CC BY
34
УДК 94 (470.67)
Кидирниязов Даниял Сайдахмедович
Заслуженный деятель науки РД и КЧР,
доктор исторических наук,
профессор, ведущий научный
сотрудник ИИАЭ ДНЦ РАН
daniyal2006@rambler. ru
Абдулаева Мадина Изамутдиновна
кандидат исторических наук,
старший научный
сотрудник ИИАЭ ДНЦ РАН
8-928-580-21-55
Daniyal S. Kidirniyazov
honored worker of science of RD and KCR,
doctor of historical sciences,
professor, leading researcher of IIAE DNT s
Russian Academy of Sciences
Madina I. Abdulaeva
candidate of historical sciences,
senior Researcher employee IIAE DNT s
Russian Academy of Sciences
8-928-580-21-55
Дагестан во взаимоотношениях России с Ираном и Турцией
в начале 50-х гг. XVIII в.
Dagestan in Russia's relations with Iran and Turkey in the early 50-ies of the XVIII century
Аннотация. Как известно, во второй половине XVIII в. во внешнеполитической деятельности российского правительства важное место придавалось решению проблемы выхода к южным морям - Черному и Каспийскому. В достижении этой цели Российского государства на юге большое место отводилось Северному Кавказу. В статье освещается роль Дагестана в отношениях Российской империи с шахским Ираном и султанской Турцией в рассматриваемое время.
Ключевые слова: Россия, Иран, Турция, Европа, Кавказ, Крым, Дагестан, народы, мирный трактат, политика, подданство.
Abstract. As you know, in the second half of the XVIII century in foreign policy of the Russian government, an important place was given to the problem of access to the southern seas - the Black and Caspian seas. In achieving this goal of the Russian state in the South took a great place in the Northern Caucasus. The
article highlights the role of Dagestan in the relations of the Russian Empire with the Shah's Iran and the Sultan of Turkey at the time.
Keywords: Russia, Iran, Turkey, Europe, Caucasus, Crimea, Dagestan peoples, peace treaties, politics, citizenship.
Вторая половина XVIII в. после смерти иранского шаха Надира не предвещала радикальных перемен в кавказских делах. Персия из-за междоусобиц не могла активно выступать за расширение своих позиций на Северо-Восточном Кавказе. На арене борьбы остались два соперника -Россия и Турция. Это, однако, не означало, что северокавказские народы избавились от угрозы нашествия в середине XVIII в. Порта деятельно готовила вторжение в северокавказский регион и на юг Российского государства.
Персидско-османский трактат 1746 г. признавал Северо-Восточный Кавказ, в том числе и Дагестан, формально независимым. Однако на деле этот договор оставлял возможности для вмешательства обеих держав во внутреннюю жизнь северокавказских народов. В частности, в 4-м пункте мирного договора отмечалось, что местные народы «лезгинской и других находящиеся в тех краях вольными имеют остаться ... в их правлении и дела не вступаться, а буде против Блистательной Порты или противу персицкого государства какое их неприятельское намерение откроется, то по сношению обеих сторон вольно по вине их наказать» [1, Л. 296 с об.].
Эта возможность совместных действий воспринималось российским правительством как свидетельство антироссийских настроений представителей договаривающихся сторон.
Поэтому Петербург счел необходимым усилить активность своих представителей в регионе для укрепления своего влияния здесь.
Как известно, в длительных войнах с Надир-шахом народы Дагестана понесли огромные жертвы. Вспыхнувшие сразу после ухода персов феодальные междоусобицы еще больше ухудшили положение народных масс. В этих условиях для народов Дагестана покровительство такой могучей державы, как Россия, и укрепление торгово-экономических связей с ней стало практической необходимостью. Поэтому в середине XVIII в. усиливается ориентация народов Дагестана на Россию, активизируются российско-дагестанские отношения. В этот период подданство России подтвердили многие местные владетели. Так, в 1750-1751 гг. тарковский шамхал Хасбулат «искал русского покровительства» [2, с. 39], преемник его шамхал Муртазали позже «уверял российский двор о своем к оному усердии». В 1753 г. аварский хан Магомед-Муса-хан и казикумухский правитель Сурхай-хан просили о принятии их с владениями в «русское подданство». В 1757 г. с изъявлением желания быть в подданстве России обратились старшины «вольного Андийского общества» [3, с. 138].
