CC BY
128
бьет по воображению. Архитектура храмов величественна и причудлива, богослужение поражает пышностью, статуи богов и богинь - чудовищной фантастикой. Так же ярко фантастичны и причудливо-запутаны мифы индуизма, напоминающие непроходимый тропический лес, весь заросший сетью переплетающихся ползучих растений» (С. 142). И если говорить о том, почему индуизм победил буддизм, то, по мнению Н. С. Трубецкого, причина кроется в следующем: «...народному сознанию яркие краски и подавляюще-чудовищные образы говорили больше, чем философствование буддийских монахов.» (С. 132).
Возвращаясь к изначально определенному вопросу - о возможном синтезе христианства и религиозных верований Индии, - следует сказать, что Н. С. Трубецкой придерживается определенного мнения: нет. Он пишет: «Христианство, всегда подчеркивающее существование метафизического зла, противоположного и противного Богу, и религиозная мысль Индии, никогда не знавшая проблему добра и зла, - это два совершенно несоединимые друг с другом мировоззрения» (С. 143). Сходство может лишь быть видимым, но не концептуальным. Никакого синтеза в принципе даже быть не может. Христианство и религиозные верования Индии - взаимоисключающие мировоззренческие установки, самый яркий пример тому - развитие этической проблематики.
И все же в заключительной части своей работы он указывает, что если даже и невозможен синтез христианства и религиозных воззрений Индии, то христианам следует обратить внимание на некоторые аспекты религиозной жизни Индии. В первую очередь стоит обратить внимание на тот факт, что вера для индуса - центр, смысл жизни. Н. С. Трубецкой подчеркивает: «.убеждение, что спасение души есть единственно действительно важное, неизмеримо более ценное, чем все земные блага и даже сама жизнь - это убеждение, которое у нас либо остается простой, механически повторяемой формулой, либо жизненным правилом лишь отдельных единиц, в Индии является всеобщим и потому становится двигателем социальной жизни» (С. 143). И в этом смысле религиозный опыт Индии может быть примером для рассмотрения в христианском мире.
Н. С. Трубецкой указывает, что когда действенное отношение к вере станет правилом и для христианского мира, важной частью которого является Россия, то возможно будет построить истинно национальные культуры, «.ибо великие культуры всегда религиозны, безрелигиозные культуры - упадочны» (С. 143-144). При этом важно помнить, что эволюция в религиозной жизни страны начинается и измеряется возрастанием личной веры. Развитие национальной религиозной культуры всегда есть результат религиозного перевоспитания каждого отдельного индивида.
УДК 113
А. Ю. Долгих
Дарвинизм,
псевдодарвинизм и англосаксонская жизненная философия
В статье представлена точка зрения, согласно которой дарвиновская теория борьбы за существование и естественного отбора лишь отчасти выведена из наблюдений животного мира, а в значительной степени являет собой отражение повседневности британского постсредневекового общества, в котором быстрее, чем в других странах, произошло разрушение общинного образа жизни, распространение крайнего индивидуализма и эгоизма, что в сочетании со стремлением к обогащению привело, если использовать выражение британского философа Томаса Гоббса, к войне всех против всех.
The article presents the point of view that the Darwinian theory of struggle for existence and of natural selection is only partly derived from observation of the animal world, and is largely a reflection of the everyday life of the British post-medieval society in which faster than in other countries, there was a destruction of communal lifestyle, the spread of extreme individualism and selfishness, which, combined with the desire for enrichment, led, using the expression of British philosopher Thomas Hobbes, to the war of all against all.
Ключевые слова: виды, естественный отбор, борьба за существование, эволюция, дарвинизм.
Keywords: species, natural selection, struggle for life, evolution, Darwinism.
© Долгих А. Ю., 2015 14
...Ибо такой человекам закон заповедал Кронион: Рыбам морским, и лесному зверью, и летающим птицам Можно друг друга съедать - никогда у них не было правды. Людям же правда дана, совершенная между вещами.
(Перевод наш по изданию Mousaios [1])
Эти строки древнегреческий поэт Гесиод написал около 2700 лет назад. Данное место из поэмы «Дела и дни» показывает, что стремление возвести некую непроходимую границу между человеком, с одной стороны, и всеми остальными животными - с другой, а также представить существование последних не ограниченным никакой нравственностью непрерывным взаимным пожиранием имеет глубокие корни - оно появилось не вчера.
Через 400 лет после Гесиода другой грек, Эпикур (ок. 340-265 гг. до н. э.), сделал примечательное уточнение: между кем нет договора, между теми нет и не может быть никакой справедливости или несправедливости (правды или неправды), а значит, в сущности, все позволено; но между людьми и зверями, а также между отдельными народами никакого договора нет, следовательно, мы, люди (~ эллины), можем поступать по отношению к зверям и некоторым другим народам как нам заблагорассудится [2].
Знал ли британец Томас Гоббс (1588-1679) об этих соображениях Эпикура или не знал, но он развил целую теорию общественного договора как необходимой ступени перехода от животной жизни к гражданской. Идея общественного договора стала потом одним из символов эпохи Просвещения, у истоков которой Гоббс как раз и стоял.
