CC BY
404Д.КАПЛАН И.А.ДУБРО. ЯКУДЗА. ОЧЕРКИ ЯПОНСКОГО КРИМИНАЛЬНОГО ПОДПОЛЬЯ.
DAVID E. KAPLAN and ALEC DUBRO. YAKUDZA. THE EXPLOSIVE ACCOUNT OF JAPAN'S CRIMINAL UNDERWORLD. — Addison-Wesley Publishing Co., Inc, Readings, Mass.. 1986. — 336 p.
Данная книга, написанная двумя американскими журналистами1, представляет собой первое и до сих пор единственное детальное исследование феномена якудза — японского аналога итальянской и американской мафий, Коза Ностра, китайских триад и других крупнейших преступных сообществ мира. Превышая по численности ряды своих американских "коллег" почти в двадцать раз, японские гангстеры создали за внешним благополучным фасадом Японии как страны, "свободной от преступности", многомиллиардную криминальную империю, влияние которой давно уже вышло за пределы самой Японии.
Криминальный промысел якудза в общем плане весьма похож на то, чем занимаются гангстеры в других западных странах: игорный бизнес, проституция, наркотики, ростовщичество, вымогательство, контрабанда оружия, контроль над профсоюзами, инвестирование в строительный и развлекательный бизнес. Отличительным для японских якудза является невиданная в других странах степень общественной терпимости к якудза, позволяющая им поддерживать фактически партнерские отношения с полицией и открыто демонстрировать формальные знаки принадлежности к тем или иным ганстерским группировкам.
В глазах общества современные японские бандиты стараются (и им в общем-то до сих пор это удается) поддерживать имидж своего рода патриотических робин гудов, наследников традиционных моральных ценностей. Тесные взаимосвязи якудза с крайне правыми националистическими организациями и группами позволили якудза превратиться в самостоятельный центр силы, оказывающий влияние на экономику, крупный бизнес и политиков вплоть до самого высокого уровня.
Само слово "якудза" переводится как комбинация чисел 8-9-3, т.е. "я-ку-са". Согласно наиболее распространенной из версий происхождения названия "якудза", в ханафуд а (досл. "цветочные карты"), одной из
'Дэвид Каплан — сотрудник Центра журналистских расследований (Сан-Франциско, Калифорния).
Алек Дубро — журналист, базирующийся в Нью-Йорке, вице-президент Национального союза писателей (США).
азартных игр, распространенных в старой Японии, где в каждом сете игроку выдается три карты, эта комбинация карт, дающая сумму в 20, означала проигрыш. Отсюда — обозначение чего-то совершенно бесполезного, ненужного. Бесполезными и потерянными для общества считались и члены банд бакуто — профессиональных игроков в карты, расплодившихся в эпоху сёгуната Токугава вдоль крупных дорог и при постоялых дворах. Именно среди игроков-бакуто термин якудза и получает первоначальное хождение и даже до сих пор в Японии изредка можно встретить мнение, что в строгом смысле слова якудза — это традиционные профессиональные участники азартных игр. Бакуто привнесли в традицию якудза не только важнейшую часть своего ремесла — бизнес на азартных играх, но и колоритный обычай отрубания фаланги пальца как наказание за нарушение правил банды.
Другим источником, влившимся в традицию якудза, следует признать группы текия — уличных торговцев вразнос. В отличие от деятельности игроков, эти люди были вовлечены в более или менее законные виды заработка. Феодальные власти еще в середине XVIII в. придали боссам групп торговцев полуофициальный статус, уполномочив их на контроль за своими подчиненными с целью предотвращения широкомасштабного обмана покупателей и войн за территории. Несмотря на это, группы текия сохраняли заметные криминальные черты, принимая в свои ряды объявленных в розыск преступников и подрабатывая в дополнение к основному бизнесу рэкетом и вымогательством. Группы текия были притягательным местом для буракумин — категории наследственных неприкасаемых в феодальной Японии. Несмотря на отмену правительственным декретом официальной дискриминации этих людей в 1871 г., они остаются предметом общественного остракизма в Японии и по сию пору, что продолжает стимулировать прилив значительного их количества в ряды криминального подполья (с. 23).
Различение бакуто и текия дожило и до наших дней. Даже сейчас полиция в Японии классифицирует тех или иных членов криминального мира как либо принадлежащих к бакуто, либо к текия (хотя после Второй мировой войны к двум традиционным группам добавилась третья — гурентай, досл. "громила", "хулиган", "бандит"") (с. 18).
Социальный материал, наполнявший две эти группы в токугавской Японии, относился, естественно, к низам общества, в текия и бакуто попадали различные категории обездоленных и отверженных. Но обе эти группы продолжали длительное время сохранять свою специализацию,
каждая на своей территории: бакуто — на крупных дорогах и в городах, текия — на рынках и ярмарках страны.
Как и в итальянской Мафии, якудза создавали квазиродственные "семьи", где новые члены инициировались в группу в виде "младших братьев" и "сыновей". Специфика японских объединений подобного рода заключалась в чрезвычайно важной роли, отводившейся взаимоотношениям оябун-кобун (досл. "роль отца — роль сына"). В феодальном обществе ХУШ века система оябун-кобун, смоделированная по принципу патриархальной семьи, была всепроникающей основой множества взаимоотношений, таких как учитель и ученик, князь и вассал, босс и рядовой член банды. Сила этой традиции не утрачена, несмотря на модернизацию, и в современных условиях. Отмечается, что и сейчас ролевая функция неофита в организации (кобун) — это действия в виде тепподама ("пули") в столкновениях с враждебными бандами, нахождение на переднем краю схватки под дулами вражеских пистолетов, риск собственной жизнью, часто взятие на себя вины и отсидка в тюрьме за правонарушение, совершенное оябуном (с. 19).
Подобно прочим гангстерским объединениям якудза располагают арсеналом специальных ритуалов и церемоний для инициации новых членов организации. Скажем, обряды китайских Триад предусматривают в этом случае принесение в жертву петуха, зачитывание 36 клятв перед алтарем и прокалывание серебряной иголкой среднего пальца. Якудза же практикуют обряд обмена чашами с саке, который символизирует вступления в отношения оябун-кобун и осуществляется перед синтоистским святилищем. Причем количество налитого в чашу саке зависит от статуса участников церемонии. Если участвуют равные "братья", как например, при заключении соглашений между боссами двух банд, — то количество саке в двух чашах одинаково. В других случаях неравное количество напитка отражает ассиметрию статуса обеих сторон.
