Бугаенко Юлия Юрьевна
адъюнкт кафедры философии и социологии Краснодарского университета МВД России,
г Краснодар
ДЕФОРМ. ЯВЛЕНИЯ В П СОВРЕМЕНН
| бобщая данные, получаемые в результате многочисленных социологических опросов, приходится признать, что общая пра-вокультурная атмосфера в России далека от нормы, что отечественная правовая культура претерпевает существенные деформации, во многом обусловленные сложностью переходного периода именно в социокультурном плане, возникновением аксиологического, когнитивного вакуумов, плюрализмом мен-талитетов.
Проанализировав современную научную литературу, посвященную анализу современного состояния правовой культуры в Российской Федерации, мы пришли к выводам, что к деформациям и кризисным состояниям правовой культуры в нашем обществе следует отнести, прежде всего, правовой нигилизм, социальную аномию, общий аксиологический и когнитивный вакуум (снижение ценностного статуса морали, нравственности, непонимание происходящего), распространение неправовых практик и противоправного поведения вследствие трансформационных процессов в обществе, а также отчуждение права.
Правовой нигилизм как специфический негативный тип мировоззрения по отношению к праву в силу своей распространенности вызывает в настоящее время повышенный интерес исследователей. Будучи, с одной стороны, неотъемлемым элементом складывающегося деформированного типа правовой культуры, правовой нигилизм в то же время являет собой разновидность нигилизма как целостного философcкомировоззренческого образования,
давно занявшего свое место в современной европейской культуре.
Правовой нигилизм и нигилизм вообще - достаточно длительно существующее и распространенное в мире явление, которое можно рассматривать как характерное для определенного этапа развития европейской цивилизации. Этот этап, наиболее выразительно охарактеризованный Ф. Ницше формулой «Бог умер», означавшей, что к концу XIX в. европейская культура утратила ощущение присутствия Бога в мире, и теперь понимание мира человеком не основано на признании абсолютных ценностей, связан с наступлением аксиологического релятивизма. Другой немецкий мыслитель, М. Хайдег-гер, анализируя на основе феноменологии европейский нигилизм как явление фундаментальное для современного сознания, выявил его ключевые чер-ты1. Во-первых, мировоззренческий нигилизм - это господство бессмысленности, обеспеченности всего сущего. Отсутствие адекватной укорененной в абсолюте ценностной иерархии приводит к пониманию равнозначности всех ценностей, их относительности, а, следовательно, в конечном счете отсутствия в них какого-либо общезначимого. Во-вторых, нигилизм раскрывает себя в убеждении, что жизненный мир человека, общество сотканы из «психологических потребностей» и представляют собой только сеть пересекающихся частных интересов. Отсюда вытекает идея об отсутствии в мире и обществе единой наполненной смыслом организации, порядка и целостности.
Свой вклад в исследование нигилизма как социокультурного феномена внесли и современные отечественные исследователи. А.И. Новиков, напри-
1 Хайдеггер М. Европейский нигилизм // Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 63-176.
67
мер, считает, что признаком нигилизма является не объект отрицания, а степень отрицания, его категоричность и всеобщность. «Общей особенностью всех форм нигилизма является то, что в разной мере им присущи абсолютизация субъективного, точнее, индивидуального начала, оценка действительности с позиции атомизированного индивида, отвергающего объективные закономерности, логику истории, коллективные интересы социальных общностей людей»1.
Более частным и конкретным проявлением нигилизма как социокультурного феномена является правовой нигилизм. Следовательно, под последним надо понимать релятивизацию аксиологических установок сознания в правовой сфере, по отношению к праву Этому пониманию соответствуют имеющиеся в современной отечественой научной литературе определения правового нигилизма. Так, Н.И. Матузов видит сущность правового нигилизма «в общем негативно-отрицательном, неуважительном отношении к праву, законам, нормативному по-рядку»2.
Придерживаясь понимания правового нигилизма как феномена культуры, мы солидаризируемся с позицией И.Д. Невважая, которая представляется нам эвристичной3. С такой точки зрения правовой нигилизм можно объяснить подспудным социокультурным несоответствием между требованиями, предъявляемыми актуальной правовой культурой, и архетипическими в своей основе представлениями о праве и о правом. Из этого противостояния вытекает общее негативное отношение к чуждому правопониманию и чуждой модели права в культуре. В таком случае правовой нигилизм может быть присущ как нормативному, так и естественно-правовому типу правовой культуры. Если ценности разных типов правовой культуры несовместимы, если каждый тип культуры является специфической формой освоения, понимания, интерпретации действительности, то каждая из них либо находит в действительности или не находит то, что соответствует ее системе ценностей. Взаимная оценка культур может привести к обоюдному непризнанию ценностей. В таком случае и возникает правовой нигилизм, представляющий собой не просто субъективную недооценку нрава, обусловленную низким уровнем юридического образования, правосознания и правовой культуры, а неприятие конкретного типа пра-вопонимания.
