Научная статья на тему 'Дагестан: стратегия противодействия религиозному экстремизму'

Дагестан: стратегия противодействия религиозному экстремизму Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
61
17
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Аннотация научной статьи по философии, этике, религиоведению, автор научной работы — Курбанов Гарун

"Центральная Азия и Кавказ", Лулео (Швеция), 2002 г., № 5, с. 141149.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Дагестан: стратегия противодействия религиозному экстремизму»

Гарун Курбанов,

доктор философских наук (Махачкала)

ДАГЕСТАН: СТРАТЕГИЯ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ

РЕЛИГИОЗНОМУ ЭКСТРЕМИЗМУ

Тревога и волнение - пожалуй, только этими словами можно наиболее точно передать ощущения и переживания, возникающие сегодня в душах многих дагестанцев. И связаны они с сохраняющейся опасностью проявления в республике религиозного экстремизма. Еще недавно мы полагали, что в нашей полиэтноконфессиональной республике подобные явления немыслимы, но жизнь опровергла эти надежды. События лета 1999 г., едва не приведшие республику к гражданской войне, и террористические акты 2001-2002 гг. показали: мы оказались перед лицом исламского экстремизма.

Так что же он собой представляет, где истоки, каковы его особенности? Являются ли исламские экстремистские организации реальной силой, или это своего рода фикция и мистификация? Насколько высока возможность их участия в политической жизни республики, и, самое главное, какова стратегия преодоления исламского экстремизма? Это достаточно трудные и неоднозначные вопросы, поскольку проблема спроецирована как на весьма сложный общественный феномен, каковым является ислам, так и на социально-политическое состояние современного дагестанского общества. Ведь речь идет о формах крайнего и непримиримого отрицания существующих общественных норм и правил, выражаемых в рамках мусульманской идеологии. Следует сказать и о том, что правомерность использования выражения "исламский экстремизм" признается не всеми. Поэтому прежде всего хочется предложить несколько критериев, которые дают возможность говорить об исламском аспекте экстремизма. Первый из них - употребление в самоназвании субъекта экстремистских действий или воззрений тех понятий, которые имеют однозначные исламские коннотации. Речь идет о словах "ислам", "мусульмане", "исламский" и т.д. Второй - соотнесенность характера деятельности данного субъекта с наследием исламской политической культуры, где самым заметным признаком является джихад. И третий -признание того или иного субъекта экстремизма в качестве выразителя

интересов мусульман - либо как всей глобальной общности, либо как отдельных сообществ или групп.

В самом общем своем значении смысл "исламского экстремизма" - недопустимое и неприемлемое для большинства населения поведение мусульман. Именно неприемлемость суждений, взглядов и действий представителей некоторых исламских объединений, противоречащих нормам и ценностям, принятым в Дагестане, дает основание объявлять эти взгляды или действия экстремистскими. Следует оговорить, что данное определение несет в себе больше оценочный смысл. С точки зрения права речь об исламском экстремизме может идти только в том случае, если суждения и поступки верующих мусульман вступают в противоречие с конституцией и законодательством страны. Для исламского экстремизма характерен ряд особенностей: в первую очередь, пренебрежительное и презрительное отношение ко всем иным, кроме своих, взглядам и убеждениям; изначальная позиция "кто не с нами, тот против нас"; наконец, призыв к активной и агрессивной деятельности, включая насилие, ради утверждения своих конфессиональных или политических интересов.

Основоположником или "классиком" исламского экстремизма считается известный египетский идеолог Сайид Кутб (казнен в Египте в 1966 г.). Концепция политического устройства мусульманского общества, изложенная в его книгах "Социальная справедливость в исламе", "Вехи на пути" и "Под сенью Корана", вобрала в себя основные идеи современного исламского экстремизма. Это провозглашение современных обществ (в том числе тех, где ислам объявлен государственной религией) впавшими в джахилию, в доисламский период, а своих соотечественников - вероотступниками, заслуживающими смертной казни. Здесь и способы установления идеального исламского общества через политическую борьбу и насилие. Сайид Кутб считал, что в "мнимых" мусульманских государствах только насилием можно установить истинно исламскую власть, которая станет инструментом преобразования общества в соответствии с исламской моделью. Логика здесь такова: сначала мы возьмем власть, а затем займемся социальной справедливостью в соответствии с шариатом. Большой популярностью среди экстремистов пользуются и работы Ибн Таймии и Мухаммеда ибн Абд аль-Ваххаба, выступавших против введения в ислам каких-либо новшеств. По их мнению, справедливое мусульманское правление должно заключаться в точном следовании "божественному установлению", зафиксированному в Коране и Сунне, т. е. в источниках, которые сформировались в период Средневековья. Идеи, выдвинутые классиками исламского экстремизма, не отличаются

