальной функции. Реализация этой предрасположенности к индивидуальному развитию возможна только в пространстве культуры.
В то же время культура сохраняется и обогащается лишь благодаря животному, биологическому воспроизводству человечества. Наличие важнейшей связи между эволюцией культуры и динамикой народонаселения сомнений не вызывает. Кумулятивный культурный опыт и народонаселение неуклонно возрастают уже в течение сотен тысяч и даже миллионов лет, демографо-технологическая зависимость (коррелированное увеличение сложности орудийного вооружения и численности или плотности населения) может быть прослежена также от палеолитической древности1. Но какова принципиальная основа этой связи? Природа ли, как животное перед землетрясением, инстинктивно ощущая предгрозовое напряжение в атмосфере, командует культурой? Или культура с высот ноосферы, предугадывая опасности, просчитывая риск, управляет природой, когда процент рождаемости мальчиков возрастает в военные и, что еще загадочней, в предвоенные годы? Какова роль людей в этом поляризованном поле?
Загадки демографии
Заметный прогресс в исследованиях динамики человеческой популяции, методов статистической экстраполяции, позволивших оценивать (хотя и очень приблизительно) изменения народонаселения едва ли не с нижнего палеолита, привлек интерес научного мира и привел к появлению целого ряда демографических теорий и футурологических прогнозов.
После сенсационного «открытия» гиперболического закона роста народонаселе-ния2, а затем явления демографического перехода3 практически все авторы новых теорий испытали сильнейшее притяжение или давление опытных данных. Закон гиперболического роста сегодня приобрел статус фундаментального, почти как закон всемирного тяготения, хотя точность демографических оценок населения Земли всего лишь середины второго тысячелетия н. э. весьма и весьма условна, не говоря уже об оценках численности австралопитеков или архантропов.
Если Мальтус4 предложил для объяснения демографического процесса природный «закон народонаселения», в основе которого лежит инстинкт продолжения рода, то авторы
* Работа выполнена при поддержке РФФИ, грант № 07-06-00119-а. © А. С. Дриккер, 2009
современных теорий либо провозглашают метафизический принцип демографического императива5, либо более обоснованно увязывают динамику популяции с повышением уровня мирового валового продукта6, с технологическим прогрессом7, производительностью труда или, что кажется наиболее убедительным для исторического времени, с уровнем грамотности8.
Конечно, ко всем моделям можно предъявить частные претензии. Даже в наиболее продвинутых моделях значимые переменные (избыточный продукт, измеряемый в долларах, уровень грамотности) недостаточно определенны и плохо сопоставимы на гигантских временных интервалах. Но главное не в частностях. Рассмотренные модели могут быть более или менее действенны для трактовки известных эмпирических данных, но утрачивают всякую убедительность при попытках прогнозирования течения демографического процесса.
Прогностическим потенциалом данные модели не обладают прежде всего в силу того, что они, основываясь исключительно на эмпирике прошлого человечества, не имеют принципиально никакого концептуального фундамента — объяснения, гипотезы, какого-либо предположения относительно того, чем же определяется динамика глобального демографического процесса, — и потому не могут претендовать на сколько-нибудь достоверную экстраполяцию демографических перемен в будущее. Практически все эвристическое разнообразие сводится к расхождению в оценках того уровня, на котором стабилизируется народонаселение по завершении глобального демографического перехода. Но где хотя бы один аргумент в пользу того, что финальный переход подчиняется тем же законам, что и локальные, факт, подтверждающий устойчивость на стабилизированном уровне?
Загадочные закономерности, открытые в демографии, вызывают массу вопросов: каковы принципиальные, отличные от биологических причины уникального роста человеческой популяции, что скрывается за связью народонаселения, технологического прогресса, уровня доходов и грамотности? Где искать истоки стремительного гиперболического роста народонаселения и последующего его затухания в демографическом переходе?
