CC BY
48
ЧУКОВСКИЙ КОРНЕЙ ИВАНОВИЧ 1882-1969
уч о о о
Самый прославленный писатель для детей. Выдающийся литературовед. Талантливый поэт. Блистательный публицист. Переводчик-виртуоз. Крупный исследователь. Кавалер ордена Ленина. Лауреат Ленинской премии. Доктор филологических наук. Почетный доктор Оксфордского университета
Э.М. Шпилянский1
Первый московский государственный медицинский университет им. И.М. Сеченова
В автобиографическом очерке «О себе» Корней Иванович Чуковский (при крещении Николай Васильевич Корнейчуков) писал: «Я родился в Петербурге в 1882 году, после чего мой отец, петербургский студент, покинул мою мать, крестьянку Полтавской губернии; и она с двумя детьми переехала на житье в Одессу... Меня отдали в одесскую гимназию, из пятого класса которой я был несправедливо исключен» [Корней Чуковский, с. 7].
Занимался самостоятельно. «Все, что знал, узнавал из книг, без учителей, без наставников, постоянным напряжением ума и воли».
Печататься Корней Чуковский начал с 19 лет. Из-под пера молодого журналиста выходили газетные и журнальные статьи, зачастую злые, колкие, желчные, бескомпромиссные, негодующие.
«Смолоду был вспыльчив, несдержан, истеричен, часто несправедлив. (выручала природная доброта). Годам к 50 он многому научился — в смысле обращения с людьми», — вспоминала Лидия Корнеевна Чуковская, дочь писателя [И.В. Лукьянова, с. 71].
В начале 20-х годов минувшего века Чуковский оставил журналистику и сосредоточился на литературном творчестве. В писательской работе его увлекала радость изобретения, открытия.
1 Шпилянский Эдуард Маркович, д-р мед. наук, профессор, ПМГМУ, кафедра общественного здоровья и профилактической медицины. Тел.: 8-915437-00-31.
В печати появились его сказки: «Крокодил», «Мойдодыр», «Муха-цокотуха», «Тараканище», «Доктор Айболит». «Все другие мои сочинения до такой степени заслонены моими детскими сказками, — говорил Корней Иванович, — что в представлении многих читателей я, кроме «Мойдоды-ров» и «Мух-цокотух», вообще ничего не писал».
С 46 лет и на протяжении всей творческой жизни он изучал психику малых детей, их титаническую работу по овладению, в сказочно короткие сроки, сложившимися формами родительской и прародительской речи. Эта тема воплотилась в его книге «От двух до пяти», которая не была бы написана, если бы у меня не было четверых детей, а теперь уже и пятерых внуков и пятерых правнуков и если бы общение с детьми — своими или чужими — не было моим любимейшим отдыхом», — писал Чуковский на 88-м году жизни [Корней Чуковский, с. 15, 16].
Неизведанными дорогами, прокладывая свой путь длиною в 40 лет, он изучал жизнь и творчество Н.А. Некрасова, разрушая застарелые, рутинные представления о поэте. Чуковский оставил нашему читателю замечательные переводы английских сказок, произведений Марка Твена, Альфонса Доде, Даниэля Дефо, Уолта Уитмена, О. Генри... Каждый его творческий взлет сопровождался запретами (даже сказок), травлей, проработками, борьбой за публикацию своих творений. А он уже немолод.
1955 год. Чуковскому — 73 года. Из жизни один за другим уходят ровесники, современники, знакомые, многие из которых младше его. А он в
КЛИНИЧЕСКАЯ ГЕРОНТОЛОГИЯ, 3-4, 2014
это время заканчивает первый том воспоминаний «Современники» — о Репине, Горьком, Короленко, Шаляпине, Маяковском и других. Подготовил десятое издание книги «От двух до пяти». Правит корректуру «Телефона».
21 февраля новая дорогая утрата — умерла жена, Мария Борисовна Гольдфельд, с которой прожил 52 года. «Ее не стало, и не стало половины жизни». Чуковскому кажется, что и сам он умер вместе с женой. «Тянет в могилу, — пишет он изо дня в день, — и вместо всех книжонок, которые я хотел написать, мне по-настоящему хочется писать завещание». Но снова, в который раз, он начинает новую жизнь [И.В. Лукьянова, с. 836].
Первая кончилась в потемкинские дни — пережил в Одессе восстание броненосца «Потемкин». Вторая пришлась на тяжелейшие годы революции и гражданской войны — «смерть стала привычным спутником живых. Голод, холод, чудовищный грипп-испанка, повседневные стрессы». Третья жизнь закончилась со смертью Блока, «уставшего, голодного, волшебная музыка стихов которого звучала скорбными и страшными пророчествами». Четвертая завершилась со смертью Марии (Мурочки) — почти полтора года провел у постели умирающей от туберкулеза 9-летней дочери. Пятую жизнь унесли сталинские репрессии — расстрелян муж дочери — Лидии Корнеевны, известный физик Матвей Петрович Бронштейн; без вести пропал на фронте в годы Великой Отечественный войны сын Борис. Шестая жизнь завершилась смертью жены [Там же, с. 836].