новизной и оригинальностью. Заметно, что они используют соответствующим образом интерпретированную большевистскую идеологию. Бросаются в глаза неожиданные для ислама рассуждения об обществе как конфликтном и противоречивом явлении и о необходимости его насильственного переустройства. Можно говорить о некой примитивности этих теорий, упрощенности целостного мировоззрения. К ним хорошо подходит употребляемое советским психологом В.Леви выражение "сужение сознания", означающее полное доминирование в системе ценностей узкого круга религиозных идей.

Первые исламские экстремистские структуры заявили о себе в начале 70-х годов. Это были группы "Братьев-мусульман". В апреле 1974 г. члены "Муназзамат ат-тахрир аль-исламий" пытались совершить в Египте государственный переворот. Многие из нас помнят действия экстремистов из "Боевого авангарда", "Исламского джихада", "Лиги защиты ислама", "Священной войны", "Воинов Аллаха", "Хезболлаха" и т.д., которые хотели с помощью насилия прийти к справедливости в различных странах. Их принято называть НРПО - неправительственные религиозно-политические организации. Как правило, они организуют свою работу подпольно, порой из-за границы, противопоставляют себя государству и официальному исламу. Еще одна особенность исламских экстремистских организаций -их разветвленная международная сеть. Используя идеологию исламизма - массового (в некоторых странах) политического движения, стремящегося привести процесс общественного развития в соответствие с нормами и догмами ислама, они пытаются выйти на международную арену.

Объектом устремлений этих сил с недавних пор стали и мусульманские регионы бывшего Советского Союза. Используя все растущий здесь интерес к религии, пропагандисты исламского экстремизма начали успешно осваивать новые территории. В Российской Федерации, в частности в Дагестане, с проявлениями исламского экстремизма столкнулись в конце 80-х годов. Тогда же мы услышали и о "политизации ислама". Вспоминаются слова основателя Национального исламского движения Афганистана (НИДА) шейха Мухаммеда Насима Махди, сказанные корреспонденту "Независимой газеты": "Ислам - политическая религия... Многие говорят, что политика должна быть отделена от религии. Для ислама это означает то же, что рассечение его мечом на несколько частей. Неполитический ислам - мертв и неподвижен".

В начале 90-х годов ислам в Дагестане стал трансформироваться в политическую доктрину. На общественную жизнь начали оказывать дав-

ление созданные исламистами партии и движения: "Джамиатул Мусли-мин" - лидер Х.Хасбулатов; "Исламская партия возрождения" - лидер А.Саитов; движение "Аль Исламия" - председатель Ахмед-кади Ахтаев и др. Они выступали со своими программами переустройства общества на принципах ислама, все чаще утверждали, что "ислам решает все проблемы, стоящие не только перед мусульманами, но и перед всем миром, оптимальным образом учитывая интерес не только отдельных групп людей, не только мусульман, но и всего человечества, окружающей среды и будущих поколений. Своеобразным стимулятором активности мусульманских религиозных и политических деятелей стали парламентские выборы (декабрь 1995 г.), на участие в которых претендовали сразу два исламских объединения: Союз мусульман России (СМР) и движение "НУР". Видимо, следует отметить, что политизация ислама в достаточно аморфном по своей структуре движении исламистов в Дагестане обнаружила две тенденции: традиционализм и радикализм. Данные нами названия, может быть, не совсем точно отражают эти течения, но все же позволяют ориентироваться в мозаике местного исламизма. Носителями традиционализма стали приверженцы возрождающих былое влияние многочисленных тарикатских братств и их шейхов. Они выступили за сохранение ислама таким, каким он сложился в Дагестане за многие века своего существования. Апологеты радикализма провозгласили, что стремятся к восстановлению норм зарубежного ислама. Своей целью они считают не только очищение религии от более поздних местных наслоений, но и возрождение исламской морали и, в первую очередь, построение идеального исламского государства. Социальным идеалом выступает "образ жизни", который может быть реализован только в исламском государстве. Отсюда вытекают столь жесткие политические требования.