Гипотеза информационного отбора
Одна из возможных трактовок принципиального отличия животного от человека обнаруживается в представлении первого как высокоорганизованной системы (автомата), замкнутого целеполаганием — выживанием вида. Инстинкт продолжения рода — «основной инстинкт» — в полной мере присущ и человеку, но в силу упомянутой «открытости» человек — автомат, способный к самосовершенствованию. Если в животном мире мутабель-ность — способ повышения адаптивности, то в мире человеческом удивительная возрастающая адаптивность является лишь инструментом для интенсификации культурных мутаций. Развитие культуры можно описать как следствие появления и интенсификации высшей надбиологической потребности — в познании, в информации. Наличие такой потребности прочувствовано, по крайней мере, в Древнем Египте, а сформулировано в пифагорейское время, когда понятия soma и psyche обрели известный на сегодня смысл — тела и души (вместо прежнего — мертвое и живое). Той души, которая вызрела в homo sapiens и лишь некие зачатки которой так трогают нас в человекообразных и даже менее совершенных меньших братьях (хотя в последнем случае волнует нас, вероятно, некоторое наше собственное отражение в поведении беззащитных и простодушных созданий).
Исходя из того, что видовой отбор утрачивает эффективность и эволюция после становления неоантропа разворачивается за счет непрерывного усиления интегральной
мощности сверхбиологической познавательной потребности, результатом давления которой является ускоренная аккумуляция информации, можно предложить для объяснения эволюционного движения гипотезу информационного отбора.
Развитие культуры как сложной самоорганизующейся системы определяется устойчивой, усиливающейся в ходе эволюции тенденцией к наращиванию скорости переработки и накопления информации.
Гипотеза информационного отбора дает основание для объяснения демографических явлений. «Природный закон народонаселения» или закон гиперболического роста, описывая динамику популяции, лишь проявляют фундаментальную закономерность — информационный отбор, в котором информационное ускорение реализуется путем интенсивного увеличения народонаселения. Не рост народонаселения определяет информационное ускорение, а именно информационный отбор селектирует потребную динамику роста, стабилизации или угнетения. На протяжении многих эпох эта динамика состояла в усилении прироста. Наверное, некие условия, в которых поддерживалась необходимость прироста, оставались относительно стабильными. Если же динамика народонаселения глобально меняется в конце второго тысячелетия, то это свидетельство того, что подобные условия меняются принципиально.
Каналы передачи внезиготной информации
Если рассматривать культуру как систему аккумуляции интегрального опыта, то важнейшей функцией этой системы является передача информации новым поколениям. Адаптация приматов, тем более — человекообразных обезьян, а еще более человека связана с доминированием социального обучения. Передача информации в ходе эволюции культуры осуществляется путем отбора, в котором оптимизация соотношения социальной и биологической информации устанавливает преобладающее значение социального наследования и развития, «главенство фенотипа над генотипом».
Удивительная и неизменно прогрессирующая адаптивность человека (который, вероятно, несмотря на опасения экологов, приспособится к любым техногенным изменениям среды) — следствие именно преимущества внезиготной передачи информации; эта способность оперативно реагировать на самый широкий спектр вариаций внешних условий позволяет отобрать и закрепить полезные качества неизмеримо быстрее, чем путем естественного отбора. В таком свете культуру следует представить как систему интегрального опыта, обеспечивающую усиление информационного потенциала и реализующую базовую тенденцию информационного ускорения за счет негенетической трансляции информации. Сохранение и расширение культурного пространства возможно лишь за счет внезиготного способа передачи информации.
В трансляции знаний, информации привычно выделяют два способа: вертикальный и горизонтальный. Первобытное общество с его достаточно равномерно распределенным и общедоступным знанием прекрасно удовлетворяется естественной, бытовой — вертикальной — трансляцией (хотя, конечно, уже на самых ранних стадиях имеет место и горизонтальная трансляция, но еще с очень малым весом). Системность передачи знаний базируется на иерархичной связи поколений: общественная жизнь большой семьи или рода в этнических культурах определяется, в первую очередь, сложными комплексами родственных отношений. Важнейшую роль в вертикальной трансляции играют прямые индивидуальные контакты, имитация младшими навыков, стереотипов поведения старшего поколения. Объем общественного запаса знания невелик, хранителем его способен
быть отдельный представитель: «Гибель старейшины для бушменов подобна пожару в Александрийской библиотеке».
