CC BY
235
[россия... народы, языки, культуры]
Журнал продолжает публикацию статей, посвящённых декабристам, внёсшим огромный вклад в развитие русской культуры. В этот номер включены статьи Альбины Болотовой, зав. историко-мемориальным музеем г. Ялуторовска, и Ольги Трофимовой, доктора филологических наук, зав. кафедрой русского языка Тюменского государственного университета, посвящённые Е. П. Оболенскому и И. А. Анненкову.
«Декабристы всегда интересны и вызывают самые серьёзные мысли и чувства»
Л. Толстой
ДЕКАБРИСТ КАК ЛИЧНОСТЬ...
Альбина Болотова
Зав. историко-мемориальным музеем г. Ялуторовска
Изучая подвиг декабристов, совершенный ими 14 декабря, невольно ближе знакомишься с участниками этого беспримерного события в истории России. О них пишут по-разному... И все же среди исторических личностей декабристы занимают особое место. Они постоянно притягивают к себе, и чем больше с ними знакомишься, тем острее понимаешь, как надо гордиться тем, что в истории нашего государства были такие люди! И восхищаясь многими, можно и должно в разные периоды своей жизни брать с них пример. Они помогают из далекого девятнадцатого столетия нам, живущим в двадцать первом веке. О многих из них можно писать романы. В этой статье я немного расскажу читателям о, казалось бы, противоречивой личности — декабристе Оболенском. Со стороны казалось, что иногда он поступал вопреки собственному мнению. При этом декабристы характеризовали Евгения Петровича добрым, деликатным, благородным, «полусвятым», и «тишайшим». И, вместе с тем, он иногда поступал очень решительно. Судите сами.
Князь Евгений Петрович Оболенский родился 6 октября 1796 года в богатой дворянской семье, получил прекрасное домашнее образование в московском доме отца, а поскольку со времён Отечественной войны 1812 года военная карьера являлась предпочтительнее гражданской, отец Евгения определил его в 1814-м в воинскую службу, в первую учебную роту лейб-гвардии Артиллерийской бригады. 30 декабря 1818 года он и его брат Константин зачислены подпоручиками лейб-гвардии Павловского полка.
Членом тайного общества князь Оболенский стал в 1818 году — вступил в Союз благоденствия и уже в Северном обществе в Петербурге состоял в управлении — вместе с Сергеем Петровичем Трубецким и Никитой Михайловичем Муравьёвым.
В решении важных жизненных вопросов Евгений Петрович очень долго сомневался и колебался, как всякий мыслящий человек. Может, это и создавало видимость противоречивости личности Оболенского? Однако, приняв решение, он уже не отступал от него никогда. А это уже говорит о цель-
[мир русского слова № 2 / 2014]
ности характера. Так, например, когда его сводный брат Сергей Николаевич Кашкин неудачно пошутил над офицером П. П. Свиньиным и тот вызвал его на дуэль, Оболенский долго раздумывал — конечно, честь дороже жизни, но убить другого человека? Решившись драться вместо Кашкина только потому, что тот один сын в семье, а у Оболенских десять детей — пять братьев и пять сестёр, — он уже пошёл до конца и выиграл поединок.
Тайну дуэли удалось сохранить, но ни с чем не сравнить те душевные муки, которые до конца своих дней испытывал князь при воспоминании о своём страшном поступке. Говорят, что именно с того момента Евгений и наложил на себя нравственные вериги, до самой смерти его мучило глубокое чувство вины: Бог даёт жизнь, и только он вправе распоряжаться ею.
Впоследствии Евгений Петрович писал: «Дуэль — это гнусный предрассудок, который велит кровью омыть запятнанную честь... им ни честь не восстанавливается и ничто не разрешается, но удовлетворяется только общественное мнение...».
Характерно поведение Евгения Петровича и в случае с А. В. Никитенко (1805-1877). Александр Васильевич состоял крепостным графа Шереметева. Граф, приметив у него блистательные способности, доверил ему исполнять обязанности секретаря. Но Никитенко мечтал об образовании, которое для него как крепостного было недоступно. Тогда К. Ф. Рылеев, А. Н. Муравьёв и Е. П. Оболенский принялись хлопотать о предоставлении Шереметевым вольной Никитенко. Граф долго сопротивлялся, но декабристы добились своего, и в 1825 году Александр Васильевич получил вольную и поступил в университет. Уже свободного Никитенко Евгений Петрович пригласил для занятий со своими младшими братьями Дмитрием и Сергеем, он и жил на квартире Оболенского. Уходя 14 декабря из дома, Евгений Петрович считал, что оставляет своих домашних с верным человеком. Однако тот сразу же после мрачных известий страшно испугался и сжёг все бумаги Оболенского. Не оправдал он и надежд на помощь в обучении братьев: в 1827 году их обоих одновременно отчислили из пажеского корпуса. Никитенко же даже не привлекли к следствию, и он впоследствии вошёл в историю России как профессор Петербургского университета, академик, цензор, редактор журнала «Современник».
