CC BY
86
УДК 39.397.4
Сокровенные основы семейного благополучия в традиционной культуре эвенов
М.Х. Белянская, к.и.н., н.с. отдела этнографии народов Сибири и Дальнего Востока
Российский этнографический музей (Россия, 191186, Санкт-Петербург, ул. Инженерная, д. 4/1). E-mail: [email protected]
В статье рассматриваются незаметные, но важные аспекты повседневной жизни человека Севера, связанные с оленеводством, семейными отношениями и нормами поведения. Также автор делает попытку продемонстрировать эвенскую лексику и ее понятийные изменения, связанные с жизненными переменами в ХХ веке.
Ключевые слова: ламуты-эвены, оленеводство, благополучие, семья, дети, нормы поведения, речевой этикет.
В статье рассматриваются важные аспекты эвенской традиционной культуры, относящиеся к основному хозяйственному виду деятельности - оленеводству, а также к семейным устоям и отношениям между людьми. Эти повседневные стороны жизни являлись своего рода фундаментом бытования человека Севера, которые были незаметными в обыденности, но играли значительную роль в сохранении наследия прошлого, формировании настоящего и закладывали основы будущего для конкретного человека, его семьи и всего народа в целом.
В традиционной культуре эвенов показателем благополучия семьи, составлявшим ее престиж, являлись дети и количество оленей в домашнем стаде. Эти ценности определяли материальный достаток семьи и обеспечивали ей уважительное отношение в обществе. Однако о материальном достатке семьи в традиционной культуре эвенов, как правило, не было принято говорить, и поэтому слово «богатство» не использовалось, вместо него применялись другие терминологические обозначения. Однако во второй половине ХХ века, с изменением устоев жизни бывших кочевников, уходом от исконных религиозных воззрений, сменой мировоззренческих основ и ликвидацией частного оленеводства, многие термины эвенского языка, связанные с обозначением благополучия и достатка, потеряли былую смысловую нагрузку. Поэтому при написании данного материала автор провела исследовательскую работу, заключавшуюся в изучении эвенско-русских словарей разных изданий, где было выявлено, что в основном вышеуказанные термины имеют современную интерпретацию. Для более углубленного рассмотрения такой терминологии привлекались носители эвенского языка из Аллаи-ховского и Среднеколымского районов Якутии - А.К. Едукина, О.С. Подобаше-ва, А.В. Винокурова и др., благодаря
которым произошла попытка продемонстрировать особенности лексики, относящейся к традиционной жизни кочевников-оленеводов. Также выражаю слова благодарности участникам группы «Эвенки и эвены Якутии». - А. Кай, С. Губичан, В. Бети, С. Хабаровской, Н. Очировой и др., ставшим консультантами автора данной статьи.
О материальном благосостоянии в культуре эвенов прошлого говорили многие атрибуты семьи - это красивая и теплая одежда, внушительные размеры чума, покрытого добротными олень-ми шкурами или ровдугой, ухоженные и упитанные олени, здоровые дети, добрососедские отношения с окружающими людьми, многочисленные родственники, с которыми всегда поддерживали тесные связи и т.д.
Семья и семейные отношения играли значимую роль в жизни человека Севера. Как правило, традиционные семьи имели большой численный состав, куда помимо домочадцев главы (в том числе семей его сыновей) входили и семьи его братьев [1]. При таком количестве рабочих рук глава семьи осуществлял руководство хозяйством, в частности делами, связанными с оленеводством, охотой и рыболовством. Именно общие усилия всех домочадцев позволяли сделать эти виды деятельности человека успешными и гарантировать экономическую стабильность для всех. В эвенском фольклоре можно найти описания далекого прошлого, где рассказывалось о кочевой жизни и значении оленей в хозяйстве. Например, в сказке (нимкан) «Нёлтек» повествуется о философском восприятии различных перипетий жизни, об этике поведения человека, ценившего труд, и уважительном отношеним к оленям - кормильцам человека [2].
Говоря о северной семье в традиционном эвенском обществе, остановимся на установлении брачных отношений, рассматривая их вариации, а также обратим особое внимание на от-
ношение к детям, от численности которых зависел социальный статус семьи в обществе.
Создание семьи является важным этапом жизни каждого человека, и родители стремились создать для своих детей условия дальнейшей благополучной жизни.