По мере орудийно-технологического прогресса, общественного развития, психологического усложнения информационный запас стремительно увеличивается. Возрастание информационного потенциала ведет к специализации знания и необходимости появления дополнительного горизонтального канала передачи. Стратификация общества отображает усиливающуюся дифференциацию знания, ограничения доступа и кастовое распределение его. Родственные связи замещаются социально структурированными, но главенствующей остается роль прямых персональных контактов (например, в цеховой схеме «мастер — ученик»). Интенсификация горизонтального канала приводит к рождению специализированного института передачи и слоя хранителей знания.
Наконец, индустриальная и постиндустриальная эпохи характеризуются гигантским запасом информации, несоизмеримым с емкостью индивидуальной памяти, усиленной дифференциацией опыта. Горизонтальный канал трансляции становится, во всяком случае — видится, абсолютно доминирующим. Самая разнообразная информация все успешней формализуется, надежнее хранится, передается с высокой скоростью — становится широко доступной. На смену письменной и печатной культуре феодального и индустриального общества приходит культура информационно-коммуникационных технологий.
В известной на сегодня фазе в социально-природной среде с ограниченным энергетическим ресурсом и активной конкуренцией за него стабильность культуры связана с вертикальной трансляцией неформализованной информации. Ключевой носитель этой информации, транспортная РНК, которая ответственна за передачу сложной «белковой» структуры культуры, — это человек. В таких условиях информационный отбор стимулирует ускоренный (в сравнении с биологическим) рост популяции, народонаселения в целях и сохранения культуры, и усиления ее потенциала за счет изменчивости.
Поскольку человек — неустойчивый носитель, только постоянный рост численности населения может обеспечить надежность передачи аккумулируемого культурного опыта, стабильность консервативных установок. Этот носитель обладает ограниченной информационной емкостью, которая становится все меньше в сравнении с нарастающим культурным запасом, и способен к передаче ничтожной доли интегрального запаса.
Для селекции полезных мутаций также выгодно увеличивать вариабельность взаимодействий со средой — увеличивать число особей, потенциально способных к продуктивным мутациям в оперативном прогрессе, за счет развития горизонтальных связей. Кооперативное действие этих причин является, вероятно, причиной гиперболического роста народонаселения, который наблюдался до последней трети XX в. и оставался адекватным темпу исторического ускорения. «Одно из главных проявлений жизни состоит... в том, что множится число элементарных индивидов, особей»9 (Н. В. Тимофеев-Ресовский).
Население Земли множилось тысячелетиями для того, чтобы гарантировать высокую надежность и эффективность трансляции аккумулируемого культурного опыта за счет огромной избыточности информации в канале трансляции.
Энергия и информация
Будучи процессом материальным, передача информации, естественно, связана с балансом энергетическим. Как известно, трансляция информации возможна только при наличии энергетического запаса, информационное ускорение осуществимо лишь за счет энергетического потенциала.
По мере аккумуляции культурного опыта его трансляция требует все больших энергетических затрат (что составляет одну из главных проблем техногенной цивилизации). В эволюционном процессе культурная экспансия осуществляется в противодействии с природой. Человек в этой в войне культуры и природы не только транспортная информационная матрица, но также энергетическая единица, сжигаемая в процессе противостояния природе. Как информационные, так и энергетические закономерности тысячелетиями определяли потребность в увеличении народонаселения: первые — для обеспечения надежности передачи информации, вторые — для создания энергетической базы этой надежности.
Используя идеи Вернадского о ноосфере10, «энергии человеческой культуры или культурной биохимической энергии», можно представить (по аналогии с физическим вакуумом как источником всех видов материи) и некий «вакуум» — хранилище всего биологического и культурного опыта. Поле биокультурной атмосферы, действуя на вакуум (посредством операторов рождения и уничтожения), удаляет или извлекает активных агентов эволюции, формуемых по генетическим и культурным матрицам. Рождение и уничтожение агентов-носителей информации — процесс энергетический. Преобразование земной или космической энергии в высокоорганизованную культурно-биологическую форму характеризуется притоком негэнтропии, информации, элиминация носителя — уменьшением информации.
