CC BY
73
Н.В. Юдина
ЧТО В «ИМЕНИ» ТЕБЕ МОЕМ? (О СОЧЕТАЕМОСТИ ИМЕН СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ И ПРИЛАГАТЕЛЬНЫХ
В КОГНИТИВНОМ АСПЕКТЕ)
Правдин. Дверь, например, какое имя: существительное или прилагательное? Митрофан. Дверь, котора дверь? Правдин. Котора дверь! Вот эта. Митрофан. Эта? Прилагательна. Потому что она приложена к своему месту.
Д. Фонвизин. Недоросль
В центре внимания настоящего исследования находятся словосочетания, построенные по модели имя прилагательное + имя существительное, которые предлагается называть русскими атрибутивными комплексами (АК). Основной задачей является выявление всех типов существующих в настоящее время в современном русском языке АК (которые играют заметную роль в языковой картине мира как отдельного индивида, так и целого этноса) - от полностью свободных (ср. свободные словосочетания) до полностью спаянных (ср. фразеологизмы) и описание их в рамках когнитивно-дискурсивной парадигмы. В статье также предложена первая попытка классификации выявленных АК в зависимости от степени выводимости / невыводимости композиционной семантики указанных конструкций из суммы значений составляющих их частей и отношений между ними.
В истории лингвистических учений имени как одной из наиболее частотных и интересных частей речи уделяется важное и значимое место. Выделенное еще в античности, имя, противопоставленное в первую очередь глаголу как в европейской, так и в арабской и древней индийской классификациях и обозначенное первоначально наряду с глаголами и частицами у Аристотеля, а позднее и с причастием, наречием, местоимением, предлогом, союзом и артиклем в древнегреческой науке и междометием у римлян, значительно позже было подвергнуто классификации, результатом которой стала система трех основных имен, выделяемых в настоящее время в современном русском языке, - имени существительного, имени прилагательного и имени числительного. Исходя из того, что главным критерием при выделении античных частей речи был морфологический, существительное и прилагательное долго рассматривались как подклассы единой части речи - имени: их морфологические свойства, за исключением степени сравнения у прилагательных, в древнегреческом или латинском языке очень сходны при явном различии синтаксических и семантических особенностей [Алпатов 1998: 40]. Однако в процессе изучения новых европейских языков, где морфологические свойства существительных и прилагательных были различны, воз-
никла необходимость в разграничении этих двух частей речи, и поэтому уже в «Грамматике Пор-Рояля» был предложен компромиссный выход: «выделяется одна часть речи - имя - с двумя подклассами. Такая трактовка проецируется и на семантику: у слов выделяются «ясные» значения, разъединяющие существительные и прилагательные, и «смутные» значения, общие для них: слова красный и краснота имеют общее «смутное» значение и разные «ясные». Введение «ясных» значений указывает на отход от латинского эталона, введение «смутных» - на частичное его сохранение (впрочем, как и другая трактовка, согласно которой выделение двух видов значений имеет глубокий философский смысл)» [Алпатов 1998: 48]. Считается, однако, что выделение прилагательного, развившегося из существительного (точнее - из имен) в синтаксической функции определения (атрибута) [Жирмунский 1946: 201], в особую часть речи окончательно сформировалось в западноевропейской традиции лишь к XVIII в.
Что касается отечественной лингвистики, то, как известно, учение о восьми частях речи в античном варианте было представлено и в первых грамматиках церковнославянского языка XVI-XVII вв., включая и наиболее значительную из них - грамматику М. Смотрицкого (1619), а также в «Российской грамматике» М.В. Ломоносова.
Отход от античной схемы в русской лингвистической традиции, как известно, начинается с грамматики А.Х. Востокова, в которой причастие как часть речи было заменено прилагательным. Позднее Г.П. Павский и Ф.И. Буслаев ввели имя числительное [Буланин 1976: 8].