Британский мыслитель представил естественный образ жизни, некогда, по его мнению, свойственный всему человечеству, как состояние без общей власти, а значит без закона. А где нет закона, там нет несправедливости, поэтому каждый, в сущности, имеет право на все, в том числе на имущество, здоровье и саму жизнь другого. Естественное равенство людей в сочетании с их желанием обладать одним и тем же приводит к взаимному недоверию, а взаимное недоверие - к войне. В итоге животное состояние - это война всех против всех. Его ближайшим подобием в современном для себя обществе Гоббс считал гражданские смуты, свидетелем которых он сам и был. [3]
Итак, люди жили когда-то как звери, не зная законов и истребляя друг друга ради пользования теми или иными благами. А звери, надо полагать, ведут подобный образ жизни и по сей день. Такого вывода Гоббс как будто не делает, но между строк это хорошо прочитывается, ведь недвусмысленно сказано - «животная жизнь».
Точку зрения о существенном различии человека и зверей в последние полторы-две тысячи лет в Европе твердо проводило христианство. Только человек согласно наиболее распространенному католическому христианскому вероучению имеет разум и свободную волю, только человек имеет душу, подлежащую посмертному сохранению и последующему вторичному воплощению. Что касается животных, то их действия непосредственно направляются богом и вообще они созданы ради человека. Такой взгляд на вещи развязывал людям руки: по отношению к животным они могли делать что угодно.
Но примерно с XVI в. твердыня христианства дала многочисленные трещины, христианство стало утрачивать позиции господствующего мировоззрения (сохраняя силу только в качестве «старого доброго» обычая и набора нравственных предписаний), а распространяющиеся теории геологической и зоологической эволюции (Нильс Стенсен, Бенуа де Майе, Денни Дидро, Жорж-Луи Леклерк, Джеймс Хаттон, Эразм Дарвин, Жан-Батист Ламарк, Жорж Кювье, Вильям Смит, Чарльз Лайель, Роберт Чамберс и др.) с явной тенденцией к увязыванию всех явлений минерального, растительного и животного мира в единое целое постепенно готовили почву для стирания символической границы между человеком и зверем. Таким образом, стал возможным, если так можно выразиться, обмен признаками: в случае необходимости (например, при отсутствии соответствующих эмпирических данных) можно было представлять жизнь человека по аналогии с жизнью животных, а жизнь животных - по аналогии с жизнью человека. Конечно, такое бывало и раньше - взять хотя бы антропоморфическое описание животных у Гая Юлия Солина (III в.) [4] или распространенный средневековый обычай изображать зверей в человеческой одежде. Но сейчас все это выходило на некий новый уровень, который многим казался и продолжает казаться вполне научным. Свое законченное выражение, как мы полагаем, это явление нашло в дарвинизме, и особенно в его «народной» разновидности, возникшей с легкой руки еще одного британца - Герберта Спенсера.
Современная синтетическая теория эволюции покоится на двух основаниях - естественный отбор и наследственная изменчивость. Первооткрывателями первой составляющей были Чарльз Дарвин (1809-1882) и Альфред Уоллес (1823-1913). Главная сила их теории, как полага-
ют сейчас, была во введении в науку о развитии животных понятия случайности, а главная слабость - в отсутствии хоть сколько-нибудь ясных представлений о природе внутривидовой изменчивости и об особенностях ее передачи от предков к потомкам [5]. Последнее не умаляет заслуг Дарвина и Уоллеса: все существенные открытия, касающиеся изменчивости и ее сохранения, были сделаны другими и в основном начиная с конца XIX в., т. е., во всяком случае, уже после Дарвина (Грегор Мендель, Август Вейсман, Гуго де Фриз, Томас Морган, Герман Мёллер, Николай Кольцов, Джеймс Уотсон, Френсис Крик и др.).
Согласно теории естественного отбора особи никогда не бывают совершенно одинаковыми -даже если они произошли от одних и тех же родителей. Они обладают разными признаками, которые по отношению к условиям существования особей могут быть полезными, вредными и нейтральными. Полезные признаки, очевидно, увеличивают вероятность того, что особь выживет, достигнет детородного возраста и оставит потомство, у которого эти признаки тоже могут проявиться. Вредные признаки снижают эту вероятность. Таким образом, любые хорошие качества дают животному, как выражаются зоологи, некоторое селективное преимущество в борьбе за существование, но отнюдь не гарантируют, и это надо подчеркнуть особо, безоговорочной победы. Ум, сила, ловкость, выносливость еще не делают животное неуязвимым богом; даже самая лучшая особь может легко погибнуть вследствие неблагоприятного стечения обстоятельств и унести с собой в могилу все свои замечательные свойства. Поэтому в общем и целом выживание вот именно этих особей, а не тех других, есть случайность. Это происходит всего лишь с некоторой вероятностью.
Предоставим слово самому Чарльзу Дарвину: «Так как рождается гораздо больше особей каждого вида, чем может выжить, и так как между ними поэтому часто возникает борьба за существование, то из этого следует, что любое существо, если оно хотя бы незначительно изменится в направлении, выгодном для него в сложных и нередко меняющихся условиях его жизни, будет иметь больше шансов (выделено нами. - А. Д.) выжить и, таким образом, будет сохраняться естественным отбором. В силу действия закона наследственности всякая сохраненная отбором разновидность будет размножаться в своей новой, видоизмененной форме» [6].
В сходном контексте понятие «шанс» встречается в «Происхождении видов» примерно полтора десятка раз, что недвусмысленно свидетельствует в пользу вероятностного толкования действия отбора.
