CC BY
21
Научная статья УДК 343.214
https://doi.org/10.24412/2414-3995-2021-5-124-133 NIION: 2015-0066-5/21-089 MOSURED: 77/27-011-2021-05-288
Деформации критерия стабильности уголовного закона
Александр Викторович Курсаев
Договорно-правовой департамент МВД России, Москва, Россия, kursaev@list.ru
Аннотация. В представленной статье системно рассматриваются изменения в Уголовный кодекс РФ. Делается вывод, что данные изменения подрывают стабильность уголовного закона. Обращается внимание на снижение эффективности уголовного правотворчества. Анализируются отдельные нерешенные до настоящего времени проблемные вопросы в конструировании ряда уголовно-правовых норм. Автор считает необходимым повысить роль уголовно-правовой науки в законодательном процессе.
Ключевые слова: уголовный закон, законодательный процесс, правовой пробел, преступления против конституционных прав граждан, юридическая наука
Для цитирования: Курсаев А. В. Деформации критерия стабильности уголовного закона // Вестник экономической безопасности. 2021. № 5. С. 124-133. https://doi.org/10.24412/2414-3995-2021-5-124-133.
Original article
Deformations of the stability criterion of the criminal law
Alexander V. Kursaev
Contract and Legal Department of the Ministry of Internal affairs of Russia, Moscow, Russian Federation,
kursaev@list.ru
Abstract. The article systematically examines the changes to the Criminal Code of the Russian Federation. It is concluded that these changes undermine the stability of the criminal law. Attention is drawn to the decrease in the effectiveness of criminal law-making. The article analyzes some unsolved problems in the construction of a number of criminal law norms. The author considers it necessary to increase the role of criminal law science in the legislative process.
Keywords: criminal law, legislative process, legal gap, crimes against the constitutional rights of citizens, legal science
For citation: Kursaev A. V. Deformations of the stability criterion of the criminal law // Bulletin of economic security. 2021;(5):124-33. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2414-3995-2021-5-124-133.
Наличие развитого законодательства является одним из элементов механизма реализации конституционных прав и свобод граждан. Обеспечение действия данных прав и свобод обуславливает деятельность государственных органов по постоянному и весьма интенсивному совершенствованию правовых норм, приведению их в соответствии с действующими реалиями. Правотворчество позволяет сформировать соответствующие регуляторы человеческого поведения путем создания новых правовых норм, внесения изменений в действующие или отмены устаревших правовых предписаний. Помимо этого правотворчество предполагает и процесс познания и анализа
© Курсаев А. В., 2021
социальных явлений, требующих правовой регламентации.
Как отмечал академик В. Н. Кудрявцев, законотворческий процесс предполагает глубокое предварительное изучение социальных, экономических, идеологических и иных объективных закономерностей и явлений жизни общества, имеющих значение для издания и для применения правовой нормы; изучение тенденций динамики и структуры правового поведения, в том числе и антиобщественного; анализ причин правонарушений; прогнозирование возможных изменений в правовом поведении [10, с. 100].
Конечной целью правотворчества является эффективное регулирование общественных отношений в интересах личности, общества и государства.
Данные постулаты со всей очевидностью свидетельствуют о наличии у процедуры правотворчества созидательного начала, что не вызывает сомнений.
Менее изученной является проблема внесения в законодательство чрезмерно значительного количества социально малообоснованных изменений, способных нарушить целостность отдельного нормативного правового акта или система законодательства. Такая негативная сторона правотворчества, риски, связанные с увлечением создания правовых норм, редко принимаются во внимание и исследуются. Однако, представляется, что такая проблема объективно существует.
В качестве наиболее яркого примера следует привести Уголовный кодекс РФ. УК РФ, содержащий на момент своего принятия в 1996 году 360 статей, значительно изменился. По сравнению с первоначальной редакцией, в УК РФ включено 132 новых статей, 12 из которых дополнили Общую часть и 120 - Особенную часть. Неизменными остались только 49 статей УК РФ, что составляет 13,6 % от их количества. 42 статьи, не претерпевшие изменений, расположены в Общей части, и 7 - в Особенной части УК РФ.
Если же оценивать динамику внесения изменений в УК РФ по годам, то можно сделать вывод, что такие процессы увеличивают свою интенсивность. В частности, в 1998 году в УК РФ было внесено 2 изменения, в 1999 году - 7, в 2000 году - 0, в 2001 году - 8, в 2002 году - 8, в 2003 году - 7, в 2004 году - 5, в 2005 году - 2, в 2006 году - 4, в 2007 году - 10, в 2008 году - 8, в 2009 году - 13, в 2010 году - 22, в 2011 году - 12, в 2013 году - 14, в 2013 году - 22, в 2014 году - 25, в 2015 году - 15, в 2016 году - 14, в 2017 году - 16, в 2018 году - 19, в 2019 году - 14, в 2020 году - 14 изменений.
Помимо роли Федерального Собрания Российской Федерации в уголовном законотворчестве следует учитывать и деятельность Конституционного Суда Российской Федерации, своими решениями значительно корректирующего уголовный закон. В настоящее время имеется 8 постановлений Конституционного Суда Российской Федерации о признании полностью или в части отдельных уголовно-правовых норм не соответствующими Конституции Российской Федерации, что потребовало не только их редакционной корректировки, но и в отдельных случаях изменения самих подходов к правовому регулированию вопросов, входящих в предмет уголовного права.