Все это оказало положительное воздействие, способствуя стабилизации обстановки в регионе. Одновременно закреплялась роль г. Кизляра и кизлярской администрации, как важнейшей опоры России здесь. В указах
российского правительства, отправленных в начале 50-х гг. XVIII в., не раз отмечалось о необходимости бдительно следить за происками агентов султана и крымского хана, чтобы не захватили «тамошних земель», «не преклонили бы» местных владетелей на свою сторону, иметь дружественные отношения с ними, призывая к сохранению российского подданства [5, Л. 309].
Меры российских властей оказались своевременными, ибо правящие круги султанской Турции продолжали вмешиваться в жизнь местных народов. На этот раз султан пытался использовать междоусобную борьбу грузинских царевичей. Оказывая поддержку своему приверженцу Абдулла-беку, претендовавшему на престол в Кахетии, султан обратился к владетелям Дагестана, призывая их выступить на стороне своего ставленника [6, с. 23]. Однако владетели Дагестана отказались принять участие в походе. Сторонник Порты, Абдулла-бек потерпел сокрушительное поражение от Ираклия II [7, Л. 195]. Пользуясь благоприятной обстановкой, кахетинский царь за короткий срок объединил под своей властью часть Грузии, Армении и продолжал наступать на Азербайджан и Дагестан.
Оказавшись в таком тяжелом положении, часть владетелей Дагестана, не раз отклонявших домогательства шаха, обратились к османам с просьбой защитить их от набегов Ираклия II, вассала Персии. На просьбу дагестанских владетелей, как сообщил в августе 1750 г. А.И. Неплюев, Порта дала отрицательный ответ [8, Л. 159-160].
Отправленные повторно к султану послы дагестанских владетелей, вернулись без результатов. Таким образом, несмотря на неоднократные заверения, никакой поддержки владетелям Дагестана Порта не оказала.
В отличие от султанской Турции Россия, укрепившая свои позиции в Европе возобновлением союзного договора с Австрией, могла более решительно действовать и на Северном Кавказе.
Таким образом, кавказские дела сохранили свое международное звучание. Они во все большей степени оказывали влияние не только на политику противоборствующих сторон, но и взаимоотношения России, шахского Ирана и султанской Турции с западноевропейскими державами.
Западноевропейские страны делали все возможное для развязывания российско-османского конфликта. Ведь с его помощью они рассчитывали ослабить влияние России на международные события. Тем не менее, Россия и Турция в течение длительного времени старались не доводить дело до открытого разрыва. В этой связи положение в северокавказском регионе оставалось неустойчивым и неопределенным.
Политика экспансии, последовательно проводимая Османской империей и Крымским ханством на Северном Кавказе, была одной из основных причин напряженности в регионе.
Положение в регионе осложнялось тем, что, наряду с борьбой, разгоревшейся между Российской империей, с одной стороны, и султанской Турцией и ее вассалом Крымом с другой, шла острая междоусобная война между владетелями Большой и Малой Кабарды.
В середине XVIII в. обратились за подданством к России и получили заверения в покровительстве с ее стороны ряд дагестанских владетелей. Кроме того, приняли подданство России шамхал Хасбулат и дербентский хан Магомед-Гусейн [9, с. 22].
Следует отметить, что российским правительством рассматривались и новые, более эффективные способы предотвращения «воровских набегов» со стороны крымцев. Так, в указе императрицы Елизаветы Петровны астраханскому губернатору И.О. Брылкину от 15 июня 1751 г. предписывалось: поставить до 100 гребенских казаков на р. Кума, в урочище Хара-Хогон, расположенном от Кизляра в 200 верстах; учредить две заставы между Астраханью и Кизляром: первую - в 100 верстах от Кизляра, выделив «по сту человек доброконных и оружейных» [10, Л. 49 об.]. 18 октября 1751г. астраханский губернатор доложил российскому правительству о возведении указанных форпостов между Астраханью и Кизляром [11, Л. 53 об., 59 с об.].