Но не все так гладко. Отцы-основатели дарвинизма своими же не всегда осторожными высказываниями дали повод к последующему искажению собственного учения. Вот, например, как Альфред Уоллес описывал озарение, посетившее его во время пребывания в Малайзии: «Я внезапно задал себе вопрос: почему некоторые особи продолжают жить, а другие нет? И сам же на него ответил: выживает сильнейший.» [7] Или Дарвин: «Выражаясь метафорически, можно сказать, что естественный отбор ежедневно и ежечасно расследует по всему свету мельчайшие вариации, отбрасывая дурные, сохраняя и слагая хорошие, работая неслышно и незаметно, где бы и когда бы ни представился к тому случай, над усовершенствованием каждого органического существа по отношению к условиям его жизни, органическим и неорганическим» [8]. Здесь, как видим, отбор представлен в качестве силы, действующей прямо-таки с какой-то механической необходимостью, да к тому же еще и чуть ли не осознанно заботящийся об улучшении животного мира! Оговорка Дарвина «выражаясь метафорически» как будто все ставит на свои места - но ведь это только в том случае, если на ней сосредоточить самое пристальное внимание. Между тем подобные вводные слова зачастую быстро забываются не только читателем, но даже и самим писателем. Одно из доказательств - данный отрывок из «Происхождения видов» цитируют и без них (например, в книге В. Бердникова «Эволюция и прогресс») [9]).
Так что, в строгом смысле, отдельные высказывания Дарвина и Уоллеса свидетельствуют о том, что они, возможно, колебались, говоря современным языком, между статистической и динамической концепцией отбора: они все еще находились под сильным давлением целеполагающего эволюционизма своих непосредственных предшественников.
Поэтому когда вскоре Герберт Спенсер (1820-1903) заявил, что в борьбе за существование якобы имеет место «выживание наиболее приспособленных» и «устранение наименее приспособленных», то по большому счету тут не было чего-то очень нового. Но только в таком упрощенном, огрубленном виде теория оказалась близка и понятна большинству. Британские печатные издания того времени подхватили вышеупомянутые речевые обороты и сделали их чем-то вроде краткого выражения дарвиновского учения [10]. С тех пор это стало истиной «простонародного эволюционизма»: «В чем суть теории естественного отбора?» - «Выживает сильнейший!..»
В свое время и Дарвин, и Уоллес попали под влияние «Трактата о народонаселении» Томаса Мальтуса (1766-1834), который если даже и не навел их на идею борьбы за выживание, то по крайней мере сильно укрепил в ней. Британский священник в общих чертах обрисовал в книге, к 16
чему должен привести несдерживаемый, экспоненциальный рост численности людей. Дарвин: «В октябре 1838 года, я взялся читать просто для развлечения работу Мальтуса о народонаселении, и поскольку длительные наблюдения над жизнью животных и растений вполне подготовили меня к тому, чтобы оценить происходящую повсеместно борьбу за существование, я вдруг понял, что в таких условиях благоприятные изменения должны сохраняться, а неблагоприятные -отметаться» [11].
В общем и целом вырисовывалась довольно мрачная картина, которая выше уже отчасти была обозначена. Способность к воспроизводству у большинства видов весьма завидная, новорожденных должно быть очень много, а численность местных сообществ (популяций) примерно постоянна. Чрезмерный рост численности неизбежно привел бы к нехватке пищи, из-за которой как раз и должна была бы развернуться настоящая борьба. Вероятно, так и происходит, решил Дарвин. Ограниченность источников пищи сдерживает распространение вида путем «выбраковывания» слабых особей, не способных вырвать кусок из пасти соперника.
Однако подтвердить наличие таких отношений в животном мире не просто. Какую бы область обитания мы ни взяли, мы почти всегда найдем на ней установившееся еще в незапамятные времена равновесие пищевых запасов и потребителей пищи. Растения, растительноядные, плотоядные, грибы, простейшие образуют замкнутый пищевой круг, который сам определяет численность всех своих составляющих. А еще мы увидим, что все «земли кормления» распределены между потребителями и новые члены сообществ отнюдь не создают каких-то «перманентных революционных ситуаций», которые легко представить, услышав словосочетание «борьба за жизнь». Нарушение вышеописанного равновесия - явление довольно редкое. Словом, пронаблюдать какую-то ожесточенную внутривидовую (именно внутривидовую!) междоусобицу за кусок пищи трудно.
А в человеческом обществе?
На исходе Средневековья Британия предложила миру философию свободного торга (как это назвал известный русский мыслитель Николай Федоров), когда у всего, в том числе у человека, есть своя цена, определяемая этим самым торгом, а также выдвинула идею некоего нового миропорядка, подразумевающую превращение человечества в международный организм, внутри которого все народы будут занимать место низших сословий, производящих сырье, тогда как сами британцы займутся его обработкой и доведением до формы конечного товара. При этом, прежде всего, Британия оказалась очень жестокой по отношению к самой себе: она значительно опередила другие страны в разрушении земледельческих общин и общинного уклада жизни в целом и в насаждении - скрыто или явно - новой невиданной прежде морали. На абстрактном философском языке это звучит вполне благопристойно: «свободная и активная индивидуальная деятельность каждой отдельной личности в достижении собственного счастья» [12]. В жизни это обернулось своеволием, неудержимым себялюбием и откровенным хищничеством в столь же неуемной жажде наживы: «Все против всех, и каждый сам за себя». Если даже такой человек, как Френсис Бэкон, признавал любовь к себе прообразом любви к ближнему, которая, получается, выступает лишь слепком с первой, причем видел в подобном соотношении ни много ни мало божественную заповедь [13], то можно представить повседневную жизнь современников Бэкона, основная масса которых не отличалась ни высоким образованием, ни душевной утонченностью. И еще за восемьдесят лет до этого Томас Мор сокрушался по поводу того, что ценностью в его стране признаются лишь деньги [14]. А через полвека эту войну всех против всех описал Томас Гоббс.