Однако считается, что и до сих пор в современных индоевропейских языках, с одной стороны, «сохранились многочисленные признаки языкового состояния, предшествующего дифференциации имен на существительные и прилагательные» (ср., например, «отсутствие у прилагательных особых суффиксов и форм склонения, которые вырабатываются в более позднюю эпоху в связи с оформлением прилагательных как особой грамматической категории») [Жирмунский 1946: 201]. С другой стороны, «качество» как основное значение категории прилагательных «формально выражается прежде всего своим отношением к существительному: без существительного, явного или подразумеваемого, нет прилагательного» [Щерба 2004: 85]. Вероятно, поэтому практически во всех существующих языках сохраняется тенденция тяготения имен друг к другу: сочетания существительных с прилагательными являются едва ли не самыми продуктивными и частотными в современных европейских языках.
Продуктивность и частотность сочетаний, созданных по модели «имя прилагательное + имя существительное» в языках различных типов, вероятно, обусловили значительный интерес к этой конструкции со стороны разного рода парадигм и методов лингвистических исследований, которые условно можно разделить на несколько направлений: ведущее место может быть отведено (а) существительным, образующим словосочетания, (б) прилагательным, входящим в состав анализируемой конструкции, (в) взаимоотношениям прилагательных и существительных в образовании исследуемой модели: причины появления и характер ограничений сочетаемости этих частей речи, проблемы нарушения лексической и иной валентности - и как следствие определение места исследуемых конструкций среди известных языковых единиц: вопрос о критериях разграничения свободных словосочетаний и фразеологизмов, проблемы перехода свободных словосочетаний во фразеологизмы и наоборот и т.п.
В ряде существующих лингвистических исследований одна из ведущих позиций в анализе сочетаний существительного и прилагательного принадлежит имени существительному на том основании, что в соответствии с правилами по-
строения словосочетаний по типу согласования именно существительное грамматически подчиняет себе зависимое прилагательное. В этой связи справедливо замечено, что многие из существующих лексико-грамматических разрядов и лек-сико-семантических групп существительных обладают особой сочетаемостью с разного рода определениями: в силу собственно лингвистических и экстралингвистических факторов не все атрибуты способны сочетаться со всеми субстантивами, что породило представление о «дефектной» атрибутивной валентности многих существительных в современном русском языке. Проблемы «дефектной» атрибутивной валентности имен существительных на материале русского языка подробно и обстоятельно описаны в исследованиях Н.Д. Арутюновой, С.Д. Кацнельсона, Л.Ю. Максимова, В.И. Фурашова. Более того, в русистике существует понятие шкалы атрибутивной валентности субстантивных слов (термин введен проф. В.И. Фурашовым). Положение субстантивного слова на этой шкале атрибутивной валентности определяется его принадлежностью к той или иной части речи (существительное и местоимение), к известному лексико-грамматическому разряду внутри данной части речи (существительное собственное и нарицательное, местоимение личное и неопределенное), связано с характером референции, с отношением к категории определенности / неопределенности, автосемантичности / син-семантичности, с характером речевой конкретизации, со способностью выражать денотативное или сигнификативное значение, с тяготением к теме или к реме в высказывании, с синтаксической функцией в предложении и порядком следования его членов. На верхнем полюсе данной шкалы занимают место субстантивы с максимальными возможностями атрибутивной валентности (синсемантичные имена нарицательные, а также те неопределенные и отрицательные местоименные существительные, которые не могут быть использованы без атрибутивных распространителей); напротив, на нижнем полюсе размещаются субстантивы с минимальными возможностями атрибутивной валентности (личные, возвратные, указательные, относительные, определительные местоименные существительные). Между этими двумя полюсами (сверху вниз) располагаются автосемантичные неопределенные и отрицательные местоименные существительные, авто-семантичные имена нарицательные, релятивные имена существительные и имена собственные [Фурашов 1985: 66-71]. Помимо понятия «шкалы
атрибутивной валентности субстантивных слов», В.И. Фурашов ввел в научный обиход понятие «шкалы конкретизации имен существительных и местоимений». Соотношение конкретизации и сочетаемости таково: «конситуативно конкретизированные субстантивные слова характеризуются слабой лексико-семантической связанностью с атрибутивными распространителями; субстантивные слова с лексико-синтаксической конкретизацией, напротив, обнаруживают сильную лексико-семантическую связанностью с атрибутивными распространителями» [Фурашов 1984: 23]. На наш взгляд, такой комплексный подход вскрывает множество причин ограниченной сочетаемости имен существительных с прилагательными в современном русском языке и дает возможности дальнейшего изучения атрибутивной валентности в рамках структурно-семантического направления, однако не всегда демонстрирует неоднородность анализируемых сочетаний существительных и прилагательных, отдавая доминирующие позиции именам существительным.