Корни правового нигилизма были крепки в правосознании русского народа: десятилетия правового отчуждения, отторжения права сделали свое дело - сегодня мы пожинаем плоды этого застарелого порока, не искореняя, а порою даже обогащая его новым содержанием4.
Так, А. Ослунд5, утверждает, что российское право не укоренилось достаточно прочным образом, несмотря на то, что было принято множество законов, и все правовые учреждения подверглись существенному переустройству, так как всегда существовал конфликт интересов - реально необходимых на тот момент группе с доминирующим экономическим интересом (в момент перестройки - номенклатуре) и провозглашаемым (идея правового государства противоречила самой сути деятельности номенклатуры). Ситуацию столкновения элементов разных правовых культур мы обнаруживаем в современной России6.
Исследователи сходятся на мнении, что уровень правосознания современного россиянина остается на невысоком уровне. При этом выдвигается тезис о безуспешности или торможении построения правого государства, когда правосознание граждан и элиты оперирует по большей части псевдоправовыми категориями.
Неуважение к праву и институтам государственной власти является доминантой нигилистической деформации правопонимания и проявляется на уровне практического отношения к праву, в направленности правового поведения. Обратимся к данным некоторых социологических исследований.
В 2001 г. Центром социального прогнозирования в рамках проекта Российского Фонда правовых реформ было проведено общероссийское исследование места права в структуре ценностей7. Итак, иерархия ценностей служит основой социальных установок граждан, в том числе, показывает место права в структуре ценностей. В структуре ценностей россиян доминируют совесть (ранг 1), семья (ранг 2), деньги (ранг 3), закон (ранг 4). По мнению Шереги, установки россиян на соблюдение закона, в сущности, позитивные, но граждане оставляют за собой право их не соблюдать. Одной из основных причин такого отношения является обычная неосведомленность о самих законах, которая зачастую усугубляется нежеланием повышать свои правовые знания.
Отсутствие информации о законах и отношениях, которые они регулируют, для граждан является бесспорным и оправданным основанием их игнорирования. Тип поведения «нарушаю потому, что не знал, что нарушаю» не относится, по мнению граждан, к неправому и не может оцениваться как произвол. Из этого можно сделать вывод, что улучшение правовых знаний будет способствовать институ-ционализации правового поведения. Но, в действительности, граждане, отвечая на вопрос о пользе права, знания его норм, утверждают, что знание прав и норм закона в нашей стране «мало что дает чело-
1 Новиков А.И. Нигилизм и нигилисты. М., 1972. С. 12.
2 Матузов Н.И. Правовой нигилизм и правовой идеализм: Курс лекций // Теория государства и права / Под ред. Н.И. Матузова, А.В. Малько. М., 1997. С. 590.
3 Невважай И.Д. Типы правовой культуры и формы правосознания // Правоведение. 2000. №2. С. 27.
4 Смоленский М.Б. Правовая культура: опыт социокультурного анализа. Ростов н/Д., 2002. С. 143.
5 Ослунд А. Право в России // Конституционное право: восточноевропейское обозрение. 2000. №1. С. 80.
6 Смоленский М.Б., Дунаева Н.Н. Правовая культура и личность в контексте российской государственности. Ростов н/Д, 2002. С.
102.
7 Шереги Ф.Э. Социология права: прикладные исследования. СПб.: Алетейя, 2002. С. 58. _68
веку» (47%). Такая установка на бесполезность кодифицированного правого поведения сохраняет общество в состоянии апатии1 и снижает мотивацию к повышению индивидуальных правовых знаний и, в конечной счете, правовой культуры.
Закономерно, что роль права в повседневной жизни общества получает низкую оценку у граждан. Большинство (47,8%) считает, что «в стране жизнь общества имеет мало отношения к праву, люди живут по своим правилам», плохо соблюдая правовые нормы. Многие из опрошенных негативно оценивают работу государственных органов и изменение ситуации в правовой сфере.
Образ постсоветской России - это «находящееся в глубоком экономическом и политическом кризисе, духовно падшее коррумпированное государство, полностью отчужденное от своих граждан». Считая, что государственная структура далеко не правовая, большинство граждан оправдывает насилие, что не мешает им (94,3%) высказываться за правовое государство как наиболее предпочтительную модель государственного устройства. Только необходимо учитывать, что «правовое» это как минимум справедливое в глазах граждан. Разногласия среди социальных групп начинаются только тогда, когда необходимо определить содержание справедливости. Например, относительно экономического развития страны для 39,3% населения справедливость концентрируется в принципе максимально возможного равенства в распределения ресурсов. Для 52% населения справедливость требует законодательных гарантий главенства принципа распределения по результатам труда. Дело в том, что законопослушность становится бесполезным способом социальных и прочих взаимодействий, так как современное общество, по мнению россиян, отличает высокая степень криминализации социальных отношений2.