В результате текстологический объем предписаний Общей части УК РФ увеличился в 1,5 раза, Особенной части УК РФ - в 2,5 раза [14, с. 74, 75].
Из приведенных статистических данных следует, что новеллизация как метод создания права в уголовном законе применяется весьма активно. Новеллиза-ция здесь представляет собой метод осуществления правотворческой функции, выраженный в создании новой правовой регуляции, который проявляется в создании новых норм права (т. е. принятие нормы права с новой диспозицией или санкцией), переработке существующих правовых норм (изменение или отмена норм права), а также легитимации существующих правовых норм, до этого относившихся к иным социальным регуляторам (обычаи, традиции, нормы морали и т. д.) [7, с. 103].
Столь значительный объем изменений в уголовном законе позволил А. Э. Жалинскому сделать вывод о том, что законодательные новеллы различного характера в уголовном праве представляют собой самостоятельную систему проблем [12, с. 172].
Конечно же, правотворчество представляет собой деятельность государства и поэтому объективно связано с происходящими политическими изменениями. Однако прежде чем создавать новые уголовно-правовые нормы, следует учитывать социально-политические, морально-этические и юридико-технические стороны изменения уголовного законодательства. Перед созданием нового уголовно-правового запрета необходимо досконально изучить уголовно-правовую систему, дать правильную оценку тенденциям ее развития как в позитивном, так и в негативном плане, понимать возможности и объективные пределы уголовно-правового регулирования. Следует также учитывать и особенности правосознания населения, то, как оно воспримет новую запретительную норму. Одним из наиболее больших заблуждений в праве является вера в абсолютное всемогущество права, правовой идеализм. Особенно он опасен применительно к уголовному праву, так как возможные законотворческие ошибки влекут необоснованные с социальной точки зрения и крайне тяжкие последствия в виде осуждения человека и последующей его стигматизации.
Представляется, что теория законотворчества в уголовном праве основывается на двух факторах: объективном, связанном с преступностью как таковой (ее состояние, структура и динамика) и мерами противодействия ей со стороны правоохранительных органов, и субъективном, связанном с оценкой преступности и иных форм отклоняющегося поведения со стороны законодателя.
Определяющем должно являться объективное социальное основание законотворчества. Классическим является сформулированное К. Марксом утверждение о том, что «законодатель... не делает законов, он не изобретает их, а только формулирует, он выражает в сознательных положительных законах внутренние
законы духовных отношений. Мы должны были бы бросить упрек законодателю в безграничном произволе, если бы он подменил сущность дела своими выдумками» [13, с. 162].
Исходя из этого Н. Ф. Кузнецова правильно считает, что любые предложения об усовершенствовании уголовного законодательства, особенно если речь идет о принятии нового уголовного закона или об отмене ранее действовавшего, должны базироваться на углубленном изучении социальных оснований закона [18, с. 35]. Мы разделяем данное суждение и исходим из того, что принятию любого законодательного акта в сфере уголовного права должно предшествовать как установление социальных оснований для его принятий, так и прогнозирование последствий, к которым может привести его реализация. Это означает, что уголовное право, как правило, реагирует на уже сформировавшиеся общественные отношения, которые в связи с этим объективно опережают формирование правовых запретов.
Между тем современное российское уголовное право вместо «эффекта запаздывания» характеризуется иной тенденцией, связанной с опережением реальных потребностей в изменении УК РФ. В результате поспешности при юридико-техническом описании только формирующихся, окончательно не сложившихся общественных отношений такие изменения носят фрагментарный характер, нередко дублируют друг друга, а их поспешность приводит к законотворческим ошибкам, требующим устранения. Правоприменительная эффективность таких изменений также непозволительна низка. Фактически изменения в УК РФ вносятся только ради самих изменений.
М. М. Бабаев и Ю. Е. Пудовочкин справедливо отмечают, что изменений в УК РФ вносится много, но при этом ни качество самого уголовного закона, ни его эффективность, ни содержание и результаты правоприменительной и правотворческой деятельности, по своей сути, не меняются [2, с. 142].
Таким образом, сформулированные общей теорией права требования, предъявляемые к принятию законов, затрагивающих уголовно-правовое регулирование, выполняются достаточно редко. Между тем представляется, что законодатель должен поступать более взвешенно. Изменения в уголовный закон должны приниматься не скоропалительно, а постепенно, с тем, чтобы соотнести между собой как традиционные формы и методы борьбы с преступностью, так и новые, более гибкие и разнообразные средства воздействия на отрицательное поведение отдельных граждан. Стабильность уголовно-правовой нормы является самостоятельной ценностью, так как свидетельствует о том, что преступным может быть объявлено только такое деяние, которое будет опасно
с точки зрения уголовной политики на протяжении длительного времени.
Стабильность уголовно-правовой нормы при ее описании в диспозиции статьи Особенной части УК РФ проявляется в двух основных признаках: 1) преобладает обобщенное описание признаков состава преступления над казуистичным способом описания; 2) в диспозиции используются стабильные, постоянные, устоявшиеся понятия и категории, а не временные признаки.
Значение стабильности закона выражается в том, что она тесно связана с ростом уровня нормативных обобщений и характеризует собой качественное состояние законности, при которой достигается максимально возможная величина определенности и всеобщности правовых норм.