Влияние системы оябун-кобун достигло своего зенита на рубеже ХХ в. когда оно пронизывало структуру политических партий, социальных движений, армию, бизнес и криминальный мир. Другим важным компонентом, определяющим ценностную шкалу якудза, является унаследованный от самурайских времен комплекс бусидо (код самурайской доблести), и связанные с ним понятия гири и ниндзё. Гири — это целый комплекс этических представлений японцев, включающий верность, благодарность и моральный долг. Соблюдение гири является ключевым для отношений оябун-кобун, в каком-то смысле гири — это то, что в целом цементирует японский социум. Ниндзё — примерно соответствует поня-
тиям "человеческие чувства" и "сочувствие". Один из аспектов ниндзё — щедрость и сострадание к слабым или обездоленным. "Гири в паре с нин-дзе, также как и напряжение, создаваемое этими двумя началами — долг как антитеза сострадания — занимают центральное место в японской литературе. Восприняв ценностную систему гори-ниндзё, якудза серьезно подняли свой социальный престиж в обществе, демонстрируя, что как и лучшие самураи прошлого, они могут сочетать воинскую доблесть с состраданием и щедростью" (с. 29).
По мере вступления Японии на путь ускоренной модернизации в эпоху Мэйдзи расширялась и трансформировалась сфера приложения усилий якудза. Гангстеры освоили контроль за строительными рабочими в бурно росших крупных городах. Под их контроль попали рикши, число которых только в Токио составляло 50 тыс. Для банд бакуто центральным продолжал оставаться игорный бизнес, хотя блягодаря совершенствованию полицейской системы он был вынужден уйти в подполье.
С усилением современного государства для банд бакуто и текия становилось все более важным обеспечить некоторую степень защиты от преследований власти. Сотрудничество с последней давало такие возможности. С другой стороны, правительство тоже находило сферы, где можно было использовать бандитов. Первоначально идеология не играла никакой роли в этом сближении политиков с уголовным подпольем, это был для обеих сторон прагматический оппортунизм, не выходивший за пределы традиционного консерватизма. В конце XIX в. этот консерватизм начинает сильно крениться в правую сторону по мере того как Япония становится на путь милитаризма во внешней политике и авторитарного правления во внутренней. Параллельно с появлением элементов современной демократии в стране рождается другая зловещая сила — ультранационализм.
В современном виде этот феномен восходит к 80-м годам XIX в., а в территориальном смысле первоначальной базой радикально националистических взглядов становится Кюсю, наиболее южная из четырех основных частей страны, в то время — бедный район по-преимуществу рыбаков и угольщиков. В Кюсю было сосредоточение большого количества бывших самураев, недовольство которых новым социальным порядком легко было использовать политикам, эксплуатировавшим тему коррупции и забвения традиций. Центром радикально националистического движения становится г. Фукуока. Из Фукуоки происходит человек, оказавший ключевое воздействие на все последующее развитие оргпреступности в Японии и стоявший у истоков сращивания криминала с ультраправым
движением — Тояма Мицуру. Член одной из ранних националистических групп — Кёсися (Общество гордости и патриотизма) — Тояма уже в молодые годы завоевал репутацию "короля трущоб", организуя на улицах Фукуямы шайки городских громил, используемых затем для подавления и подрыва выступлений рабочих с угольных разработок.
Восхождение Тоямы к известности на общенациональном уровне связано с основанным им в 1881 г. "Обществом темного океана" (Гэнъ-ёся), федерацией образованной из уже существоваших националистических групп и ставшей предшественницей многих последующих тайных обществ и патриотических организаций. Статьи устава Гэнъёся были сформулированы весьма расплывчато: почтение к императору, любовь и уважение к нации и защита народных прав. За этими общими принципами скрывались, однако, более конкретные и опасные цели. Используя средства, накопленные вымогательством и рэкетом, Тояма и его последователи из Общества темного океана развернули кампанию запугиваний, террора, политических убийств, преследовавшую цель достижения принципиального иного социального порядка в Японии. В числе акций членов Общества: они бросили бомбу в экипаж Министра иностранных дел Сигэнобу Окума, который потерял ногу из-за взрыва; закололи либерального политика Тайсукэ Итагаки; убили Тосимити Окубо, возможно наиболее талантливого государственного деятеля эпохи Мэйдзи.
Агенты общества направлялись в качестве шпионов в Китай, Корею и Маньчжурию. Там содержались школы, воспитавшие целые поколения ультранационалистов, ставших частью разветвленной шпионской сети в дальневосточном регионе.
В 1892 г. в Японии впервые проводились всеобщие выборы. Тояма и компания встретили их беспрецедентной по масштабу и по степени координации между правыми ультра и криминалом кампанией террора. Результатом были самые кровавые выборы в истории Японии: десятки людей были убиты, сотни ранены. В Фукуоке силы объединенных банд гангстеров были дополнены местной полицией, посланной не кем иным, как министром внутренних дел на помощь якудза. В свою очередь Общество темного океана открыто заявило о том, что целью кампании в Фуку-оке является ликвидация всех демократических и либеральных организаций (с. 35).
Другой вехой деятельности этого общества стало прямое участие в провокациях японских военных. По поручению военного министра Тояма должен был "зажечь пожар" в Корее, создав тем самым предлог для ввода японских войск. В 1895 г. группа агентов Гэнъёся, обученных искусству
диверсионных операций в духе ниндзя, проникла в императорский дворец в Корее и совершила убийство королевы. Это убийство действительно предварило японское вторжение в Корею.