Эволюция сопровождается прогрессивным увеличением энергетических затрат (производство энергии на жизнеобеспечение популяции связано с численностью населения квадратичной зависимостью11), которые оплачивают информационное ускорение культуры. Интегральный итог существования групп, поколений, цивилизаций — производство, приращение информационного запаса, осуществляемое за счет «культурной работы». В циклах культуры, складывающихся из индивидуальных, общественных, цивилизационных циклов, эта работа представляется разницей между «тепловой» энергией, получаемой от среды (от нагревателя), и энергией, отдаваемой «холодильнику» в процессе элиминации индивидов, племен, культур. Этот прибыток информации — приращение культурного опыта — обеспечивает возможность непрерывно повышать уровень стабилизации, характерный для биологических популяций, за счет расширения экологической ниши.
Подобное согласие условий информационного ускорения и энергетического обеспечения характеризовало различные этапы эволюции культуры в ее противостоянии природе. Но все эти этапы можно представить как единую фазу экстенсивного развития культуры, расширения культурного опыта, его накопления и передачи. В этой фазе создается и совершенствуется социальный механизм трансляции культуры; механизм, в котором низкая надежность передачи информации в отдельной репликации компенсируется огромной избыточностью. Устойчивость режима трансляции достигается за счет достаточно стабильной психологической структуры. Тысячелетиями эти структуры формировались условиями информационными (потребность в знании) и энергетическими — в физическом противоборстве с природным миром. Однако сегодня можно с достаточным основанием говорить о том, что возникают весомые предпосылки для коренного изменения подобных условий.
Демографический переход
По мере общественного и технологического прогресса информационный запас стремительно увеличивается. Чтобы обеспечить надежность передачи между поколениями множащейся многомиллиардной человеческой популяции возрастающего культурного
опыта, требуется все большее дробление культурного запаса. Вследствие этого возникает угроза целостному существованию культуры, опасность ее вырождения: система культуры уже не гарантирует устойчивое увеличение скорости передачи информации. Система репликации носителей наследственной информации («человека культурного»), трансляционный аппарат культуры, испытывает серьезные затруднения и, вероятно, должен перестраиваться принципиально. В новых условиях многократное дублирование информации путем увеличения числа ее неустойчивых носителей (людей) становится невыгодным, вертикальный канал трансляции утрачивает эффективность.
Сегодня культура близка к тому, чтобы коренным образом изменить условия, в которых ее КПД был крайне низок. Культура порождает новый тип носителей информации, обеспечивающих высокую эффективность и способствующих глобальной экспансии компьютера и информационных сетей. Появление средств записи и воспроизводства универсальной информации (текстовой, знаковой, визуальной, акустической, тактильной и пр.) открывает путь к интеграции культурного опыта и к отстранению значительной части этого опыта от человека. Отстранение, вероятно, приведет к некоторой возрастающей формализации и структурированию опыта, постепенному превращению его в знание. Стабильность трансляции культуры была связана, в первую очередь, с вертикальной трансляцией информации. Возможно, подобная ситуация определялась «низким качеством» реально формализованной информации, ее грубой структурой. Если выделение и регистрация тонкой организации данных станет возможной, то надежность передачи культурного опыта неизбежно должна возрасти.
Означенные предпосылки можно, вероятно, связать с социальными и технологическими процессами. Современная демография в качестве условий замедления и затухания роста численности населения определяет высокую скорость прироста (приращение за время жизни поколения сопоставимо с общей численностью), высокий уровень технологического развития, жизни (средний доход, заметно превышающий необходимый для выживания), широкое распространение грамотности — все те проявления, которые выносит на поверхность культурная революция, инициирующая демографический взрыв.
Что же меняется в процессах трансляции информации при высокой скорости прироста населения? Один из важнейших демографических показателей — резкое изменение возрастной структуры населения в странах третьего мира. Молодое поколение становится преобладающим, старших, учителей не хватает физически. Традиционная вертикаль передачи опыта рушится естественным путем. Прогресс технологий, коммуникаций, грамотности наступает опережающими темпами. Традиционные психологические ориентиры не успевают за резкими сменами культурной среды и отмирают, вертикальная иерархия решительно трансформируется, вековые ментальные установки меняются (причем, даже самые глубинные, например, социально опосредованный инстинкт продолжения рода).