В связи с этим показательны некоторые формы брака в культурном наследии северных народов, в том числе и у эвенов. Как правило, существовала вариативность установления родственных отношений при создании новой семьи. Основной формой брачных отношений с древних времен было сватовство с выплатой калыма (тоори). Такие родственные отношения считались предпочтительными между семьями, имевшими одинаковый материальный достаток и социальный статус, а сам калым, куда входило конкретное количество оленей, меховой и ровдуж-ной одежды, посуды, орудий труда и др., становился частью экономической базы вновь образованной семьи и был личной собственностью женщины на протяжении всей ее жизни.
Другой вариант брака относился также к древней форме и заключался в договоре между родителями потенциальных жениха и невесты. О будущей свадьбе своих детей они договаривались в момент их рождения [4], а при достижении брачного возраста их женили, создавая таким образом семью. Будущие жених и невеста с детства знали о предстоящем браке, и другие варианты брачных отношений в их семьях не рассматривались. Основная целевая установка таких браков заключалась в создании родственных отношений с семьей, с которой дружны длительное время.
Помимо этого, браки по согласию и договоренности между юношей и девушкой были достаточно частым явлением, родители прислушивались к мнению молодого поколения и поддерживали их инициативу, выплачивая
[б0
и получая нужную выплату - тоори за невесту.
В целом основой в установлении брачных отношений являлись экономические и социально-статусные интересы. В народе считалось, что эти условия формировали будущее благополучие, становясь определенным фундаментом стабильности семьи, а родственные связи между семьями с одинаковым материальным достатком помогали поддерживать добрые взаимоотношения между ними и позитивный микроклимат среди родственников с обеих сторон, а также и в самой новообразованной семье.
Однако в прошлом в культуре эвенов бывали случаи экономически неравных браков, происходивших при условии, если в семье зажиточного хозяина не имелось сыновей, а были только дочери. Рассмотрим такой пример: юноша-сирота без материального достатка и отсутствия кровных родственников, считавшийся «без корней» (ээмусны), нанимался для прокормления работником в хозяйство благополучной семьи. На протяжении какого-то время за ним присматривал хозяин, наблюдая за его умением пасти оленей, охотничьей удачливостью и наличием таких качеств, как честность и доброта [4]. На семейном совете принималось решение о том, чтобы выдать за него замуж одну из дочерей, после чего он оставался жить в чуме жены; позже они наследовали все хозяйство и ухаживали за престарелыми родителями жены. К такому зятю относились на протяжении всей его жизни, как правило, уважительно, и не было никакого укора со стороны родственников жены, тем более если семья жила благополучно и безбедно. Такую семью называли хи-лын эчэл итти - «не знающие бедности»; сведения об этом зафиксированы у А.К. Едукиной и О.С. Подобашевой в 2015 году.
Еще один вариант установления брачных отношений исходил из кочевого образа жизни и желания экономического благополучия своим детям со стороны старших. Родители молодого человека, достигшего брачного возраста, при выборе невесты отдавали предпочтение возрастной невесте, которая была старше его на пять и более лет. В данной ситуации исходили из понимания того, что такая невеста уже обладает достаточной мудростью, сможет рационально вести хозяйство, ненавязчиво даст мужу нужный совет и создаст психолого-эмоциональный комфорт в семье, причем наличие у потенциальной невесты добрачных детей (один и более) также являлось благоприятным условием успешности этого союза. По-
ясняя вышеуказанный возрастной дисбаланс между мужчинами и женщинами в одном брачном классе, остановимся на таких факторах, как малочисленность эвенского народа и то, что многие роды уже были связаны между собой родственными узами. Помимо этого, в оленеводческой среде в прошлом наблюдался высокий процент смертности мальчиков в младенчестве и в последующие периоды жизни от многочисленных болезней и несчастных случаев, из-за чего ощущался дисбаланс между девушками и мужчинами, достигшими брачного возраста [5].
Невесты с детьми в эвенской среде никогда не осуждались, и подобные явления не считались позором [6]. Народная традиция в данной ситуации исходила из того, что в суровых климатических условиях Севера у некоторых мужчин и женщин отсутствовала способность к воспроизводству потомства из-за постоянного переохлаждения и приобретения различных хронических заболеваний, а дети потенциальной невесты гарантировали договаривающимся сторонам создание полноценной семьи. В целом такие женщины считались выгодными невестами, и к ним сватались многие молодые люди, из которых они выбирали достойного [6]. Аналогичные случаи были зафиксированы автором статьи в 2000 году в Аллаиховском районе Якутии. Женившись на женщине с детьми, мужчина, как правило, становился человеком с хорошим достатком, так как считалось, что дети - это ценность семьи, они являлись залогом благополучия и достатка родителей в старости. На протяжении жизни семья старалась увеличить свое благосостояние, поэтому многие эвенские семьи зачастую были многодетными (хуркэч), и все дети росли в любви и заботе со стороны родителей и многочисленных родственников [7].