Еще одним обществом, тесно связанным с якудза, было "Общество реки Амур" (Кокурё-кай), известное в западной литературе в своем дословном переводе как "Общество черного дракона", основанное правой рукой Тоямы Утида Рёхэем в 1901 г. и наследовавшее традиции, заложенной Гэнъёся. Главной целью этого общества объявлялось не много ни мало установление контроля над всей Азией. Еще одной целью общества провозглашался лозунг "хакко ити у" — "восемь углов мира под одной крышей", причем под "крышей" имелся в виду Император Японии, являвшийся согласно националистической мифологии, прямым потомком Бога Солнца в непрерывавшейся традиции. На протяжении около тридцати лет существования Общества реки Амур его влияние проявлялось в сталкивании Японии на путь внешнеполитических авантюр: в подталкивании страны к войне с Россией, к продолжению агрессии в Корее и Китае, велась яростная пропаганда против капитализма, большевизма, демократии и влияния Запада. "Все это время Тояма и Утида были по сути дела Марксом и Лениным японского ультранационалистического движения" (с. 36).
Следующим достижением Тоямы было создание в 1919 г. "Общества национальной сущности Великой Японии" (Дай Ниппон Кокусай-кай), являвшимся по сути всеяпонской федерацией гангстеров. Члены организации насчитывали 60 тыс. якудза, рабочих, ультра, использовавшихся своими лидерами как ударная штрейкбрехерская сила, а также сила, аналогичная черным рубашкам в муссолиниевской Италии. Общество национальной сущности действовало при полной поддержке со стороны Министерства внутренних дел, полиции и высокопоставленных военных. Постепенно оно эволюционировало в военизированную группировку на службе у партии Сейюкай — одной из двух основных политических партий в японском парламенте. Воздействие этого примера оказалось настолько впечатляющим, что вскоре основной конкурент Сейюкай в парламенте — партия Минсейто — организовала из якудза, входящих в строительные банды, свою собственную военизированную гангстерскую группировку — Ямато Минрокай.
К 30-м годам зерна, посаженные Гэнъёся и Кокурё-кай, дали бурные всходы, различные группы правого толка расплодились в необычайных масштабах, одновременно институты демократии постепенно исчезали из жизни японского общества и, по мере того как сообщники Тоямы
приобретали все больше власти, страна постепенно погружалась в период репрессий и террора известный японцам как "Курой танима", т.е. "долина мрака".
Якудза продолжали оказывать серьезную помощь, предоставляя своим патронам в правительстве и армии людей и организационные ресурсы. Группы якудза были направлены в Маньчжурию для участия в "освоении земель", а также помощи в налаживании там опиумной монополии, преследовавшей двойную цель получения денег и ослабления сопротивления китайского населения. Ежегодно доходы японцев от наркотизации оккупированных районов Китая составляли около 300 млн. долл. США (с. 38).
С началом войны на Тихом океане роман японского правительства с ультраправыми и якудза пришел к внезапному концу, так как к этому времени правительство сместилось в политическом плане так далеко вправо, как только было возможно, и больше уже не нуждалось в ультра или гангстерах как самостоятельной силе. Якудза в условиях военного времени представлялась возможность следующего выбора: или одеть униформу, или наблюдать за войной из-за тюремной решетки.
С капитуляцией Японии в сентябре 1945 г. началась американская оккупация (1945-1952). Оккупационная администрация, возглавлявшаяся генералом Дугласом Макартуром, имела мандат проведения широкомасштабных социальных реформ, которые сделали бы невозможным возрождение прежней милитаристской Японии. Несмотря на то, что проблема якудза была хорошо известна ведущим чиновникам оккупационной администрации, задача ликвидации преступного подполья была американцами полностью провалена. Более того, парадоксальным аспектом деятельности администрации Верховного главнокомандующего союзными силами ^СЛР) было то, что часть высокопоставленных деятелей этой администрации активно помогали бандам якудза, поощряли их к более активной деятельности и даже субсидоровали их деньгами (с. 44). Несмотря на данные о том, как быстро в условиях послевоенной разрухи, расцвета черного рынка и проч. росли банды якудза, предпринимать сколько-нибудь заметных действий в отношении преступных групп оккупационные власти не хотели.
Объяснение этому следует искать в том повороте в политике Ма-картура в Японии, который произошел около 1947 г. как следствие усиливавшейся холодной войны и глобального противостояния с СССР. В этой обстановке все, что укрепляло позиции США в противостоянии с коммунизмом, выглядело хорошим и требовавшим поддержки.
Этот поворот в политике оккупационной администрации получил в Японии название гяку косу (reverse course) — "изменение курса". Все, что было начато до этого — чистка госаппарата от военных преступников, гангстеров и ультра, уничтожение тайных обществ, секретной полиции (Кемпей тай), а также пресловутой токко — "полиции мыслей", введение свободы печати, легализация профсоюзов, женской эмансипации, земельная реформа, ликвидация дзайбацу, " теперь не представлялось самым важным, сторонники продолжения этих мероприятий постепенно были скомпрометированы и отстранены от своих постов. На повестку дня встала чистка "красных" и прочие мероприятия, которые могли бы предотвратить усиление левых сил в стране.
Хотя основной мишенью чистки стала компартия Японии, объектом давления, репрессий или подрывной деятельности стали также профсоюзные объединения, независимые газеты и радиостанции, университетская профессура левых взглядов. Дальнейшее разукрупнение финансовых комбайнов было остановлено, политика демилитаризации была сочтена нереалистичной. На место основного приоритета выдвигалась задача создания сил, которые будут противостоять левым. Именно в этом контексте оказалось возможным возрождение влияния якудза в уже знакомом симбиозе с крайне правым движением.
Ничего необычного в такой политике не было. Примерно тоже самое осуществлялось американцами в этот период в Европе. Во Франции, например, ЦРУ финансировало корсиканских гангстеров с целью срыва организовываемых коммунистами забастовок и подрыва влияния французской компартии. В Японии же американские спецслужбы фактически начали руками якудза секретную войну против левого движения. Во главе этой кампании стоял руководитель
разведслужбы G-2 администрации Макартура генерал-майор Чарльз Уил-лоуби (с. 58).
На счету руководителей американских спецслужб, действовавших руками гангстеров и правых, было несколько крупных провокаций, таких как инциндент в Мацукаве в 1949 г., где якобы коммунисты организовали железнодорожную аварию с большим количеством жертв.