Заявленная гражданами ценность от осведомленности о своих правах и нормах закона, позволяющая не совершать противоправные поступки, нивелируется бесполезностью, обусловленной неправовым характером самого государства. Отсутствие надобности в изучении законов для 59,2% опрошенных является основным мотивом безразличия (нежелания изучать) к праву, хотя 69,8% россиян оказывались в той или иной правовой ситуации, требующей от них конкретных действий3.
Ярким свидетельством несоответствия уровня правовой культуры современного россиянина представлениям о правокультурной личности могут
свидетельствовать и результаты социологических исследований, проведенных А.М. Чинчиковым, в результате которых удалось, например, выяснить, что только 37% россиян владеют основными знаниями о своих конституционных правах и обязанностях. Определенное представление об уголовном законодательстве имеют 31,2% респондентов, о трудовом - 24,4%, о жилищном - 1б,5%, о брачно-семей-ном законодательстве - 16,3%4.
В.В. Касьянов и В.Н. Нечипуренко, выделяя в структуре правосознания знание о праве как регуляторе общественных отношений, представлениях о собственных правах и свободах, отношение к правовым явлениям и к праву в целом, действующего законодательства и возможности правовой активности социологии права, констатируют общий низкий уровень правосознания россиян5. Подтверждением тому служат следующие результаты социологических исследований:
1) При осознании 96% опрошенных важности и необходимости овладения элементарной правовой грамотностью, только 37% респондентов демонстрируют знания о своих конституционных правах и обязанностях6;
2) Только 40,5% респондентов имеют представления о федеральном и 22 % - о региональном законодатель ств е7;
3) При утверждении о первостепенной важности судебной защиты прав 95,8% опрошенных только 12,8% из них обратились в суд, считая свои права нарушенными8.
4) 66% опрошенных на вопрос, как они поступят в ситуации столкновения закона и здравого смысла, сделали выбор в пользу здравого смысла и только 13% - в пользу закона9.
5) По данным анкетирования студентов МГУ, лишь каждый третий будущий юрист намерен, безусловно, следовать требованиям закона, 45% опрошенных считают допустимым нарушать закон при определенных жизненных обстоятельствах, а 28% не видят реальной возможности неукоснительного следования закону в нынешних российских условиях10.
Исследование, проведенное Левадой-центром по теме «Отношение к милиции среди жителей крупных городов России»11, позволяет сделать предположение о содержании и значении права в массовом сознании. Право не следует исключительно понимать как свод законов, по крайней мере, законодательство не является безусловным кодифицированным и сконцентрированным выражением
1 Бортенев А.И. Региональные особенности правопорядка и правосознание населения // Журнал «Правовая политика и правовая жизнь». №2 (15), 2004. С. 60.
2 Шереги Ф.Э. Социология права: прикладные исследования. СПб.: Алетейя, 2002. С. 63.
3 Там же. с. 64.
4 Агафонов Ю.А. Социальный порядок в России. Ростов н/Д, 2000. С. 32, 33.
5 Касьянов В.В., Нечипуренко В.Н. Социология права. Изд. 2-е. Ростов н/Д, 2002. С. 279.
6 Там же. С. 282.
7 Чинчиков А.М. Правовая культура: проблемы социологического анализа // Известия вузов. Правоведение. 1997. №7. С. 169-170.
8 Михайловская И.Б., Кузьминский Е.Ф., Мазаев Ю.Н. Права человека в массовом сознании. М., 1995. С. 25-35.
9 Кертман Г. Массовое сознание и становление российской государственности // Правило игры. 1994. №1. С. 133.
10Лях О.С. Правовая культура и обеспечение права личности // Ученые записки Донского юридического института. Т. 10. Ростов н/Д, 1998. С. 312.
11 Сравнительное социологическое исследование «Население и милиция в большом городе». Отчет-4. СПб., 2002.
69
нормативных общественных установлений. Скорее закон понимается как инструмент ограничения права, что логично, так как любая формализация, а своды законов - это всегда формализация социальной справедливости, вынуждена пренебрегать разнообразием реальности. Для исследователя имеет значение тот факт, что не любой закон в глазах граждан является удачным и справедливым выражением их прав, а иногда, не имеет отношения к представлениям граждан о своих правах и не связан с ними. Поэтому нарушение законности не тождественно нарушению прав, и не всегда означает для граждан пренебрежение их правами. Последнее становится таковым тогда, когда граждане отмечают отчуждение власти от граждан, забвение властью их интересов. В этой связи правовым, т. е. справедливым для большинства граждан, государством является то, которое соблюдает базовые интересы народа даже в ущерб законности, которой отводиться второстепенное место.
