CC BY
27
Вестник ПСТГУ
Серия IV: Педагогика. Психология.
Маслинская Светлана Геннадьевна, канд. филолог. наук, ст. науч. сотрудник Центра исследований
2021. Вып. 63. С. 85-94
Б01: 10.15382Миг^202163.85-94
детской литературы Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН, Российская Федерация, 199034, г. Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4;
доцент базовой кафедры ИРЛИ НИУ ВШЭ (Санкт-Петербург), Российская Федерация, 190069, Санкт-Петербург, Канала Грибоедова наб.,
лпс1лс1 11 нн п ч>с| паи.,
д. 119-121, 123, лит. А
braunknopf@gmail.com
ОИСГО: 0000-0001-7911-4323
Что я видел: ребенок-наблюдатель в советской детской литературе
С. Г. Маслинская
Аннотация: На материале советской детской литературы прослежена взаимосвязь репрезентации мобильности ребенка и его точки зрения. Ребенок-путешественник может быть представлен в произведениях различных жанров и стилей: приключенческая проза и поэзия, реалистическая повесть и рассказ, травелог. Изображение пути ребенка находится в прямой зависимости от нарративного устройства произведения: в травелоге путь становится основным содержанием произведения, в приключенческой повести — условием развития фабулы, но не сюжета. Принимая во внимание жанровую специфику произведения, в статье представлены результаты изучения литературных репрезентаций перемещений детей в достоверном реалистическом пространстве в творчестве С. Розанова, А. Гайдара и Б. Житкова.
Модернистская и авангардистская концепция ребенка как активного субъекта познания мира определила появление произведений, в которых ребенку принадлежит активная роль наблюдателя. В отличие от предшествующей традиции литературы путешествий, ребенок в произведениях С. Розанова, А. Гайдара и Б. Житкова представлен как носитель визуальных навыков в соответствии с возрастной физиологией и психологией. Ракурс, масштаб, охват зрения наблюдателя определены ростом, рецептивными навыками, когнитивными особенностями ребенка дошкольного возраста. Это обусловливает отсутствие географических, этнографических и пр. сведений о пространстве и наличие конкретных предметных образов (вещи, ландшафтные объекты, люди), наблюдаемых ребенком. Перспектива детского восприятия, с одной стороны, определила избирательность представленного в произведениях пространства, с другой — позволила писателям создать убедительные репрезентации визуального опыта
© Маслинская С. Г., 2021.
Вестник ПСТГУ. Серия IV: Педагогика. Психология. 2021. Вып. 63. С. 85—94. * Работа поддержана грантом РФФИ 19-013-00381-ОГН.
человека 4—6 лет. Гендерная специфика визуального восприятия пространства не может быть выявлена: все изображенные наблюдатели — мальчики, девочек-наблюдательниц в изучаемый период в детской литературе нет.
Ключевые слова: советская детская литература, мобильность, точка зрения, нарратор, ребенок-наблюдатель, гендер, С. Розанов, А. Гайдар, Б. Житков.
Формирование детской агентности тесно связано с доступом к свободному пространственному перемещению. Кажется очевидным, что возможности перемещения младенца, а затем ребенка, определены взрослыми представлениями о том, как и куда может двигаться ребенок, когда он может осваивать манеж, а когда ему доступны более дальние маршруты. В то же время нет сомнений, что мобильность детей сильно зависит от тех способов передвижения, которые может позволить себе ребенок. Путешествие в коляске или самостоятельное перемещение на велосипеде или подножке трамвая — это разные этапы взросления, прежде всего психофизического, а разнообразие средств и способов перемещения напрямую зависит от экономического, социального, возрастного и гендер-ного статуса ребенка. Однако, если отвлечься от очевидной интерпретации расширения репертуара перемещения как последовательных этапов социализации (см. подобную трактовку в известной работе Марии Осориной «Секретный мир детей в пространстве мира взрослых»1) и встать на позиции Childhood Studies2, мы обнаружим, что перемещения детей в функциональном отношении мало чем отличаются от перемещений взрослых: цели и побочные следствия их достижений оказываются едины. Путь из пункта А в пункт Б с попутным ознакомлением с окружающей обстановкой — универсалия пространственного перемещения что ребенка, что взрослого.