Также в этнографической литературе народов Якутии находим сведения о том, что якуты охотно брали тунгусских-ламутских женщин в жены, считая их красивыми [8]. Однако внешняя привлекательность являлась не единственной причиной для установления брачных отношений семей оленеводов и скотоводов. Основополагающей причиной подобных браков были адаптивные способности женщин из оленеводческой среды, их приспособленность к переменам в суровых климатических условиях, трудолюбие и т.п. Подобные браки были достаточно распространенными и в эвенской среде, однако это относилось в большей степени к семьям, имеющим в хозяйстве мало оленей или не имеющих их совсем.
ЭТНОГРАФИЯ ГУ щ !
Мать и отец, вырастившие трех и более детей, считались хорошо живущими людьми, и в обществе статус таких родителей был неоспоримо высоким (хэрри). Законным наследником пожилых родителей считался младший сын и его семья, жившие совместно со старшим поколением и сообща ведущие хозяйство [9]. Старший брат (этэ-нил) с момента женитьбы отделялся от родительского дома и жил самостоятельно, но его труд был залогом материальной стабильности для семей младших сестер и братьев, а также родителей в случае непредвиденной потери у них достатка.
Роль младшего брата матери (бэнэр) была значимой в воспитании ее детей. Именно на его попечение а не на попечение своей кровной родни, оставлял свою семью глава, уходя на длительное время на охоту. Бэнэр заботился о домочадцах своей старшей сестры, выполняя всю мужскую работу по хозяйству. Причина подобного доверия заключалась в родственной близости с женщиной, многолетнем взаимопонимании между ними. Также в системе родства в эвенской культуре младший брат относился к разряду младших родственников и считался старшим братом детям своей сестры, что позволяло ему устанавливать паритетные отношения с этим поколением. Помимо этого, он заботился о своих малолетних родственниках, особенно мальчиках, обучая их приемам охотничьего промысла, навыкам по уходу за оленями, а также знакомя их с нормами поведения в обществе и народными обычаями. У.Г. Попова писала по этому поводу: «За удачливость в охоте, трудолюбие, почтительное отношение к старшему поколению люди хвалили не самого молодого человека, а его дядю, младшего брата матери» [6].
Те семьи, которые не имели детей, относились к категории бедных жителей, даже несмотря на то, что у них был хороший материальный достаток. Такие семьи старались взять у родственников на воспитание хотя бы одного ребенка, к которому относились как к собственному, а в будущем он наследовал имущество своих приемных родителей.
Вообще в культуре северных народов любовь к детям, бережное отношение к ним являлось нормой жизни и неукоснительным правилом повседневного поведения человека. Дети считались «глазами матери» (энинти ясалан) и «душой отца» (амин мусуни) [6]. Женщина, родившая и воспитавшая детей, считалась счастливой и живущей полноценной жизнью замужней женщиной (этикэлкэн), так же как и мужчина, добросовестно выполнявший
обязанности отца, кормильца семьи и на протяжении всей своей жизни служивший примером рачительного хозяина (хутэпчи).
Психологический комфорт и уют в семье зависели от мудрости и трудолюбия женщины, выполнявшей обязанности жены, матери и хозяйки жилища, что неоднократно воспевалось в произведениях эвенских поэтов.
...Была она очень богата Не золотом, не соболями, А золотыми руками И сердцем, полным добра. А руки ее умели Такие плести узоры, Что разноцветный бисер И золотые нити Вдруг оживали... [10]
Материальный достаток и пропитание семьи - это основные обязанности мужчины. Важным видом хозяйственной деятельности эвенов являлось оленеводство, и количество домашних оленей определяло благосостояние и достаток семьи.
Расселение в арктической зоне тундры, к которой относится, например, современная территория Якутии, стало причиной появления ряда особенностей, отличавших этот народ от тунгусов - таежных оленеводов. Обширность земельных территорий являлась благоприятным условием для развития этого вида хозяйственной деятельности, и в научных работах разного времени неоднократно упоминалось об эвенских оленеводах, владевших многочисленными стадами оленей.