Таким образом, можно говорить о двойственности массового сознания россиян, в котором рядом с потребностью в эффективной, дееспособной власти, правоохранительной системе, защищающей права и свободы граждан, уживается высокий уровень правового и морального релятивизма, когда для очень многих людей уже фактически не существует границы между правовыми и неправовыми деяниями. Сегодня, например, 25% россиян оправдывают в той или иной степени дачу и получение взятки, 37% - уклонение от уплаты налогов, 57% -сопротивление милиции1. Для сравнения скажем, что немцы или англичане снисходительное отношение к сопротивлению полиции демонстрируют почти в два раза реже, чем наши сограждане. И дело здесь не в какой-то особой агрессивности россиян. Просто в Европе люди гораздо больше доверяют полиции (доля доверяющих ей стабильно превышает 50%), тогда как в России уровень доверия милиции по многолетним наблюдениям колеблется в пределах 9-13%. В целом же, образ российской милиции в глазах наших граждан совмещает негативный имидж государства и отчасти той среды, с которой она призвана бороться. И, соответственно, не рассматривается обществом как субъект защиты их прав и интересов.
Широкое распространение получили «неправовые практики», когда граждане в защиту своих прав используют неправовые механизмы и процедуры (начиная от помощи друзей и знакомых или взяток до силы или угрозы силой). Результативно и поведение, базирующееся на. сочетании законных стратегий правозащиты с противоправными. Таким образом, готовность включиться в неформальные, в том числе неправовые, способы самозащиты повышает шансы восстановить свои права. В результате неправовое социальное пространство становится для большинства населения более реальным, нежели правовое, а в отношениях граждан с социальными,
в том числе государственными, институтами начинают преобладать неформальные элементы 74. Понятно, что во многом это связано с тем, что легальные, легитимные способы защиты блокируются, в том числе и государственными, правоохранительными структурами.
По данным Шереги, 60,7% граждан составляют потенциальную социальную базу неправовых форм решения личных проблем. Большинство выражают готовность действовать правовым путем, но несовершенство правового поля государства и маргинальное значение кодифицированного права стимулирует к поиску иных путей.
Препятствием к осуществлению своих законных прав как правило являются: длительность и бюрократичность процедуры - 56,3%; невнимательное отношение к делу - 46%; путаница в правилах работы учреждения - 27%. Эти же факторы обуславливают сомнение в выборе правовых путей решения проблем и провоцируют граждан на использование коррупционных моделей поведения, в том числе произвольных, внеправовых2.
Самостоятельные социальные действия, направленные на достижение важных жизненных целей, отстаивание значимых прав, в современных условиях реализуются преимущественно в неправовом пространстве, которое за годы реформ настолько расширилось, что для большинства населения стало более привычным, чем правовое. Основная часть индивидов более эффективным способом защиты своих прав (как и достижения других своих целей) в современных условиях признает, скорее, обход законов, чем следование им (42%). Значительно меньшая часть (29%), напротив, полагает, что «закон превыше всего». Причем, почти 70% считают, что сейчас для защиты законных прав люди вынуждены прибегать к противозаконным действиям чаще, чем до реформ. Это свидетельствует о том, что адаптация шла и идет не только к новым условиям с их «западными» правами и свободами, предполагающими рост самостоятельности и независимости. Одновременно она идет и к существенно расширившемуся неправовому пространству, которое сегодня пронизывает, по существу, все основные сферы жизнедеятельности разных групп и все больше становится неприкрытым, открытым. В настоящее время неправовые действия стали для одних индивидов важным способом социального продвижения, а для других - важным барьером адаптации к новым условиям. Они выступают важным каналом новых социальных неравенств и одним из наиболее труднопреодолимых последствий современного трансформационного процесса. Превращение неправовых социальных действий во все более массовые и устойчивые - по существу, в неправовые практики, - придает либеральным по форме правам иное содержание и выступает одним из важных барьеров формирования субъектов и структур гражданского общества3.
1 Петухов В.В., Пахомова Е.И., Седова Н.Н. Права человека и дискриминационные практики в современной России // Общественные науки и современность. 2003. №5. С. 46.
2 Шереги Ф.Э. Социология права: прикладные исследования. СПб.: Алетейя, 2002. С. 69.
3 Архипова Н.Ю. Социетально-архетипические факторы правового поведения. Ростов н/Д., 2003. С. 103.
_70
Так, например В. А. Александров1 считает, что современная Россия - неправовое государство, которое при возрастающем вале законов становится все более неправовым. По сравнению с дореформенным периодом разница заключается всего лишь в расширении свободы слова и права граждан на достоверную информацию о состоянии дел в стране, включая сведения о произволе и беззаконии в разных сферах общественной жизни и на разных уровнях иерархии. Однако высокая информированность не исключает наличия информационных «белых пятен» применительно к криминальной деятельности и вытекающей отсюда правовой беспомощности граждан. Т.Н. Заславская приводит один из типичных ответов на открытый вопрос анкеты, посвященной неправовым практикам: «Мы теперь всё знаем: кто сколько своровал, кто взятку взял, кто войну начал, но знаем и то, что за это никого не наказывают». Конституирующееся новое институциональное пространство российского общества строится на праве сильного. Многие исследователи выражают тревогу по поводу глубокого разрыва между административно-правовой и социокультурной составляющими российских институтов. Многократно отмечалось, что новые законы и нормы нередко остаются на бумаге, реальные же практики развиваются так, как если бы этих норм не было2. Фиксируется растущая роль теневых правил и норм в экономике, политике и других сферах общественной жизни3. Утверждается, что доминирование неформальных отношений над формальными регуляторами - главная черта, отличающая Россию от стран Центральной и Восточной Европы, и основная причина неуспеха реформ4.