Что касается участия в тайном обществе, то Оболенский мучительно сомневался в его целях Незадолго перед восстанием он говорил К. Ф. Рылееву, вошедшему в Петербургскую Думу вместо Трубецкого, уехавшего в Киев: «Имеем ли мы право, как частные люди, составляющие едва заметную единицу в огромном большинстве населения нашего Отечества, предпринимать государственный переворот и свой образ воззрения на государственное устройство налагать почти насильно на тех, которые, может быть, довольствуясь настоящим, не ищут лучшего; если же ищут и стремятся к лучшему, то ищут и стремятся к нему путём исторического развития»?
Но, решившись принять участие и назначенный товарищами начальником штаба восстания, активно участвовал в его подготовке и проведении: «... у него проходили совещания о начатии действия 14 декабря... он был одним из главных виновников возмущения». Как старший адъютант при генерале Бистроме — командующем гвардейской пехотой — Оболенский имел связь со всеми полками и деятельно собирал силы для выступления.
14 декабря 1825 года, как и для многих его участников, для князя стал страшным днём. Ещё накануне, поздно вечером 13 декабря, его сослуживец и сосед по квартире Яков Ростовцев признался ему, что написал письмо государю об их намерениях, но без имён и без подробностей — сам знал немного. Предательство Ростовцева послужило предупреждением, которое позволило Николаю назначить переприсягу на более раннее время и этим сломать намеченный план действия декабристов. Оболенский уже в разгар событий 14 декабря, побывав в полках и увидев, что намеченные действия рушатся, невольно чувствуя свою вину, встретив Ростовцева, дал ему пощёчину. Через 30 лет оба предпочтут это не вспоминать, мало того, князь будет защищать изменника перед А. И. Герценом...
А 14-го он одним из первых вышел на Сенатскую площадь и решительно действовал до последней минуты, пока картечь не рассеяла непокорных. За час до разгрома восстания князя избрали командующим восставших войск, и он трижды пытался собрать военный совет.
Приговорённый по первому разряду к смертной казни «отсечением головы», а потом к пожизненной каторге в Сибири, достойно встретил на-
[декабрист как личность...]
казание. В Усолье, недалеко от Иркутска, он должен был в лесу заготовлять дрова, и научившись этому, он скоро стал справляться с нормой. В Нерчинских рудниках кайлом в шахте добывал руду с содержанием серебра. Прибывшая к мужу княгиня Трубецкая от своих сапог отрезала ленты и пришила их к его шапочке, чтобы защищать голову «Рюрика» от пыли (друзья не случайно так его звали: старинный аристократический род Оболенских действительно корнями восходил к первым князьям на Руси). В Чите он молол на ручной мельнице муку, а в Петровском заводе товарищам читал курс по истории философии и как хороший математик замечательно кроил одежду.
В Ялуторовск его перевели вместе с И. И. Пущиным в 1843 году. Влюбившись в ялуторовскую мещанку Варвару Самсоновну Баранову, нянечку дочки Пущина, он тоже действовал решительно. Пущин, ярый противник браков декабристов на сибирячках, как дамах не их круга общения, долго убеждал своего товарища не связывать себя узами брака с Варенькой. Но Оболенский остался верен себе — 6 февраля 1846 года протоиерей Стефан Знаменский венчал их в Сретенском соборе. Евгений Петрович стал хорошим мужем и отцом. После освобождения, уже в Калуге, их с Варварой Самсоновной Барановой причислили к шестой части дворянской родословной книги, самой почетной, куда вносились только древние, благородные роды.
Да, судьба по-своему распоряжается человеком: дед декабриста, Евгений Петрович Кашкин, в XVIII веке управлял Пермским и Тобольским краем, в состав которого входила тогда и Ялуторовская слобода. Он по указу Екатерины II учреждал запасные магазины, боролся со злоупотреблениями в искоренении старообрядчества, наводил порядок в пользовании лесами, реками, помогал людям преодолевать стихийные бедствия и оставил о себе очень хорошую память в истории управления Сибири. Под его руководством 21 августа 1872 года торжественно открылось Тобольское наместничество с десятью уездами, в том числе и Ялуторовским. Тогда же эта слобода обрела статус города. Екатерина Великая наградила Кашкина за деятельность в Сибири Владимирским крестом первой степени. А вот внук знаменитого деда, названный в его честь Евгением, в Сибирь попал как государственный преступник...
В нашем городе с ним произошёл очень интересный случай. Полковой офицер, следуя по месту назначения, в карты проиграл армейскую казну. Услышав, что у Оболенского могут быть деньги, он явился к нему за помощью. Опальному помогали родственники, высылали ему деньги, в Ялуторовске «Рюрик» многим оказывал материальную помощь. Но в данном случае у него не оказалось за душой ни копейки. Тогда он решил отдать по существу первому встречному ценные памятные часы. И только М. И. Муравьёв-Апостол спас семейную реликвию — друзья собрали деньги и отвели беду от провинившегося офицера.