Репрезентации таких перемещений можно обнаружить и во взрослой, и в детской литературе. Во взрослой литературе травелоги занимают почетное место в общей истории литературы, написаны многочисленные труды о структуре травелогов, особенностях их стиля и поэтики. Однако литературные репрезентации путешествий детей в этом аспекте практически не изучались, в то время как детская литература — хороший индикатор изменений, происходящих в обществе в понимании автономии ребенка и границ его пространственной свободы. Предлагаемая статья посвящена одному небольшому эпизоду в истории русской детской литературы, позволяющему хотя бы в какой-то мере эту лакуну заполнить.
В литературе XIX в., адресованной юношеству, можно обнаружить путешествующих в дилижансах по Европе девушек и юношей дворянского сословия и странствующих по России «на своих двоих» сироток из социально деприви-рованных групп. Впечатления первых связаны с задачами образования: «Дети-путешественники в детской литературе первой половины XIX в. оказываются в роли проводников, знакомящих читателей с географическими и этнографи-
1 Осорина М. В. Секретный мир детей в пространстве мира взрослых. СПб., 1999.
2 См. краткий обзор: Козловская А., Козлова А. Детская агентность как предмет теоретической дискуссии и практическая проблема (антропологический комментарий) // Антропологический форум. 2020. № 45. С. 11—25.
ческими особенностями Российской империи, которые вписаны в сюжеты произведений в виде коротких отступлений»3. Возраст детей-наблюдателей в произведениях «15-ти дневное путешествие, 15-ти летнею писанное, в угождение родителю и посвящаемое 15-ти летнему другу. 1810-го года августа месяца» М. Гладковой и «Каникулы 1844 года, или Поездка в Москву» (1846) А. И. Иши-мовой — это возраст подростковый, которому авторы предписывают осознанный интерес к расширению знаний об Отечестве и зарубежных странах. Странствующие по России сиротки — персонажи другой мобильной группы — мало замечают географические и этнографические особенности местности, в центре повествования таких произведений, вроде «Рыжика» А. Свирского, кризисный социальный и психологический опыт, поэтому основная точка приложения детских усилий — установление коммуникации с людьми, расширение репертуара навыков адаптации и пр. Во второй половине XIX в. при всем разнообразии познавательной географической литературы, принадлежавшей перу Е. Н. Водо-возовой, М. Б. Чистякова, А. Е. Разина и мн. др., знакомящей детей с мировыми природными и этнографическими богатствами, собственно литературных путешествий, наблюдателями-рассказчиками которых являются дети, практически не издается. В целом в детской литературе рубежа Х1Х—ХХ вв. мобильность детей определяется необходимостью переместить персонаж в новое место действия (в другой город, на дачу и т. п.), с тем чтобы изменение его состояния спровоцировало развитие сюжета. Собственно путешествие ребенка не становится объектом художественного изображения.
К середине 1920-х гг. герои, помещенные в достоверные обстоятельства действия, в основном путешествуют пешком на небольшие расстояния — из города в деревню и в обратном направлении4. Путь, который совершают персонажи-дети, — это то расстояние, которое можно преодолеть «на своих двоих» и при желании рассматривая окрестности. однако литераторов окружающий детей ландшафт по-прежнему не привлекает: дети-наблюдатели в этой литературе ничего по дороге не рассматривают, впечатлениями не делятся. Аналогичную картину мы найдем и в приключенческой литературе начала 1920-х гг. — на поездах и телегах едут дети всех сословий в поисках родных или хлеба (речь идет о произведениях А. Неверова, С. Григорьева и др.) — остросюжетное развитие действия не нуждается в этнографических зарисовках увиденного. Собственно и в другой разновидности приключенческой прозы, в которой советские дети (пионеры) отправляются в другие страны, чтобы «осоветить» угнетенные народы, характеристика окружающего пространства дана лишь с формально-функциональной точки зрения — как оно быстро и ловко преодолевается пионером на аэроплане или поезде. Это передвижения по поводу, с целью, для достижения которой необходимо преодоление расстояний (в поисках хлеба, родителей, политического просвещения инородцев и т. п.), а попутные впечатления не представляются не-
3 Димяненко А. А. Дети-путешественники в детской литературе первой половины XIX в.: герои и маршруты // Сюжетология и сюжетография. 2019. № 2. С. 134.
