Научная статья на тему '«Дачный роман» в прозе А. П. Чехова («Зеленая коса»)'

«Дачный роман» в прозе А. П. Чехова («Зеленая коса») Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
785
107
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему ««Дачный роман» в прозе А. П. Чехова («Зеленая коса»)»

А.Н. Лапова

Барнаул

«ДАЧНЫЙ РОМАН» В ПРОЗЕ А.П. ЧЕХОВА

(«Зеленая Коса»)

В ранних произведениях А.П. Чехова дача нередко становится описываемых событий. Как правило «дачный текст» выявляется в коротких рассказах, с характерными чертами анекдота, в которых изображены комические ситуации, нелепые поступки, недостатки или слабости героев.

«Зеленая Коса» (1882) - произведение особенное уже тем, что автор определяет его как «маленький роман», состоящий из двух глав. Первая глава - вводная - посвящена описанию дачи «Зеленая коса» на берегу Черного моря и её владельцев - княгини Марьи Егоровны Микшадзе и её дочери Оли, а вторая - событиям, произошедшим на этой даче, - одной «из глупых средневековых историй» [Чехов, 1974, 1: 159].

Рассказчик - дачник, приезжавший каждое лето по приглашению хозяев, - лицо автобиографическое. Кроме того, как отмечают комментаторы, некоторые персонажи маленького романа (Е.П. Егоров1, М.П. Коробов2 и др.), - реально существующие люди, друзья А.П. Чехова.

Точка зрения рассказчика-поэта обозначена с самого начала. «Романное мышление» рассказчика выражается в оформлении того, чему он стал очевидцем, в особую форму. События, произошедшие на берегу Черного моря в средневековом замке, становятся основой для написания целого романа.

Его романтическая настроенность, «поэтический» взгляд на мир, позволяет создать живописный пейзаж, становящийся текстом. Дача представляет собой подобие средневекового замка «со своими башенками, шпицами, зазубринами, шестами» [Чехов, 1974, 1: 159]. Описание её, выполненное в романтическом ключе («смиренная красота, «сад с аллеями, фонтанчиками, оранжереей», «кокетливый ветерок», «ясное небо» [Чехов, 1974, 1: 159] и т.д.), включает и персонификацию, и интроспекцию. «Зеленая Коса» в повествовании рассказчика -

1 См. в примечаниях к рассказу: «Е.П. Егоров «был близким приятелем братьев Чеховых

и упомянут Антоном Павловичем в его рассказе “Зелёная коса”. Впоследствии этот Е.П. Егоров вышел в отставку с таким же желанием „работать, работать и работать“, как барон Тузенбах в “Трёх сёстрах“, и оказал немалую услугу населению Нижегородской губернии в 1892 году. К нему ездил туда брат Антон, и оба они принимали там участие в обеспечении крестьян рабочими лошадьми» [Чехов, 1974, I: 583].

2 См. в примечаниях к рассказу: «Н.И. Коробов (1860-1919), врач. Окончил медицинский

факультет Московского университета в один год с А.П. Чеховым. М.И. Коробову был посвящён рассказ “Цветы запоздалые”». [Чехов, 1974, I: 583].

«прелестная дача», «дивная прелесть», «чудное местечко» [Чехов, 1974, 1:159].

Особый ритм произведения задан дачными сроками: «дачный сезон» начинается с мая и заканчивается в сентябре («Мы ежегодно в мае съезжались на Зелёной Косе», «Мы приезжали и гостили до сентября» [Чехов, 1974, 1: 160]). Своеобразным обрамлением как дачного сезона, так и «романа», является приглашение княгини и Оли: «Каждый март нас приглашали на Зелёную Косу два письма...» [Чехов, 1974, 1: 160]. Незавершенность создается кольцевой композицией, несущей идею цикличности, что предполагает продолжение романа («Вскоре я должен получить два письма», «В мае я еду опять на Зелёную Косу» [Чехов, 1974, 1: 172]).

Поэтическое восприятие дачи омрачается прозой жизни - строгая и капризная хозяйка-княгиня - «самое серое пятно»; самое светлое воспоминание -её дочь Ольга, без которой «поэзия Зеленой Косы была бы неполной» [Чехов, 1974, 1: 161].