В биологической эволюции увеличения надежности передачи возрастающего объема наследственной информации удавалось достичь только одним путем — за счет снижения репродуктивности. Ценой повышения эффективности трансляции является увеличение стоимости репликации носителя информации (миллионы спор, выбрасываемых семенной коробочкой на волю ветра и солнца; тысячи икринок, которые мечет в водоем рыба; единственный детеныш приматов, вынашиваемый в чреве матери). И нет, пожалуй, особых оснований для того, чтобы в трансляции культуры эта закономерность нарушалась.
В динамике народонаселения подобная перестройка приводит к демографическому переходу — замедлению темпов прироста и стабилизации численности населения. Впервые
подобная тенденция проявилась во Франции с конца XVIII в., но оставалась локальной, лишь постепенно распространяясь на страны, подключавшиеся к экономическому прогрессу. С 70-х гг. прошлого столетия процесс приобрел глобальный характер: рождаемость в странах Азии, Африки, Латинской Америки уже в 90-е гг. составила лишь 2,1 ребенка на женщину12.
Этот планетарный процесс, ассоциируясь с известными локальными переходами, протекавшими в принципиально иных внешних условиях, и породил целый ряд прогнозов относительно уровня стабилизации народонаселения, определяемого, большей частью, способностью Земли выдержать предельную нагрузку.
Подобное единодушное заблуждение по-своему интересно, но слишком уж очевидно лишено всяких оснований. Явно нелинейный ход эволюции внезапно, без каких-либо видимых причин консервируется и замирает в противоречии с известным законом исторического ускорения или анализируемой в данной работе тенденцией информационного ускорения.
Ускоренное течение эволюции культуры вряд ли подлежит сомнению. Актуальные культурно-технологические процессы: появление носителей, способных надежно хранить огромные объемы сложно организованных данных, устройств и сетей для продуктивной переработки и мгновенной передачи информации, развитие эффективных способов автономного освоения формализованного знания, — позволяют предположить скорое наступление нового этапа, перехода не менее значимого, чем становление письменной эры. Более того, т. к. очередную трансформацию культуры можно связать с вытеснением доминировавшего на протяжении всей исторической (и доисторической, конечно) эпохи вертикального канала горизонтальным, с вытекающими из этого социокультурными последствиями, то вполне ожидаемо наступление новой эволюционной фазы.
Проблема адаптивности
Стабилизационные модели входят в явное противоречие со всеми исследованиями и прогнозами относительно тенденций информационного общества, отмечающими экстремально нарастающий эволюционный темп. Крайне сложно допустить существование предельного энергетического потенциала планеты даже на базе известных научных представлений (о термоядерном потенциале, энергии глубинных слоев Земли...). Постоянно возрастающая способность культуры к расширению и углублению экологической ниши позволяет сильно усомниться в его существовании.
Значительно логичнее предположить, что снижение репродуктивности как закономерное отображение общей эволюционной тенденции сохранится, и точка максимума народонаселения отметит фазовый переход в глобальном эволюционном цикле — смену доминирующего канала, обеспечивающего максимизацию информационного ускорения принципиально иным путем.
Такое обновление связано с изменением условий для реализации базисной познавательной способности, которая заложена в геноме человека13 и предстает как предрасположенность «учиться и учить и является независимой и филогенетически более ранней, чем теория разума»14.
Эти условия определяются девальвацией традиционных социокультурных ценностей. Если рост населения коррелирует с развитием социальных структур, то логично предположить, что его (населения) уменьшение будет сопровождаться прогрессирующим ослаблением общественных связей. Информационное ускорение в условиях, когда
необходимость наращивать «массу» общества исчезает, наверное, следует, связать, в первую очередь, с развитием личностным.