4 См.: Маслинская С. Г. Право на мобильность: траектории перемещения героев детской литературы 1920-х годов // Сюжетология и сюжетография. 2019. № 2. С. 140—150.
обходимыми в условиях жесткого жанрового канона приключенческой литературы.
Среди редких исключений можно назвать рассказ «Москва — Экватор — Москва» А. Васильева и В. Теплухина: два мальчика отправляются 9 марта 1924 г. по заданию некоей редакции по указанному в заглавии маршруту на поезде и корабле. По ходу своего продвижения они описывают впечатления от увиденного: «В два часа показался Константинополь. На высоких, уходящих в небо золотых верхушках многочисленных минаретов играло теплое южное солнце. Над городом стоит мгла»5. Впрочем, впечатления детей-наблюдателей ничего специфичного детского не несут, так же мог охарактеризовать виды Константинополя и взрослый путешественник.
Во второй половине 1920-х гг. появляется ребенок-рассказчик, а с ним и расширение диапазона произведений, написанных в жанре дневника, позволяющего развернуть интроспекцию. По той же причине расширяется и я-повествование в детской литературе, но все-таки для 1920-1930-х гг., о которых преимущественно пойдет речь в статье, это не типичный режим наррации, связанный прежде всего с авангардистскими экспериментами в области письма (напр., «Дневник Кости Рябцева» Н. Огнева). Проблема изображения детского взгляда на окружающее пространство и, шире, окружающий мир — это важнейшая тема авангардного искусства. Новым способом дать ребенку возможность проявить свою агентность становится наделение ребенка функциями непосредственного наблюдения: он получает право видеть окружающий мир и, что не менее важно, говорить о нем на языке, свойственном возрасту.
Экзотизм ландшафтов приключенческой прозы постепенно преодолевается. Детская литература движется в сторону изображения достоверной советской повседневности, а значит и заграничные путешествия перестают попадать в литературные произведения. Все чаще литераторы показывают детей в туристических походах, в поездках по Советской России, в экспедициях и т. п. Расширение географического и политического кругозора подростка поддерживается всем разнообразием жанровых форм воплощения этого типа знания: от научно-познавательной беллетристики до приключенческих саг. И в то же время появляется новый, доселе небывалый, тип наблюдателя-путешественника — мальчик дошкольного возраста.
В 1928 г. вышло первое издание книги Сергея Розанова «Приключения Травки». В нем впервые в советской детской литературе было показано «бытовое» путешествие папы с сыном, точнее самостоятельное путешествие дошкольника Травки на поезде. В отличие от предыдущей традиции изображения перемещения ребенка, Розанов берется проследить за ребенком-наблюдателем, фиксируя то, что видит ребенок, что попадает в зону видимости с учетом его возраста и роста. Для детской литературы второй половины 1920-х гг. такой подход не был характерным, педагоги критиковали литературную продукцию тех лет за отсутствие возрастного измерения, за овзросление проблематики и языка. Книга Розанова стала практически первой попыткой взглянуть на мир глазами ребенка,
5 Васильев А., Теплухин В. Москва — Экватор — Москва // Кругосвет. М., 1925. С. 17.