По мнению исследователей, хозяйственный уклад эвенов имел комплексный характер [11], основанный на оленеводстве, охоте и рыболовстве, что явилось отражением природ-но-географических условий их жизнедеятельности. У.Г. Попова считает, что у эвенов оленеводство занимало центральное место в структуре хозяйственных занятий. Особенно это относится ко времени сокращения поголовья диких оленей и лосей из-за природных катаклизмов, тем более что охота и рыболовство не могли в полной мере обеспечить людей питанием, теплой одеждой и утварью [6]. Одно из стихотворений А.В. Криво-шапкина посвящено этому животному. Эвенский поэт емко и точно указывает на его значение в жизни кочевников:
. Северянин издревле привычен Верить в друга старого - оленя, На него с надеждой полагаться, Коль в пути застанет непогода. [13].
Занимаясь оленеводством на протяжении длительного времени, эвены вывели свою породу этого животного, отличавшуюся, например, от чукотского оленя более высоким ростом и удлиненным телом [12]. Такие физиологические особенности животного были благоприятными для транспортного профиля в хозяйственной деятельности человека Севера, что неоднократно указывалось и самими носителями культуры, например, житель Аллаихов-ского улуса Е.В. Едукин писал об этом в своих воспоминаниях [12].
Весь хозяйственный уклад семьи зависел от количества оленей в домашнем стаде. Традиционно сложилось так, что минимальным количеством оленей для семьи в пять человек было стадо в 200 голов, из которых для транспортных нужд использовалось 15-30 животных. Для полноценной жизни эта семья совмещала охотничью деятельность с рыбным промыслом, используя для этих нужд определенное количество оленей; при активном и беспрерывном процессе этих занятий они могли жить безбедно. Такие семьи и семьи с меньшим числом домашних оленей, считались безоленными (мэнэден), их уровень жизни не был стабильным и зависел от многих природных факторов. В целом на рубеже Х1Х-ХХ веков среди эвенов преобладали малооленные хозяйства, эти сведения подтверждают, в частности, материалы В.Г. Богораза. Он сообщал, что некоторые семьи Ко-лымо-Омолонского края имели стада в несколько сотен голов [14].
Семьи, где было 500 и более оленей, считались обеспеченными, главу такой семьи называли энгэе (данный термин переводится на русский язык как «сильный человек», то есть тот, кто ни от кого не зависит и может вести свое хозяйство самостоятельно) [6]. Как правило, при таком количестве животных в семейном хозяйстве около 100 голов использовалось в транспортных нуждах, для чего было необходимо постоянно заниматься их обучением, а оставшаяся часть составляла продуктивное и племенное стадо. Для обозначения хозяина многооленного стада используют слово оранчи, которое до сегодняшнего дня сохранило свой смысл; а словом энгэе в последние 70-50 лет стали обозначать богатых людей, имевших материальное благосостояние, к которому относились не только олени.
О значимости оленеводства в эвенской среде говорит и такой факт. В XVII веке на землях Аллаихи (Якутия) поселились первые якутские жители, которые, попав в суровые климатические условия, занялись рыболовством,
попутно развивая пушной промысел. Эвенское население этих мест для обозначения пришельцев использовало термин ньоко - «якуты», а представители юкагиро-эвенского рода Доткиль (Дуотки) называли их чилгэ - «бедные» [15], указывая тем самым на отсутствие у них оленей.
Общеизвестно, что в арктической зоне Якутии почти все юкагирские семьи считались обеспеченными, поскольку они владели многочисленными стадами оленей [12]. Эвенский писатель Н.С. Тарабукин в рассказе «Начинаю пасти оленей у юкагира» [16] описал свой вынужденный наем в работники к юкагирской семье, что ранее было достаточно частым явлением среди обедневших эвенов.