Другим следствием американской политики было массовое возвращение на ответственные посты в государственных органах и крупном бизнесе людей, попавших в чистку (националистов и милитаристов) в первый период оккупации. Полным ходом пошел поток людей в группировки ультраправых, которых насчитывалось на момент завершения оккупации в 1952 г. свыше 750.
Наиболее ярким примером сотрудничества американских спецслужб с экс-милитаристами, националистами и гангстерами является история возвышения Кодама Йосио, человека, ставшего целой эпохой в послевоенном развитии якудза. С 1946 до конца 1948 г. Кодама был заключенным тюрьмы Сугамо в Токио, где он находился вместе с другими военными и ультранационалистами, осужденными Международным военным трибуналом за военные преступления. Карьера Кодама началась в 20-е годы, когда он стал одним из последователей Тоямы Мицуру из Общества темного океана. Кодама успел побывать членом нескольких радикально националистических организаций и за участие в попытках убийства членов кабинета отсидел в довоенный период в различных тюрьмах в общей сложности около 6 лет. Впоследствие он попадает в Китай, где выполняет для японской армии различные операции, связанные со сбором разведданных, созданием агентурной сети, а также снабжением армии стратегическими материалами. Одновременно, используя обстановку войны, Кодама с помощью различных методов, в числе которых и прямой грабеж имущества и сырьевых материалов на захваченных территориях, и сделки с героином, и прочие специфические способы, сколачивает огромное состояние, оценивавшееся в 175 млн. долл. (с. 65).
Против Кодама американцами так и не было выдвинуто никаких обвинений. Он был выпущен на свободу, что, по всей видимости, было связано со сделкой с чиновниками G-2, заинтересованными как в деньгах Кодама, так и в большом объеме информации, которой обладал Кодама.
Еще находясь в тюрьме, Кодама начал оказывать серьезное влияние на складывание нового правого блока в японской политике. На деньги Кодама, награбленные в Китае, другой влиятельный деятель правого движения Цудзи Кароку, известный также как "японский Аль Капоне", финансировал основание Либеральной партии, в 1955 г. слившейся с Демократической партией и образовавшей Либерально-демократическую партию (ЛДП), правившую Японией почти всю вторую половину ХХ в. Деньги прочно сцементировали тесные взаимоотношения, которые связывали Кодама с ведущими консервативными политиками страны на протяжении последующих десятилетий.
Деньги и благоприятные условия, созданные американской оккупационной администрацией и спецслужбами для правых и якудза создали в послевоенной Японии коррумпированную структуру политической власти, сохранявшуюся неизменной на протяжении десятилетий. Якудза заняли важнейшее место в этой структуре, получив в свое распоряжение крупные сегменты японской экономики, предоставляя своим политиче-
ским патронам финансовые ресурсы и являясь ударной организованной силой на службе у крупного бизнеса и правых политиков.
По мере того, как страна оправилась от разрушений и трудностей первых послевоенных лет гангстеры должны были изменить способы работы: товары повседневного спроса перестали быть предметом черного рынка, являющегося вотчиной якудза, зато вместо этого появились новые источники получения денег — наркотики, проституция и индустрия развлечений.
Во время войны Япония производила для поддержки боевого духа солдат на передовой большие количества слабонаркотирующего вещества амфетамин. Наиболее известными потребителями этого наркотика были летчики-самоубийцы камикадзе. После войны запасы этого вещества на военных складах позволили якудза наладить в условиях большого спроса со стороны деморализованных жителей поверженной страны широкую продажу наркотика. Этот спрос не уменьшился и после того, как трудности первых послевоенных лет были преодолены, что создало необыкновенно прибыльный рынок для гангстеров.
Многие формы проституция в довоенной Японии не входили в сферу бизнеса бандитов, так как они не считались нарушением закона. Послевоенное законодательство сделало вовлечение в этот бизнес и содержание проституток уголовным деянием, что перевело весь бизнес на сексуальных услугах в подполье, а соответственно, под контроль якудза.
Азартные игры, такие, например, как скачки, гонки велосипедов и катеров, наоборот, прежде находившиеся в руках бакуто, были теперь легализованы, что давало правительству дополнительный источник поступлений. Бакуто вынуждены были расширять сферу деятельности в других направлениях. Развлечения, такие как профессиональный спорт, театры, кабаре, кинематограф и т.д. — стали все больше попадать под контроль преступных группировок.
Реакция правительства на все эти процессы была смешанной. С одной стороны, полиция часто проводила рейды и облавы, часты были аресты гангстеров. Однако высокопоставленные государственные деятели, особенно консервативных взглядов, были не очень озабочены проблемой якудза, и, наоборот, некоторые из них были заинтересованы в союзе с ними. Многие политики поднялись на большие высоты или приобрели большие состояния именно благодаря таким связям. В общественной жизни Японии примерно с конца XIX в. широкое распространение получило понятие "куромаку", обозначавшее влиятельную политическую фигуру, незаметно манипулирующую событиями из-за кулис.
Буквально это слово переводится как "черный занавес" и пришло из японского классического театра Кабуки. В политической области "куро-маку" стало обозначением человека, служившего связующим мостом между миром гангстеров/ультра и миром крупного бизнеса и официальной политики. Наиболее известным из довоенных куромаку был Тояма Мицуру, патриарх ультраправого движения и руководитель Общества темного океана.
В послевоенный период было несколько крупных куромаку, но наиболее известными среди них стали три человека, все оказавшиеся в тюрьме Сугамо за военные преступления в период войны (преступления категории А, то есть наиболее серьезные), и имевшие в послевоенный период тесные связи с ЛДП: Кодама Ёсио, Сасакава Рёити и Киси Нобу-сукэ.
Кодама стоял у истоков создания ЛДП, пожертвовав значительную часть из своего сколоченного грабежом и торговлей героином состояния на создание Либеральной партии. В послевоенные годы Кодама, помимо своего ремесла политического брокера, продолжал успешно заниматься бизнесом, он владел риэлтерской фирмой, несколькими спортивными газетами, баскетбольной командой, имел долю в судоходной компании и в империи ночных клубов на знаменитой токийской улице Гиндза. Помимо этого, Кодама не гнушался продолжать снабжать американские спецслужбы необходимой информацией, а также оказывать услуги крупным промышленникам в случаях забастовок, трудовых конфликтов и тому подобных проблем.