Многие исследователи выделяют в исламском радикализме умеренное крыло последователей кудалинского теоретика А. Ахтаева и экстремистское течение сторонников Багаутдина Магомедова и Мухтара Акаева, получившее название ваххабизма. Поначалу граница между ними была весьма неопределенной, но постепенно выкристаллизовывались две различные системы ориентации. А. Ахтаев утверждает, что мусульмане не могут быть сектантами. "Живя в этом обществе, - пишет он, - мы преобразовываем его исламским путем воспитания и образования...". Однако радикалы не приняли этот тезис. Они делают ставку на джихад против тех, кто не признает их учения.

Первые экстремистские группы всерьез заявили о себе в Буйнакске, Махачкале и затем в Кизилюрте. 13 мая 1989 г. в Буйнакске ислами-

сты из Киргизии, Туркмении, Казахстана и республик Северного Кавказа провели так называемый съезд мусульман, где договорились захватить Духовное управление мусульман Северного Кавказа. Позднее они проявляют себя в селениях Агвали Цумадинского, Эрпели Буйнакского, Кая-кент Каякентского районов, селах Буйнакского, Гунибского районов и в городе Хасавюрте. Именно они инициировали ряд несанкционированных митингов верующих на центральной площади Махачкалы.

Ваххабиты выпускают и бесплатно распространяют исламскую литературу, создают широкую сеть теле- и радиоцентров, учебных заведений. Все это делается под благовидным предлогом возрождения ислама в республике. Они категорически осуждают культ святых в мусульманстве, паломничество к мавзолеям святых, отрицают все четыре суннитских мазхаба, запрещают курить, пользоваться четками, выступают против мюридизма, суфизма в исламе, критикуют утвердившиеся в Дагестане похоронные обряды, раздачу садака, чтение Корана на кладбище. Четко просматривалось стремление создать на территории нашей республики исламскую оппозицию, которая должна была решать следующие задачи: подрыв авторитета и оттеснение тарикатских братств, просвещение молодежи через призму нетрадиционных мусульманских канонов, строительство исламского государства (на основе пропаганды единства исламского мира). Эти замыслы вызвали резкое неприятие со стороны традиционалистов, взявших к тому времени в свои руки бразды правления в Духовном управлении мусульман Дагестана (ДУМД). На почве непримиримых противоречий между ними начались крупные столкновения: в 1994 г. - в Махачкале (около Исламского университета); в 1995 г. -в с. Карамахи Буйнакского района и в г. Кизилюрте разогнаны коллективы учителей из Саудовской Аравии (там же были уничтожены ваххабитские медресе). В ходе выяснения отношений среди верующих в с. Верхнее Миатли Кизилюртовского района возникла массовая драка, в которой был убит один человек. Внутрирелигиозный раскол наблюдался в селениях Агвали Цумадинского, Эрпели Буйнакского, Каякент Каякентского районов, селах Буйнакского, Гунибского районов, в Хасавюрте, Кизи-люрте, Махачкале. В махачкалинской мечети (неподалеку от остановки "Дачное") едва не сорвалась пятничная молитва из-за скандала, учиненного ваххабитами, приехавшими из Кизилюрта, Хасавюрта, Кизляра и т.д.

Экстремисты были непримиримы не только к суфийским школам (Саида Чиркейского, Магомед-Амина Параульского и Арслан-Али Гам-

затова), но и выступали против многих традиционных похоронных, свадебных, молитвенных обрядов, требовали запретить мовлиды, зикры, установление высоких надгробных памятников. 12 мая 1997 г. в Буйнакском районе была спровоцирована продолжавшаяся несколько часов групповая драка с применением оружия. В ходе противостояния погибли два человека и два были ранены. Руководители групп обвиняли друг друга в религиозном сектантстве: ваххабизме и шейхизме. 14 мая опять началась стрельба и возобновилось групповое противостояние. 15 мая жители Карамахи провели общий сход-митинг джамаатов, на котором приняли обращение к Госсовету и правительству Дагестана. В частности, отмечалось, что необходимо разоружить все местное население, запретить агрессивную секту ваххабитов, назначать имамов мечетей по представлениям жителей. 17-20 мая 1997 г. собрания верующих прошли в Махачкале, Буйнакске, Хасавюрте, а также в селениях Губден, Леваши, Ботлих, Акуша, Гумбет. Выступавшие критиковали МВД за то, что не разоружило вооруженные группы, органы власти - за то, что не приняли меры по ограничению распространения ваххабизма в Дагестане, а представителей Духовного управления - за слабую разъяснительную работу среди мусульман. Мусульманское духовенство оказалось окончательно расколотым. Его конформистская, традиционалистская часть, упрочив свои позиции в ДУМД, стала все решительнее наступать на своих оппонентов. Оппозиционная ваххабитская часть усилила крен к радикализации и экстремизму. Специфика внутримусульманского противостояния состояла в том, что она носила и прямой и опосредованный характер. Противоборствующие течения стремились сформировать о своем оппоненте негативное мнение, апеллировали к общественности, подчеркивая якобы имеющее место размывание коренных устоев дагестанского народа и его культурно-национальной самобытности. Очень часто они пытались подавить своего оппонента с помощью государства, с привлечением к этому делу известным образом ориентированного правительства. Многочисленные усилия найти компромисс, примирить враждующие стороны, призвать к законности и порядку не увенчались успехом.