88
при том что повествование ведется от лица автора, писатель довольно ощутимо смещает точку зрения рассказчика на высоту роста человека 4—5 лет:
На площадке паровоза было темно и жарко. Прямо перед Травкой была громадная черная машина с ручками, колесами вроде автомобильных рулей, медными трубками и круглыми коробками вроде часов. Все это сияло, шипело и полыхало жаром. Железный пол трясся. Медные краны и трубки шипели. Травка не знал даже, куда смотреть (курсив мой. — С. М.). Он стоял перед машиной и боялся шевельнуться6.
Ребенок пытается сосредоточиться на объектах, которые предстают перед его глазами. Все эти объекты в прямой видимости. Если наблюдателю не хватает высоты роста, чтобы удовлетворить свою любознательность, на помощь приходит взрослый:
Травка подошел к Белякову и решился заговорить. Он тронул Белякова за ногу.
— Товарищ Беляков, — сказал он, — а скоро семафора придет? Вы сказали семафору ждем.
— Так то не семафора, глупенький, а семафор! Иди-ка сюда, смотри! Беляков схватил Травку под мышки и показал путь перед паровозом. Высоко на железной мачте была приделана белая доска, похожая на большое стрекозиное крыло7.
Развертывание восприятия по вертикали («прямо перед собой», «высоко») — это важный шаг в сторону изображения детских зрительных возможностей. Как кажется, вся предшествующая детская литература прежде всего разворачивала мир по горизонтали — показывая широту просторов, разнообразие видимых впереди объектов, скрывающихся вдали. Следующий шаг — всматривание в то, что близко, что не нуждается в дополнительных приспособлениях вроде бинокля или крепких рук машиниста, поднимающих ребенка, чтобы дать ему возможность сменить точку зрения, — был предпринят Аркадием Гайдаром в рассказе «Чук и Гек».
Персонажи рассказа едут на поезде с матерью «тысячу и еще тысячу километров», один из мальчиков наблюдает в окно смену объектов и пейзажа:
Гек за это время увидел через окно немало.
Вот лесной домик. В огромных валенках, в одной рубашке и с кошкой в руках выскочил на крыльцо мальчишка. Трах! — кошка кувырком полетела в пушистый сугроб и, неловко карабкаясь, запрыгала по рыхлому снегу. Интересно, за что это он ее бросил? Вероятно, что-нибудь со стола стянула. Но уже нет ни домика, ни мальчишки, ни кошки — стоит в поле завод. Поле белое, трубы красные. Дым черный, а свет желтый. Интересно, что на этом заводе делают? Вот будка, и, укутанный в тулуп, стоит часовой. Часовой в тулупе огромный, широкий, и винтовка его кажется тоненькой, как соломинка. Однако попробуй-ка, сунься!
6 Розанов С. Г. Приключения Травки. М., 1928. С. 17.
7 Там же. С. 19.
Потом пошел танцевать лес. Деревья, что были поближе, прыгали быстро, а дальние двигались медленно, как будто их тихо кружила славная снежная река.
Гек окликнул Чука <...>, и они стали смотреть вместе8.
Развивая новаторские приемы изображения детского всматривания в окружающий мир, Гайдар исходит из горизонтально-ситуативного разворачивания образов: видимые объекты «осюжечиваются ребенком» (кошка становится участником некоей сценки, часовой — некоей зарисовки-стаффажа). Гайдар подытоживает: «Да, немало всякого они за дорогу повидали»9, — тем самым наделяя ценностью мимолетные зрительные впечатления, вызывающие столь сильное эмоциональное чувство у детей. Первые рецензенты хвалили рассказ за то, что автор «штриховкой деталей добивается ощущения нашей современности»10, большинство критиков высоко ценило именно достоверное изображение эпохи. А вот новаторство в изображении ребенка-наблюдателя критики не поддержали. Для педагогики тех лет интерес к детской индивидуальности не был магистральным, в гораздо большей степени педагогов интересовали проблемы коллективной идентичности и приемы коллективизма в воспитании (вспомним «Педагогическую поэму» А. Макаренко, вышедшую отдельным изданием в 1937 г.). Панорамы советской жизни, показанные детскими глазами, радовали критиков, сам же подход к изображению ребенка как наблюдателя педагогов и литературоведов не заинтересовал.