К сожалению, многочисленные примеры свидетельствуют об отсутствии стабильности, о крайней непоследовательности законодателя в сфере уголовно-правового реформирования.
В частности, в статье 134 УК РФ, охраняющей половую неприкосновенность несовершеннолетних от ненасильственных сексуальных посягательств, неоднократно менялся «возраст согласия» на вступление в половой акт. Первоначально установленный в 1996 году в 16 лет, уже в 1998 году он был понижен до 14 лет, а в 2003 году вновь повышен до 16 лет. В 2009 году ответственность за данное преступление дифференцирована в зависимости от возрастных признаков потерпевшего. В 2012 году в диспозицию статьи введен оценочный признак половой зрелости потерпевшего, исключенный уже в 2013 году.
Исключенная Федеральным законом от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской Федерации» уголовная ответственность за клевету (статья 129 УК РФ) была восстановлена менее чем через год - Федеральным законом от 28 июля 2012 г. № 141-ФЗ УК РФ был дополнен статьей 1281 (Клевета).
При принятии указанных и им подобных изменений в УК РФ не учитываются реальные и долгосрочные потребности общества. Такие изменения весьма утилитарны и направлены на искусственное сокращение судимости и лиц, содержащихся в местах лишения свободы, в целях снижения расходов государства на осужденных. Без глубокой криминологической проработки возможные изменения в УК РФ зачастую основываются на способе «мозгового штурма».
Однако изменения в уголовный закон в части криминализации новых деяний должны учитывать их распространенность, реальную фактическую возможность выявления и расследования данных преступлений, потенциал противодействия им средствами иных отраслей права (в первую очередь административно-
го права), соотношение позитивных и отрицательных последствий криминализации и прочий правоприменительный потенциал. Правовая практика в этом случае позволяет использовать накопленный право-реализационный опыт, а сама легализация правовой практики выступает приоритетным направлением совершенствования нормативных правовых актов. Законодательные акты в сфере уголовного права не могут разрабатываться и приниматься в отрыве от требований и реалий повседневной жизни и не могут не учитывать ее специфику.
Указанные проблемы в построении российской уголовной политики давно известны ученым. Так, профессор А. И. Коробеев указывает, что для современной российской уголовной политики характерны отсутствие явно выраженной цели и связанная с этим бессистемность и разнонаправленность изменений и дополнений уголовного закона; криминологическая и социальная необоснованность целого ряда предписаний уголовного закона; низкое качество юридической техники уголовного закона, внутриотраслевые и межотраслевые коллизии уголовного законодательства; отсутствие четкой концепции системы источников уголовного права; нарастающая несистемность уголовного закона [9, с. 236-237].
Данный автор отмечает превалирование репрессивного начала в уголовной политике: по его подсчетам, актов криминализации (полной или частичной) по состоянию на 1 января 2019 года насчитывалось 333, а актов декриминализации - всего 109 [9, с. 255].
Впрочем, тезис о наличии репрессивного хаоса в российской уголовной политике, что является признаком ее кризиса, поддерживается не всеми авторами.
М. М. Бабаев и Ю. Е. Пудовочкин выступили с оригинальной трактовкой современной российской уголовной политики, содержание которой сводится к тому, что указанные выше тенденции развития уголовного права являются не признаками ее кризиса, а содержательным началом самой уголовной политики.
Современная российская уголовная политика, по их мнению, строится на основе неоправданно высокой ее политизированности, свободе отступления от классических принципов уголовного права, использования уголовно-правового запрета как способа решения социальных проблем, расширения масштабов репрессивности законотворческой и правоприменительной практики, превалирования режима скоростной динамики нормативного реагирования в ответ на возникновение законодательного повода, в том числе на конъюнктурные и даже случайные события, снижения уровня требований к качеству принимаемых законодательных актов, дисбаланс между санкциями и общественной опасностью преступления [3, с. 30-31].
Таким образом, легко заметить, что новеллизация уголовного закона обусловлена не столько предпосылками для криминализации новых общественно опасных деяний, сколько чрезвычайно опасной попыткой формирования линии поведения человека в социуме средствами уголовного права. При этом в целях исключения мнимых и реальных пробелов уголовно-правовые запреты становятся все более аморфными, что проявляется в отсутствие четких правовых терминов и требований к гражданам. Последствием этого является избирательное применение уголовного закона [16; 17].
Необоснованно широкие криминализацион-ные процессы приводят к нарушению системности уголовного закона, превалированию казуистичного способа описания уголовно-правового запрета, криминализации псевдопреступлений, чрезмерному дроблению единых по своей природе составов преступлений (как, например, имеет место в случае с мошенничеством), а отмена скоропалительно принятых уголовно-правовых ном создает у части населения иллюзию одобрения со стороны государства ранее запрещенного поведения.
Вместо конструирования общих норм имеет место создание частных запретов, что создает дополнительные проблемы для их квалификации и разграничения между собой. Так, УК РФ в настоящее время содержит две нормы, направленные на защиту при приеме на работу или от необоснованного увольнения социально уязвимых категорий граждан: лиц, достигших предпенсионного возраста (статья 1441), и беременных женщин или женщин, имеющих детей в возрасте до трех лет (статья 145).