Неправовые по своему характеру соцальные взаимодействия не только получили широкое распространение в рамках современного трансформа-цион-ного процесса в России, Более того: в обществе активно осуществляется процесс их габитуали-зации, институционализации, т. е. превращения в устойчивое, постоянно воспроизводящееся явление общественной жизни. Интегрируясь в формирующуюся систему общественных отношений, это явление превращается в социальную норму поведения акторов самых разных уровней и постепенно интерна-лизуется ими. Возникшие противоречия и несоответствия в институциональной системе общества, становясь важным источником неправовых практик, постепенно втягивают неправовые практики в свою орбиту, делая элементом институциональной системы.
В свою очередь, неправовые практики пре-
вратились за последнее время в мощный барьер для институционализации провозглашенных в ходе реформ либерально-демократических ценностей и прав. Вплетенные по столь многообразным каналам в институциональную систему трансформирующегося общества, неправовые практики не могут быть устранены указом сверху.
Нет оснований и для другой крайности - целиком списывать рост неправовых практик на закономерности переходного периода. Анализ институциональных источников расширения неправовых практик показывает, что такое расширение, неизбежное в периоды крупных социальных преобразований, в российском обществе усиливалось и искусственно. Ослабление неправовых практик может быть лишь очень постепенным и произойти в результате продуманной экономической и социальной политики, которая учитывала бы интересы и возможности факторов всех уровней и способствовала бы ослаблению несоответствий как в конфигурации новых социальных институтов, так и между отдельными элементами каждого из них.
Таким образом, необходимым условием кон-ституирования в России правового демократического государства является преодоление и ограничение объема неправовых социальных практик5. Однако приходится признать, что пока Россия движется скорей в противоположную сторону. Реальные перспективы этого процесса зависят от того, по какому пути пойдет дальнейшая трансформация российского общества, т. е. какие социальные силы возьмут верх в борьбе за выбор того или иного пути.
В ситуации, которая характеризуется в соци-етальном плане глубинной трансформацией системообразующих институтов общества, соответственно этому трансформируется и система ценностных ориентации. Нарушения, возникшие в системе воспроизводства и передачи новым поколениям основных традиционных для общества ценностей, в том числе и в первую очередь затрагивают ценностный статус права, который и без того всегда, как было показано выше, в России был невысок. В обществах, попавших в ситуацию тотальной трансформации институциональной структуры и нормативных конфигураций, имеет место аксиологический вакуум, образующийся в силу расшатывания традиционно устоявшейся системы ценностей6.
Состояние аксиологического вакуума характеризуется, прежде всего, общим снижением ценностного статуса морали, нравственности, размытостью ориентиров в понимании добра и зла. Упадок социального авторитета традиционных цен-
1 Александров В.А. Современная Россия - что это такое? // http://www.politcenter.ru/discussion/dl 70503/ alexandrovl 70503.htm
2 См., например, Трансформация экономических институтов в постсоветской России. / Под ред. проф. P.M. Нуреева. М.: МОНФ, 2000; Шабанова МЛ. Социология свободы: трансформирующееся общество. / Под ред. акад. Т.Н. Заславской. М.: МОНФ, 2000; Теневые отношения. Pro et Contra. М., 1999. Неформальная экономика: Россия и мир. / Под ред Т. Шанина. М.: «Логос», 1999.
3 Рывкина Р.В. От теневой экономики к теневому обществу // Pro et Contra. 1999. С.25-39; Клямкин И.М., Тимофеев Л.М. Теневое общество. М., 2000.
4 Капелюшников Р.И. «Где начало того конца?..» (к вопросу об окончании переходного периода в России // Вопросы экономики. 2001. № 1. С. 138-156.
5 См.: Зубок Ю.А., Чупров В.И. О формировании правовой культуры молодежи России и Беларуси // Социологические исследования. 2006. № 10.
6 Мазаев Ю.Н. Ценностные ориентиры массового сознания на рубеже XXI в. // Тезисы докладов и выступлений на II Всероссийском социологическом конгрессе. М., 2003. Т. 1. С. 55.
71
ностей сопряжен с общим разочарованием, личностной дезинтеграцией. Показательно, что подавляющее большинство населения прочно утратило интерес к моральноэтической проблематике, нравственным поискам. Многолетние исследования ВЦИОМа фиксируют интерес к проблеме нравственности только у 10-14 % жителей страны1.