Сасакава Рёити в довоенный период был не просто ультранационалистом, он был открытым поклонником Муссолини, а боевики созданной им группировки носили в подражание итальянским фашистам черные рубашки. После выхода из тюрьмы Сугамо, Сасакава с головой погрузился в игорный бизнес, сумев заключить сделки с рядом местных правительств, с которыми он делился прибылью от своего бизнеса. К 1980 г. компания Сасакава достигла колоссальных размеров, она имела оборот в 7,4 млрд. долл. — больше чем ВНП многих стран мира. По сообщениям газет, Сасакава также выступал арбитром в конфликтах между бандами якудза, а также сам пользовался их услугами в проталкивании тех или иных коммерческих проектов. Сасакава установил прочные контакты с правыми за пределами Японии, вместе с Ли Сынманом и Чан Кайши он был в числе основателей Всемирной антикоммунистической лиги, в 1963 г. был назначен советником японского филиала Церкви Объединения
преподобного С.М.Муна (с.80). В 1974 г. Сасакава в интерью журналу Тайм называл себя "самым богатым на свете фашистом".
В каком-то смысле наиболее примечательной была карьера третьего деятеля из числа вышеуказанного трио. Киси Нобусукэ начал карьеру в качестве последователя довоенного фашистского теоретика Кита Икки, а в конце 30-х гг. стал вторым в иерархии гражданским чиновником в искусственно созданном японцами на Северо-Востоке Китая марионеточном государстве Маньчжоуго. Позднее он занимал также ряд важных постов в военном правительстве адмирала Тодзио.
Киси был заключенным тюрьмы Сугамо, но вместе с другими военными преступниками таинственным образом вдруг обрел свободу в декабре 1948 г. В результате серии хитроумных маневров Киси оказался в центре политической интриги в стране и в 1955 г. стал генеральным секретарем ЛДП. Следующим его шагом стал пост заместителя Премьер-министра, а в марте 1957 г. он занял кресло Премьера.
Киси помог вернуться в большую политику и занять важные посты целой плеяде довоенных правых и якудза. Один из его ближайших сподвижников Бамбоку Оно, правый националист старой закваски, контролировал влиятельную фракцию внутри ЛДП. Вплоть до своей смерти в 1965 г. Оно занимал также должность генерального секретаря правящей партии. Этот человек даже не находил необходимым скрывать своих связей с якудза. В 1963 г. он публично продемонстрировал это, выступив с приветственной речью на собрании около 2500 якудза в Кобе.
Все же до 1976 г., пока не разгорелся скандал вокруг взяток американского авиационного концерна Локхид, мало кто представлял подлинные масштабы грязных сделок, коррупции и сращивания политики и организованной преступности в Японии. Скандал вокруг Локхид стал моментом истины, японским аналогом Уотергейта, он и произошел примерно одновременно с Уотергейтом, а его прямым следствием была отставка Премьер-министра Какуэя Танаки. Список высших лиц, пойманных на том, что получали взятки, включал Премьер-министра, генерального секретаря ЛДП, министров промышленности и транспорта, председателя Специальной комиссии ЛДП по авиации, ряд видных парламентариев. Однако наиболее шокирующими для рядовых японцев были не размеры взяток или уровень вовлеченных в махинации лиц, а то, что "это дело возвращало их назад во времени, к событиям и людям, о существовании которых люди хотели бы забыть...к ультраправым и гангстерам" (с. 103). Скандал поднял на поверхность имя пресловутого Иосио Кодамы.
Отношения Кодамы с Корпорацией Локхид начались еще в 1958 г. Обеспокоенные тем, что кампания по продаже истребителя F-104 Starfighter идет неудовлетворительно, представители корпорации в Японии стали подыскивать людей, могших пролоббировать дело в японском правительстве. В результате на содержании корпорации в виде секретного "консультанта" появился Кодама. Его работа в этом качестве будут продолжаться 18 лет.
Кодама энергично взялся за дело и продемонстрировал блестящие результаты. Оборонное ведомство Японии в результате предпочло продукцию других компаний локхидовскому старфайтеру. Ключевыми фигурами, через которых действовал Кодама, были три наиболее тесно связанные с криминалитетом политика: Бамбоку Оно, в то время один из лидеров парламента и зампред ЛДП; Итиро Коно, еще один из лидеров ЛДП; и Нобусукэ Киси, достигший должности Премьера при мощнейшей поддержке Кодамы.
В 1971 г. война между компаниями, производящими пассажирские самолеты, была в полном разгаре, и Президент Локхида К.Котчиян лично встречается в Токио с Кодамой, чтобы оговорить детали кампании по проталкиванию сделки по продаже Японии самолетов типа TriStar L 1011. В решении поставленной задачи Кодама, прибегает к помощи друзей, нажимает на различные педали, в ряде случаев подключая группы сокайя — финансовых вымогателей, как например, в случае, когда возникла необходимость сменить на
более покладистого человека президента All-Nippon Airways (ANA) Тетсуо Оба. Одновременно растут цифры премиальных Кодамы, до 2,2 млн. долл. в 1972 г. (с.107). События начинают приобретать стремительный оборот после того, как в июле 1972 г. Премьером становится Какуэй Танака. Уже в сентябре объявляется, что ANA закупит "триста-ры". Локхид через свой офис в Токио начинает секретно переводить Ко-даме огромные суммы денег. Буквально через несколько дней после обнародования решения о закупках, Танака получает 3 млн. долл.
Идет уже 1973 г., сделка по тристарам надежно обеспечена, но черные деньги Локхида продолжают широким потоком литься в Японию. Причина: возможность новой, еще более прибыльной сделки — продажи японским силам самообороны противолодочного штурмовика P-зС Orion в количестве 100 единиц на сумму 1 млрд. долл. Кодаме причиталось 9 млн.долл. — частично как премиальные, и частично на взятки правительственным лицам. Именно в этот момент руководители Локхид были вызваны в Конгресс для дачи показаний о незаконных платежах за границей.