В Ялуторовске Евгений Петрович вместе с Николаем Васильевичем Басаргиным владел мельницей. Объединив с Иваном Ивановичем Пущиным земельные участки, выделяемые с 1835 года по 15 десятин на каждого, они вместе занялись сельскохозяйственными работами, о результатах которых писали в Петербург в Земледельческую газету. Держали коров и лошадей. Когда сибирская язва эпидемией прошла по городу, отстояли свой скот и помогли другим справиться с несчастьем, воспользовавшись специальной литературой. Оболенский с Якушкиным мечтал по примеру Бестужевых завести недалеко от города опытно-показательную ферму, да денег всё как-то не доставало для реализации этого плана. Уже проживая прощённым и свободным человеком в Калуге, Евгений Петрович в письмах к друзьям снова и снова возвращался к своему Ялуторовскому проекту.
Бытует мнение, что со временем Евгений Петрович изменил свои убеждения в отношении тайных обществ. Однако, убедившись в цельности его характера, трудно с этим согласиться: декабрист постоянно возвращался к своему прошлому, в том числе и к работе в Союзе благоденствия, вспоминал, как они в то время мечтали воспитывать высоконравственных, порядочных людей во всех органах власти и жизнедеятельности человеческого общества и через них формировать общее мнение.
В своих мемуарах, написанных в 1856 году, в последний год своего пребывания в Ялуторовске, Оболенский писал, что, уже опальные, они всегда жили по законам прежнего братства: «Взаимное уважение было основано не на светских правилах и не на привычке приобретенной светским образованием, но на стремлении каждого ко всему, что
[мир русского слова № 2 / 2014]
117
носит печать истины и правды. Рассеянные по всем краям Сибири, каждый сохранил своё личное достоинство и приобрёл уважение тех, с коими он находился в близких отношениях». А в 1863 году за два года до своей смерти в письме к Матвею Ивановичу Муравьёву-Апостолу написал: «Многое, мой друг, мы пережили и многое переживаем ныне. Но мы, люди прежнего поколения, мы, представители былого, и не можем вступить в число деятелей настоящего, но остаёмся верны прошедшему — пусть оно явится в свете истины и жизнь наша не потеряет своего значения. Пусть юное поколение действует, но пусть оно видит в нас ценителей добра и всегдашних противников зла, в каком бы обманчивом свете оно не представлялось. В этом наше призвание».
В Калуге князь принимал участие в работе городского комитета по уничтожению крепостного права. Он видел проблему взаимоотношения власти и людей в том, что «правительственные действия никем не контролируемы, но, напротив, переходя от высшего лица к низшим, постепенно искажают-
ся согласно с нравственною и умственною степенью тех лиц, через которые они проходят, касаясь, наконец, всею своею тяжестью массы народа, которая одна и может судить по личному болезненному или благотворному ощущению о той массе зла или добра, которая пала на нее с высших ступеней управления».
Евгений Петрович Оболенский дожил до реализации своей мечты: отмены рабства в России. Поздравляя Муравьёва-Апостола с Новым 1862 годом, он написал ему: «Хотелось бы на закате дней видеть нашу Русь Святую окрепшую на началах гражданской свободы и нравственно, разумно идущую по пути политической самостоятельности, не по подражанию иноземному, но своеобычным, нам свойственным развитием». Николай Иванович Греч (1787-1867), журналист, писатель, издатель, писал по поводу его кончины: «Я не знал его хорошо, но встречал его в обществе и не мог им налюбоваться. По словам лиц, знавших его, Россия лишилась в нём героя».
Редакция журнала имеет возможность познакомить читателей с уникальным документом, дающим представление о жизни другого декабриста Ивана Александровича Анненкова в период с 1837 по 1851 год.
Справка: И. А. Анненков родился в 1802 году в Москве. Его отец, отставной капитан лейб-гвардии Преображенского полка, умер на следующий год после рождения сына. Мать — Анна Ивановна Якобий — дочь иркутского генерал-губернатора Ивана Вафоломеевича Якобия. После домашней подготовки Иван Александрович был студентом Московского университета, в котором, однако, курса не кончил, и поступил в военную службу, юнкером в Кавалергардский полк. В чине поручика принимал участие в заговоре декабристов как член северного общества («Союза благоденствия») и, по приговору верховного уголовного суда, сослан в каторжные работы в Восточную Сибирь. В списке, представленном суду «от комиссии, избранной для основания разрядов», Анненков отнесен ко второму разряду. Суд приговорил его к поли-
тической смерти; приговор этот был смягчен Императором Николаем I: он был сослан в Сибирь сроком на 10 лет. Находясь в Читинском остроге, в 1828 г., Анненков женился, на Полине Гебль, которая последовала за ним в ссылку. Переведенный в 1830 г. в Петровский завод, в особо устроенную для декабристов тюрьму, Анненков в 1836 г. был освобожден от каторги и водворен на поселение в с. Бельск, Иркутского уезда. В следующем году Анненков был переведен в гор. Туринск, Тобольской губ., «с употреблением» на службу в земском суде, на правах лица из податного сословия. Затем, в 1841 г., по ходатайству матери, был переведен в Тобольск, где состоял при губернаторе для поручений, занимал место начальника отделения в приказе о ссыльных и в приказе общественного призрения, а с 1845 г. стал заседателем.