Почему бы не сконструировать из этих двух составов общую норму, предусмотрев в ней ответственность за отказ в приеме на работу или необоснованное увольнение лиц, пользующихся повышенной правовой защитой, дополнив перечень потерпевших по ней также отцами, воспитывающими ребенка без матери, и опекунами (попечителями) несовершеннолетних? Данное изменение не только упростит закон, но и позволит исключить пробел путем учета положений статьи 264 Трудового кодекса РФ о том, что гарантии и льготы, предоставляемые женщинам в связи с материнством, распространяются и на отцов, воспитывающих детей без матери, а также на опекунов (попечителей) несовершеннолетних.
Многочисленные изменения УК РФ нельзя назвать и его реформированием. Фактически имеет место точечное его изменение для решения какой-либо ближайшей утилитарной задачи. Законодатель, к сожалению, перестал учитывать, что уголовное право является крайним средством воздействия на общественные отношения и должно использоваться при их регулировании и охране только в том случае, когда
использование иных правовых средств является невозможным.
Следует отметить, что реформирование уголовного закона является объективным процессом. Действующий в настоящее время Уголовный кодекс ФРГ был принят в 1871 году, однако не следует думать, что в Германии до сих пор пользуются юридическими конструкциями второй половины XIX века. Редакция данного кодекса существенно изменилась.
Поэтому недопустимыми представляются не объективно необходимые изменения, а необоснованные с социальной точки зрения, несогласующиеся с системой и конструкцией уголовного закона инновации. Такие новеллы объективно разрушают структуру УК РФ. Современная новеллизация российского уголовного закона является следствием решения текущих проблем в ущерб его стабильности, и как правило, не учитывает научно обоснованные критерии развития уголовной политики и в связи с этим не может быть признана положительным явлением в российском уголовном праве.
Поток же точечных изменений уголовного закона, которые не являются следствием продуманной его реформы, сам по себе многократно увеличивает деструктивное влияние на уголовный закон.
В научной литературе по этому поводу даже отмечается, что масштаб изменений в УК РФ достиг такого уровня, что выходом из сложившейся ситуации может быть только принятие УК РФ в новой редакции или разработка принципиально нового кодекса [4; 5].
Данный способ по устранению бессистемности УК РФ подкупает своей простотой. Но является ли правильным предложение, согласно которому способом купирования бессистемных законодательных изменений является принятие нового закона? Ведь он также может страдать внутренними изъянами, а реализация данного предложения не снимает проблемы исключения дальнейшего внесения непроработанных изменений в УК РФ.
Представляется более правильным другой путь ограничения бессистемной новеллизации уголовного законодательства - это соответствие предлагаемых изменений целевым установкам уголовной политики и соблюдение разработанных в уголовно-правовой науке требований к процессу криминализации.
Изменения в уголовный закон должны основываться на соответствующих, научно обоснованных основаниях [15].
Наконец, необходимо учитывать, что стабильность уголовного закона - это самостоятельная правовая ценность. В настоящее время ни одна диссертация по наукам уголовно-правового цикла не обходится без наличия в ней предложений по внесению изменений в законодательство. Конечно же, такие предложения в контексте de lege ferenda объективно
необходимы. Социальное развитие общества движется вперед, и действия, которые раньше казались фантастичными, стали объективной реальностью. В качестве примера можно привести компьютерные и иные информационные преступления.
Кроме того, действующий УК РФ может обладать и объективными погрешностями в законодательной технике. Например, как квалифицировать похищение государственных наград СССР, РСФСР, Российской Федерации? Обладают ли государственные награды признаками, позволяющими относить их к имуществу? Позиции по этому вопросу, том числе и судебной практики, весьма неоднозначны.
С одной стороны, не следует и забывать, что многие государственные награды имеют значительную материальную ценность и являются предметами ювелирного искусства, а их похищение преследует корыстную цель и направлено на получение виновным материальной выгоды. Это роднит хищение государственных наград с имущественными преступлениями.
С другой стороны, ответственность за хищение государственных наград может наступать и по специальной норме. Так, в УК РФ есть статья 324, в которой предусматривается ответственность за приобретение или сбыт официальных документов и государственных наград.
Можно ли похищение государственных наград квалифицировать по статье 324 УК как незаконное приобретение?
С одной стороны, государственные награды в силу статьи 1185 Гражданского кодекса РФ ограничены в обороте и не могут рассматриваться полноценным имуществом, что свидетельствует о невозможности их квалификации по статьям о хищениях.
С другой стороны, квалификация похищения (которое может совершаться и путем разбойного нападения с применением насилия или угрозой его применения) государственных наград Российской Федерации, РСФСР и СССР только по статье 324 УК РФ (преступление небольшой тяжести, не предусматривающее наказание в виде лишения свободы на определенный срок) приведет к существенному ослаблению борьбы с данными преступлениями.
В Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 27 февраля 2020 г. № 10-П «По делу о проверке конституционности статьи 324 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки Н.М. Деменьшиной» указано, что статья 324 УК РФ имеет бланкетный характер и ее невозможно рассматривать в отрыве от пункта 1 статьи 1185 Гражданского кодекса РФ и других законодательных норм, устанавливающих ограничения оборотоспособности наградных знаков; федеральный законодатель вправе ограничить действия с го-
сударственными наградами, установить порядок их обращения и юридическую ответственность за несоблюдение гражданами установленных запретов, в том числе и уголовную, за деяния, посягающие на честь и достоинство награжденных лиц, умаляющие их заслуги перед Отечеством, ценность государственных наград как высшей формы государственного поощрения.