Согласно противоположной точке зрения, ведущая роль в сочетаниях прилагательного и существительного отводится имени прилагательному. В подтверждение этому рассматривают адъективные сочетания типа спелый персик, в которых предикатным словом является прилагательное: оно имеет семантическую валентность на носителя признака, и эта валентность заполняется существительным (персик) в противовес синтаксическим законам, согласно которым прилагательное подчинено существительному. Тем самым получается, что в подобных случаях синтаксические отношения, казалось бы, находятся в оппозиции с семантическими. Чтобы разрешить это противоречие, вводят противопоставление активной и пассивной валентностей, сохраняя, таким образом, определенную преемственность между синтаксической и семантической валентной структурой: на семантическом уровне спелый имеет активную валентность, а на синтаксическом - сохраняет ее, но как пассивную. Однако все осложняется еще и тем, что не любое прилагательное-определение одинаково со своих семантических позиций, и в результате семантика прилагательного определяет и значение всего атрибутивного словосочетания. Таким образом, оказывается, что при построении словосочетаний анализируемого типа функция имени прилагательного не менее значима, чем имени существительного. Поэтому неслучаен тот факт, что в отечественной и зарубежной лингвистической литературе иссле-
дованиям имени прилагательного отводится значительное, хотя и далеко не ведущее место. Это, вероятно, связано с тем, что «прилагательное как часть речи не только не является универсальной категорией, но составляет класс слов, наименее специфицированный по сравнению с другими морфолого-синтаксическими классами. Во многих языках прилагательное не выделяется как отдельная часть речи, имеющая свои морфологические и / или синтаксические характеристики» [Вольф 1990: 397]. Однако, несмотря на это, необходимо заметить, что спектр исследований, посвященных прилагательным, все-таки достаточно широк. Традиционной лингвистикой выработано несколько серьезных и обстоятельных классификаций прилагательных.
Так, например, давно замечено, что прилагательные в зависимости от их функции по отношению к существительному условно можно разделить на две большие группы: детерминирующие и модифицирующие. Первые, определяя существительное, дополняют его значение (ср. образованный человек - необразованный человек), вторые лишают субстантив его первичного значения (ср. искусственный глаз, поддельные деньги, бывший министр и т.п.) [Твардовский 1997: 123].
О.С. Ахманова в «Очерках по общей и русской лексикологии» (1957) среди атрибутивных сочетаний типа прилагательное + существительное в зависимости от семантики входящего в состав словосочетания прилагательного также выделяет две основные разновидности. Первая группа определений подобна детерминирующим прилагательным, которые, по О.С. Ахмановой, получают название «описательные» (ср. заплаканные глаза или зияющая бездна), так как такое «определение не ограничивает определяемое, а сообщает о нем нечто дополнительное» [Ахмано-ва 1957: 172]. Вторая же группа, выделяемая О.С. Ахмановой, называется «ограничивающей». Сюда относятся прилагательные типа серная, уксусный, муравьиный в сочетаниях типа серная кислота, уксусная кислота, муравьиная кислота, где определение, по мысли исследователя, ограничивает и сужает значение определяемого существительного [Ахманова 1957: 172]. Так называемые модифицирующие прилагательные не выделяются О. С. Ахмановой как особая разновидность прилагательных.
Вместе с тем, еще представители Львовско-варшавской философской школы (в частности, К. Твардовский) справедливо заметили, что деление прилагательных на два основных вида неточ-
но, а также - что еще более важно - не исчерпывает всех возможных разновидностей прилагательных, и предложили более разветвленную систему, в основании которой находится функция прилагательных - простая и составная. Прилагательные с простой функцией, изменяющие значение существительных, могут быть детерминирующими (которые уже были известны ранее) и аболирующими (от лат. аЬо1еге - устранять) (ср. мнимая форма, которая в сущности формой не является). Прилагательные с простой функцией, не изменяющие значение существительных, получили название подтверждающих, консервирующих, или реституирующих (ср., например, настоящая дружба, действительный факт и т.п.). Второй род охватывает прилагательные, выполняющие составную функцию, а именно составленную из функции устранения и функции детерминирования. Сюда относятся так называемые модифицирующие прилагательные, которые, по К. Твардовскому, получают название аболи-рующе-детерминирующих (типа поддельные деньги) [Твардовский 1997: 146].