В моделировании персонажей преобладает принцип каламбурности. Княгиня предстает раскатывающей на двух своих коньках («Этикет - ее конек. Что она жена князя - это ее другой конек» [Чехов, 1974, 1: 160]). Её поведение характеризуется как «вечное и ужасное пересаливание». Переносный план этой формулы сводится к этикетности: она «враг ветрености и легкомыслия, любит молчание», считает неприличным улыбаться, любит читать нотации и т.д.

Для рассказчика-поэта Марья Егоровна - «жена не то грузина, не то черкеса-князька» [Чехов, 1974, 1: 160]. Так работает принцип неточности: подчеркивается несколько ироничное отношение к барыне, для которой знатность - высшая добродетель. Лаконичное описание княгини (в духе авторской афиши к драме), несколько противоречивое, постоянно уточняется по ходу сюжета (не строгая, а капризная; любила нас, но упрекала, терзала и т.д.).

Тем не менее, Зеленая Коса для дачников представляется земным раем, главной особенностью которого является его музыкальность (плеск моря и шепот деревьев, сопрано Ольги, теноры и басы дачников и т.д.).

В знак противостояния «темному началу» - княгине - дачники сколачивают целую банду («Да и издевались же мы над старухой!» [Чехов, 1974, 1: 162]), состоящую их дачников, захвативших лишние комнаты средневекового замка, и соседей.

Фамилии «бандитов» усиливают игровую атмосферу, царящую на Зеленой Косе: доктор Яковкин3, газетчик Мухин (усеченный

3 Древнееврейское имя — «следующий по пятам»; происхождение имени Яков: имя представляет собой русскую форму от древнееврейского имени Иаков. Лучшую характеристику этого имени дал великий русский ученый, философ, богослов П.А. Флоренский (1882-1937): «От древности и до наших дней с ним, и в больших и в

фразеологизм: «делать из мухи слона»), магистр физики Фивейский4 (ассоциации с древними математиками, связанными с Фивами). Сам же герой-рассказчик - бывший репетитор Ольги - подчеркивает несерьезность обучения: «научил ее плохо говорить по-немецки и ловить щеглят» [Чехов, 1974, 1: 160].

В игровой атмосфере дачи, будучи втянутыми в ритуалы княгини, дачники в борьбе с правилами княгини используют невинные детские шалости: «заносили куда-нибудь ее ножницы, забывали, где ее спирт, не умели найти ей наперстка» [Чехов, 1974, 1: 162], наказание за которые следует незамедлительно. Комически обыгранные суды с маскарадными действиями («Иногда для потехи кто-нибудь из нас провинится в чем-нибудь и по донесению призывается к старухе» [Чехов, 1974, 1: 162]) завершались дарованным княгиней помилованием и всеобщим гомерическим хохотом.

В романе своеобразно реализуется проблема «отцов» и «детей»: «Она привыкла к нам, как к детям...» [Чехов, 1974, 1: 162], «Кто моложе ее хоть на один год, тот молокосос» [Чехов, 1974, 1: 160] - в этих характеристиках княгини проявляется её отношение к младшему поколению. Именно поэтому она считает себя в праве вмешиваться в дела дачников и учить их жизни. Такую же позицию она занимает и в отношении к дочери: «считала Олю дитятей», «ставила ее в угол» [Чехов, 1974, 1: 161]. Поистине драматической представляется сцена столкновения точек зрения отцов и детей: «Не вам, молокососам, учить меня, старуху. Знаю, что делаю. Вы люди умные, а я дура... С богом, сударики!.. Век вам буду благодарна!» [Чехов, 1974, 1: 171]. Вечный конфликт отцов и детей обнаруживает противостояние двух поколений, основанное на разнице во взглядах, влиянии новых «идей» на традиционный уклад жизни.