Манифестом исламского экстремизма в Дагестане стала книга М.Тагаева "Наша борьба, или Повстанческая армия имама". Сценарий, написанный Тагаевым, - не плод его абсурдных мечтаний, а достаточно отчетливое влияние идей С.Кутба, создателя идеологии современного исламского экстремизма.

Следует отметить, что все эти события - результат обострения социально-экономических проблем республики на фоне подрывной деятельности некоторых стран Персидского залива и прямое следствие неурегулированной чеченской проблемы. Если смотреть шире, то можно обнаружить и разнопорядковые факторы: глубокие общественно-политические преобразования, нестабильность в обществе, углубляющееся имущественное и материально-финансовое неравенство, отток сельского населения в города и увеличение количества безработных, инфляция, отсутствие правовой защиты и т.д. В ряду множества факторов, влиявших на дальнейшую политизацию ислама и развитие исламского экстремизма, хотелось обратить внимание и на такой, по мнению автора этих строк, немаловажный факт. "Перестройка" религиозной жизни в Дагестане по времени совпала с открытием в Москве посольств ряда арабских стран. Появление их миссий в России внесло существенные коррективы в тактику работы республиканских исламских организаций, центров и партий. С помощью отделов по делам ислама, открытых в ряде посольств, исламисты начали активно устанавливать связи с зарубежными исламскими центрами. В республику стали завозить и бесплатно распространять десятки тысяч экземпляров Корана и другой религиозной литературы. Международные исламские организации подписывали контракты на строительство мечетей и исламских центров, организацию бесплатного паломничества, обучения за рубежом и многое другое. Создав среди исламистов базу единомышленников и пользуясь открытостью республики, эти посольства стали привлекать к работе в Дагестане различные мусульманские фонды и организации. В Махачкале и в других городах появились филиалы "Организации исламской солидарности", "Ахмед аль Дагестани", "Общества Шамиля", партий "Нахдат", "Джамиат муслими" и т.п., которые должны были утверждать арабское влияние в республике. Миссионеры из Саудовской Аравии, Турции, Кувейта, Ливии, Албании, Великобритании, Малайзии, ОАЭ, Туниса стали прибывать к нам специальными рейсами. Среди приглашенных были известные люди исламского мира: муфтий Албании Хафис Сабрис Коджи, Шейх Мухаммед бен Насер Аль-Абуди из Саудовской Аравии, Махмуд Назым Адиль-шейх Кибриса из Турции и т. д. В Дагестан их влекли не только памятники древнего Дербента и "Кырхлар" - кладбище сорока первых асхабов Пророка Мухаммеда, погибших на нашей земле за исламскую веру еще в VIII в. Эти эмиссары ехали сюда со своими концепциями социально-экономического и политического устройства общества и находили поклонников среди

местных исламистов. Конечно, экстремизм в Дагестане обусловлен не только зарубежным влиянием. Здесь можно выделить целый комплекс проблем, благоприятствующих перерастанию фундаментализма в экстремизм. Немаловажное значение имели процессы, происходившие в целом на Кавказе и в Чеченской республике в частности. Превращение ислама в интегральную часть политической надстройки Чечни, его активное участие в становлении и в управлении республикой через созданные там муфтият, Совет

улемов и шариатские суды серьезно подстегивали и дагестанских исламистов. Близость позиций определяли возникающие в то время различные региональные религиозно-политические организации. В 1992 г. в Грозном был создан Высший религиозный совет народов Кавказа, который возглавил шейх-уль-Гаджи Аллахшукюр Паша-заде. Кроме того, появились Управление мусульман Кавказа и Консультативный совет международного форума "Кавказский дом". Немаловажное значение имели ломка привычных социальных отноше-ний, издержки становления капитализма и рынка.