Разоблачения, сделанные в ходе расследования дела Локхид, и последующий арест Кодамы символизировали конец целой эпохи. На протяжении многих лет никто не осмеливался даже показать пальцем в сторону патриарха преступного мира. Прежде ему не приходилось беспокоиться ни по поводу полиции, ни по поводу прокуратуры или налоговой инспекции. Теперь обвинение требовало для него тюремный срок в три с половиной года и штраф в размере 3 млн. долл. (с. 113). Последние три года жизни Кодама провел на больничной койке, он уже утратил былое влияние, хотя и заявил однажды что его последнее дело в политике — обеспечение премьерского поста своему протеже Ясухиро Накасонэ (с. 115). Он умер в 1984 г.
Влияние "куромаку" на большую политику отнюдь не умерло с уходом Кодамы. Подозрительные денежные выплаты и связи с миром организованной преступности — по прежнему неотъемлемая часть мира японской официальной политики. Xотя и не в такой откровенной форме, как раньше, использование групп организованных бандитов в политических целях продолжается в стране. Сообщения и разоблачения о связях того или иного политика с криминальным миром могут вызвать общественную реакцию, но в целом политики как правило игнорируют такие обвинения и продолжают практиковать свои методы как ни в чем ни бы-выло. Отчасти такая ситуация объясняется длительной монополией на власть Либерально-демократической партии. Другая причина — специфически "публичная" роль якудза в японском обществе, неохотно, но признающим их практически легальное существование. Если в США люди, сражающиеся с оргпреступностью, делают на этом хорошие карьеры, то в Японии публичная борьба против якудза не принесет человеку никаких политических дивидендов.
В результате якудза продолжают широко использоваться в японской политике — как сборщики политических пожертвований, телохранители и активисты предвыборных кампаний. Взамен, боссы преступных групп имеют доступ ко многим общенациональным политикам и за счет этого получают большое количество выгод, в том числе (не в последнюю очередь) фактическую легализацию их статуса. Нередки случаи, когда журналисты вдруг застают министров кабинета в компании с известными лидерами криминальных группировок. Xотя это явление распространено не только в ЛДП, но для этой партии оно наиболее характерно (с. 117).
Политическая коррупция и связи с якудза распространены не только на самом верху, воздействие "черного тумана" охватывает, естественно, и уровни местной власти. На местном уровне якудза не только связа-
ны с теми или иными политиками и помогают им, иногда они сами выставляют себя на выборах. Даже во время американской оккупации якудза проделывали это под носом у чиновников оккупационной власти. Идеология, как правило, играет лишь вспомогательную роль в политической активности якудза. Они в целом стремятся за счет политики обеспечить статус—кво для продолжения тех или иных видов своего бизнеса. Но существует и четкая тенденция в их рядах — поддержки правых, яростно антикоммунистических и радикально националистических взглядов и лозунгов.
Эффект влияния якудза на государственную политику не достаточно изучен. По крайней мере ясно, что в отношении отраслей, где контроль якудза достаточно силен, например, в отношении мелких ссудных операций или охранного бизнеса, делается все, чтобы затруднить возможность проведения реформ. Голос якудза слышен и в дискуссиях о судьбе японских вооруженных сил. Они постоянно требуют пересмотра или отмены антивоенной Статьи 9 Конституции. Но в целом уход ультранационалистических куромаку старого поколения делает деидеологиза-цию якудза более заметным. Все, как и в других странах, становится подчиненным главной цели — получению прибыли.
Социальные изменения послевоенных лет накладывали свой отпечаток на методы и структуру группировок якудза. В целом возросла агрессивность и дерзость преступлений, по мере того, как все большее влияние стали приобретать банды гурентай. Банды тоже стали крупнее, расширяясь методом заключения союзов или уничтожения соперников. Если типичные довоенные банды были небольшими — обычно один оя-бун и до пятидесяти кобунов, — то послевоенные группировки включали в себя уже сотни и иногда тысячи бандитов, руководимых дюжинами суб-оябунов. В 1958 г. токийская полиция оценивала численность якудза в Японии в 70 тыс. чел. Через пять эта цифра увеличилась до 184 тыс. чел., объединенные в около 5200 банд (с. 90).
Характерной для новых условий стала деятельность группировки, ставшей нарицательной для японского криминального подполья — крупнейшего синдиката, по сути дела альянса более 500 банд — Ямагути-гуми. Всего в этом синдикате насчитывалось 103 босса различных рангов, из которых на самом верху в соответствии с системой оябун- кобун были 4 "младших брата"(сятэй) лидера синдиката Кадзуо Таоки. Далее шли восемь директоров, вакасира-хоса ("вспомогательные младшие руководители"), из числа которых один назначался вакасира ("младший руководитель"). Как эквивалент консельёри (советники) в Мафии, далее суще-
ствовала группа из шести старших советников — санро-кай. Ниже располагались камбу ацукай (администратор) и 83 вакасю (молодцов), каждый из которых командовал подразделением кобунов (детей) и куми-инов (новичков).
В рамках этой феодальной структуры циркулировали огромные суммы денег. Сам синдикат и входившие в него банды выпускали ежегодный финансовый отчет. Разумеется, банды, входившие в синдикат, были обязаны делать финансовые отчисления наверх. Так, согласно полицейским оценкам, Таока получал в качестве подношений ежегодно 500 млн. йен (2,1 млн. долл.).
В 1979 г. Национальное полицейское агентство выпустило доклад, согласно которому рядовой якудза мог зарабатывать в год около 14000 ам. долл., что соответствовало средней зарплате японского служащего. Гангстеры, контролировавшие, например, проституток, могли "поднимать" свыше 45000 ам. долл., а старшие якудза ниже ранга босса могли иметь около 90000 ам. долл. "Но настоящие деньги водились у людей на самом верху" (с. 133).
Рядовому японцу, отмечают авторы книги, казалось, что действительно Ямагути-гуми присутствует повсюду. "В мире японских якудза, синдикату принадлежала территория западной Японии. Входящие в него группировки контролировали временных рабочих в портах и на стройках; монополизировали торговцев на уличных лотках; брали дань с любых компаний, начиная от баров и заканчивая крупнейшими корпорациями; и, конечно, не упускали из виду деньги, крутившиеся в игорном бизнесе. Они создавали политические партии и были активистами у правых кандидатов. Они содержали ночные клубы и предлагали клиенту все что угодно, что запрещено законом" (с.133).