Гигантский объем накопленного в постиндустриальном мире, ставшего широко доступным знания остается в огромной степени невостребованным в силу многих причин, но прежде всего из-за его слишком глубокого разделения, специализации. Сформировав фенотип, предрасположенный к когнитивному познанию, эволюция, вероятно, входит в фазу движения от социального прогресса к индивидуальному, которое предполагает перемещение фокуса усилий и интереса с мира внешнего на внутренний. В экстремальных условиях с высокой скоростью изменения технологичной среды, когда привычные межличностные взаимодействия видоизменяются, приспосабливаются посредством современных технологий к новым видам коммуникаций, сильнейшая стандартизация дифференцированного социального научения уже не соответствует необходимым темпам ускоренной адаптации.
Эффективное обслуживание социальных ролей обеспечивается специализацией знания и обучения. Движение к личностному прогрессу требует интеграции знания. Подобная возможность видится сегодня достаточно реальной благодаря стремительному увеличению мощности современного компьютерного парка и коммуникационных сетей, способных уже на данном этапе хранить, перерабатывать и транслировать объемы разнородной информации, которые принципиально сопоставимы с суммарным культурным запасом. Совершенствование интерфейса человек — компьютер в скором времени приведет к тому, что автономные методы освоения знания обретут важнейшую роль в процессе обучения, развития, творчества.
Такие фундаментальные трансформации, вероятно, приведут к очередной функциональной перестройке модульной организации мозга и способов переработки информации. Передача компьютеру функций хранения, поиска, первичной обработки информации обнаруживает возможность разгрузить корковые и подкорковые структуры от бремени занимающей львиную долю жизни рутинной социальной адаптации. При этом, не теряя когнитивных достижений интактного мозга, сознание обретает потенциал для восстановления в значительной мере утраченной способности к внутреннему креативному (чаще определяемому как межполушарный) диалогу. На уровне функциональном такой путь к индивидуализации можно связать с повышением пластичности мозга, снятием жесткой локализации нейронных структур и областей центральной нервной системы.
Компьютер, позволяющий интегрировать гигантский объем разрозненных сегодня знаний, и системы искусственного интеллекта, открывающие для сознания возможность продуктивно оперировать этим объемом, создают перспективу для решительного изменения той опасно ничтожной пропорции индивидуального и всеобщего опыта, следствие глубинного воздействия которой обозначено в культуре как отчуждение (обычно увязываемое с достаточно внешними резонами). Однако продвижение к означенной интеграционной цели потребует разрешения множества проблем.
В первую очередь, это поиск новых форм адаптации, включения индивида в культуру. Активно вытесняемый в современном мире вертикальный канал, несмотря на свою архаичность, имеет решающее значение в процессе «очеловечивания». Весьма вероятно, что явно прослеживающаяся немотивированная жестокость, бездушность сегодняшней цивилизации — прямое следствие этого вытеснения. Да и в когнитивном обучении роль традиционного канала крайне велика, например, «ребенок не способен усваивать звуки и речь, записанные на магнитофон и даже на видео»15.
Описанные психофизиологические проявления (реактивная пластичность, компенсаторные механизмы мозга) известны по наблюдениям за высокофункциональными аутистами: «Вследствие нарушения латеральных связей мозг концентрируется на нескольких областях (а не на одной, фиксированной, как в норме. — А. Д.), давая в результате впечатляющий когнитивный результат»16. Такая аномалия порождает вопрос, является ли данное отклонение «патологией или совершенствующимся механизмом адаптации, проявляющимся в условиях социальной выключенности и сопровождающимся изменениями в когнитивной сфере и структуре мозговой организации»17.
Аутизм характеризуется эмоциональной недостаточностью. Однако показательны примеры людей с явными аутическими признаками и повышенной эмоциональной активностью — это люди творческие, чаще художники. Креативный художественный тип отличает повышенная восприимчивость и развитое воображение. Вероятно, для формирования психически полноценной личности взаимодействие «человек — компьютер» должно быть первостепенно ориентировано на активизацию отмеченных качеств. Но подобное возможно только в одном варианте: если счетная машина усложнится до некоторого рода очеловечивания, прежде всего, вероятно, за счет дополнения когнитивно-вычислительных функций эмоциональными. Но для создания эмоционального компьютера (некоего для начала примитивного двойника) необходимо понять, выделить сущность, субстрат «человечности». Таким образом, информационный отбор на пути усиления адаптивности актуализирует центральную для формирования личности проблему, сформулированную еще в античной Греции: «Познай самого себя».