Но жизнь продолжается... Апрель 1957. Корнею Ивановичу — 75. Ему — самоучке, исключенному из гимназии, никогда не защищавшему никаких дипломов и диссертаций, присвоили звание доктора филологических наук. «Юбилей мой удивил меня нежностью и лаской, количеством и качеством приветствий», — писал Корней Иванович в дневнике. В Кремле ему вручают высшую награду страны — орден Ленина. В Переделкине он строит и передает в дар государству детскую библиотеку [Там же, с. 850, 852].
Апрель 1962 года. Корнею Ивановичу — 80. Его книга «Мастерство Некрасова» удостоена Ленинской премии. В этом же году он отправился в Англию для участия в торжественной церемонии посвящения его в почетные доктора Оксфордского университета. Это мировое признание.
1965 год — Чуковскому 83 года. Издана книга о Чехове. «Это была программная книга Старика. Такую книгу можно написать только в старости, в доброй, крылатой старости, когда заново читаешь не только Чехова, но и свою собственную жизнь. Книга о добром Антоне Чехове переросла в книгу о добром человеке, о добре как символе жизни, о животворящем добре», — говорил писатель и журналист Э.Л. Миндлин [С. 537].
Ноябрь 1965 года. Снова безутешное горе, «лютое страдание» — внезапная, неожиданная, противоестественная смерть сына Чуковского Николая, талантливого писателя.
Корнея Ивановича с сердечным приступом увозят в больницу. Больной, он с головой уходит в работу, потому что она позволяет не думать о горе, разрывающем душу. И потому, что времени оставалось мало. Он торопился жить. «Он торопился написать, сделать, закончить... Тратил себя щедро, помогал много, слушал, сочувствовал, писал письма, звонил по телефону в нужные инстанции»... [И.В. Лукьянова, с. 937].
По воспоминаниям родных, друзей знакомых, тех, кто знал, встречался, работал с Чуковским: «Он был еще и Стариком, у которого можно было научиться искусству быть старым. Быть им он умел, как никто. Ему и впрямь было весело быть стариком. Старостью он был увенчан, а не согбён».
Он был веселый Старик. Веселый и добрый. Сам он признавался, что в старости стал вдесятеро раз добрее и лучше. И что острее чувствует красоту осеней, весен и зим... «Старость вообще доброе время. И лучше работается. И видится лучше. Я, знаете, сколько в старости написал!... на восьмом, на девятом десятках», — поясняя, что доброму веселее работать [Э.Л. Миндлин, 526-528].
Он устраивал встречи с детьми, беседовал с ними, читал стихи, приглашал на встречи известных людей, знаменитых летчиков, артистов, писателей.
Но при этом он оставался непримиримым к расхлябанности, необязательности, недисциплинированности. В.С. Непомнящий, журналист, литературовед, вспоминал о сложной ситуации, в которой оказался, просрочив однажды договор с издательством, и об уроке, который Чуковский ему преподал: «...Мне 86 лет, я больной старик... Я работал каждый день, каждое утро, что бы ни случилось... И когда я должен был что-то
написать к сроку, я писал и сдавал это в срок... Мы с вами созданы для того, чтобы писать. И мы все время должны писать. Ведь мы, как артисты: у нас могут случаться катастрофы, а мы все равно должны выходить на сцену, улыбаться и делать всякие пируэты, и никто не должен видеть, что нам больно, что у нас разрывается сердце. Мы обязаны это делать, это наша судьба и грешно от нее уклоняться» [Воспоминания, с. 466, 467].
Ему шел 88-ой год. «Но он так и не дожил до своей старости... По-молодому, прямо и уверенно шагал он по дорожкам подмосковного дачного городка писателей Переделкино. Работал он неутомимо, самоотверженно, беспрестанно, в пример всем нам, на зависть многим молодым», — вспоминал Лев Кассиль [Там же, с. 5, 6].
«Он удивительно мало ел и, кажется, был равнодушен к изысканным блюдам, никогда не пил вина (хотя для гостей у него был всегда запас вин), был не прихотлив в одежде, хотя на нём всё казалось элегантным, благодаря его стройности и манере держаться», — рассказывала В. Смирнова, литературный критик [Там же, с. 111].
Около 50 лет он страдал свирепой бессонницей. Она чрезвычайно изматывала его. А прини-
мать лекарства, или как он называл «усыпилов-ки», не любил. Он зачастую засыпал, если ему кто-нибудь из родных на ночь читал вслух интересную для него книжку или статью... Это «лекарство» Корней Иванович «изобрёл» сам.
«Он понимал, что умирает. С каждым из членов семьи он поговорил, для каждого нашел нужные слова, свой подход, свой ключ», — писал Дмитрий Чуковский, внук писателя. Да и умер он не от старости, «не от возраста», а от инфекционной желтухи — от этой болезни умирают двадцатилетние [Э.Л. Миндлин, с. 530].
ЛИТЕРАТУРА
1. Воспоминания о Корнее Чуковском. М.: Сов. Писатель, 1983. 476 с.
2. Корней Чуковский. О себе. Собр. соч. в 6 томах. Т. 1. М.: Худож. лит. С. 7-18.
3. Лукьянова И.В. Корней Чуковский. М.: Молодая гвардия, 2006. 986 с.
4. Миндлин Э.Л. Корней Чуковский. Необыкновенные собеседники. Литературные портреты. М.: Сов. Писатель, 1979. С. 526-538.
Поступила 15.01.2014