Несколько иная ситуация сложилась с книгой Бориса Житкова «Что я видел», вышедшей в том же 1939 г., уже после смерти писателя. Житков практически цитирует С. Розанова: его герой также теряется на железнодорожном вокзале, но мать быстро его находит, и путешествие он совершает уже с ней, а не в одиночку, как Травка. Как показал Ф. Лекманов, Житков предпринял попытку создания нового типа произведения для детей: «Уникальность последнего текста Житкова определяется совмещением двух популярных жанров детской советской литературы: энциклопедии и детского травелога»11. Именно энциклопедич-ность, панорамность и разномасштабность изображенного в книге советского мира прежде всего получили высокие оценки критики.
Ребенок-рассказчик знакомится с миром и впервые в детской литературе непосредственно повествует о своих наблюдениях (в отличие от взрослого автора у Розанова). Само название произведения акцентирует активную роль ребенка-наблюдателя. Поиски Б. Житкова в области нарратологических приемов создания детской литературы, в частности нового типа ребенка-рассказчика, привлекли внимание критиков и писателей. Вениамин Каверин писал: «Покойный Житков в превосходной книге "Что я видел" сумел показать мир нашей техники
8 Гайдар А. Чук и Гек. М., 1939. С. 17.
9 Там же. С. 18.
10 Перцов В. О лучшем // Литературная газета. 1939. 26 июля.
11 Лекманов Ф. «Я шел неготовыми дорогами»: к вопросу о жанре «Что я видел» Бориса Житкова // Русская филология. 25. Сборник научных работ молодых филологов. Тарту, 2014. С. 246.
глазами (курсив мой. — С. М.) трехлетнего ребенка»12. Лидия Кон вторила: «Путь, найденный Житковым, гениально прост: преломить явления через восприятие пятилетнего героя (курсив мой. — С. М.) и тем самым сделать их понятными для пятилетнего читателя. Но сделать это до сих пор никому не удавалось»13. Виктор Шкловский в некрологе, опубликованном после смерти писателя, заметил, что Борис Житков «учит людей видеть мир»14. Повторение оптической метафоры в репликах критиков не случайно: действительно, именно Житкову удалось наконец увидеть мир глазами маленького ребенка. Собственно подобных успешных попыток репрезентации видения дошкольником окружающего вещного пространства в дальнейшей истории советской детской литературы не было.
Таким образом, за 10 лет (с 1928 по 1939 г.) были опубликованы новаторские произведения, в которых ребенок не только отправился в путешествие (с родителем или без), но и получил право описывать свои впечатления — свое видение мира. Важно и то, что во всех случаях персонаж — это ребенок дошкольного возраста, не умеющий читать, активно познающий мир именно через зрительные впечатления, рассматривающий его. Все персонажи — мальчики 4—6 лет. В фокусе изображения — дитя мужского пола и соответственно мальчиковый взгляд на окружающие предметы. Путешествующих девочек в детской литературе этого периода мы не обнаруживаем. Как не будет их и в послевоенной литературе.
В послевоенное время выйдет немало книг, эпизодическим или основным содержанием которых станут перемещения детей в пространстве. В каких-то из них персонажи-дошкольники тоже будут смотреть в окно поезда, как в повести Михаила Коршунова «Дом в Черемушках» (1954), в которой дядя и племянник едут на дачу и вместе видят за окном густой паровозный дым, коз, речушку... Однако ничего напоминающего именно детский ракурс смотрения в этом эпизоде нет, как нет и во многих других произведениях о дошкольниках попытки представить детскую точку зрения на видимый мир.