Глобальный цикл и метафизический предел
Поиски новых форм адаптации в силу информационного ускорения будут, вероятно, протекать в прогрессирующем темпе, достаточно наглядном в демографическом процессе. Даже если предположить сохранение уровня репродуктивности, характерного для большинства развитых стран сегодня (один ребенок на женщину), то, несмотря на достижения медицины и увеличение продолжительности жизни, население планеты всего лишь в пределах тысячелетия, нескольких веков сократится до ничтожных в сравнении с нынешними миллиардами ста тысяч, много меньше, чем в начале неолита.
Культура на этом стремительном этапе, отбросив камуфляж, вероятно, нацелится на то, чтобы разорвать пуповину, связывающую ее с прародительницей — природой. И самое решительное наступление продолжится на фронте демографическом, в селекции такой динамики популяции, которая способствует информационному ускорению.
Лишь поверхностный взгляд видит в сексуальной революции пробуждение вулкана биологического. Отвергая таинственность и молчание, окружавшие сексуальную сферу, этот бунт десакрализует отношения полов, а вместе с ними устои общественной морали и власти. Семья, кирпич для монолита государственной крепости, крошится. Гендерные, сексуальные отношения отходят от природно-социальной однозначности, допуская более сложную, чем в биполярной системе полов, схему самоидентификации.
Испокон веков культурный отбор реализовывался посредством отбора полового. Биологическая матрица определяла органику не только физической, но и духовной жизни. Открытие клонирования (жестко осуждаемой, но вдохновляющей возможности фундаментально трансформировать основы жизни и культуры) намечает скорый финал этой связи. Очевидно, что эволюция близка к порогу, за которым снимаются ограничения случайного, природного сочетания хромосом, что, вероятно, приведет не только к радикальным общественным
переменам, но и не менее радикальным преобразованиям психики, той психики, которая будет свободна от инстинктивных уз своей биологической заданности.
Итак, в начавшейся миллионы лет назад антропоцентричной эволюции можно выделить две принципиально отличающиеся фазы. Первая, открытая нам в историческом процессе, — экстенсивная. В этой фазе устремление культуры к наращиванию объема знания осуществляется за счет усиления демографического давления и реализуется путем социализации человека и специализации опыта.
В глобальном цикле эволюции демография служила важнейшим инструментом культуры. Демографические взрывы отмечали торжество кроманьонца, пассионарные прорывы древних культур и цивилизаций. И в XX в. закономерность сохранялась: главные мировые лидеры и претенденты (США, Россия, Германия) — это крупные страны с сильной позитивной динамикой численности населения. Информационный отбор производил селекцию эффективных культур, используя демографическое усиление. Информационная дифференциация в рамках жесткой энергетической конкуренции поддерживается иерархическими структурированными социальными системами и установками на микро-и макроуровнях.
Однако долговременный культурно-технологический прогресс приводит к появлению принципиально сравнимых по емкости с человеческим мозгом искусственных носителей информации, к смене основного канала передачи культурной информации и подвергает сомнению эффективность традиционных структурных принципов общественного устройства и социального функционирования человека.
Глобальный демографический переход свидетельствует и о завершении гегемонии Запада (частные кризисные проявления в доминирующей культуре — признаки кризиса системного), и о близком финале конкурентной эры: без энергии демографической волны сверхдержавы не появляются. Но этой энергии сегодня не видно даже у молодых гигантов (Китай, Индия, Бразилия).
Вероятно, точка глобального демографического максимума-перехода маркирует начало новой эволюционной фазы, для которой можно представить два сценария. Первый — активно прогнозируемую стабилизацию народонаселения — логично связать со стагнацией всемирного общества потребления, истощением познавательной потребности. «Дивный новый мир» (Хаксли)18 обозначит человека как еще одну тупиковую ветвь эволюции, царившую на Земле совсем недолго в сравнении с динозаврами. Но все же сложно представить столь примитивный и однозначный финал интригующей связи культуры и природы, проявлявшейся в динамике народонаселения тысячами или миллионами лет.