Практика Верховного суда Российской Федерации также была неоднозначной. В частности, в надзорном определении Верховного Суда РФ от 5 сентября 2013 г. № 2-Д13-9 разъяснялось, что объективной стороной состава преступления, предусмотренного статьей 324 УК РФ, является незаконное приобретение государственных наград. По смыслу закона, хищение государственных наград не образует состава незаконного приобретения, поскольку кража не является его способом.
В других своих решениях Верховный Суд Российской Федерации придерживался прямо противоположной позиции о возможности квалификации похищения государственных наград Российской Федерации, СССР, РСФСР по статье 324 УК РФ1.
Только 17 декабря 2020 года Пленум Верховного Суда Российской Федерации в своем постановлении № 43 «О некоторых вопросах судебной практики по делам о преступлениях, предусмотренных статьями 324-3271 Уголовного кодекса Российской Федерации» разъяснил судам, что похищение государственных наград Российской Федерации, РСФСР, СССР является одним из способов их незаконного приобретения и квалифицируется по статье 324 УК РФ. Пленумом также было разъяснено, что в тех случаях, когда наряду с наградами виновное лицо похищает иные предметы, являющиеся чужим имуществом, содеянное квалифицируется по совокупности преступлений, предусмотренных статьей 324 и соответствующей статьей Особенной части (абзац второй пункта 5).
Представляется, что заявленная проблема, связанная с неопределенностью судебной практики, являлась следствием законодательного пробела. В УК РФ есть статья 325, предусматривающая ответственность за похищение или повреждение документов, штампов, печатей либо похищение акцизных марок, специальных марок или знаков соответствия. И статья 324, и статья 325 УК РФ помещены законодате-
1 Определение Верховного Суда Российской Федерации от 20 марта 2007 г. № 9-007-18, кассационное определение Верховного Суда Российской Федерации от 15 декабря 2009 г. № 18009-54, определение Верховного Суда Российской Федерации от 31 марта 2010 г. № 47-010-13сп, кассационное определение Верховного Суда Российской Федерации от 7 декабря 2010 г. № 48-010-145сп,
лем в одну главу 32 «Преступления против порядка управления».
Поэтому наиболее правильным способом решения заявленной проблемы является включение в диспозицию статьи 325 УК РФ положений об ответственности и за похищение государственных наград, дополнительно дифференцировав ответственность в зависимости от того, сопряжено ли такое похищение с применением насилия или нет.
Аналогичная проблема имеет место и при квалификации деяний по статье 216 УК РФ. Указанной нормой предусмотрена ответственность за нарушение правил безопасности при ведении строительных или иных работ. При определении понятия «иные работы» возникают существенные сложности в понимании того, какие работы для целей статьи 216 УК РФ могут относиться к иным работам. Данная проблема является следствием того, что используемая формулировка не позволяет определить перечень названных иных работ. Поэтому статья 216 УК РФ, являясь классическим примером бланкетного способа описания диспозиции («нарушение правил безопасности»), свидетельствует о межотраслевой рассогласованности, так как в российском законодательстве перечень этих работ отсутствует.
Между тем каждый состав преступления должен иметь только характерные для него конститутивные признаки, которые не только позволяют определить деяние как преступное, но способствуют его отграничению от смежных составов. Это признаки, характеризующие способ совершения преступления, преступные последствия, форму вины, мотивы и цели деяния, потерпевшего и специального субъекта преступления. Неудачно используемое словосочетание «иные работы» такие конститутивные признаки не содержит.
Понятие «иные работы» является неоднозначным и с позиции герменевтики. Во-первых, не установлены объем и границы уголовно-правового содержания иных работ. Во-вторых, для того, чтобы сформулировать понятие иных работ, необходимо определиться с базовой категорией, сопутствующие элементы которой могут определяться как иные. Статья 216 УК РФ такой базовой категорией определяет строительные работы. Однако «иные работы» соотносятся не с работами в сфере строительства, а с более широкой категорией работ, связанных с нарушением специальных правил безопасности.
Неопределенность понятия «иных работ» влечет также существенные процессуальные издержки, так как правоприменителю кроме доказывания наличия в совершенном деянии конкретного признака состава преступления необходимо также обосновывать, что данный признак входит в объективную сторону рассматриваемого состава, является частью преступного
деяния. Затруднения неизбежно возникнут и у адресата действия данной нормы.
Оценочный характер термина «иные работы» влечет необходимость обращаться правоприменителю к судебной практике, искать в ней соответствующий прецедент. Между тем судейское усмотрение должно строго опираться на положения закона и не являться чрезмерным. Судебная практика может способствовать конкретизации элементов состава преступления, уточнению их содержания, но не должна выступать в качестве критерия, позволяющего отграничить преступление от иного правонарушения. Законодатель, хотя и допускает использование интерпретируемых с помощью судебной практики оценочных категорий, так как они позволяют урегулировать широкий круг общественных отношений, одновременно требует, чтобы были описаны хотя бы наиболее общие их черты, свойства, признаки. «Оценивание» предполагает наличие какого-либо чрезмерно широкого по объему содержания явления, описанного набором типовых признаков, детализация которого могла бы производиться в рамках конкретного правоотношения. Однако в статье 216 УК РФ данные типовые признаки отсутствуют.