И данные других исследований свидетельствуют, что за последнее десятилетие по большинству включенных в сопоставление позиций действительно наблюдается сужение сферы распространения моральных норм. В первую очередь это касается норм гражданской морали, опирающейся на честность и законопослушание. К примеру, за рассматриваемый период заметно снизилось осуждение таких поступков, как покупка краденых вещей (на 26,0%), присвоение найденных вещей, денег (на 25,0%), политическое убийство (на 11,0%), сопротивление милиции (на 9,0%). Наблюдается более снисходительное отношение и к такому противоправному поведению в социально-экономической сфере, как дача взяток и уклонение от налогов. В то же время нельзя сказать, что трансформация моральных норм идет только по нисходящей - в сфере частной жизни некоторые моральные ограничения, во всяком случае на вербальном уровне, приобретают большую значимость. В первую очередь это касается мужского и женского гомосексуализма (осуждающих это за последние 10 лет стало больше на 16,0%), абортов (на 8,0%), сознательного обмана кого-либо для достижения своих целей (на 8,0%)2.
Аксиологический вакуум сопряжен с состоянием аномии. Это означает, что социальные регуляторы ослаблены, социальные связи ситуативны, неустойчивы. Человек изолирован и отчужден от нормальных социальных взаимодействий. Социальные установки и интересы неотрефлексирова-ны и легко сменяемы.
Появление термина «социальная аномия» в современном научном словаре традиционно связывают с выдающимися западными социологами Э. Дюркгеймом и Р. Мертоном. Характеризуя аномию как форму девиантного поведения, Э. Дюркгейм утверждает, что всплески аномии наблюдаются как в обществах, переживающих неожиданный упадок, так и процветание, ибо оба эти процесса связаны с «нарушениями коллективного порядка», когда общество оказывается временно неспособным проявлять нужное воздействие на человека3.
Р.К. Мертон в процессе изучения культурных и социальных источников отклоняющего поведения исследовал явление социальной аномии с позиций изучения типов приспособления к этим культурным целям и нормам лиц, занимающих различное положение в социальной структуре. Из пяти основных форм индивидуального представления: конформно-
сти, инновации, ритуализма, ретрицизма, мятежа только конформизм характеризуется им как эталонная, так как индивидом принимаются и определяемые культурой цели, и институционализированные средства, что характерно для стабильно развивающегося общества, в котором сеть ожиданий, составляющая каждый социальный порядок, основы-ва-ется на желательном поведении членов общества, соответствующем установленным и, возможно, постоянно меняющимся культурным образцам4. Все же остальные, по его мнению, являются источником аномии.
Итак, аномия - это состояние дезорганизации личности, возникающее в результате ее дезориентации, что является следствием либо социальной ситуации, в которой имеет место конфликт норм и личность сталкивается с противоречивыми требованиями, либо ситуации, когда нормы отсутствуют.
Фактически в российском обществе разрушено единое поле нравственных ориентиров. Представления о том, что такое хорошо и плохо, что желательно и нежелательно, нравственно и безнравственно, справедливо и несправедливо - все эти и многие другие важнейшие представления предельно фрагментированы и чаще всего отражают сугубо групповые интересы. В итоге солидарность, консолидация, единство целей, взаимное доверие, открытый диалог находятся в глубоком упадке. Повсеместно и на всех уровнях господствует принцип «каждый выживает в одиночку». Аномия - это дезинтеграция нравственных ценностей, смешение ценностных ориентации, наступление ценностного вакуума по принципу «все дозволено». Аномия - опаснейшая болезнь, несовместимая с поступательным движением общества, болезнь, способная незаметно, но действенно разрушить изнутри любую конструктивную программу социально-экономических преобразований.
На поверхности общественной жизни аномия проявляется в виде резкого скачка ненормативного поведения - неуважения к закону, обвального распространения преступности и жестокости, роста числа самоубийств, господства группового эгоизма и равнодушия, разрушения преемственности между поколениями.
Аномия - несбалансированность нравственных, экономических, политических, культурных ценностей и поведенческих ориентации - представляет серьезнейшую проблему переходных обществ. Общая картина социального контекста в России достаточно сложна.
Отечественные исследователи, рассматривая состояние современного российского общества как близкое к аномии, обращаются к концептам крупнейших зарубежных социологов. Так, А.Ф. Филиппов утверждает, что для разъяснения сути аномии вооб-
1 Смоленский М.Б., Дунаева Н.Н. Правовая культура и личность в контексте российской государственности. Ростов н/Д, 2002.
С.154.
2 10 лет российских реформ глазами россиян. Аналитический доклад. Подготовлен в сотрудничестве с Представительством Фонда имени Фридриха Эберта в Российской Федерации. Институт комплексных социальных исследований РАН. Российский независимый институт социальных и национальных проблем. М., 2002.
3 Дюркгейм Э. Самоубийство. Социологический этюд. М., 1994. С. 186-201.