В целом оленеводческая культура эвенов благодаря наличию обширных земельных территорий была ориентирована на многочисленное стадо оленей, но для этого требовались усилия как отдельно взятой семьи, так и их родственников. Однако с начала ХХ столетия у эвенов начался постепенный распад родовых отношений, из-за чего стала доминировать малая семья, поэтому владеть многочисленным стадом оленей стало почти невозможным. Современный ученый Якутии С.А. Алексеева изучила архивные материалы по численности оленей в эвенском хозяйстве в начале ХХ столетия и сделала вывод, что большинство семей были малооленными. Так, у томпонских эвенов Якутии большинство хозяйств имели от 10 до 20 голов оленей и лишь две-три семьи владели стадами в 100 и более голов [9]. Также, используя статистические сведения 1920-х годов в Мемельском наслеге Баягантайского улуса, исследовательница приводит следующие сведения: 62 хозяйства этой местности с численностью 309 человек владели 1549 оленями, а в деталях это выглядело так: у четырех семей оленей не было вообще, 43 семьи имели до 20 голов , 9 семей - от 21 до 40 голов, одна семья - 60, две - по 71, одна - 90, одна - 160 и еще одна - 250 голов [9].
Несмотря на это, можно обнаружить и наличие эвенских оленеводов, имевших многочисленное стадо. Например, И.С. Гурвич в 1953 году зафиксировал у эвенов личных оленей, принадлежавших конкретным семьям, и по этому поводу писал: «Зажиточные хозяйства эвенов Индигирки в прошлом имели 30-50 оленей, а самым богатым оленеводом был Тута Лебедев, владевший более 1500 голов» [17]. Автору статьи известно, что сам Лебедев и его домочадцы были уважаемыми людьми в эвенском обществе и слава о нем как
об умелом оленеводе и трудолюбивом хозяине получила широкое распространение в народной среде не только на близлежащей территории, но и далеко за ее пределами. Исходя из полевых материалов автора статьи (2000), общеизвестно, что семьи Лебедевых в прошлом относились к многочисленному роду кукуюнов, которые считались в низовье Индигирки трудолюбивыми и удачливыми оленеводами.
Источником хозяйственного благополучия был каждодневный труд мужчины, который ухаживал за оленями и следил за потомством, стремясь преумножить поголовье животных в стаде. В биографической повести Н.С. Тарабу-кина «Мое детство» эвенский автор писал: «Когда был жив отец, мы жили хорошо, не мучались. Кочевали,отец был хорошим охотником...» [16]. Основная цель трудовой деятельности мужчины заключалась в передаче наследства в виде оленей своим детям, что позволит им в будущем жить без нужды.
Исходя из этого, можно заключить, что в культуре оленеводческих народов данный вид хозяйственной деятельности настолько ценился, что служил мерилом материального благополучия. Это нашло отражение и в народных пословицах: «Трава славится зеленью, а человек - трудом» [18], также значимость этого аспекта культуры неоднократно демонстрировалась в стихах эвенских поэтов Якутии. Так, А.В. Кри-вошапкин писал:
Будет олень - будет эвен,
Народом себя будет чувствовать он.
Исчезнет олень - исчезнет эвен.
[13].
Рассматривая основы благополучия и престижности в эвенской традиционной культуре, отдельно остановимся на неписаных законах, соблюдавшихся людьми неукоснительно. Так, в народной традиции было принято не рассказывать ни о детях, ни об оленьем стаде, что объяснялось боязнью невольного наведения порчи и сглаза. Запретная область (тооннгэкич) в речевой практике имела функции защиты, так, например, считалось, что нельзя ругать другого человека и удивляться его недостаткам, ошибкам и другим порокам, так как это может случиться с ним [12]. Еще пример: нельзя смеяться над чужим горем, это горе может перенестись на насмешника [19]. Данная этическая норма поведения человека основывалась на системе религиозных воззрений, согласно которой различные божества и духи могли влиять на жизнь каждого человека. Так, человек Севера не мог противостоять эпидемическим
болезням оленей или природным бедствиям, из-за чего в одночасье мог лишиться всего своего благосостояния [12]. У эвенов беспомощность перед внешними обстоятельствами объяснялась так: божества и различные духи наказывают человека за нескромность и хвастовство. Например, в поэме В.С. Кейметинова «Эдэк», основанной на эвенской легенде о хранителе оленей, описывается почитание помощника (сэ-века) людей, благодаря которому труд оленеводов вознаграждался владением большим количеством домашних оленей [20].
Что же касается поголовья оленьего стада, то эвены не вели строгого учета этих животных, владельцы знали примерное их количество. Хотя новорожденных оленят отмечали зарубками на специальной палке, однако позже, в частности при падеже и эпидемиях, вели только примерный подсчет, без уточнения конкретной цифры. У.Г. Попова по этому поводу писала: «Вслух считать и сообщать о подлинном количестве своих или чужих оленей не полагалось, исходя из народной традиции боязни сглаза» [6]. Эта традиция была известна издавна [21], о ней сообщал И. Булычов, который в середине XIX века совершил путешествие по Восточной Сибири, зафиксировал поверье, звучавшее следующим образом: если кто-нибудь назовет вслух настоящее число своего табуна, то олени начнут переводиться, а приплод - уменьшаться.