Таким образом, неточность уголовного закона выражается как в неясности самого термина «иные работы», который является абсолютно неопределенным, так и в невозможности выведения его содержания посредством использования межотраслевых связей уголовного права.
Мы полагаем, что при разрешении затронутой нами проблемы необходимо принять во внимание, что буквальное уяснение содержания диспозиции статьи 216 УК РФ позволяет прийти к выводу, что к иным работам относятся все работы, которые не являются строительными и ответственность за которые не предусмотрена иными статьями уголовного закона.
Однако представляется, что такое расширительное толкование будет означать, что к ответственности виновный будет привлекаться при любых видах работ. Например, пунктом 1.3 Инструкции по охране труда для парикмахера, утвержденной Минтрудом России 18 мая 2004 года, предусмотрено, что на парикмахера во время работы могут воздействовать опасные производственные факторы в виде повышенного значения напряжения в электрической цепи. В этой связи теоретически возможна гибель парикмахера вследствие неисправного электроооборудования. Однако вряд ли опасность таких работ дотягивает до деяния, предусмотренного статьей 216 УК РФ.
Нам представляется, что при определении границ применения статьи 216 УК РФ следует принимать во внимание, что уголовно-правовой признак противоправности данного состава должен быть напрямую обусловлен общественной опасностью тех
отношений, которые поставлены под охрану. В этом случае следует принять во внимание, что статья 216 УК РФ помещена в главе 24 УК РФ «Преступления против общественной безопасности». Общественная безопасность как видовой объект уголовно-правовой охраны представляет собой совокупность общественных отношений, регулирующих безопасные условия жизни общества и обеспечивающих состояние защищенности его жизненно важных интересов.
С учетом расположения статьи 216 в УК РФ и целей данного правового запрета под иными работами следует понимать не всякие работы, а только такие, которые связаны с наличием опасного производственного фактора - то есть такого производственного фактора, воздействие которого на работника может привести к его травме (статья 209 Трудового кодекса РФ).
Специализированное законодательство выделяет данные работы среди других выполняемых работ. Специальные правила безопасности требуют, что работникам при данных работах выдавался специальный наряд-допуск или иной документ на их производство, а при определении названных работ законодатель оперирует термином «работы повышенной опасности» (например, приказ Минтруда России от 17 августа 2015 г. № 552н «Об утверждении Правил по охране труда при работе с инструментом и приспособлениями»).
В связи с этим под иными работами для целей статьи 216 УК РФ по нашему мнению следует понимать работы повышенной опасности, для которых предусмотрен специальный порядок допуска и выполнения таких работ, и ответственность за которые не предусмотрена иными нормами уголовного закона [11]. При этом иные работы связаны с осуществлением профессиональной деятельности. Используемый в статье 216 УК РФ терминологический ряд «иные работы» характеризует однопорядковые с закрепленными в главе 24 УК РФ виды работ, многочисленность которых не позволяет описать их всех в данной главе.
Такое толкование иных работ соответствует и судебной практике. Так, к иным работам относят нарушение правил безопасности при проведении работ по техническому обслуживанию газового оборудования (приговор Малгобекского городского суда от 28 августа 2009 года), в электроустановках (постановление Президиума Верховного суда Республики Башкортостан от 17 января 2018 года), нарушение правил обеспечения техники безопасности при проведении работ на железнодорожных путях (апелляционное постановление Московского городского суда от 7 июня 2017 года) и проч.
С учетом вышеизложенного представляется целесообразным внести уточняющее изменение в диспо-
зицию ст. 216 УК РФ, заменив термин «иные работы» на «иные работы повышенной опасности», что будет больше соответствовать истинному смыслу закона.
Имеет место и объективное «запаздывание» законодателя по приведению уголовно-правовых норм с действующими правовыми реалиями. В частности, в Постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 10 февраля 2017 г. № 2-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 2121 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина И. И. Дадина» был выявлен действительный смысл статьи 2121 «Неоднократное нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования» УК РФ, существенно отличающийся от его буквального смысла. Однако редакция данной уголовно-правовой нормы до сих пор не приведена в соответствие с указанной правовой позицией Конституционного Суда Российской Федерации.
Оба внесенные в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации проекта федерального закона по данному вопросу явно неудачны (№ 863704-7 «О внесении изменений в статьи 56 и 2121 Уголовного кодекса Российской Федерации» и № 989250-7 «О признании утратившей силу статьи 2121 Уголовного кодекса Российской Федерации и внесении изменений в статью 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации»).
Однако, к сожалению, и этим стала страдать и современная российская уголовно-правовая наука, предложения в сфере изменения уголовного закона часто делаются ради самих предложений. Их авторы упускают из сферы своего внимания такую важную составную часть современного законотворческого процесса, как обоснование законодательных изменений, отраженное в пояснительной записке к проекту федерального закона. Имеющиеся предложения, как правило, направлены на дальнейшее усиление уголовной репрессии путем дополнения УК РФ новыми составами преступлений. Они не учитывают финансово-экономические возможности государства, криминологические пределы уголовной репрессии, а потому страдают односторонним подходом.