С начала 50-х гг. XVIII в. крымские царевичи Казы-Гирей, Саадет-Гирей и Шабаз-Гирей не раз пытались подчинить себе кабардинских владетелей [12, с.250].
В апреле 1752 г. султан «хану крымскому велел бесприметным образом на Кубань к тамошнему войску переправить еще до десяти тысяч татар». Эти войска набирались в Крыму, Буджаке и Бендерах в надежде на то, что «все оные, совокупясь с дагистанцами... диверзию зделают грузинцам» [13, Л. 6 об.]. Накануне этого султанское правительство специально обсуждало вопрос «о горах и проходах в Дагистани», после чего был представлен письменный доклад «салтанову величеству» [14, Л. 312].
По намеченному плану, 20-ти тыс. османское войско под командованием Али-паши Геким-оглу должно было следовать к крымскому хану, объединиться с ним и с дагестанцами и совершить диверсию в Грузию «с той (дагестанской - Д.К., М.А.) стороны». Узнав об этом, российское правительство дало астраханскому губернатору поручение принять экстренные меры [15, Л. 8 об., 9].
Таким образом, важное место во внешнеполитических планах великих держав занимал Дагестан. По поступившим из Дербента сведениям, зимой 1751 г. султан Махмуд I прислал «немалые подарки» дербенскому хану Магомед Гусейну, шамхалу Хасбулату и кайтагскому уцмию Амир Гамзе, пытаясь выяснить, на каких условиях они «желают быть в подданстве» [16, Л. 22 с об.]. Но дагестанские владетели не поддались османам. Кроме того, владетели Дагестана отказались и от участия вместе с азербайджанскими и грузинскими правителями против иранцев, хотя те призывали их «идти для разорения Персии». Решающую роль в этом, как признавали князья Засулакской Кумыкии, сыграло вмешательство кизлярского коменданта, предупредившего их о нежелательности междоусобной борьбы и вмешательства в персидские дела [17, Л. 70]. Следует отметить, что российское правительство было заинтересовано в том, чтобы османы не воспользовались неурядицами в Персии для овладения его северными провинциями и побережьем Каспия [18, с. 590-591].
Однако, несмотря на старания российской дипломатии, междоусобицы на Кавказе не прекращались. В апреле 1752 г. на р. Кура грузинский царевич Ираклий потерпел поражение от шекинского хана Хаджи Челеби, которому помогали кубинский хан Гусейн Али и эндиреевский владетель Альбури. Воодушевленный успехом, шекинский хан призвал аварского хана и кайтагского уцмия «итти для взятия Тифлизу» [19, Л. 23]. Оказавшись в трудном положении, грузинские царевичи Теймураз и Ираклий обратились за помощью в Кабарду и Осетию, и получили ее. В решающем сражении летом 1752 г. Ираклий одержал победу над противником [20, С. 118-119].
В феврале 1753 г. аварский правитель Магомед-хан обратился к астраханскому губернатору с предложением: если «российской стороне его услуги потребны», то он готов «со всякою ревностию без отмены служить», а «оттоманской и персидской сторонам услуг никаких показывать он, хан, не будет» [21, Л. 6].
Между тем, поступили сведения об активном вмешательстве в дела Дагестана претендента на персидский престол Исмаил-бека, объявившего себя шахом 26 июня 1750 г. под именем Исмаила III. В феврале 1753 г. он прислал дербентскому правителю Магомед-Гусейну «золотой богатой материи халат и богатую чалму», в честь чего там учинили пушечный салют из девяти пушек [22, Л. 33]. Новоявленный шах предложил дербентскому правителю прислать ведомость на военных людей, обещая «по той описи ... денежное жалованье произвесть». Дербентский хан с готовностью принял это предложение Исмаил-бека [23, Л. 20].
Вероятно, Исмаил-бек преследовал далеко идущие цели: таким же способом привлечь остальных владетелей Дагестана, а в случае успеха утвердиться в Дербенте. В марте 1753 г. дербентский правитель обратился с письмом тарковскому шамхалу и кайтагскому уцмию, склоняя их на сторону шаха, но те ответили, что «он, Исмаил, вовсе шахом утвердиться не может» [24, Л. 33]. На позицию тарковского шамхала и кайтагского уцмия несомненное влияние оказал кизлярский комендант И.Л. Фрауендорф, посоветовавший им и владетелям Засулакской Кумыкии, не поддаваться на призывы несостоявшегося персидского шаха [25, с. 290]. Вскоре, этому же совету последовал и дербентский правитель, прекративший попытки сблизиться с претендентом на шахский престол.