Замысел всеобщего подчинения себе Британия, прикрываясь рассуждениями о европейском интересе и даже об общечеловеческом благе (!), начала целеустремленно проводить в жизнь, видя в нем, по замечанию того же Федорова, свое призвание и чуть ли не новую христианскую миссию [15]. Идея международного организма была прямо воплощена в колониальной системе, которая особенно быстро росла как раз в XIX в.
Таким образом, говоря зоологическим языком, Британия поставила себя на вершину пищевой пирамиды, решила возвести себя в ранг хищника самого высокого уровня и одновременно единственного мыслящего центра на Земле. В XX в. на эту роль стали претендовать Соединенные Штаты Америки, созданные в основном все теми же англосаксами - выходцами из Британии.
Наша мысль заключается в том, что борьба за существование в животном мире есть своего рода свободная торговля. Только товаром здесь выступает вся совокупность признаков - наследственных и приобретенных. Особь как бы выставляет себя на эволюционный «рынок», отдается на откуп естественному отбору - возьмет он ее или нет? Если купит - хорошо, не купит - значит цена «товара» была явно завышена по отношению к его качеству. Особь, не соответствующая требованиям «рынка», проигрывает.
Так британская постсредневековая модель хозяйства и вообще человеческих отношений легла в основу теории естественного отбора. По сути, социальный дарвинизм, как это ни пара-
17
доксально, предшествовал дарвинизму зоологическому, а не наоборот. Человеческая политика и экономика были спроецированы на животный мир. Но до какой степени верна такая проекция?
Представители семейства кошачьих, за которыми закрепилась слава как бы образцовых хищников, большую часть своей жизни проводят во сне. Львы в среднем спят вообще по двадцать часов в сутки! Может быть, оставшиеся четыре часа они напряженно трудятся? - Ничуть. Северные медведи, нагуляв жир в течение лета, могут впадать в зимнюю спячку на несколько месяцев. Примерно так же ведут себя и другие хищники: удовлетворив текущие потребности, они предаются самой откровенной праздности, которую только можно представить. Разве это похоже на борьбу за существование? Несколько иначе складывается жизнь растительноядных. В силу особенностей пищеварения и обмена веществ они во время бодрствования почти непрерывно едят. Но, во всяком случае, при наличии пищи это тоже весьма далеко от пресловутой дарвиновской struggle for life.
Именно человек с его постоянной заботой о будущем превратил свою жизнь в борьбу за эту самую жизнь и по привычке переносить свое состояние вовне приписал данную особенность, ни много ни мало, целому животному миру. Даже осознавая, что из-за вечных забот о грядущем он перестал жить настоящим, то есть тем, что на самом деле только и существует, он продолжает упорно наделять зверей своими чертами. Однако наблюдения показывают, что животные в очень малой степени пытаются заглянуть в завтрашний день: они не делают долговременных запасов; их жизнь проходит не в предусмотрительном мышлении о том, что будет, а в ощущении того, что есть, - они присматриваются, прислушиваются и принюхиваются (благодаря чему, кстати, гораздо лучше человека замечают изменения в окружающей среде, что нередко помогает им ощутить надвигающуюся опасность и избежать ее, в то время как человек, совершенствуя анализ, иной раз ни на что не обращает внимания, не наполняет анализ эмпирическим содержанием и в итоге погибает!).
И, может быть, самое неприятное для нашего самолюбия: человек принадлежит к группе видов, у которых нет внутреннего природного запрета на убийство себе подобных! Между тем многие животные на такое не способны. Соперничество между особями одного вида у них не доходит до кровавой развязки; особи показывают друг другу зубы, рога, копыта, поднявшуюся дыбом шерсть, принимают угрожающий облик, издают враждебные звуки, но дальше этого дело не идет: когда одна из особей не выдерживает накала такого соперничества, она показывает все тем же обликом, что сдается, а победитель, довольный собой, уходит - он не добивает побежденного! Но у человека не так. Итог: ужасающая внутривидовая борьба, которая раньше выливалась в местные войны, а в последние столетия - едва ли не в общемировые. Аналога этому явлению в животном мире не найти. И едва ли такое поведение человека можно объяснить перенаселением и недостатком средств к существованию: кровавые войны были неотъемлемой частью всей известной событийной истории человечества, т. е. последних 5-5,5 тысячи лет.
Основные причины ухода животного в небытие, очевидно, такие:
а) тяжелая болезнь (в любом возрасте);
б) старость;
в) неблагоприятное стечение обстоятельств неживой природы (в основном это, конечно, непогода; но может быть что угодно - вплоть до падения астероида);
г) кровавое столкновение с представителем другого вида;
д) кровавое столкновение с представителем своего вида.