Вместе с тем основной канал распространения ваххабизма на Кавказе - бесконтрольная долларовая экспансия ваххабитских центров и эмиссаров из Саудовской Аравии, Кувейта и других стран мусульманского мира. Свидетельство тому - секретное донесение службы контрразведки Российской Федерации, датированное ноябрем 1992 г.: "Большую часть эмиссаров, финансируемых Исламской партией возрождения, составляют приверженцы ваххабитского толка ислама. В этом плане выделяются гражданин ОАЭ Сервах Абед Саах, организовавший в Кизилюр-товском и Хасавюртовском районах издание, пропагандирующее ваххабизм, а также руководитель филиала Международной исламской организации "Спасение" (МИОС) на Северном Кавказе и в Азербайджане гражданин Алжира Зарат Аб-дель Кадир". По оперативным данным спецслужб, только Дагестанскому филиалу этой организации Саудовская Аравия в 2002 г. выделила 17 млн. долл. Эмиссары активно использовали структуры Махачкалинского исламского культурного центра. Серьезную активность проявляли и другая саудовская организация МИОС "Аль Ига-са" и ее лидер, некто Абдель Хамид Джафар Дагистани. По сведениям ФСБ России, он возглавлял русский отдел "Аль Игаса" в Саудовской Аравии, одновременно служил имамом мечети в Медине и с 1992 г. выполнял на Северном Кавказе деликатные поручения одной из саудовских спецслужб. В 1994 г. посольству Саудовской Аравии было заявлено о нежелательности его пребывания на территории России. Достаточную

поддержку исламистам оказывает и Анкара. Об этом наглядно свидетельствует разоблачение турецкого агента Исхака Касапа. Исламские организации Турции, среди которых "Тюркен диянат Вакфи", большое значение придают обучению дагестанской молодежи. Министерство национального образования Турции ежегодно выделяет на эти цели миллионы.

Вместе с тем мы вовсе не склонны преувеличивать, как это делают некоторые политологи, значение внешних сил. Основные угрозы связаны с нашими внутренними факторами. Это проблемы скорее российской "внутренней энтропии", усугубляемые недостатками, точнее, несовершенством конструкции политической системы: коррумпированность высшего чиновничества и крупных политиков, бюрократизм, "игры" в демократию при выборах в различные представительные органы, зависимость судебной системы, сосредоточенность политической жизни на должностных назначениях, казнокрадство и взяточничество. Сюда же относятся и нерешенные вопросы демографии, безработица, преступность, значительная социальная напряженность, вызванная ослаблением прежних социальных гарантий. При этом следует учесть два существенных момента. Во-первых, все эти проблемы большинство общества воспринимало как "нравственный" кризис, отождествляемый с упадком религиозной веры. Во-вторых, это ограничение и так ограниченной демократии, когда единственно возможным местом политической деятельности становится мечеть. Специфика политической ситуации в республике заключалась в том, что она оставляла возможность выражать недовольство только через религию, через ислам. Существенным было и то, что в этой сложной ситуации Управление по делам религии не создало в каком-либо публичном и определенном виде целостной модели государственно-религиозной политики в республике. В преодолении нарастающего экстремизма не были определены ни тактические, ни стратегические цели. Управление самоустранилось от решения возникающих проблем. Также немаловажную роль сыграло корыстное и бесчестное заигрывание с исламом не верящих ни в бога, ни в черта политиканов, которые не осознавали, что религия всегда связана с эгоистическим расчетом: пусть я пострадаю за веру, зато после смерти получу сполна. Эта темная сторона ислама делала его привлекательным для рабского сознания тысяч людей, готовых взорвать весь мир, если им не удастся утвердить ислам, который, как и столетия назад, все еще оказывается прибежищем для тех, кто с оружием в руках хочет утвердить свой порядок. И было бы стратегическим просчетом закрывать глаза на то, что всякая религия, в том числе и ислам, способна развиваться в самом опасном направлении, со-

вершенно независимо от бесконечных заклинаний некоторых религиозных апологетов, неустанно повторяющих, что экстремизм и терроризм -вне религии и вне ислама. В этом, на наш взгляд, причины того, что предпосылки исламского экстремизма в Дагестане еще сохраняются.