Начиная примерно с 50-х гг. ХХ в. центр внимания исследователей переместился с функции прилагательных на их семантику, и в результате были созданы разного рода классификации имен прилагательных. Известное деление прилагательных по значению и грамматическим признакам на три разряда: качественные, относительные и притяжательные (см. работы В.В. Виноградова, А.М. Пешковского, Л.В. Щербы и др.) -получило дальнейшее развитие в трудах Е.М. Вольф, Ю.Д. Апресяна, А.Н. Шрамма и др., в исследованиях которых представлены подробные классификации главным образом качественных прилагательных в зависимости от их семантики, что значительно расширило и углубило существовавшие ранее классификации прилагательных по функции. Кроме того, по характеру обозначения признака известно деление качественных прилагательных на слова, обозначающие переменный признак (ср. длинный - короткий состав, дорога, хвост и др.) и абсолютный, не зависящий от оценки говорящим (типа немой, босой, голый, пустой, желтый и др.) [Буланин 1976: 72] и многие другие.
Вполне понятно, что в рамках одной статьи невозможно обозначить все существующие классификации и направления в исследовании существительных и прилагательных. Более того, как справедливо заметил Ю.С. Степанов, существует по крайней мере четыре или пять основных мето-
дов, которыми специалисты исследуют близость семантических единиц, среди которых, помимо классификаций, выделяются шкалы, субституции и ассоциации [Степанов 2004: 109]. Обратим внимание лишь на последние (ассоциации), которые стали особым методом исследования в рамках появившегося и получившего распространение в зарубежной и отечественной лингвистике конца ХХ в. когнитивного подхода к анализу языковых явлений. Заметим, что сочетаемость существительных и прилагательных стала одним из приоритетных направлений современной когнитиви-стики. Так, например, уже известно, что в любом языке существуют особые образы, выявляемые в результате ассоциативных экспериментов, что обычно отражает или устойчивую сочетаемость (темный - лес, интересный - фильм, белый - Бим черное ухо, дерево - жизни и др.) либо уже стандартизированный концептуальный образ (кровь -красная, рост - высокий, спать - долго) [Попова, Стернин 2000: 6-7]. Более того, проф. Е.С. Кубря-кова справедливо указала на то, что в рамках когнитивного подхода к лексической семантике «...было продемонстрировано, насколько сложной интерпретации требуют, казалось бы, достаточно обычные случаи простого сочетания атрибута с существительными (типа красного карандаша)» [Кубрякова 2002: 53]. Более того, в статье «О нетривиальной семантике в сочетаемости прилагательных с существительными» [Кубрякова 2004] Е.С. Кубрякова, выделяя и описывая «несколько разных типов прилагательных в зависимости от того, какой тип связи с определяемым ими объектом они устанавливают и на какую именно характеристику объекта они ориентируются» [Кубря-кова 2004: 149], обращает внимание читателя на то, что лингвист, изучающий сочетания прилагательных с существительными, «не может не обратить внимание на то, какой причудливой и своеобразной оказывается зачастую композиционная семантика комплексных единиц и к каким интересным результатам о строении, организации и функционировании этих единиц она приводит в теоретическом отношении» [Кубрякова 2004: 153].