Складывается впечатление, что короткий период экспериментов с визуальными особенностями восприятия детей-наблюдателей связан со шлейфом модернистского, а затем и авангардистского интереса к особенностям детского восприятия. Перспектива детского восприятия, с одной стороны, определила избирательность представленного в произведениях пространства, с другой — позволила С. Розанову, А. Гайдару и Б. Житкову создать убедительные репрезентации визуального опыта человека 4—6 лет. В последующий период при всем разнообразии пространственной автономии изображаемых детей (самостоятельные походы, поездки на дачу, в лагерь, в экспедицию, и даже вынужденная жизнь на необитаемом острове или в тайге) произведений о дошкольниках среди них нет. Советские детские писатели не берутся изображать 4-5-летних детей в их зрительных впечатлениях. Наблюдатели-подростки видят иначе, демонстрируя другой этап систематизации и атрибутирования пространства. Люди и вещи,
12 Каверин В. Советский школьник [и задачи детской литературы] // Литературная газета. 1939. №. 61 (840). 7 ноября.
13 Кон Л. Последняя книга Житкова (Б. С. Житков «Что я видел») // Детская литература. 1938. № 18-19. С. 134.
14 Шкловский В. Борис Житков // Детская литература. 1938. № 18-19. С. 132.
отдельные крупные детали и составные элементы мира в их восприятии маленькими детьми литературных репрезентаций не удостаиваются. Эпоха 1920 — начала 1930-х гг., которая интересовалась фрагментированием и дискретностью мира, сменилась эпохой синтеза и связности. А вместе с ней подрос и ребенок-наблюдатель.
Список литературы
Васильев А., Теплухин В. Москва — Экватор — Москва // Кругосвет. М., 1925. С. 14—32. Гайдар А. Чук и Гек. М., 1939.
Димяненко А. А. Дети-путешественники в детской литературе первой половины XIX в.:
герои и маршруты // Сюжетология и сюжетография. 2019. № 2. С. 127—139. Каверин В. Советский школьник [и задачи детской литературы] // Литературная газета.
1939. №. 61 (840). 7 ноября. Козловская А., Козлова А. Детская агентность как предмет теоретической дискуссии и практическая проблема (антропологический комментарий) // Антропологический форум. 2020. № 45. С. 11-25. Кон Л. Последняя книга Житкова (Б. С. Житков «Что я видел») // Детская литература.
1938. № 18-19. С. 133-134. Лекманов Ф. «Я шел неготовыми дорогами»: к вопросу о жанре «Что я видел» Бориса Житкова // Русская филология. 25. Сборник научных работ молодых филологов. Тарту, 2014. С. 243-253.
Маслинская С. Г. Право на мобильность: траектории перемещения героев детской литературы 1920-х годов // Сюжетология и сюжетография. 2019. № 2. С. 140-150. Осорина М. В. Секретный мир детей в пространстве мира взрослых. СПб., 1999. Перцов В. О лучшем // Литературная газета. 1939. 26 июля. Розанов С. Г. Приключения Травки. М., 1928.
Шкловский В. Борис Житков // Детская литература. 1938. № 18-19. С. 132-133.
Svetlana Maslinskaya, Candidate of Sciences in Philology, Senior Researcher, Institute of Russian Literature, Russian Academy of Sciences, 4 Naberezhnaya Makarova, St. Petersburg 199034, Russian Federation; Associate Professor, Department of Institute of Russian Literature at the National Research University "Higher School of Economics" at St. Petersburg, 119-121, 123A Naberezhnaya Kanala Griboedova, St. Petersburg 190034, Russian Federation braunknopf@gmail.com ORCID: 0000-0001-7911-4323
What I Saw: A Child-Observer in Soviet Children's Literature*
S. Maslinskaya
Abstract: Based on the material of Soviet children's literature, the article traces the relationship between the representation of the child's mobility and his point of view. A child traveller can be represented in works of various genres and styles: adventure prose and poetry, a realistic short story, travelogue. The depiction of the child's path is directly dependent on the narrative structure of the work: in the travelogue, the path becomes the main content of the work, in the adventure story it is a condition for the development of the plot, but not the plot itself. Taking into account the genre specificity of the work, the article presents the results of studying literary representations of the movements of children in a realistic space in works of Sergey Rozanov, Arkady Gaidar, and Boris Zhitkov. The modernist and avant-garde concept of the child as an active subject of knowledge of the world has led to the emergence of works in which the child has an active role of an observer. in contrast to the previous tradition of travel literature, the child in the works of Sergey Rozanov, Arkady Gaidar and Boris Zhitkov is presented as a bearer of visual skills conditioned by developmental physiology and psychology. The perspective, scale, coverage of the observer's vision are determined by growth, receptive skills, and cognitive characteristics of a preschool child. This causes the absence of geographical, ethnographic, etc., information about space and the presence of specific images of objects (things, landscape features, people) observed by the child. The perspective of children's perception, on the one hand, determined the selectivity of the space presented in the works, and, on the other hand, it allowed writers to create convincing representations of the visual experience of a child of 4-6 years of age. The gender specificity of the visual perception of space cannot be revealed: all the depicted observers are boys, there are no girls-observers in the period under study in children's literature.