Смерть от старости, от болезней, от воздействия разрушительного природного явления (буря, наводнение, удар молнии и т. п.), детская смертность, которая случается еще до того как животное вступает в какие бы то ни было войны, как мы полагаем, прямо под понятие борьбы за существование не подпадают. Ведь говоря «борьба», имеют в виду сражение с особями хоть сколько-нибудь сопоставимого размера и силы. Вирусы или бактерии, даже если их триллионы, не воспринимаются как соперники, как враги; тем более не воспринимаются в таком качестве воздушные массы, литосферные плиты, конвективные течения в мантии или термоядерные реакции в недрах Солнца, - от всего этого жизнь на Земле, в том числе человеческая, насколько удалось установить, зависит на сто процентов. А животные, похоже, вообще не оперируют такими понятиями. Даже сражение с представителем другого вида здесь не очень подходит. Все дело как раз в том, что виды - словно далекие народы: они не связаны друг с другом никаким договором, никакими общими правилами поведения, в то время как между особями одного вида такого рода «нравственность» почти всегда присутствует. Таким образом, только внутривидовое соперничество в полноте отвечает термину «борьба за существование», но оно, как было показано, имеет очень и очень ограниченный характер. В ходе по-настоящему опасной стычки (и здесь уже неважно, с кем - со своими или с чужими) животное с высокой вероятностью получает телесное повреждение, которое заканчивается смертью или сразу, или в скором будущем. Это значит, что каждое животное встречается в своей жизни не более чем с одним случаем той самой войны всех против всех, которая нарисована воображением дарвинистов.
Расширительное же толкование «борьбы за жизнь» ведет к явному абсурду: получится, что нашим главным противником является, небесное тело под названием Земля! Именно у него, грубо говоря, все пытаются что-то урвать, чтобы хоть немного продлить свои дни.
Убегая от гепарда, антилопа ступила где-то на нетвердую почву, потеряла скорость и оказалась в зубах хищника. Прыгнув на антилопу, гепард сорвался с жертвы, упал и повредил ногу; в условиях отсутствия медицины и запасов на «черный день» повреждение стало роковым. И так далее. Подобные события непредсказуемы и почти не зависят от способностей животных. Таким образом, выживает вовсе не сильнейшая и не самая смышленая особь, а особь, которой просто повезло, которой благоприятствовал случай. Большие количества таких случайностей обнаруживают некоторые закономерности, которые и описываются математически в современной эволюционной теории. Возможно, стоит подчеркнуть: в этих «законах природы», как, впрочем, и в любых других, нет никаких слабых или сильных особей, а есть лишь отвлеченные величины, выделенные из всей совокупности известных на сегодня явлений.
В любом случае, выживание наиболее приспособленных (сильнейших, умнейших, красивейших и т. п.) было бы неким направляющим эволюционным фактором, двигателем, предписывающим эволюции идти в строго определенную сторону. Однако палеонтологическая летопись, этот главный свидетель развития жизни на Земле, говорит, что отбор лишь иногда отсеивает виды - причем обычно те, которых явная недоразвитость или переразвитость тех или иных органов поставила совсем уж в невыгодное положение. Часто наблюдается картина, когда изменения живых существ идут вообще как бы вопреки изменениям окружающей среды. Довольно многочисленны примеры так называемых персистентных форм, то есть видов и родов, которые почти не менялись десятки и даже сотни миллионов лет! Особенно много таких форм среди моллюсков, ракообразных, иглокожих и плеченогих [16].
Далее, допустим, что человек есть, образно выражаясь, венец эволюции; тогда получается, что этот один-единственный «бриллиант» приходится на целые горы «пустой породы», а именно на полтора-два миллиона известных видов животных. И это только, повторяем, известных видов; общее же их количество сейчас приблизительно оценивается в десять миллионов, причем животные эти в высшей степени разнообразны (а ведь есть еще растения и простейшие), и нет никаких признаков того, что эволюция сворачивает в сторону какого-то всеобщего человекоподо-бия, как это предполагал в свое время Лоренц Окен (1779-1851) - будто «.различные организмы стремятся достичь стадии человека, при этом возникает множество форм, соответствующих разным стадиям развития человеческого зародыша» [17].
Но, очевидно, что так можно сказать и о любом другом виде, представив уже его в качестве венца видообразования. Таким образом, миллионы видов оказываются равнозначными по уровню эволюционного совершенства: все они наши современники, они закончили эволюционное движение одновременно с нами, и их существование показывает, что так называемый разум не дает преимуществ в развитии. По крайней мере, не давал до сих пор. Если судить по видовому разнообразию, главным итогом эволюции выступает группа членистоногих (в основном насекомых): их четыре из каждых пяти известных видов [18]. Млекопитающие, которые считаются высшими животными, по числу видов уступают любой другой группе позвоночных - земноводным, пресмыкающимся, птицам и рыбам (IUCN Red List, version 2011.2).
Если судить по численности особей, побеждают круглые черви (нематоды). Они буквально везде, и, по оценкам, их порядка 10 секстиллионов (1022). От них немного отстают веслоногие (морской планктон) и те же насекомые [19]. Для сравнения: вид человека насчитывает всего семь миллиардов особей (7 • 109). Можно, конечно, заметить, что нематоды в большинстве своем очень маленькие, поэтому они и смогли так размножиться, а вот 10 секстиллионов особей размером с человека биосфера, пожалуй, уже не выдержала бы. Поэтому чисто количественное сравнение не лишено недостатков. Но точно так же, повторим, вызывает очевидное возражение сравнение по уровню развития нервной системы: большинство видов и особей отлично обходится своим крошечным (рядом с человеческим) мозгом или даже живут вообще без него.