Известный принцип композиционности, или «правило Фреге», играющий важную роль в формальной семантике и не менее необходимый для объяснения сочетаемости в сфере когнитиви-стики, в самом общем виде формулируется так: «Значение языкового выражения является функцией от значений его частей и способов их синтаксического соединения» [Падучева 2004: 113 со ссылкой на Partee 1984]. Е.С. Кубрякова в уже
упоминаемой нами статье «О нетривиальной семантике в сочетаемости прилагательных с существительными» точно указала на то, что «конструкции прилагательных с существительными, рассматриваемые с традиционной точки зрения, достаточно просты по своей семантике: значения таких конструкций по правилу Г. Фреге должны определяться как складывающиеся из значений составляющих их частей и отношений между ними. Фактически, однако, композиционная семантика указанных конструкций не подчиняется правилу Фреге и не сводится к сумме значений ее частей» [Кубрякова 2004: 148]. Может быть, именно в этом и состоит неразрешенность той существующей неоднородности конструкций имен прилагательных с существительными. Обзор существующей лингвистической литературы убедительно продемонстрировал эту неоднородность. Однако использование когнитивного подхода для анализа исследуемых сочетаний является необходимым, так как именно когнитологи (имеются в виду в первую очередь работы Е.С. Кубряковой) справедливо заметили, какой вид могут и должны принимать правила композиции (объединения компонентов) на примере лишь одной конструкции.
Смысл когнитивных работ при исследовании сочетаний имени и атрибута заключается в том, чтобы продемонстрировать, о какой неоднородности идет речь. Естественнее всего выделяются полностью свободные и фразеологические сочетания. Однако понятно, что между ними находится масса других соединений, которые, собственно, и составляют объект настоящего исследования. Для обозначения промежуточных типов сочетаний прилагательных с существительными, не находящихся в достаточной степени в поле зрения лингвистов, предлагается ввести термин атрибутивный комплекс (от лат. сошр1ехш -связь, сочетание - совокупность, сочетание предметов, действий, явлений или свойств, составляющих одно целое и как антоним существительного симплекс), в котором прилагательное атрибутивный подчеркивает включение в состав анализируемой конструкции атрибута, а существительное комплекс указывает на то, что сочетание является более сложным, интегрированным, комплексным в отличие от простого и свободного, с одной стороны, но не настолько спаянным, как фразеологизм - с другой. Эти атрибутивные комплексы можно расположить на своего рода шкале, где на одном полюсе будут находиться полностью свободные сочетания прилагательных с существительными, а на другом полюсе - фразеологизмы.
Разные атрибутивные комплексы будут располагаться между свободными словосочетаниями и фразеологизмами в зависимости от степени выводимости / невыводимости композиционной семантики указанных конструкций из суммы значений составляющих их частей и отношений между ними (вспомним «принцип Фреге»).
Так, вероятно, наиболее близко к свободным сочетаниям находятся так называемые клишированные атрибутивные комплексы (АК) типа темный лес, золотая осень, малиновый звон и др. Эти и подобные АК являются практически свободными, однако наиболее ярко они обнаруживают себя при проведении ассоциативных экспериментов и отличаются очень высокой частотностью. Более того, как показали результаты лин-гво-ассоциативного эксперимента, проведенного в России и в Германии (более 200 респондентов), такие АК занимают особое место в сфере ментальных представлений каждого народа (в данном случае русского) и имеют ярко выраженный национально-ментальный характер. Респондентам из России и Германии, представляющим разные возрастные, социальные, интеллектуальные и др. общественные группы, была предложена анкета, содержащая разные по происхождению АК, которые условно можно разделить на две большие группы: 1) исконные, где выделяются восходящие к а) русскому фольклору (черный ворон, моло-дильные яблоки), б) русской классической литературе (фамусовское общество, обыкновенная история), в) к отечественному кинематографу (служебный роман, осенний марафон), г) номинациям произведений искусства (золотая осень), д) современной молодежной и иной субкультуре, языку СМИ (сладкая парочка) и др.; и 2) заимствованные, имеющие главным образом античное мифологическое происхождение (ахиллесова пята, ариаднина нить и др.). Респондентам предлагалось указать значение обозначенных словосочетаний, написать по возможности возникающие с этими словосочетаниями ассоциации (имеются в виду ощущения, эмоции, а также впечатления, связанные с литературными, музыкальными и др. произведениями искусства), перевести эти словосочетания на немецкий язык. Проведенный опрос показал следующее: в зависимости от уровня владения языком все без исключения респонденты указали в большинстве своем правильное значение указанных сочетаний; на второй вопрос относительно возникающих ассоциаций отвечали только русские респонденты, немцы же писали о том, что у них никаких ассоциаций не возникает.