Среди других сфер, куда простирались интересы синдиката — индустрия развлечений, сумо, профессиональный рестлинг, кино, наркотики (амфетамин), ссудные операции, контрабанда, порнография. Деньги синдиката вкладывались в недвижимость, транспортные компании, услуги мусоровывоза, госпитали, школы английского языка, павильоны игральных автоматов, а также в производство поддельных товаров известных марок.
Ямагути-гуми не представлял собой монолит. Внутри между различными бандами существовали разногласия и противоречия. Между боссами текия и бакуто могли быть трения, как и между группами, решавшими начать осваивать новые визы бизнеса. Но все же по всем стратегическим вопросам в синдикате удавалось сохранять власть центра.
Даже после смерти Таоки в 1981 г. и откола от синдиката части организации, ее устойчивость в целом сохранилась. А количество членов даже увеличилось до более 13 тыс. чел.
По сравнению с Ямагути-гуми, синдикат Сумиёси-ренго (второй по значимости в Японии) представляет собой несколько отличную структуру управления. Если Ямагути-гуми создан по типу пирамиды, с огромной властью, сосредоточенной наверху, то Сумиёси — это федерация криминальных "семей"". Хотя оба синдиката имеют много общего, они представляют два полюса организационной структуры в мире якудза.
Стиль Сумиёси, таким образом, более современный: меньше денег перечисляет наверх как феодальная дань, меньше власть крестного отца и больше самостоятельности индивидуальных банд.
При сравнении японских гангстерских синдикатов с американской Мафией, становится ясно, что Мафия в США сильно уступает японским аналогам в степени внутренней структурированности. В ней меньше администраторов и меньше контроля за индивидуальными бандами. Криминальные семьи в США просто не могут обойтись без этой большей автономии для обеспечения необходимой гибкости и незаметности. В отличие от якудза Мафия не является признаваемым обществом институтом, а подлинно подпольным явлением. Это же объясняет, почему Мафия настолько меньше в численном отношении: всего от 2000 до 5000 членов, объединенных в 24 семьи по всей Америке (с. 141).
Почти треть новых членов якудза рекрутируется из числа босодзо-ку, юношеских банд мотоциклистов, являющихся продуктом увеличения юношеской делинквентности в послевоенный период. Босодзоку представляют из себя зеркало мира якудза, хотя состоят они в основном из подростков, плохо понимающих значение имитируемых ими социальных норм. Большинство членов этих банд не смогли адаптироваться к жесткой и соревновательной образовательной системе Японии, что автоматически закрыло перед ними возможности обычной карьеры. То, что группировки якудза предлагают своим членам некий суррогат семьи, также является привлекательным мотивом. В каком-то смысле в жестко структурированном японском социуме объединения якудза тем самым выполняют некую социальную функцию последнего прибежища для людей, не имеющих нормальной семьи или постоянной работы.
Патерналистский характер криминального мира, таким образом, изоморфичен японскому обществу в целом. Несложно найти много схожих черт между методами, практикуемыми якудза и, например, крупными корпорациями и банками, управленческие принципы которых посто-
янно эксплуатируют тему дайкадзоку, то есть организации как "одной большой семьи". В духе, напоминающем ритуалы якудза, во время ежегодной церемонии приема на работу в компаниях и корпорациях практикуется сцена символической передачи родителями молодых служащих ответственности за их дальнейшую судьбу в руки руководства компании, представляющей "одну семью".
Чувство принадлежности к группе, столь повсеместное в Японии, впрочем не дается так уж легко членам банд якудза. Степень преданности группе, требуемая от членов, в мире якудза, пожалуй, наиболее интенсивная. Многие неофиты не проходят проверку на совместимость с этим стилем жизни и исключаются. "Текучесть кадров" составляет ежегодно примерно 10%, но зато те, кто выдержал несколько первых лет, потом уже остаются в коллективе на всю жизнь.
Образ Японии, так как она воспринимается за границей, включает в себя, помимо прочего, представление об очень высокой эффективности полицейской системы и крайне низком уровне, по сравнению с другими развитыми странами, преступлений, связанных с насилием. Согласно статистике, в Америке шансы стать жертвой имущественных преступлений в 20 раз выше, чем в Японии, изнасилования — в 12 раз и т.д. (с. 161). В то время как японские полицейские заслуженно гордятся имиджем высокоэффективной и дисциплинированной силы, без ответа остается вопрос: как может под носом у такой полиции процветать столь большое количество гангстеров (100 тыс. чел.)?
Ответ на этот вопрос лежит в особом характере взаимоотношений между полицейскими и гангстерами в Японии. На деле идет речь о широкой и глубоко институционализированной форме коррупции. Конечно, то тут, то там японская полиция проводит широкомасштабные рейды и облавы на гангстеров, иногда арестовывая одновременно до тысячи бандитов. Для потребителей СМИ это все может выглядеть как серьезная борьба в оргпреступностью. На деле же речь, как правило, идет о своего рода припугивании и одновременной показательной работе для прессы. Бандиты чаще всего получают заранее предупреждение о рейде, и, для сохранения лица полицейских чинов, оставляют на месте задержания несколько пистолетов, чтобы полицейским было что конфисковать.
Степень взаимной кооперации между полицией и гангстерами в Японии поражает. Местные полицейские знают всех действующих в их районе якудза и между ними вполне дружелюбные отношения. Это связано не только с тем, колеса такого рода "бизнеса" всегда хорошо "смазаны", но и с тем, что многие полицейские чувствуют симпатию к ценност-
ной системе, ассоциируемой с якудза, включая принципы гири и ниндзё, и экс-самурайской тематике. Наиболее любопытным в этих взаимоотношениях является то, что по сути якудза в Японии действуют как своего рода альтернативная полиция. "Единственная вещь, которая пугает японскую полицию, — это неорганизованная преступность. Вот почему в Японии так низка уличная преступность. На местах ситуацию держат под контролем местные якудза, они же и обеспечивают безопасность. Если происходят какие-то нарушения порядка, то не исключено, что первыми порядок наведут представители местной банды. Поэтому полиция предпочитает существование организованной преступности ее отсутствию" (с. 163).