1 Мертон Р.К. Социальная структура и аномия // Социология. Хрестоматия. Сост. Волков Ю.Г., Мостовая И.В. М., 2003. С. 289, 290.
72
ще и аномии в России в частности удобно использовать термин «гетеротопия», введенный М. Фуко. В этом смысле аномия есть нахождение сразу в нескольких социальных пространствах, предполагающих разные модели действования. В России человек находится именно в такой ситуации, и аномия выражается для него в потере или размывании идентичности.
А.Г. Эфендиев подчеркивает, что в условиях России проблема аномии приобретает особенно запутанный характер в силу того, что аномия, в классическом ее понимании, накладывается на своего рода базовую асоциальность, связанную с ослаблением фундаментальных моральных норм и ценностей, без которых общество не может нормально существовать и в нем не может поддерживаться социальный порядок1.
Таким образом, социальная аномия стала следствием неспособности достаточно широких слоев российского общества к принятию идейно размытых, законодательно и социально не отрегулированных образцов рыночной демократии. Ни один из созданных в этих условиях социальных и политических институтов не оказался способным заполнить духовный вакуум, возникший в индивидуальном и массовом сознании, что, несомненно, спровоцировало социальную аномию, а как следствие - и социальную апатию, парализующую волю человека и делающего его объектом пристального внимания тоталитарных сект, политических, националистических, клерикальных фундаменталистов и, конечно же, организованной преступности.
Анализ результатов социологических опро-сов2, проведенных в 1992-2002 гг., позволяет выявить несколько важных направлений изменений ценностных ориентации массового сознания.
Прежде всего, адаптация к новым политическим и экономическим условиям после десяти лет радикальных перманентных реформ привела к значительным изменениям в патерналистских настроениях населения. Около 75% граждан в обеспечении своей жизнедеятельности стали надеяться только на себя. Жесткие условия выживания повысили социальную активность большинства россиян, направив развитие социальных взаимосвязей в русло саморегуляции.
Исследования показывают, что в иерархии ценностей материальное благополучие начинает доминировать над всем остальным. Часть людей (это больше характерно для молодежи) заражается стереотипами «легкой жизни». Около 40% молодых людей одобрительно относится к стремлению «делать деньги» любой ценой, даже в обход закона, а около 60% согласны, что «сегодня нет нечестных способов делать деньги, есть только легкие и
трудные пути».
Социальное поведение людей все более и более определяется не моральными критериями, а сиюминутными обстоятельствами материальной выгоды. Рыночная идеология в ее извращенной форме «купи-продай» активно внедряется в массовое сознание. Так, около половины опрашиваемого населения безоговорочно согласны с тезисом, что на «рынке нашего отечества сейчас все продается и покупается». Признавая злоупотребление властью, оказание услуг по знакомству, взяточничество явлениями, несомненно, ненормальными, большинство населения считает, что это действенные атрибуты решения личных проблем своего рода эффективный механизм социального взаимодействия как на институциональном, так и на межличностном уровне. На этом фоне наиболее отчетливо выступает обесценивание такого некогда важного элемента социальных отношений, как «уважение окружающих». На этот элемент нравственных отношений население сегодняшней России практически не ориентируется3.
Важнейшим проявлением аксиологического вакуума и аномии является рост неправового поведения и соответствующих мотиваций в сфере межнациональных, межэтнических отношений. Принципы правового отношения к представителям иных этносов, издавна живущих на территории России, вытесняются регрессией к господству примитивных правил различения своих и чужих, друзей и врагов, «тех, кто против нас» и «тех, кто за». Можно говорить о росте националистических ценностных ориентации.
Примитивный национализм и ксенофобия, без сомнения, являются реакцией на разрушение национальной самобытности, уничтожение национального достоинства, национальной гордости. Это следствие тотальной маргинализации общества. В самом деле, «маргинал, - как считает французский социолог А. Фарж, - калека среди себе подобных -человек с отсеченными корнями, рассеченный на куски в самом сердце родной культуры, родной сре-ды»4.
В современном российском обществе сегодня бесспорно прослеживается ситуация, где число девиантных форм поведения чрезвычайно высоко. Формы поведения, особо нарушающие нормы, можно разделить на две группы: во-первых, традиционные, на протяжении десятилетий или, скорее, столетий с высокой частотой наблюдаемые в жизни общества. Их можно назвать формами поведения, имеющего самоуничтожающий эффект (алкоголизм, самоубийство и частично психоневротические отклонения). Настораживает не только значительное число фактов девиантного поведения, но и тенденции
1 См. подробнее: Рачипа А.В. Обыденное правосознание населения среднего города России: социоструктурный аспект. Ростов н/Д.,
2004.
2 Мазаев Ю.Я. Ценностные ориентации массового сознания на рубеже XXI в. //Тезисы докладов и выступлений на II Всероссийском социологическом конгрессе «Российское общество и социология в XXI веке: социальные вызовы и альтернативы»: В 3 тт. М., 2003. Т. 1. С. 573-574.