Итак, существование человека (как и любого другого отдельно взятого вида) случайно. Естественный отбор в общем и целом не ведет к возникновению человека или чего-то подобного; скорее, как мы видим, он ведет к возникновению весьма простых живых организмов с высокой способностью к воспроизводству, а человек в этих обстоятельствах оказывается, так сказать, побочной эволюционной ветвью.
Случайно, скорее всего, и то, что мы появились именно в это время. Действительно, не слишком понятно, почему человек возник только спустя 650 миллионов лет эволюции сложных многоклеточных. Кажется, что это могло произойти и раньше. Так, путь от мелких млекопитающих, выживших в позднемеловой катастрофе, до человека занял 65 миллионов лет. Но примерно
19
такие же млекопитающие существовали уже 220 миллионов лет назад. Соответственно, и человек мог появиться 150 миллионов лет назад и даже раньше, потому что нет никакой необходимости в том, что путь от крысы до человека непременно должен длиться не менее 65 миллионов лет. Во всяком случае, о такой необходимости зоологам ровным счетом ничего не известно, поскольку они имеют дело с одним-единственным примером эволюции, возводить особенности которой в «закон природы» оснований нет.
Непрерывная кровавая борьба за существование, в которой неизменно отсеиваются слабые и выживает сильнейший, стала навязчивой идеей многочисленных фильмов о доисторических и современных животных, снятых британской телекомпании ВВС. Эти фильмы сделаны на высочайшем для конца ХХ - начала XXI в. кинематографическом уровне и потому привлекают к себе внимание большого числа зрителей. Так незаметно происходит внедрение в умы извращенного образа не только животного, но и человеческого мира, грань между которыми все больше стирается по причине ухода в небытие мировоззренческой части христианства, главного защитника противоположной точки зрения.
«Это рассказ. о героической битве за наш мир, о войне между чудовищами.», «Хищники ухватили свой первый кусок.», «Способность видеть врага и реагировать на него положила начало гонке вооружений между охотником и добычей. Эта борьба продолжается до сих пор и является главной причиной разнообразия жизни.», «В этих густонаселенных водах (кембрийского периода. - А. Д.) идет жестокая борьба за существование.», «Жизнь этого первого поселенца (ги-нерпетона. - А. Д.) совсем нелегкая.», «Гинерия - ненасытный хищник.», «Самка диметродона устранит слабых детенышей, что поможет выжить сильнейшим.», «Это безжалостный мир (конца пермского периода. - А. Д.), где животным приходится особенно тяжело.», «Спустя 270 миллионов лет эволюции война, которую так долго вели наши далекие предки, была уже не просто битвой между хищником и жертвой.», «Горгонопс - сильный и быстрый охотник со смертельным оружием.», «Ослабевший из-за раны скутозавр может только ждать последнего удара убийцы.», «Слишком много яростных претендентов на скудную растительность.», «Жертва падает, а стадо спокойно продолжает идти, не замечая потери.» («Жизнь до динозавров», BBC / Discovery Channel / ProSieben, Impossible Pictures, 2005; режиссер и продюсер Хлоэ Ле-ланд); «Хотя динозавров давно уже нет, они оставили миру жестокое наследие.», «В процессе эволюции млекопитающие превратились в мощных убийц, как, например, саблезубые кошки.»; «Забудьте о наших нынешних мирных пожирателях планктона, - здесь каждый кит - убийца.», «Больших птиц-убийц больше не видно.», «Сейчас рассвет, и лептиктидии уже удалось выиграть первую схватку со смертью.», «Детенышам дорудонов еще несколько дней от роду, но им уже грозит смертельная опасность.», «Из убежища лагуна (где прячутся киты дорудоны. - А. Д.) превращается в кровавую баню.», «Детенышу индрикотерия очень повезет, если он увидит свой первый восход.», «Сезонный климат олигоцена сформировал не только окружающую среду, но и животных. Здесь выживает самый агрессивный.», «Во время сезона спаривания энтелодонты становятся очень агрессивными по отношению друг к другу.», «Сегодня мы отправимся на затерянный континент, где все экзотические гиганты жили в страхе перед легендарным убийцей -саблезубым тигром.», «Во время своего правления вожак часто сталкивался с вызовами, которые бросали ему соперники.», «Жизнь одинокого самца - это беспощадная борьба за выживание.», «Если братья-смилодоны хотят получить власть над кланом, им придется убить чужих детенышей.», «Клыки смилодона - это необычайно точное и аккуратное орудие убийства.» («Прогулки с чудовищами», BBC / Discovery Channel, TV Asahi & BS Asahi, ProSieben Co-production, 2001; режиссеры и продюсеры Джаспер Джеймс, Найджел Паттерсон и Кейт Бартлетт).
Такого рода фразами насыщено научно-популярное кино производства ВВС. Хищник, жертва, смертельное оружие, смертельная опасность, убийца, убийца, убийца. Эти слова звучат, словно какое-то болезненное заклинание.