Стремление Исмаил-бека заручиться поддержкой дагестанских и ширванских правителей закончилось безрезультатно. Кроме того, вскоре кубинский хан Гусейн Али в послании в Петербург от имени владетелей Шемахи, Баку, Кайтага, Тарки и Табасарана обещал соблюдать верность императрице [26, Л. 227 об.]. Как свидетельствуют архивные источники, ориентация дагестанских владетелей на Россию оставалась преобладающей. Так, в марте 1754 г. аварский правитель Магомед-хан обратился к кизлярскому коменданту, выражая готовность служить «Е.И.В. ревностно и тщательно . и войско умножить, и знатных мусульманских народов побудить» [27, Л. 14, 15 об.].
Как и ожидалось, действия новоявленного персидского шаха вызвали живой интерес в России и Порте.
На основе анализа донесений консула П.М. Чекалевского, в мае 1753 г. Коллегия иностранных дел составила специальную «Преморию», в которой указывалось, что особой опасности для самой державы они не представляют, хотя и могут осложнить положение в Персии и Прикаспийских областях Кавказа [28, Л. 41 с об.].
С учетом такой перспективы Коллегия иностранных дел России считала, что взаимоотношения с Портой по кавказским делам следует регулировать через дипломатические каналы.
Между тем, в начале 1755г. в Иране появился очередной претендент на шахскую корону, выдававший себя то за сына Надир-шаха, то за сына Тахмаспа под именем Сулейман-мирзы. При поддержке Порты он прибыл весной 1755 г. в Кубу и обратился с воззваниями к правителям Дербента, Баку, Шеки и Шемахи «итти в Персию» для «постановления» его шахом с признанием его верховной власти в шахском Иране [29, Л. 16 с об.]. Хотя намеченный поход и не состоялся, новое вмешательство султанской Турции накалило обстановку в Дагестане.
Литература:
1. АВПРИ. Ф. Сношения России с Турцией. Оп. 89/1. 1750 г. Д. 9. Л. 296 с. об.
2. Абдусаламов М.-П.Б. Междоусобицы кумыкских владетелей в XVIII в.//Вестник Челябинского государственного университета. 2012. 34 (288). Вып. 53. С. 39.
3. Гаджиев В.Г. Роль России в истории Дагестана. М., 1965. С. 138.
4. ЦГА РД. Ф. 379. Оп. 1. Д. 154. Л. 40.
5. РГВИА. Ф. 20. Оп. 1/47. Ед. хр. 321. Л. 309.
6. Абдулаева М.И. Дагестан в политике Османской империи во
второй половине XVIII- XIX вв. Махачкала, 2006. С. 23.
7. РГВИА. Ф. ВУА. Оп. б/н. Д. 1/482. Л. 195.
8. Там же. Д. 3. Л. 159-160.
9. Абдулаева М.И. Указ. соч. С. 22.
10. РГВИА. Ф. 20. Оп. 1/ 47. Ед. хр. 391. Л. 49 об.
11. Там же. Л. 53 об., 59 с. об.
12. Кидирниязов Д.С. Дагестан и Северный Кавказ в политике
России в XVIII - 20-е гг. XIX в. Махачкала, 2013. С. 250.
13. АВПРИ. Ф. Сношения России с Турцией. Оп.89. 1750 г. Д. 429. Ч.
2. Л. 6 об.
14. Там же. 1752 г. Д. 3. Л. 312.
15. Там же. Ф. Сношения России с Персией. Оп. 77. 1752 г. Д. 2. Л. 8
об., 9.
16. ЦГА РД. Ф. 379. Оп. 1. Д. 73. Л. 22 с. об.
17. РГВИА. Ф. 20. Оп. 1/47. Ед. хр. 429. Ч. 1. Л. 70.
18. Ульяницкий В.А. Русские консульства за границею в XVIII в. М.,
1899. Ч. 1. С. 590-591.