Vestnik Pravoslavnogo Sviato-Tikhonovskogo gumanitarnogo universiteta. Seriia IV: Pedagogika. Psikhologiia. 2021. Vol. 63. P. 85-94 DOI: 10.15382/sturIV202163.85-94
* The work was supported by the RFBR grant 19-013-00381-OGN.
93
Keywords: Soviet children's literature, mobility, point of view, narrator, child-observer, gender, Sergey Rozanov, Arkady Gaidar, Boris Zhitkov.
References
Dimianenko A. (2019) "Deti-puteshestvenniki v detskoi literature pervoi poloviny XIX veka: geroi i marshruty" [Children-Travellers in children's literature in the first half of the 19th century: characters and routes"]. Siuzhetologiia isiuzhetografiia, 2019, vol. 2, pp. 127—139 (in Russian).
Kaverin V. (1939) "Sovetskii shkol'nik (i zadachi detskoi literatury)" [Soviet school student (and the tasks of children's literature)]. Literaturnaia gazeta, 1939, no. 61 (840), 7 November (in Russian).
Kozlovskaia A., Kozlova A. (2020) "Detskaia agentnost' kak predmet teoreticheskoi diskussii i prakticheskaia problema (antropologicheskii kommentarii)" [Children's agentivity as a theoretical problem and a practical concern (an anthropological remark)]. Antropologicheskii forum, 2020, vol. 45, pp. 11—25 (in Russian).
Kon L. (1938) "Posledniaia kniga Zhitkova (B. S. Zhitkov «Chto ya videl»)" [Zhitkov's last book (B. S. Zhitkov "What I Saw")]. Detskaia literatura, 1938, vol. 18-19, pp. 133-134 (in Russian).
Lekmanov F. (2014) "«Ia shel negotovymi dorogami»: k voprosu o zhanre «Chto ya videl» Borisa Zhitkova" ["I walked unprepared roads": the problem of the genre of "What I Saw" by Boris Zhitkov]. Russkaiafilologiia. 25. Sbornik nauchnykh rabot molodykh filologov. Tartu, 2014, pp. 243-253 (in Russian).
Maslinskaia S. (2019) "Pravo na mobil'nost': traektorii peremeshcheniia geroev detskoi literatury 1920kh godov" ["The right of mobility": trajectories ofmovements of characters ofthe Russian children's literature of the 1920s]. Siuzhetologiia i siuzhetografiia, 2019, vol. 2, pp. 140-150 (in Russian).
Osorina M. (1999) Sekretnyimir detei v prostranstve mira vzroslykh [Secret world of children in the space the adult world]. St. Petersburg (in Russian).
Pertsov V. (1939) "O luchshem" [About the best]. Literaturnaia gazeta, 1939, no. 41 (820), 26 July (in Russian).
Shklovskii V. (1938) "Boris Zhitkov". Detskaia literatura, 1938, vol. 18-19, pp. 132-133 (in Russian).