Ответы русских респондентов выглядели следующим образом: выяснилось, например, что сочетание золотая осень ассоциируется у большинства опрашиваемых с «лирическим временем года -порой поэтов, любимым временем года Пушкина, с картинами художника Левитана, с музыкальными пьесами из альбома П.И. Чайковского «Времена года»...» (ср. в этой связи в БАС: золотая осень - осенняя пора, когда особенно ярки желтеющие листья» (т., 1963, столб.1319); малиновый звон, по мнению наших респондентов, - «приятный, нежный звон колоколов в русской деревне» (ср. в БАС - «очень приятный, мягкий по тембру звон»), вечерний звон получил множество разных ассоциаций: «лето в деревне, красивый закат, поле; звон колокола в церкви к вечерней службе; большой церковный праздник, деревенская церковь на берегу реки», а также конфеты «Вечерний звон» (зрительная ассоциация). Интересен тот факт, что для немцев вечерний звон представлял также стойкую ассоциацию, но другого рода: в городе Эр-лангене, где проводился лингво-ассоциативный эксперимент, есть университетский парк, который закрывается в восемь часов вечера. О закрытии парка извещает сторож, звонящий в колокол, -именно это звук и представлялся большинству немецких респондентов как вечерний звон; зимняя дорога для большинства респондентов ассоциируется с пушкинскими строками «По дороге зимней, скучной Тройка борзая бежит...» и видится «еловый лес, много снега, большие сугробы, ночь, луна, протоптанная дорожка в лесу, зимний закат и т.п.»; представители русских немцев писали о том, что зимняя дорога для них - дорога к русской бабушке в деревню и др. Как видно, эти же концептуальные ориентиры отчасти «подпи-тываются» и произведениями искусства (ср. названия картин И.И. Левитана «Золотая осень», «Вечерний звон» (ср. известный романс на стихи И.И. Козлова), Л.Л. Каменева «Зимняя дорога» (ср. одноименное стихотворение А. С. Пушкина), «Малиновый звон» - песня, исполнявшаяся в 80-х гг. Н. Гнатюком и т.п.), а также стандартизированными номинациями (ср. конфеты «Вечерний звон»). Сочетание ахиллесова пята не вызвало сложностей у большинства русскоязычных и немецкоязычных респондентов, что объясняется высоким интеллектуальным уровнем и «начитанностью» опрашиваемых. Возрастной критерий сыграл главную роль в объяснении сочетаний осенний марафон и служебный роман. Интересен тот факт, что большинство немцев, изучавших русский язык в России в 70-80-е гг., правильно
отвечали на эти вопросы, зная, что речь идет о художественных фильмах, в то время как молодые люди затруднялись ответить и т. д. Главным результатом проведенного эксперимента стало для нас подтверждение того, что анализируемые атрибутивные комплексы ассоциативного типа занимают особое место в сфере ментальных представлений именно русского человека.
Однако степень выводимости / невыводимости композиционной семантики указанных конструкций из суммы значений составляющих их частей и отношений между ними, в соответствии с «принципом Фреге», даже здесь уже будет различной. Так, в одних случаях степень выводимости обусловлена а) только ассоциативным началом (ср. золотая осень), или б) привычностью образа (ср. темный лес), в других - связана с особыми а) культурологическими (ср. служебный роман, ариаднина нить) или б) историческими (красный уголок, рабочий класс) условиями и временными рамками, в третьих - продиктована зафиксированными особенностями указанных лексем в структуре конкретного языка (ср. карие глаза и каурая лошадь).
По мере продвижения от свободных словосочетаний к фразеологизмам считаем целесообразным выделить условно называемые номинирующие АК типа молодой человек, вечный двигатель, ночная кукушка и т.п. Суть таких комплексов состоит в том, что, с одной стороны, они так же, как и ассоциативные АК, в принципе свободны (ср. хороший человек, ученый человек, рабочий человек, честный человек и т.д.; мощный двигатель, форсированный двигатель, двигатель внутреннего сгорания и т.п.). С другой стороны, такие АК, в отличие от многих АК ассоциативного типа, уже не выдерживают известный тест на предикацию (ср.: молодой человек и *человек -молодой, вечный двигатель и *двигатель - вечный, ночная кукушка - *кукушка - ночная) и поэтому находятся уже значительно ближе к фра-зеологизированным оборотам, хотя семантика цельного сочетания пока еще вытекает из суммы составляющих частей.