В повседневной жизни люди исходили из понимания, что хорошая жизнь никогда не бывает полностью устойчивой: новая одежда имеет обыкновение изнашиваться и становиться старой; эпидемии болезней (оспа, корь и др.), кочевой образ жизни и другие факторы сокращали количество детей в семье; стадо оленей могло в любой момент могло потеряться или разбежаться по тундре, а также подвергнуться нападению волчьей стаи или пострадать от инфекционных болезней, и противостоять всему этому человеку крайне сложно.
Соблюдение конкретных норм поведения, в том числе запретов в культуре эвенов указывает на то, что они играли значимую роль в повседневной жизни. Любой состоятельный человек мог в одночасье стать самым бедным. Зависимость человека от природы и погодных явлений оказывала влияние на формирование этнического менталитета. Это можно продемонстрировать на примере речевой культуры, выраженной в немногословности при общении между людьми, о чем мы говорили выше, и наличии невербальных способов передачи информации. Для иллю-
страции вышесказанного приведем в пример следующую пословицу: «Если много говоришь о себе и хвастаешься своими достижениями, значит зря тратишь себя, свои внутренние силы, которых может не хватить на реальные дела» [12]. В целом в речевой культуре ценилось каждое слово, имевшее свой вес и влиявшее на статус человека в обществе.
К этой же категории обязательности и неукоснительному исполнению относятся традиции, связанные тесными узами с обыденной жизнью северянина-оленевода. Так, по законам тундры человек, живший в достатке (дёданап-чун), делился своим имуществом (оленями, предметами хозяйственного и повседневного назначения, одеждой и пищей) с нуждающимися - одинокими людьми, не имевшими родственников, не дожидаясь просьб с их стороны. Е.В. Едукин из Аллаиховского района Якутии в 2001 году описывал такой обычай: дарить людям нужно только лучшее, которое принесет заметную пользу [12]. Также этот обычай нашел отражение в пословицах, например К.А. Новикова в 1987 году опубликовала сборник эвенских сказок, преданий и легенд, где находим: «Будь другом не на словах, а на деле» [18]. При рассмотрении этой пословицы видно, что у эвенов высоко ценились конкретные поступки человека, а многословность не всегда была в почете.
К обычаям дарения относится распределение добычи охотника (ньыма-ат), при котором объектом становился товарищ по охоте, если он не был сегодня столь удачливым; или семья соседа, с которым ныне жили в одной местности [12]. Кроме того, такие люди часто выступали в роли организаторов, предоставляя подарки и угощения для участников новогоднего мероприятия «Эвинек», праздновавшегося в день летнего солнцестояния и считавшимся днем отсчета нового календарного года, или праздника встречи солнца, первого улова рыбы и др. Подобные поступки семей, владевших многочисленными стадами оленей, считались почетными, слава об этих людях и их родственниках расходилась далеко за пределы одного стойбища, а во время праздничных мероприятий им посвящали песенные импровизации, восхваляя щедрость и доброту самого оленевода и его семьи. Это нашло отражение и в народных пословицах, например: «Злой человек домашних животных не будет иметь - ни оленя, ни собаки» [18]. Подобные отношения между людьми представляли морально-этические нормы жизни человека Севера, направленные на создание равных отношений
[6з]
и чувства уважения между членами общества, демонстрируя трудолюбие и мудрость жизни как основу стабильного материального достатка среди людей.
В целом достаток в семье указывал на уважительное отношение к ним соплеменников, в эвенской среде это оз-
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
начало - поднять в обществе престиж своей семьи, одновременно соблюдая нормы поведения человека, умеющего ценить свой и чужой труд. Вообще материальному благосостоянию сопутствовали обычаи взаимопомощи и поддержки, игравшие в культуре эве-
нов большую роль. Сочетание традиционных морально-этических норм с материальным благополучием отдельно взятого человека и его семьи выполняло функцию защиты всего эвенского сообщества, создавая основу для жизнедеятельности последующих поколений.
■ М.: Наука, 1982. С. 160-161.