3 Смоленский М.Б., Дунаева Н.Н. Правовая культура и личность в контексте российской государственности. Ростов н/Д, 2002. С.
4 50/50: Опыт словаря нового мышления / Под общ. ред. Ю. Афанасьева и М. Ферро. М., 1989. С. 146.
73
его изменения.
Большинство социологических концепций объясняет распространение форм девиантного поведения в конечном счете степенью интегрирован-ности общества, причем ее недостаточность выражается прежде всего в социальной аномии1. Дюрк-гейм характеризовал последнюю как состояние отсутствия ценностей на стыке между изжитой старой и несформировавшейся неорганической новой структурой норм и ценностей, в рамках которой индивиды буквально не знают, что хорошо и что плохо, что допускается и что нет. Мертон описывает эту общественную ситуацию как расхождение общественных требований, культурно принятых жизненных целей с имеющимися в распоряжении средствами, Дарендорф - с ослаблением общественных привязанностей, Макайвер - с ослабленными социальными и эмоциональными контактами, Хабермас - с противоречием между интеграцией режима и культурной интеграцией (идентификация с общественным устройством, его легитимация). В каждой из этих версий встают проблемы интегрированности, дееспособности, организованности и предсказуемости общества. Аномия, как известно, усиливается в период реорганизации общества, а именно в связи как с общественными регрессиями, так и с прогрессивными процессами. Развитие российского общества за последние полтора столетия было историей аномийных общественных состояний. Общественная дезинтеграция носила почти постоянный характер, что проявлялось, с одной стороны, в макросо-циальных процессах (структура, мобильность, система ценностей, культура и т. д.), с другой стороны, в микросоциальной сфере (образование, семья, приватная сфера, вера, мир труда и т. д.). Аномийное состояние общества в макро- и микросфере возникает почти всегда одновременно, очень редко случалось так, чтобы хотя бы один из уровней усиливал общественную интегрированность. Аномийные ситуации глубоко пропитывали структуру общества. Ценностные и нормативные кризисы, отсутствие средств, необходимых для претворения культурных целей, общественные легитимации, как правило, не оставались на уровне общественного сознания, но объективировались в структуре учреждений общества, его построении и механизме действия и поэтому органически врастали в макроструктуру общества2.
Таким образом, проанализировав деформации и кризисные явления в правовой культуре современного российского общества, мы пришли к выводу, что в России все отчетливее проявляется тенденция правового и нравственного нигилизма: неуважение к закону, праву, общепринятым соци-
альным нормам. Только каждый четвертый россиянин считает, что представителю закона (работнику милиции) следует подчиниться безоговорочно по первому его требованию. Значительная часть населения не собирается слепо следовать существующему законодательству.
То есть, правовая культура современного российского общества демонстрирует наличие деформаций, связанных, в первую очередь, с утратой основных аксиологических различений, что свидетельствует об углублении общего социокультурного кризиса. Деформированность базовых траекторий социального пространства проявляется в криминализации индивидуального и массового сознания и поведения; росте преступности и изменении ее структуры в сторону криминализации всех без исключения возрастных, гендерных и профессиональных групп; падении общественного интереса к моральной проблематике, ранее составлявшего традиционную особенность отечественного менталитета; росте аморализма и безнравственности; распространении на все общество ценностей и норм криминальной субкультуры; развитии правового нигилизма на всех социальных уровнях.
В современной России развился и закрепился мозаичный, несистемный тип культуры, составленной из разнородных, плохо согласующихся между собой, дисгармоничных фрагментов. Ее характеризует когнитивный вакуум, примитивный утилитаризм, отсутствие знаний и понимания ситуации в обществе, господство слухов и дезинформации. Власть полностью устранилась от объяснения с народом, стала непонятной, а поэтому пугающе опасной. Мозаичность культуры - это внушаемость, ма-нипулируемость и мифологичность сознания и иррациональность поведения. В этом смысле правовая культура отражает общий мозаичный характер культуры, включает в себя локальные фрагменты деформированного правосознания, неправовых ориентации и мотиваций. Важной ее характеристикой является обесценивание правомерного поведения как универсальной модели, нарастание социальной резигнации по отношению к распространенному противоправному поведению. Все это в совокупности можно охарактеризовать как тотальный кризис правосознания и правовой культуры.
Охарактеризовав наличное состояние правовой культуры российского общества как критическое, нам представляется необходимым обратиться к рассмотрению возможных тенденций и перспектив формирования в России правовой культуры, адекватной современным требованиям, а также условий, при которых указанные перспективы могут быть реализованы.
1 Овчинников А.И. Глобализация и идея универсального правопорядка в современном юридическом мышлении // Журнал «Правовая политика и правовая жизнь». №2 (15), 2004. С. 77.
2 Самыгин П.С. Отчуждение права как социальный феномен современной России // Юридический вестник. 2003. № 1. С. 76.
_74