Еще ближе к фразеологическим сочетаниям располагаются условно называемые нами АК клишированного типа. Особенность таких конструкций состоит в том, что при появлении прилагательного при существительном в этом случае получается иной, третий компонент, не угадывающийся из семантики составляющих слов (ср.: ворон - черный ворон, отец - святой отец, очки -розовые очки, студент - вечный студент, дом - бе-
лый дом, муха - белая муха, радио - сарафанное радио и др.). В этой связи интересным представляется тот факт, что, например, в словаре Ю.С. Степанова «Константы: словарь русской культуры» [Степанов 2001] не случайно справедливо разведены в разные словарные статьи понятия «мир» и «ментальные миры», «человек, личность» и «харизматическая личность», «закон» и «совесть, нравственный закон, мораль» и др. Е.С. Кубрякова, обратив внимание на известную и очень популярную в лингвистических исследованиях группу прилагательных, обозначающих цвета объектов, тонко подметила: «обычно они, конечно, характеризуют их [объектов] внешний облик. Но ср. оборот типа красный карандаш, где цвет может указывать на грифель или стержень объекта. Ср. также красный арбуз, где прилагательное описывает цвет мякоти плода и т.п. Отнесение прилагательного этого типа ко всему объекту в целом нередко приводит к тому, что оборот с ним приобретает характер лексикализованного, идиоматического, фразеологического названия (белый гриб, красная волчанка, синий цвет): этим оборотом именуется тогда, собственно говоря, новый концепт (ср. белая горячка, белые ночи, белая гвардия)» [Кубрякова 2004: 151-152]. Позволим себе предположить, что такие своего рода «лексикализованные, идиоматические, фразеологические названия», создающие новый концепт и условно названные нами АК клишированного типа, образуются не только из сочетаний прилагательных - цветообозначений с существительными: их круг хотя и довольно ограничен, но значительно шире.
Особенность следующей группы описываемых атрибутивных комплексов, условно названных нами АК отрицающего типа, сводится к тому, что в таких случаях появившееся определение вообще лишает существительное его первичного значения. В результате такое существительное, по сути, становится именем предмета, к которому уже нельзя применять существительное, взятое в его первичном значении (ср. бывший министр, искусственный лаз, поддельные деньги и т.п.). По мысли Е. С. Кубряковой, присоединение таких прилагательных к обозначениям объектов приводит к отрицанию самого объекта [Кубрякова 2004: 152], ср.: деревянные лошадки, искусственные цветы, фальшивые деньги и др. Такие обороты, с одной стороны, идиоматичны (неслучайно они названы Дж. Катцем и его соавтором «композиционными идиомами»), а с другой стороны, -оксюморонны [Кубрякова 2004, там же]. Идиома-
тичность таких АК свидетельствует о близости анализируемых сочетаний на шкале АК к фразеологизмам и отдаленности от свободных словосочетаний, несмотря на то, что ни один словарь фразеологизмов не фиксирует такого рода сочетания существительных с прилагательными.
Интересно заметить, что одно и то же прилагательное может употребляться в любой из названных групп, демонстрируя разные виды сочетаемости. Наиболее прозрачно этот тезис можно проиллюстрировать на примере прилагательных -цветообозначений. Ср., например, ассоциативные АК (белое - солнце пустыни), номинирующие АК (белый - свет), клишированные АК (белый -гриб), отрицающие АК (белые - ночи) и под.
Если говорить о другом основании для классификации атрибутивных комплексов, то необходимо обратить внимание на то, что, как известно, «слово хранится в сознании человека двояко: то как особая целостная когнитивная структура (гештальт), то в виде структуры знаний и концептов (фрейм)» [Кубрякова 2004: 151]. Очевидно, что так называемые номинирующие, клишированные и отрицающие атрибутивные комплексы хранятся в сознании человека в виде фреймов, в то время как ассоциативные АК представляют собой особую целостную когнитивную структуру и являются гештальтами.