Сейчас Дагестан проходит кризисную фазу. Уже можно провести определенные аналогии с теми республиками, которые лишь недавно прошли эту стадию. Сегодня у нас резко возросли антиклерикальные, антиваххабитские и антиэкстремистские настроения, несколько упал уровень религиозности населения. По нашим данным, он составляет 64,7% против 73% в 1995 г. Однако успокаиваться рано: в республике еще много людей, мыслящих категориями ислама, стремящихся с помощью его теорий найти средства разрешения проблем нашего общества. Об этом свидетельствуют результаты социологических исследований. Так, на вопрос: "Должны ли религиозные организации участвовать в политической жизни республики?" 41% респондентов ответили утвердительно. Любопытны в этом смысле и ответы на вопрос: "В каком государстве Вы хотели бы жить, в светском или в религиозном?" 50% опрошенных предпочли светское государство, 26% пожелали жить в теократической стране, а 24,1% затруднились ответить. Эти результаты свидетельствуют, что значительная часть дагестанцев симпатизируют ислами-зации государственной и общественной жизни. Ислам и исламские организации становятся частью политической системы.

Опасна ли эта тенденция? Безусловно. В какой мере эффективен ислам в этой роли, можно судить по тому, что происходит практически во всех мусульманских странах. Пытаясь сохранить свое влияние на политическую жизнь, он вынужден включать в свою систему ценностей те аспекты, которые обществу изначально чужды, тем самым определяя раскол и внутриконфессиональный конфликт. Чем более всеобъемлющей, панисламистской представляется система собственных убеждений, тем меньше места для диалога и больше простора для проявлений нетерпимости и экстремизма. Последнее весьма часто связано с неспособностью признавать право другого человека на истину и обладание ею.

По мнению исследователей, ни народы, ни правящие партии или круги, ни общество в целом сегодня не готовы жертвовать чем-либо ради субэтнической, панисламской общности, предлагаемой мусульманскими экстремистами. Это очень важное условие для того, чтобы сохранить светский характер государственности, объявив формулу: "Религия - вера наших отцов". При этом стратегия правительства Дагестана, на наш взгляд, должна исходить из необходимости деполитизировать ислам.

Республика не может принимать ислам в качестве официальной идеологии, а в своей практической работе и в законотворческой деятельности -исходить из его предписаний. Исламские, как и другие религиозные организации, в соответствии с конституционным принципом отделения нельзя допускать к выполнению функций органов государственной власти и местного самоуправления, к участию в деятельности политических партий и выборных органов. Эти ограничения - важное условие бесконфликтного функционирования религии и обеспечения равноправия всех конфессий. Основная задача: как минимум, нейтрализовать религиозные партии и движения в их устремлениях к бывшим "союзническим" отношениям с государством, когда религиозные организации служили прикрытием для деятельности различных спецслужб и КГБ, получая взамен всякого рода привилегии. Весьма существенен и отказ от иллюзий о безучастности государства к религиозной сфере. Оно должно вернуться к регулированию и контролю над деятельностью этих организаций и над религиозной ситуацией в целом. Совершенно недопустимо, чтобы государственную религиоведческую экспертизу поручали экспертному совету Духовного управления. Исламская система, как и любая другая религиозная система, нормативна. Она всегда притязает на универсальность и праведность лишь своего вероучения, что чрезвычайно затрудняет ее объективность в оценке иных религиозных организаций. Недопустимо и то, чтобы обучение в религиозных образовательных учреждениях проводилось с разрешения религиозной организации. Разрешительная система - прерогатива государства. Необходимо отойти от ситуации, когда взамен на лояльность к власти религиозным организациям поручают те или иные государственные функции. Конечно, очень удобно, когда подручные религиозные структуры выполняют работу некоторых бездеятельных государственных органов, но в перспективе это лишь усугубит внутри-конфессиональный конфликт и, с одной стороны, увеличит сопротивление экстремистов, а с другой - притязания религиозных организаций на власть. Уполномоченным органам необходимо предпринять срочные меры, направленные на то, чтобы сохранить в республике равноправие конфессий и не нарушать две конституции - России и Дагестана.

Достаточно очевидна необходимость исследовать социальные, политические и духовно-нравственные ориентиры исламского духовенства, определить характер взаимосвязей религиозных организаций, а также их отношения с внешним миром, со светскими властями, с социальными и культурными структурами. Такую информацию позволяют получить не апологетические изыскания представителей духовных управлений и ре-

лигиозных партий, для которых религия - "священное животное", табуи-рованное для постороннего глаза, а научные религиоведческие исследования. Необходимость такой работы в том, что религия здесь рассматривается как социальное явление, а также в том, что она реализует свои функции в обществе и определяет причины и мотивацию поведения людей.

"Центральная Азия и Кавказ ", Лулео (Швеция), 2002 г., № 5, с. 141-149.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.