Более убедительно, что доминантная познавательная потребность не угаснет, а максимум народонаселения отметит переход к интенсивной фазе, в которой информационное ускорение реализуется на сжимающейся популяции за счет эффективности трансляции и интеграции знания-опыта. Если в экстенсивной фазе передача информации осуществлялась локально, диффузно, в прямых контактах, то в связной, когерентной системе, где возможности индивидуальной психики, сознания неизмеримо усиливаются за счет совершенных сетевых носителей, интеграция будет все в большей степени стирать грань между знанием индивидуальным и всеобщим, несмотря на возрастающую прогрессивно скорость аккумуляции.
Сегодня невозможно ни ощутить, ни понять, ни даже вообразить это будущее с новыми формами воспроизведения информации. В то же время некий метафорический или метафизический предел этого движения можно наметить в рамках изложенных гипотез.
Усложнение человека и уплотнение той, условной, стотысячной группы не остановится, но продолжится и усилится. Скорость растворения минипопуляции в информационном океане увеличится, а концентрация информации (культуры, духовности и других, неведомых форм) в грядущей личности станет поистине удивительной. Пока глобальный эволюционный цикл не завершится в полной цельности и слитности, в новой форме раскрытия информации.
Когда psyche, завершив долгие тысячелетия конфликта с вырастившем ее телом, обретя, наконец, желанную свободу, вернется к исходному единству, объемлющему и природу, с весенними проталинами, и сверх-природу, стихами Лермонтова и категорическим императивом, со всеми бывшими и ушедшими, и еще только будущими...
1 Клягин Н. В. Современная научная картина мира. М., 2007.
2 Forster H. von Mora P., Amiot L. Doomsday: Friday, 13 November, A. D. 2026 // Science. 1960. Vol. 132. P. 1291-1296.
3 Chesnais J.-C. The demographic Transition. Oxford, 1992.
4 Malthus T. An essay on principle of population. Cambridge, 1992.
5 Капица С. П. Синергетика и прогнозы будущего. М., 2003.
6 Kremer M. Population Growth and Technological Change: One Million B. C. to 1990 // Quarterly Journal of Economics. 1993. Vol. 108. P. 681-716.
7 Подлазов А. В. Теоретическая демография как основа математической истории // Препринт ИПМ им. М. В. Келдыша РАН. 2000. № 73.
8 Коротаев А. В., Малков А. С., Халтурина Д. А. Математическая модель роста населения Земли, экономики, технологии и образования // Препринт ИПМ им. М. В. Келдыша РАН. URL: http://www.keldysh. ru/papers/2005/prep13/prep2005_13.html.
9 Тимофеев-Ресовский Н. В. Третья точка опоры // Знание — сила. 1983. № 6. C. 45-53.
10 Вернадский В. И. Философские мысли натуралиста. М., 1988. C. 95.
11 Капица С. П. Указ. соч.
12 Deverging Demographic Trends within more Development Region. Department for Economic and Social Information and Policy Analysis of the Unated Nation Secretariat. World Population Prospects. The 1996 Revision Unated Nations. New York, 1996.
13 Spelke E. Core knowledge? // American Psychologist. 2000. Vol. 55. P. 1233-1249.
14 Csibra G., Gerdely G. Social learning and social cognition. The case of pedagoge // Process of change brain and Cognitive Development Attention and Performance. XXI. Oxford, 2005.
15 Blakemore S-J. and other. Social Cognitive Neuroscience: Where are we heading? // Trends in cognitive science. 2004. Vol. 8. P. 216-222 (цит. цо: Аниськович Н. В. Проблемы социального взаимодействия в условиях информационного общества // Грядущее информационное общество / под ред. А. А. Лазаревича. Минск, 2006). 279 с.
16 Аниськович Н. В. Указ. соч. С. 213-283, 271.
17 Там же. С. 271.
18 Хаксли О. Контрапункт. Дивный новый мир. Рассказы. М., 2000.