Наука, 1981. С.
1. Туголуков В.А. Эвены: Этническая история народов Севера / Отв. ред. И.С. Гурвич.
2. Тайшина Е.И., Роббек В.А. Нёлтек. - Якутск: Розовая чайка, 1992. 64 с., ил.
3. Эвенско-русский словарь / Сост. В.А. Роббек, М.Е. Роббек. - Новосибирск: Наука, 2004. С. 47.
4. Кривошапкин А.А. Эвены. - СПб.: Просвещение, 1997. С. 25, 28.
5. Чикин С.Я., Чекнев Б.М. Охрана здоровья народностей Севера. - М.: Медицина, 1978. C. 29.
6. Попова У.Г. Эвены Магаданской области. Очерки истории, хозяйства и культуры эвенов Охотского побережья. 1917-1977 гг. - М.: 85-86, 92, 144, 148, 166.
7. Дуткин Х.И. О воспитании детей в семье эвенов // Народное образование Якутии. 1992. № 2. С. 25-26.
8. Серошевский В.Л. Якуты. Опыт этнографического исследования: 2-е изд. - М., 1993. С. 239.
9. Алексеева С.А. Традиционная семья эвенов Якутии (конец XIX - начало XX в.): Историко-этнографический аспект. - Новосибирск: Наука, 2008. С 42, 44.
10. Ламутский П.С. Ягоды Ааныкчаан: Эвенская литература в школах Республики Саха (Якутия). - СПб.: Просвещение, 1994. С. 61.
11. См., напр.: Туголуков В.А. Социально-экономические и этнокультурные изменения у эвенов в советское время // Этнокультурные процессы у народов Сибири и Севера. - М.: Наука, 1985. С. 121; Попова У.Г. Эвены Магаданской области: Очерки истории, хозяйства и культуры эвенов Охотского побережья. 1917-1977 гг. - М.: Наука, 1981. С. 59 и др.
12. Едукин Е.В. Ойотунгцы из Аллаихи: Историко-этнографические очерки. - Якутск: Северовед, 2001. С. 26, 63, 90, 91, 95.
13. Кривошапкин А.В. Земля предков: Стихи. - Якутск: Сахаполиграфизда, 1995. С. 19, 58.
14. Богораз В.Г. Ламуты. Из наблюдений в Колымском крае // Землеведение. 1900. № 1. С. 61.
15. Дуткин Х.И., Белянская М.Х. Тундренный диалект западного наречия эвенского языка: Этнолингвистическое и этногеографическое исследование. -СПб.: Бельведер, 2009. С. 15.
16. Тарабукин Н.С. Мое детство: Эвенская литература в школах Республики Саха (Якутия). - СПб.: Просвещение, 1994. С. 20, 31, 44.
17. Гурвич И.С. Этнографическая экспедиция в бассейн р. Индигирки // Краткие сообщения Института этнографии. - М., 1953. С. 37.
18. Новикова К.А. Эвенские сказки, предания и легенды. - Магадан, 1987. С. 137.
19. Дуткин Х.И. Эвенский фольклор. - Якутск, 1996. С. 16.
20. Кейметинов В.С. (Баргачан). Эдэк: Поэма. - Якутск, 1992. 48 с.
21. Симонов М.Д. Ручной счет у сымских эвенков // Изв. Сибирского отделения Академии наук СССР: Сер. История, филология и философия. Вып. 1. 1988. № 3. - Новосибирск. С. 55-56.
THE UNSEEN FOUNDATIONS OF FAMILY WELL-BEING IN THE TRADITIONAL CULTURE OF EVENS
Belyanskaya M.Kh., Cand.Sci. (History), Researcher, Departament of Ethnography of the Peoples of Siberia and the Far East Russian Museum of Ethnography (4-1, Inzhenernaya str., 191186, St. Peterburg, Russia).
ABSTRACT
The article discusses the subtle but important aspects of everyday life of Northern people connected with reindeer herding, family relations and norms of behavior. The author also makes an attempt to demonstrate even the vocabulary and conceptual changes associated with the life change in the twentieth century. Keywords: lamuts-evens, reindeer husbandry, welfare, family, children, standards of behavior, speech etiquette.
REFERENCES
1. Tugolukov V.A. Eveny. Etnicheskaya istoriya narodov Severa [Evens. Ethnic history of the Northern peoples]. Moscow, Nauka Publ., 1982. pp. 160-161.