«Нежный охотник, его хвост бьет по земле, пока он раскалывает череп. Красивая смерть, облачившаяся в пятнистую шкуру, направляется к своей жертве. Игривый убийца, чьи любящие объятия разрывают сердце антилопы.» - так начинается и так заканчивается еще один фильм этой телекомпании - «Леопард» (BBC и WGBH / BOSTON, 1997; режиссеры и продюсеры Оуэн Ньюман и Аманда Баррет). Иначе как поэтикой кровавой животной жизни это трудно назвать. При этом авторы фильма здесь явно довели образность до абсурда: объятия вообще-то сжимают, а не разрывают.
Повторяясь периодически, причем весьма часто, эти и другие похожие высказывания неизбежно откладываются в уме зрителя и незаметно делают свое дело - через представление о стиле жизни зверей навязывают определенный стиль поведения и самому человеку, ведь мы и они -одно! Мы - тоже животные!.. 20
Звери в фильмах ВВС пожирают и размножаются, размножаются и пожирают, - больше ничего не происходит. Это однообразие можно было бы счесть утомительным и даже смешным, если бы оно не было настораживающим.
Вывод, который мы делаем из всего вышеизложенного, заключается в том, что теория естественного отбора, претендующая на научную объективность, обнаруживает известную зависимость от повседневных условий жизни общества, в котором она создавалась, и является в немалой степени отражением и преломлением в умах этих условий. Ее истина, возможно, уйдет в прошлое вместе с обществом, ее породившим.
Примечания
1. Hesiodus. Opera et dies // Musaios. By Darl J. Dumont and Randall M. Smith. Version 1. 0d-32. 1992-1995.
2. Эпикур. Главные мысли // Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М.: Мысль, 1986. С. 410.
3. Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Гоббс Т. Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1991. Т. 2. С. 93-98.
4. Гай Юлий Солин. Собрание достопамятных сведений // Знание за пределами науки. Мистицизм, герме-тизм, астрология, алхимия, магия в интеллектуальных традициях I-XIV веков. М.: Республика, 1996. С. 198-225.
5. Бердников В. А. Эволюция и прогресс. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1991. C. 22. Грин Н., Стаут У., Тейлор Д. Биология: в 3 т. М.: Мир, 1990. Т. 3. С. 262.
6. Дарвин Ч. Происхождение видов путем естественного отбора. Л.: Наука, 1991. C. 23.
7. Скот Р. Теория эволюции // Наука в фокусе. 2014. № 3. С. 37.
8. Дарвин Ч. Происхождение видов путем естественного отбора. Л.: Наука, 1991. C. 81.
9. Бердников В. А. Эволюция и прогресс. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1991. C. 24.
10. Грин Н., Стаут У., Тейлор Д. Биология: в 3 т. М.: Мир, 1990. Т. 3. С. 263.
11. Там же. С. 264.
12. История средних веков: в 2 т. М.: Высш. шк., 1991. Т. 2. С. 220.
13. Бэкон Ф. Опыты, или Наставления нравственные и политические // Бэкон Ф. Сочинения: в 2 т. М.: Мысль, 1978. Т. 2. С. 378.
14. Мор Т. Золотая книга, столь же полезная, как забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия // Зарубежная фантастическая проза прошлых веков. М.: Правда, 1989. С. 54.
15. Федоров Н. А. Философия общего дела. М.: Эксмо, 2008. С. 341-342, 384.
16. Бердников В. А. Эволюция и прогресс. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1991. C. 17, 27.
17. Там же. С. 30. См. также: Окен Л. Учебник натурфилософии (избранное) // Герметизм, магия, натурфилософия в европейской культуре XIII-XIX веков. М.: Канон+, 1999. С. 589, 611.
18. Бердников В. А. Эволюция и прогресс. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1991. C. 12.
19. Уолкер Х. Сколько у животного в среднем ног // Наука в фокусе. 2014-15. № 12-01. С. 72.
Notes
1. Hesiodus. Opera et dies // Musaios. By Darl J. Dumont and Randall M. Smith. Version 1. 0d-32. 1992-1995.
2. Epicurus. Glavnye mysli [The main ideas] // Diogenes Laertius. O zhizni, ucheniyah i izrecheniyah znamenityh filosofov - About the life, teachings and sayings of famous philosophers. M. Mysl. 1986. P. 410.
3. Hobbes T. Leviafan, ili Materiya, forma i vlast' gosudarstva cerkovnogo i grazhdanskogo [Leviathan, or the Matter, form and power of the Church and civil state] / T. Hobbes Works: in 2 vol. M. Mysl. 1991. Vol. 2. Pp. 93-98.
4. Gay Julius Solin Sobranie dostopamyatnyh svedenij [A collection of memorable information] // Znanie za predelami nauki. Misticizm, germetizm, astrologiya, alhimiya, magiya v intellektual'nyh tradiciyah I-XIV vekov -Knowledge outside of science. Mysticism, Hermeticism, astrology, alchemy, magic in the intellectual traditions of the I-XIV centuries. M. Respublika. 1996. Pp. 198-225.
5. Berdnikov V. A. EHvolyuciya i progress [Evolution and progress]. Novosibirsk. Nauka. Sib. Dep., 1991. P. 22. Green N., W. Stout, Taylor D. Biologiya [Biology]: in 3 vol. M. Mir. 1990. Vol. 3. P. 262.
6. Charles Darwin Proiskhozhdenie vidov putem estestvennogo otbora [The origin of species by means of natural selection]. L. Nauka, 1991. P. 23.