Итак, несмотря на то, что сочетаемость имен существительных с прилагательными находится в центре многих лингвистических исследований разного рода парадигм и направлений, привлечение когнитивного подхода, по-видимому, является необходимым для объяснения ряда тенденций и особенностей появления и функционирования этих сочетаний. Исходя из основополагающей формулировки принципа Фреге, талантливо примененного профессором Е.С. Кубряко-вой для описания «нетривиальной семантики в сочетаемости прилагательных с существительными», можно выстроить своего рода шкалу так называемых атрибутивных комплексов (АК) - особых языковых единиц и когнитивных структур, занимающих промежуточное положение между свободными словосочетаниями, с одной стороны, и фразеологизмами, с другой. Безусловно, предложенная классификация атрибутивных комплексов требует привлечения большого по объему языкового материала, нуждается, вероятно, в уточнении предложенных терминов и более последовательных основаниях для обобщений. Однако проведенные лингво-ассоциативные эксперименты и приведенные аргументы в русле ког-
нитивно-дискурсивной парадигмы позволяют прояснить ряд вопросов, ответы на которые не были найдены ни в русской классической литературе (ср. приведенное выше высказывание Мит-рофана из комедии Д. Фонвизина «Недоросль»), ни в существующих зарубежных и отечественных лингвистических источниках, посвященных разным аспектам взаимоотношений имен существительных и имен прилагательных в русском языке.
Список литературы
Алпатов В.М. История лингвистических учений: Учеб. пособие. - М.: Языки русской культуры, 1998.
Ахманова О. С. Очерки по общей и русской лексикологии. - М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства Просвещения РСФСР, 1957.
Буланин Л.Л. Трудные вопросы морфологии: Пособие для учителей. - М.: Просвещение, 1976.
Вольф Е.М. Прилагательное // Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. - М.: Советская энциклопедия, 1990.
Жирмунский В.М. Происхождение категории прилагательного в индоевропейских языках в сравнительно-грамматическом освещении // Известия АН СССР, ОЛЯ. - Т. 5. - Вып. 2. - М., 1946.
Кубрякова Е.С. Композиционная семантика и ее особенности в сфере словообразования //
Проблемы семантического анализа лексики. - М., 2002.
Кубрякова Е. С. О нетривиальной семантике в сочетаемости прилагательных с существительными // Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура / Отв. ред. Ю.Д. Апресян. - М.: Языки славянской культуры, 2004.
Падучева Е.В. Динамические модели в семантике лексики. - М.: Языки славянской культуры, 2004.
Попова З.Д., Стернин И.А. Понятие «концепт» в лингвистических исследованиях. - Воронеж, 2000.
Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры: 2-е изд., испр. и доп. - М.: Академический Проект, 2001.
Степанов Ю. С. Имена, предикаты, предложения (семиологическая грамматика) / Под ред. Ю Н. Караулова. - М.: Едиториал УРСС, 2004.
Твардовский К. Из логики прилагательных / Пер. с польс. Б.Т. Домбровского. - М.: Российская политическая энциклопедия, 1997.
Фурашов В.И. Несогласованные определения в современном русском языке. - М.: МГПИ им. В.И. Ленина, 1984.
Фурашов В.И. Определение как синтаксическая категория в современном русском языке: Дис. ... д-ра филол. наук. - Владимир, 1985.
Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность. 2-е изд., стереотип. - М.: Едиториал УРСС, 2004.
N.V. Yudina
WHAT'S THERE IN MY «NAME» FOR YOU? (COMPATIBILITY OF NOUNS AND ADJECTIVES VIEWED FROM A COGNITIVE APPROACH)
The article looks upon the investigation of the word-combinations built according to the model adjective + noun, which are to be named Russian attributive complexes (ACs). The main task is to display all the types of ACs (which play a very important role in the linguistic picture of the world, both of an individual and of a whole ethnos) existing in the modern Russian language, beginning with absolutely free ones (compare with free combinations) and up to completely united ones (compare with phraseologisms), and to describe them within the frames of a cognitive-discursive paradigm. The article also reveals the first attempt to classify the discovered attributive complexes depending on the degree of deductibility - undeductibility of the compositional semantics of the abovementioned constructions from the sum of the meanings of their components and the connection between them.