О низкой эффективности предложений может свидетельствовать такой возможный пример: что будет, если все предложения в части внесения изменений в УК РФ, которые обосновываются в диссертационных исследованиях, будут реализованы? Будет ли от этого однозначно лучше? Думается, что реализация всех таких предложений приведет еще к большему хаосу в уголовном праве. Недаром в диссертационных исследованиях, выполненных в советский период, предложения, выносимые на защиту, касались в первую очередь теоретических обобщений. Изменения же в
законодательство были немногочисленны, присутствовали не в каждой кандидатской диссертации, а в случае их наличия - тщательно обосновывались.
Однако, несмотря на данное замечание, юридическая наука обладает ценными кадрами, знания и опыт которых необходимо использовать в процессе создания новых правовых норм.
Конечно же, все проекты федеральных законов проходят соответствующие стадии законотворческого процесса. Однако дополняется ли этот процесс их научным сопровождением? Если опросить работников юридических научных организаций (Институт государства и права РАН, Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации), юридических вузов и кафедр уголовного права образовательных организаций, становится очевидным эпизодическое привлечение их к процессу нормотворчества по уголовному праву. В лучшем случае ученые-криминалисты привлекаются только к высказыванию своих суждений и мнений на уже подготовленный законопроект.
Изменения в порядке de lege ferenda в уголовное законодательство, полностью предложенные учеными-юристами и впоследствии реализованные в уголовном законе, нам за последнее время вообще неизвестны.
В порядке самокритики следует отметить, что российские ученые-криминалисты не могут похвастать глубиной разработки темы научного нормотворчества в уголовном праве. Можно назвать лишь две крупные работы по данной проблеме, основанные на исследованиях на соискание ученой степени доктора юридических наук, - монографию Н. Б. Алиева «Теоретические основы советского уголовного правотворчества» [1], опубликованную в 1986 году в периферийном издательстве, и капитальный труд А. В. Иванчина «Конструирование состава преступления: теория и практика» [8], вышедший в свет в 2014 году.
Прикладных же разработок по рассматриваемому вопросу практически не имеется.
В результате научные и преподавательские работники зачастую не могут комплексно оценить основную идею законопроекта, обращая внимание на второстепенные вопросы.
В частности, в 2020-2021 гг. Верховным Судом Российской Федерации была продолжена работа над очередным проектом федерального закона, посвященного уголовному проступку. В Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации 15 февраля 2021 года был внесен проект федерального закона 1112019-7 «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением понятия уголовного проступка».
Предыдущий проект федерального закона № 612292-7 «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением понятия уголовного проступка», внесенным в 2018 году в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации, получил отрицательный официальны отзыв Правительства Российской Федерации (от 24 июля 2018 г. № 5690п-П4) и в итоге был снят с рассмотрения ввиду отзыва его самим субъектом законодательной инициативы - Верховным Судом Российской Федерации
При его оценке и научном анализе нового проекта федерального закона. Посвященного уголовному проступку, специалисты ряда образовательных организаций системы МВД России, привлеченные центральным аппаратом Министерства для подготовки заключения, основное внимание обратили на категорию уголовного проступка и на целесообразность его включения в УК РФ. При этом мнения разделились, и фактически были представлены не предложения в проект заключения Министерства на данный законопроект, а разрозненные сведения. Поступившие предложения носили характер умозаключений и не отличались наличием подробного обоснования. Главное же, было оставлено без внимания то, что целью данного законопроекта является не введение уголовного проступка (последний представляет собой фактически название определенной категории преступлений, а поскольку категоризация преступлений известна любому уголовному закону, в том числе и УК РФ (статья 15), включить уголовный проступок как какое-то новое явление в принципе невозможно), а дополнение его еще одним, дополнительным основанием освобождения от уголовной ответственности [6]. Рассмотрению проекта федерального закона в данном ракурсе было уделено второстепенное внимание.
Представленный пример свидетельствуют, к сожалению, о весьма скромной роли научной юридической общественности в реформировании уголовного закона.
Исключение, пожалуй, составляет только деятельность Верховного Суда Российской Федерации, в рамках Научно-консультативного совета при котором активно действует уголовно-правовая секция, состоящая из ведущих специалистов в области уголовного права и процесса. Кроме того, Верховным Судом Российской Федерации на постоянной основе создаются рабочие группы из числа практических работников, видных ученых, представителей государственных и правоохранительных органов для обсуждения конкретного разрабатываемого по вопросам уголовного права проекта постановления Пленума данного Суда.
Таким образом, юридическое научное сообщество должно активнее участвовать в законотворческом процессе в сфере уголовного права.
Список источников
1. Алиев, Н. Б. Теоретические основы уголовного правотворчества. Ростов н/Д., 1986.
2. Бабаев, М. М. Проблемы российской уголовной политики / М. М. Бабаев, Ю. Е. Пудовочкин. М., 2014.
3. Бабаев, М. М. Российская уголовная политика XXI века / М. М. Бабаев, Ю. Е. Пудовочкин. М., 2020.
4. Гаухман, Л. Нужен новый УК РФ // Законность. 1998. № 7. С. 22 - 25.
5. Голик, Ю. В. Нужна новая редакция Уголовного кодекса Российской Федерации // Системность в уголовном праве. Материалы II российского конгресса уголовного права, состоявшегося 31 мая - 1 июня 2007 года. М., 2007.
6. Головко, Л. В. Законопроект об уголовном проступке: мнимые смыслы и реальная подоплека // Закон. 2018. № 1. С. 128-136.