Деление всех окуржающих на князей и «не-князей» («выражала нам сожаление, что мы не князья» [Чехов, 1974, 1: 162]) свидетельствует

малых масштабах, связаны вихри, около имени Якова возникающие, столкновения, потрясения, коварства, заговоры; около этого имени кто-то попадается, нередко гибнет. Это не бессильно сплетаемая интрига, не просто личный расчет и не черное предательство из корысти или злобы, а скорее планомерное развертывание некоторого исторического дела, уловленный ритм истории, собранный в один фокус и попирающий все стоящее на пути. Это огонь страсти, но страсти не чувства, а воли и рассудка, и нет такого, на что бы не покусился он, если оно попытается остановить разгоревшийся пожар. Разумеется, таково имя Яков в масштабе историческом; в личном же — оно не достигает этой грандиозности, но тем не менее определяет характер и поведение, ярко выраженные родоначальником всех Яковов - праотцем Иаковом» [Имена, http://www.gidrm.ru/names.html]

4 Семинарская фамилия. От названия греческого города Фивы, родины некоторых деятелей науки и христианской церкви, в честь которых и называли Фивейскими [Биографический словарь, http://dic.academic.ru].

о важности для неё княжеского титула, о благородности его обладателей, древности рода. Потому даже юмористическая заметка о кавказских князьях в «Стрекозе» столь обидна для княгини («Княгиня встала из-за стола и молча вышла» [Чехов, 1974, 1: 163]). Дерзость Егорова, посягнувшего на идею рода, расценивается как оскорбление.

Упоминание в начале произведения о сентиментальных романах не случайно: дачный сюжет в «Зеленой Косе» пародирует рыцарские романы.

Князь Чайхидзева (жених), поручик Егорова (рыцарь) и Ольга (Прекрасная Дама) составили любовный треугольник.

Описание соискателей руки Оли контрастно.

Чайхидзев - «довольно ограниченный малый», «пучеглазый, узкогрудый» [Чехов, 1974, 1: 164], на балу «болезненно улыбался и чувствовал, что неловок», намеревался исполнить священную волю отцов. Поручик Егоров - «красив, удачно острит, много молчит и военный» [Чехов, 1974, 1: 163], прежде был любимцем княгини, а теперь

ненавистный ей.

В именах персонажей романа соединяется христианская, античная мифология и фольклорные мотивы.

Егор - русская форма греческого имени Георгий, «возделывающий землю», - это одно из имен Зевса [Биографический словарь, http://dic.academic.ru].

Как и верховное божество Зевс, княгиня является центральной фигурой, руководящей всеми на «Зеленой Косе». Мария - «Госпожа» [Книга имен, http://knigaimen.narod.ru]. В связи с именем княгини возникает фольклорный мотив. Героиня русских сказок - Марья Моревна5 Но именно поручик нарушает её планы, влезая в её дела. А потом заглаживает вину, написав длинное письмо. В этой ситуации реализуется другое значение его имени: др.греч. - «хорошо пишущий» [Книга имен, http://knigaimen.narod.ru].

С именем Егор связан и символический план романа, разворачивающийся в сюжете. Евграф Егоров становится Георгием Победоносцем6, змееборцем, освобождающим царскую дочь от гибели. Поручик внешне схож с Георгием, который изображался в виде прекрасного юноши. Змеиные черты содержит описание («затянутый в

5 Марья Моревна (девица Синеглазка, Царь-девица, Белая Лебедь Захарьевна) Общее

название женщины - богатырши, героини русских сказок. Образ героини -богатырши представлен во многих сюжетах - «Молодильные яблоки», «Сказка о трех царствах», «Марья - моревна». Героиня-богатырша живет в собственном девичьем царстве. Чтобы попасть в него, герою приходится преодолеть множество препятствий [Легенды и мифы, http://mifologija.dljavseh.ru].

6 См. Подробнее: [Сендерович, 2002].

тесный фрак» [Чехов, 1974, 1: 166] как в кожу змеи) и поведение Чайхидзева («хотелось блеснуть хоть чем-нибудь» [Чехов, 1974, 1: 166]).

Обращает на себя следующее соотношение: фамилия поручика -Егоров, а отчество княгини - Егоровна; в этом - своеобразный знак судьбы, указывающей на родство.