Уникальный симбиоз полицейских и бандитов на самом деле проливает свет на еще более важную проблему структурной коррупции в Японии. Частично она напоминает старые традиции коррупции крупных городов Восточного побережья США, частично является чисто японским культурным феноменом, аналогичным сердечному союзу гангстеров и правых. Что касается, например, уклонения от налогов, или размеров теневой экономики, то Япония в целом не сильно отличается в этом отношении от других стран Запада. Отличительной особенностью Японии является беловоротничковая преступность и связанные с ней махинации, взяточничество, подкуп и вымогательство. Концепция взятки в Японии весьма расплывчатая, в основном из-за чрезвычайно широко распространенного обычая обмена подарками, укорененного в отношения гири и проч. Полиция и другие правоохранители утверждают, что могут отличить взятку от признаваемого культурными нормами подарка, если размер суммы превышает необходимое для данного конкретного случая. Но такие определения лишь запутывают ситуацию.
Вместе с взяточничеством и незаконными комиссионными деловая культура Японии необычайно пронизана такими преступлениями, как шантаж, запугивание и вымогательство. Эти преступления связаны с такими институциональными формами как саракин, сокайя и др. Саракин означает "финансисты служащих" (salary man financiers), это люди или фирмы, практикующие ростовщичество. В одном только 1982 г. жертвами контролируемых якудза саракинов стали 2400 покончивших самоубийством. Еще 7300 вынуждены были из-за преследований ростовщиков бежать, бросив семьи и работу. По оценкам, в Японии действует около 42000 фирм-саракинов, занимающихся ссудными операциями с физическими лицами и взимающими непомерно высокий процент (около 60% годовых). Власть этих людей над своими жертвами связана с угрозами
применить насилие или использовать различные дискредитирующие методы, которые могут привести жертву к "потере лица". В некоторых видах бизнеса шантаж и запугивание стали глубоко укоренившейся практикой. Например, в сфере развлечений (бары, рестораны, ночные клубы и проч.), до 70% заведений вынуждено платить местным мафиози дань за предоставление "защиты" (с. 169).
Но классически для Японии примером вымогательства по крупному является сокайя — профессиональных корпоративных вымогателей. Этот термин можно перевести дословно как "специалисты по собраниям акционеров". Обычно эти вымогатели приобретают акции компаний и корпораций, выискивают компрометирующие менеджмент и руководство компании факты и шантажируют компанию. Согласно обследованиям, 70% прибыли сокайя поступает в гангстерские синдикаты. Разнообразие и изощренность методов сокайя прогрессирующе растет в последние годы.
В настоящее время якудза переживают серьезную трансформацию. Их замкнутый мир гири-ниндзё, татуировок, отрубленных пальцев и прочей атрибутики экс-самурайской доблести уходит в прошлое. Как в свое время самураи, отложив в сторону меч, взялись за бухгалтерские книги и балансы, так и нынешним якудза пришла пора расставаться с прежней идеологией и старыми представлениями. Вместо этого в конце двадцатого века они оказываются в мире, где криминальные методы зарабатывания денег становятся все более тонкими и циничными, а общественный имидж благородных разбойников остается уделом воспоминаний и художественных фильмов. Меняется и внутренняя структура управления криминальными группировками с упадком традиционной системы преданности боссу. Новым феноменом является перенос значительной части операций за пределы страны, кооперация с зарубежными преступными сообществами от Гонолулу до Сан Пауло. "Новое поколение ганстеров слишком занято зарабатыванием денег в Гонолулу или Гонконге, чтобы думать об отрубленных фалангах пальцев или церемониях с саке" (с.273)
Современные якудза эволюционируют в сторону большей похожести на их американских коллег, арсенал их методов также становится более современным и изощренным. Идет тенденция к интернационализации. Растет прослойка интери якудза, "интеллектуальных якудза", связанных с беловоротничковой преступной деятельностью. Для полиции эти преступления сложнее отслеживать и тем более наказывать за них. При этом степень насильственности и агрессивности преступных деяний
не снижается, а, наоборот, возрастает, преступность приобретает более "западный" характер.
В XX в. якудза длительное время играл особую политическую роль, оказываясь для определенных сил ключом к власти. На протяжении десятилетий рядовые японцы привыкли мириться с существованием якудза и создавали общественные мифы, чтобы оправдать это сосуществование. Эта идиллия постепенно рушится. Сумеет ли японская нация использовать этот момент, чтобы серьезным образом изменить отношения между обществом и оргпреступным миром и создать новые защитные механизмы от него? Трудно сказать. Организованная преступность была очень сильна весь послевоенный период и ее почти невозможно ликвидировать. Но ее дальнейшей экспансии можно поставить эффективный заслон.
А.Н.Карнеев
МАРТИН, БРАЙАН Дж. ШАНХАЙСКИЙ ЗЕЛЕНЫЙ СИНДИКАТ: ПОЛИТИКА И ОРГАНИЗОВАННАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ, 1919-1937.
MARTIN, BRIAN G. THE SHANGHAI GREEN GANG: POLITICS AND ORGANIZED CRIME, 1919-1937. — Univ. of California Press, Berkeley and Los Angeles, Cal., 1996 — 314 p.
Данная работа является первой в англоязычной литературе монографией, посвященной истории деятельности в республиканском Китае "Зеленого синдиката" (Цин бан) — наиболее крупной и влиятельной гангстерской группировки, основной базой которой являлся Шанхай. Эволюция в деятельности Зеленого синдиката в 20-е и 30-е гг. является ярким примером того, как тайные общества, являвшиеся одним из ключевых элементов традиционного китайского социума, адаптировались к новым вызовам и возможностям, связанным с процессом социальных и экономических изменений в крупных китайских метропо-лисах.
Рассмотрение истории "Зеленого синдиката" в 20-е и 30-е гг. позволяет выделить пять крупных проблем, которые в совокупности характеризуют ключевые условия, позволявшие данной преступной группировке существовать, развиваться и играть столь важную роль в жизни республиканского Китая. Первая проблема связана с тем насколько "современным" или адаптируемым к современности являлся тот тип социальной организации, который олицетворял собой наследовавший традиции тайных обществ "Зеленый синдикат". Вторая — со спецификой ста-