7. Жалинский, А. Э. Уголовное право в ожидании перемен : теоретико-инструментальный анализ. М., 2015.
8. Иванчин, А. В. Конструирование состава преступления : теория и практика. М., 2014.
9. Коробеев, А. И. Уголовно-правовая политика России: от генезиса до кризиса. М., 2019.
10. Кудрявцев, В. Н. Закон. Поступок. Ответственность. М., 2017.
11. Курсаев, А. В. Правовая неопределенность статьи 216 УК РФ // Актуальные проблемы учения о преступлении : тезисы докладов и сообщений между-нар. науч. конф., посвящ. 90-летию со дня рождения
A. И. Марцева. Омск, 2020.
12. Малько А. В. Юридическая техника в правотворческой политике / А. В. Малько, М. А. Костенко ; под ред. А. В. Малько // Правотворческая политика в современной России. М., 2016.
13. Маркс, К., Энгельс, Ф. Соч. Т. 1.
14. Маркунцов, С. А. Новеллизация российского уголовного закона : цифры и факты. М., 2019.
15. Основания уголовно-правового запрета (криминализация и декриминализация) / отв. ред.
B. Н. Кудрявцев, А. М. Яковлев. М., 1982.
16. Осокин, Р. Б. Принцип справедливости и равенства как критерий оценки и совершенствования статьи 148 УК РФ «Нарушение права на свободу совести и вероисповеданий» / Р. Б. Осокин,
B. Г. Кокорев // Философия права. 2017. № 4 (83).
C. 111-116.
17. Осокин, Р. Б. К вопросу об изменении уголовной ответственности за побои / Р. Б. Осокин,
В. Г. Кокорев // Актуальные проблемы уголовного права, криминологии, уголовного процесса и уголовно-исполнительного права : теория и практика : материалы IX международной научно-практической конференции. Тамбов, 2020. С. 203-206.
18. Эффективность применения уголовного закона / отв. ред. Н. Ф. Кузнецова, И. Б. Михайловская. М., 1973.
References
1. Aliyev, N. B. Theoretical foundations of criminal law-making. Rostov n/D., 1986.
2. Babaev, M. M. Problems of Russian criminal policy / M. M. Babaev, Y. E. Pudovochkin. M., 2014.
3. Babaev, M. M. Russian criminal policy of the XXI century / M. M. Babaev, Y. E. Pudovochkin. M., 2020.
4. Gaukhman, L. A new Criminal Code of the Russian Federation is needed // Legality. 1998. No. 7. P. 22-25.
5. Golik, Yu. V. Need a new edition of the Criminal Code of the Russian Federation // Consistency in criminal law. Materials of the II Russian Congress of Criminal Law, held on May 31 - June 1, 2007. M., 2007.
6. Golovko, L. V. The bill on criminal misconduct: imaginary meanings and the real background // Law. 2018. No. 1. P. 128-136.
7. Zhalinsky, A. E. Criminal law in anticipation of changes : theoretical and instrumental analysis. M., 2015.
8. Ivanchin, A.V. Constructing the corpus delicti : theory and practice. M., 2014.
9. Korobeev, A. I. Criminal law policy of Russia: from genesis to crisis. M., 2019.
10. Kudryavtsev, V. N. The Law. Act. Responsibility. M., 2017.
11. Kursaev, A. V. The legal uncertainty ofArticle 216 of the Criminal Code of the Russian Federation // Actual problems of the doctrine of crime : abstracts of reports and communications of the International Scientific Conference, dedicated. The 90th anniversary of the birth of A. I. Martsev. Omsk, 2020.
12. Malko, A. V. Legal technique in law-making policy / A. V. Malko, M. A. Kostenko ; edited by A. V. Malko. // Law-making policy in modern Russia. M., 2016.
13. Marx, K., Engels, F. Soc. Vol. 1.
14. Markuntsov, S. A. Novelization of the Russian criminal law : figures and facts. M., 2019.
15. Grounds of the criminal law prohibition (criminalization and decriminalization) / ed. V. N. Kudryavtsev, A. M. Yakovlev, M., 1982.
16. Osokin, R. B. The principle of justice and equality as a criterion for evaluating and improving Article 148 of the Criminal Code of the Russian Federation «Violation of the right to freedom of conscience and religion» / R. B. Osokin, V. G. Kokorev // Philosophy of Law. 2017. No. 4 (83). P. 111-116.
17. Osokin, R. B. On the issue of changing criminal liability for beatings / R. B. Osokin, V. G. Kokorev // Actual problems of criminal law, criminology, criminal procedure and penal enforcement law : theory and practice : materials of the IX International Scientific and Practical Conference. Tambov, 2020. P. 203-206.
18. The effectiveness of the application of criminal law / ed. N. F. Kuznetsova, I. B. Mikhailovskaya. M., 1973.
Информация об авторе
А. В. Курсаев - главный эксперт-специалист договорно-правового департамента МВД России, кандидат юридических наук.
Information about the author A. V. Kursaev - Chief Expert-specialist of the Contract and Legal Department of the Ministry of Internal Affairs of Russia, Candidate of Legal Sciences.
Статья поступила в редакцию 22.10.2021; одобрена после рецензирования 29.11.2021; принята к публикации 10.12.2021.
The article was submitted 22.10.2021; approved after reviewing 29.11.2021; accepted for publication 10.12.2021.