Бал, на котором намечался сговор, превратился в карнавал с переворачиванием полюсов мира. «Верх», т.е. короли (Марья Егоровна и князь Чайхидзев), и «низ» (Егоров и «дачная банда») меняются местами. Карнавал заканчивается полным развенчанием королей. Заговор дачников удался: «Княгиня выходила из себя и нюхала спирт», «сердилась, стыдилась гостей, жениха», её «разбирало бешенство» [Чехов, 1974, 1: 170], а жених-«дураллей» только пожимал плечами.

С одной стороны, проделки «дачной банды» разрушают старые добрые обычаи («Идея двух отцов порвалась у самого исполнения» [Чехов, 1974, 1: 165]). Но, с другой стороны, сами традиции представлены с точки зрения молодого поколения как «глупые» и «дикие». Помолвка детей совершается по приказу пьяных князей, но с соблюдением всех ритуальных действий: целование, обмен кольцами и т.д., - в этом глупость этой средневековой истории. Напоминанием о воле отцов становится фотокарточка, на которой были сняты будущие супруги, - «мишень для бесчисленного множества острот» [Чехов, 1974, 1: 164]. Карточка - знак обета Оли: «И это воля папы! - говорила она нам, и говорила с некоторою гордостью, как будто бы совершала какой-нибудь громаднейший подвиг. Она гордилась тем, что отец унес с собой в могилу ее обещание» [Чехов, 1974, 1: 164]. Оборот «как будто бы» создает особый художественный эффект: верность данному слову - «подвиг» в глазах Оли и «глупость» в глазах молодежи (эпитет «какой-нибудь», отнесенный к «подвигу», усиливает неоднозначность высказывания и подчеркивает «ложность» не свершенного пока еще поступка).

Княгиня, как настоящая владычица, требует послушания от всех. Её требованиям более всех соответствует Чайхидзев, почтительнейше отвечающий на её письма и относящийся серьезно к игре в пикет. Своих дачников она также желает видеть на балу «послушными и завитыми, как пудели; чтобы не шумели; чтобы в комнатах было благоприлично» [Чехов, 1974, 1: 166]. Внешнее послушание, однако, не мешает друзьям в осуществлении своих планов. Именно нарушение её запретов приводит к избавлению Оли от Чайхидзева.

Сюжетная история строится на обыгрывании архетипического сюжета и оппозиции живое/мертвое.

Розыгрыш Ольги превращается в настоящее театральное представление, в котором каждый играет свою роль. Рассказчик становится проводником, ведущим её в глубину сада как будто в потусторонний мир, в мир мёртвых («я попудрился, чтоб казаться

бледным, своротил в сторону галстук и с озабоченным лицом и с всклокоченными волосами подошел к Оле» [Чехов, 1974, 1: 167]). Умирающий Егоров нуждается в спасении: «Он умирает... Спасите его, Ольга Андреевна!» [Чехов, 1974, 1: 167] - так похищена невеста. Остальные члены банды способствуют нагнетанию обстановки, пробегая мимо с «озабоченными, испуганными лицами». «Кровь остановилась... -шепнул мне магистр физики так, чтобы услышала Оля» [Чехов, 1974, 1: 167]. Желаемый эффект достигнут: Оля дрожала со страха, залилась слезами. «Освещенный луною поручик, бледный от перепоя» действительно выглядит как мертвец. Так пародийно реализуется традиционный балладный мотив мертвого жениха.

Но «мистическая» сцена заканчивается счастливо: влюбленные обретают друг друга, а сад становится их укрытием. «Умирающий» от любви Евграф, благодаря проделкам банды, получает то, о чем мечтал, -Олю.

Оля, по словам рассказчика, «пляшет как сама Терпсихора»1 [Чехов, 1974, 1: 161]. Эта муза в мифологии - спутница Диониса, бога виноделия и веселья, С Дионисом в романе ассоциируется Егоров: его описанию сопутствует мотив опьянения. Он пьян и от алкоголя («пьян как стелька и спал мертвецки», «бледный от перепоя» [Чехов, 1974, 1: 167], пропитан водочным запахом), и от любви и счастья («Мы посмеялись над опьяневшим от счастья Егоровым» [Чехов, 1974, 1: 171]).