7. Scott R. Teoriya ehvolyucii [Theory of evolution] // Nauka v fokuse - Science in focus. 2014, No. 3, p. 37.
8. Charles Darwin Proiskhozhdenie vidov putem estestvennogo otbora [The origin of species by means of natural selection]. L. Nauka, 1991. P. 81.
9. Berdnikov V. A. EHvolyuciya i progress [Evolution and progress]. Novosibirsk. Nauka. Sib. Dep. 1991. P. 24.
10. Green N., W. Stout, Taylor D. Biologiya [Biology]: in 3 vol. M. Mir. 1990. Vol. 3. P. 263.
11. Ibid. P. 264.
12. Istoriya srednih vekov: v 2 t. - The history of the middle ages: in 2 vol. M. Vyssh. Shk. 1991. Vol. 2. P. 220.
13. Bacon F. Opyty, ili Nastavleniya nravstvennye i politicheskie [Experiments, or moral Instruction and policy] // Bacon F. Works: in 2 vol. M. Mysl'. 1978. Vol. 2. P. 378.
14. Moore T. Zolotaya kniga, stol' zhe poleznaya, kak zabavnaya, o nailuchshem ustrojstve gosudarstva i o novom ostrove Utopiya [The Golden book, as useful, as amusing, about the best device of the state and about new island of Utopia] // Zarubezhnaya fantasticheskaya proza proshlyh vekov - Foreign fantastic prose of past centuries. M. Pravda. 1989. P. 54.
15. Fedorov N. A. Filosofiya obshchego dela [Philosophy of common cause]. M. Eksmo. 2008. Pp. 341-342, 384.
16. Berdnikov V. A. EHvolyuciya i progress [Evolution and progress]. Novosibirsk. Nauka. Sib. Dep. 1991. Pp. 17, 27.
17. Ibid. P. 30. See also: Aucun L. Uchebnik naturfilosofii (izbrannoe) [Textbook of natural philosophy (favorites)] // Germetizm, magiya, naturfilosofiya v evropejskoj kul'ture XIII-XIX vekov - Hermeticism, magic, natural philosophy in European culture of XIII-XIX centuries. M. Kanon+. 1999. Pp. 589, 611.
18. Berdnikov V. A. EHvolyuciya i progress [Evolution and progress]. Novosibirsk. Nauka. Sib. Dep. 1991. P. 12.
19. Walker H. Skol'ko u zhivotnogo v srednem nog [How many feet do animals have on average] // Nauka v fokuse - Science in focus. 2014-15, No. 12-01, p. 72.
УДК 130.2
С. Ф. Якупов
Менталитет и социальные институты как факторы прогресса: на примере индийской цивилизации
Статья посвящена вопросам философии истории. В первой части рассмотрены идеи, лежащие в основе мировоззрения индийской цивилизации. Автор выявил в мировоззрении индусов идеи, способствующие прогрессу, а также идеи, тормозящие прогресс. Автор приходит к выводу, что формирование глобального культурно-информационного пространства повышает возможности для «избавления» от идей, препятствующих социальному прогрессу.
Сформулирован вывод, что главным препятствием развития индийского общества является институт каст и что реальное (неформальное) «упразднение» каст может привести к быстрому социально-экономическому развитию Индии.
The article is devoted to problems of philosophy of history. In the first part the author considers ideas of Hinduism, i.e. ideas which are cornerstone of mentality of the Indian civilization. Author revealed in the Hindu worldview eight ideas promoting the progress and ten ideas hindering it. The author concludes that formation of a global cultural and information space increases the opportunities for "getting rid" of ideas that hinder social progress.
The opinion of the author is that the main obstacle to the development of Indian society is the institution of caste. Real (informal) "abolition" castes can lead to rapid socio-economic development of India.
Ключевые слова: цивилизация, социальный прогресс, индуизм, менталитет, мировоззрение, дхарма, каста, рационализм, критичность, толерантность, индивидуализм, коллективизм, социальный институт, частная собственность, демократия.
Keywords: civilization, social progress, Hinduism, mentality, worldview, dharma, caste, rationalism, criticism, tolerance, individualism, collectivism, social institution, private property, democracy.
Преодоление отсталости и связанной с ней бедности является одной из главных проблем, стоящих перед человечеством. В середине прошлого века среди ученых и политиков преобладало мнение, что если в отсталой стране к власти придут реформаторы и начнут строить рыночные отношения и правовое государство, то это обязательно приведет к процветанию. Но за последние полвека лишь немногим государствам, вставшим на путь реформ, удалось приблизиться к уровню развития ведущих стран.
Стало очевидно, что культура и, прежде всего, формировавшиеся веками менталитет и социальные институты могут как способствовать, так и препятствовать реализации возможностей, заложенных в рыночных отношениях и политической демократии. Ниже мы рассмотрим особенности менталитета и социальные институты индийской цивилизации и попытаемся показать их влияние на развитие общества.
Мировоззренческой основой индийской цивилизации является индуизм. Дадим общую характеристику этой религии, а затем рассмотрим ее основные идеи. Индуизм является результатом развития ведической религии арийцев, заселивших полуостров Индостан между 2000 и 1500 гг. до н. э. [1] Индуизм - закрытая религия, т. е. индусом нельзя стать, им можно только родиться. Несмотря на это по числу приверженцев индуизм сравним с мировыми религиями. В Индии проживают более миллиарда человек, и 80% из них - индусы. Большие диаспоры индусов
© Якупов С. Ф., 2015 22