19. ЦГА РД. Ф. 379. Оп. 1. Д. 73. Л. 23.
20. Новосельцев А.П. Освободительная борьба народов Закавказья // Вестник истории. М., 1972. № 5. С. 118-119.
21. АВПРИ. Ф. Сношения России с Персией. Оп. 77. 1753 г. Д. 3. Л. 6.
22. РГВИА. Ф. 20. Оп. 1/47. Ед. хр. 455. Л. 33.
23. АВПРИ. Ф. Сношения России с Персией. Оп.77. 1753 г. Д. 4. Л. 20.
24. РГВИА. Ф. 20. Оп. 1/47. Ед. хр. 455. Л. 33.
25. Кидирниязов Д.С. Дагестан в системе международных отношений (XVIII- конец 20-х гг. XIXв.). М., 2011. С. 290.
26. АВПРИ. Ф. Сношения России с Персией. Оп. 77. 1753 г. Д. 3. Л. 227 об.
27. Там же. 1754 г. Д. 6. Л. 14, 15 об.
28. РГВИА. Ф. 20. Оп. 1/47. Ед. хр. 455. Л. 41 c об.
29. Там же. Ед. хр. 501. Л. 16 c об. Literature:
1. AVPRI. T. The intercourses of Russia with Turkey. Оп. 89/1. 1750 of 9. L. 296 with about.
2. Abdusalamov M.-P.B. Civil strifes of the Kumyk possessors in the XVIII century//Messenger of the Chelyabinsk state university. 2012. 34 (288). Vyp. 53. Page 39.
3. Gadzhiyev V. G. Rol of Russia in the history of Dagestan. M, 1965. Page
138.
4. TsGA RD. T. 379. Оп. 1. 154. L. 40.
5. RGVIA. T. 20. Оп. 1/47. Unit хр. 321. L. 309.
6. Abdullaeva M. I. Dagestan in policy of the Ottoman Empire in the second half ofXVIII-XIX of centuries Makhachkala, 2006. Page 23.
7. RGVIA. T. VUA. Оп./N 1/482. L. 195.
8. In the same place. 3. L. 159-160.
9. Abdullaeva M. I. Decree. соч. Page 22.
10. RGVIA. T. 20. Оп. 1/47. Unit хр. 391. L. 49 about.
11. In the same place. L. 53 about., 59 with about.
12. Kidirniyazov D. S. Dagestan and the North Caucasus in policy of Russia in XVIII - the 20th of the XIX century Makhachkala, 2013. Page 250.
13. AVPRI. T. The intercourses of Russia with Turkey. Op.89. 1750 of 429. H. 2. L.6 about.
14. In the same place. 1752 of 3. L. 312.
15. In the same place. T. The intercourses of Russia with Persia. Оп. 77. 1752 of 2. L. 8 about., 9.
16. TsGA RD. T. 379. Оп. 1. 73. L. 22 with about.
17. RGVIA. T. 20. Оп. 1/47. Unit хр. 429. P.1. L. 70.
18. Ulyanitsky VA. The Russian consulates behind border in the XVIII century of M., 1899. P.1. Page 590-591.
19. TsGA RD. T. 379. Оп. 1. 73. L. 23.
20. Novoseltsev A.P. Liberating fight of the people of Transcaucasia//Messenger of history. M, 1972. No. 5. Page 118-119.
21. AVPRI. T. The intercourses of Russia with Persia. On. 77. 1753 of 3. L.
22. RGVIA. T. 20. On. 1/47. Unit xp. 455. L. 33.
23. A VPRI. T. The intercourses of Russia with Persia. Op. 77. 1753 of 4. L.
20.
24. RGVIA. T. 20. On. 1/47. Unit xp. 455. L. 33.
25. Kidirniyazov D. S. Dagestan in system of the international relations (XVIII-the end of the 20th of the XIX century). M, 2011. Page 290.
26. A VPRI. T. The intercourses of Russia with Persia. Op. 77. 1753 of 3. L.
227.
27. In the same place. 1754 of 6. L. 14, 15.
28. RGVIA. T. 20. On. 1/47. Unit xp. 455. L. 41.
29. In the same place. Unit xp. 501. L. 16.