2. Тaishina E.I., Robbek VA Neltek. Yakutsk, Rozovaya chaika Publ., 1992. 64 p.
3. Robbek VA, Robbek M.E. Evensko-russkislovar' [Even-Russian Dictionary]. Novosibirsk, Nauka Publ., 2004. p. 47.
4. Krivoshapkin А.А. Eveny [Evens]. Saint-Petersburg, Procveshenie Publ., 1997. pp. 25, 28.
5. Chikin S.Ya., Cheknev В.М. Ohranazdorov'yanarodnostey Severa [Health protection of the peoples of the North]. Мoscow, Meditsina Publ., 1978. p. 29.
6. Popova U.G. Eveny Magadanskoy oblasti: Ocherkiistorii, hosya'stva ikultury evenov Ohotskogopoberez'ya 1917-1977 gg [The evens of the Magadan region. Essays on the history, economy and culture of the evens of the Okhotsk coast 1917-1977]. Moscow, Nauka Publ., 1981. pp. 85-86, 92, 144, 148, 166.
7. Dutkin Kh.I. About the education of children in the family of evens. Narodnoe obrasovanie Yakutii, 1992, no. 2, pp. 25-26 (In Russian).
8. Seroshevskiy V.L. Yakuty. Opyt ethnjgraficheskogo issledovaniya (2-е isd.) [Yakuts. Experience of ethnographic research (2-d ed.)]. Мoscow, 1993. p. 239.
9. Аlekseeva SA Tradizionnaya sem'ya evenov Yakutii (konez 19-nachalo 20 v.): istiriko-ethnograficheskii aspect [Traditional Evens family of Yakutia (late 19th-early 20th c.): Historical-ethnographic aspect.]. Novosibirsk, Nauka Publ., 2008. pp. 42, 44.
10. Lamutski P. S. YagodyAanykchaan. Evenskaya literatura vshkolah Respubliki Sacha (Yakutiya) [Ynykchan Berries. Even literature in schools in the Republic of Sakha (Yakutia)]. Saint-Petersburg, Procveshenie Publ., 1994. p. 61.
11. Tugolukov V.A. Ethnokul'turnye prozessy u narodov Sibiri I Severa [Ethno-cultural processes among the peoples of Siberia and the North]. Мoscow, Nauka Publ., 1985. p. 121.
12. Edukin E.V. Oyotungzy izAllaikhi: (Istiriko-ethnograficheskie ocherki) [Oyotungts of Allaikha (historical-ethnographic essays)]. Yakutsk, Severoved Publ., 2001. pp. 26, 63, 90, 91, 95.
13. Krivochapkin А.В. Zemlyapredkov [Land of Ancestors]. Yakutsk, NIRK Sahapoligrafixdat Publ., 1995. pp. 19, 58.
14. Bogoraz W.G. Lamuts. From observations in the Kolyma region. Zemlevedenie, 1900, no. 1, p. 61 (In Russian).
15. Dutkin Kh.I., Belyanckaya M.Kh. Tundrennyi dialect sapadnogo narechiya evenskogoyasyka: Ethnolingvisticheskoe iethnogeograficheskoe issledovanie [Tundra dialect of the western dialect of Evens language: ethno-linguistic and ethno-geographical research.]. Saint-Petersburg, BePveder Publ., 2009. p. 15.
16. Tarabukin N.S. Moe detstvo. Evenskaya literatura vshkolah Respubliki Saha (Yakutiya) [My childhood. Even literature in schools in the Republic of Sakha (Yakutia)]. Saint-Petersburg, Prosveshenie Publ., 1994. pp. 20, 31, 44.
17. Gurvich I.S. Ethnographic expedition to the Indigirka River basin. Kratkie soobsheniya Instituta ethnografii, 1953, p. 37 (In Russian).
18. Novikova К.А. Evenskie skazki, predaniya ilegendy [Even tales and legends]. Magadan, 1987. p. 137.
19. Dutkin Kh.I. Evenskiy fo'klor [Even folklore]. Yakutsk, YaGU Publ., 1996. p. 16.
20. Ke'metinov W.S. (Bargachan). Edek: Poema [Edek: Poem]. Yakutsk, National Publ., 1992. 48 p.
21. Simonov M.D. Manual account of Symese Evens. Isv. Sibirskogo otdeleniya Akademii nauk SSSR, 1988, iss. 1, no 3, pp. 55-56 (In Russian).