Мотив опьянения связывает персонажей романа. Марье Егоровне сопутствует запах спирта («забывали, где ее спирт», «нюхала спирт»). «Запах спирта» обладает двойной семантикой: он, с одной стороны, действует как опьяняющий, а с другой - как отрезвляющий (резкий запах приводит в чувства). Рассказчик, наслаждающийся благоуханием олеандров, также находится во власти опьянения: ароматный цветок очень ядовит и может вызвать головную боль и головокружение [Значение цветов, http://www.gardenia.ru]. Зеленая Коса с её садами и оранжереями, свежестью моря предстает неким волшебным пространством, наполненным одурманивающими запахами.

Пародийный мотив мертвого базируется на другом - мотиве подмены жениха: нареченный жених Чайхидзев, оказавшись в неловком положении, вынужден покинуть Зеленую Косу, а ненавистный княгине Егоров добивается её расположения.

7 Терпсихора (Т е г у і с о г а) считалась музой хорового пения и танца, изображалась в виде молодой женщины в позе танцовщицы, с улыбкой на лице. На голове у нее был венок, в одной руке она держала лиру, а в другой плектр. Она - «наслаждающаяся хороводами» [Легенды и мифы, http://mifologiia.dliavseh.ru].

Нарушив волю родителей, Ольга совершает поступок, недостойный дочери и невесты князя, чем вызывает гнев матери. Тяжелое дорогое платье, «сшитое специально для встречи жениха» - «тяжелые вериги», олицетворение тяжести обещания. После свидания Оля шла,

«приподняв немного платье и показывая свои маленькие башмачки»

[Чехов, 1974, 1: 170]: «маленькие башмачки» становятся символом скрытых ранее и вырвавшихся наружу чувств.

Несоблюдение традиций, неисполнение воли князя Микшадзе, приводит к расколу между дачниками и княгиней. Вопреки законам гостеприимства, даже не «этикетничая», Марья Егоровна прогоняет дачников: «Выпивайте чай и поезжайте отсюда кружить другие головы.

Вам не жить со мной, со старухой...» [Чехов, 1974, 1: 172]

Но «страшно соскучившаяся» княгиня постепенно сменяет гнев на милость. «Мир склеился сам собой» [Чехов, 1974, 1: 172] -

ассоциируется с восстановлением разбитой чаши. Прежняя жизнь в «земном раю» возобновляется.

Библиографический список

1. Деотто, П. Из городской грязи на природу (Дача как одна из категорий

петербургского мифа) / П. Диотто // Studia Littcraria Polono-Slavica, 4.

SOW, Warszavva, 1999. - С. 145-154.

2. Легенды и мифы [Электронный ресурс] /

Режим доступа: http://mifologija.dljavseh.ru/Slavjanskaja mifologija/Georgij Pobedonose' - Заглавие с экрана.

3. Книга имен [Электронный ресурс] / Режим доступа: http://knigaimen.narod.ru/imena/ego

Загл. с экрана.

4. Ловелл, С. Дачный текст в русской культуре XIX в. / С. Ловелл // Вопросы литературы

- №3. - С. 34-74.

5. Мифологическая энциклопедия [Электронный ресурс] / - Режим доступа:

http://myfhology.narod.ru/gods/greece-gods/terpsihora.html.- Загл. с экрана.

6. Топоров, В.Н. Петербургский текст русской литературы / В.Н. Топоров.

СПб.: Искусство - СПб, 2003. - 612 с.

7. Сендерович, С. Георгий Победоносец в русской культуре / С.

Сендерович. - М.: АГРАФ, 2002. - 189 с.

8. Цивьян, Т.В Дача и дачники в русском представлении / Т.В. Цивьян.

[Электронный ресурс] - Режим доступа:

http://student.km.ru/ref show frame.asp?id=0ED7AE92BC144180B9E8C 736CAA6990B. - Загл. с экрана.

9. Чехов, А.П. Полн. собр. соч. и писем: в 30 т. Соч.: в 18 т. / А.П. Чехов. -

М.: Наука, 1974 - 1983. Т. I. - М.: Наука, 1974. - 607 с.

10. Щукин, В.Г. Чеховская дача: культурный феномен и литературный образ / В.Г. Щукин // Очерки русской культуры XIX в. - ^V. - М.,

2005. - С. 418-452.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.