ЧИНГИЗ АЙТМАТОВ КАК ФЕНОМЕН СОВРЕМЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

УДК 894

Сабирова В.К., д.филол.н.

профессор Жоробекова С.А. ст. преподаватель Осмонова Н.А. ст. преподаватель ОшГУ

Кыргызская Республика, г. Ош ЧИНГИЗ АЙТМАТОВ КАК ФЕНОМЕН СОВРЕМЕННОЙ

ЛИТЕРАТУРЫ

В статье авторы пытаются доказать, что Чингиз Торекулович Айтматов является не только кыргызским писателем, сколько явлением современной мировой литературы. Перевод его произведений на множество языков сделали его имя бессмертным для сокровищницы культурного мира.

Ключевые слова: мировая литература, писатель, переводы, ценность.

Sabirova V.K., Doctor of Philology, professor, Zhorobekova S.A., senior teacher. Osmonova NA, senior teacher of OshSU, Osh, Kyrgyz Republic CHINGIZ AITMATOV AS A PHENOMENON OF CONTEMPORARY LITERATURE

In the article the authors try to prove that Chingiz Torekulovich Aitmatov is not only a Kyrgyz writer, but a phenomenon of modern world literature. Translation of his works into many languages made his name immortal for the treasury of the cultural world.

Key words: world literature, writer, translations, value.

В художественном произведении отношения разных категорий производны от мировоззрения и мировосприятия художника. Чингиз Айтматов - художник с мировым именем, которое составили ему такие бесценные произведения, как повести "Джамиля", "Белый пароход", "Материнское поле", "Ранние журавли", "Первый учитель", "Прощай, Гульсары" и "Пегий пес, бегущий краем краем моря", романы "И дольше века длится день" ("Буранный полустанок"), "Плаха", "Тавро Кассандры" и "Когда падают горы (Вечная невеста)".

Можно считать, что Чингиз Айтматов - талантливый сын кыргызского народа, щедрой таласской земли, верный продолжатель духа Манаса. Можно назвать Айтматова потомком Манаса за создание произведения, созвучного идеям великого эпоса кыргызов - романа "Тавро Кассандры" (1994).

В художественном произведении важен взгляд Ч. Айтматова на окружающий мир и его реакция на события в современном обществе. Его произведения можно расценивать как тревожный набат в Царь-колокол всемирного масштаба. Он словно кричит: "Люди! Остановитесь! Оглянитесь, вдумайтесь! Как мы живем? Куда мы придем? Своей суетой и равнодушием

к окружающему мы неминуемо приближаем Конец Света. Апокалипсис мчится к нам с космической скоростью. Давайте попытаемся если не остановить его, то хотя бы придержать свой неумолимый бег!" Этот роман читается нелегко, и дело не только в языке, максимально насыщенном модерновыми словами, но и в том, что за каждой строкой видишь огромную боль в душе писателя. Живую суть книги не пересказать словами. Ее надо читать и объяснять окружающим то, что оказалось наиболее близким, здесь бездна мысли, сразу побуждающей к активному действию.

Действующих лиц в романе немного и много одновременно. В число немногих входят: Филофей - главный герой, космический монах, Роберт Борк - Футуролог, ученый с мировым именем, молодой специалист Энтони Юнгер, Джесси - жена Р. Борка, Оливер Ордок - кандидат в президенты США и несколько эпизодических лиц. В число многих вошло все население земного шара, пришедшее в ужас и смятение от беспрецедентной сенсации о тавре Кассандры, появляющемся на лбу у беременных женщин, зачавших детей, не желающих явиться в наш порочный до безысходности мир.

Рассмотрим вначале пространство романа, это несколько основных точек: во-первых, город в Америке /с пригородами Ньюбери и Ридинг, а какой конкретно нам прямо не указывается. Это, видимо, задумка автора, предполагается, что местом действия мог быть любой из крупных городов Америки, любой из больших культурных центров Нового Света, где происходят основные события, связанные с образами Роберта Борка, Оливера Ордока и Энтони Юнгера, хотя слова "великий город" можно расценить как основное определение Нью-Йорка, "золотого яблока" в географии страны/.

Во-вторых, Москва, Красная площадь, где живет сова, два призрака -Ленина и Сталина и где происходят митинги, демонстрации протеста против ужасного монстра ХХ века - ВПК, военно-промышленного комплекса.

В-третьих, это Мировой Океан, где безумствуют громадные животные - киты, справедливо названные писателем "вселенскими радарами", ибо они самые первые чутко реагируют на аномалии в жизни Мировой души, и последняя точка во всеобъемлющем пространстве романа - орбитальная станция, космический скит, обиталище самозванного монаха Филофея, в миру - Андрея Андреевича Крыльцова, главного героя данного произведения. Эта трагическая фигура в романе - самая значимая и знаменательная, т.к. он - русский, бывший советский ученый-эмбрионолог, за много лет работы открывший феномен тавра Кассандры, потеряв на этом тернистом пути любовь и дружбу, семейное счастье и близких по духу. Подкидышем оставленный в послевоенную пору в одном из подмосковных интернатов, он сам чуть не является одним из пресловутых иксродов, лишенных родословной семьи и даже имен родителей - будущих строителей мирового коммунизма, призванных партийной номенклатурой бывшего СССР /вспомним образ Манкурта, не помнящего, что его "отец Доненбай" из романа "И дольше века длится день"/.

Крыльцов, ныне космический монах Филофей решил за все свои земные грехи отплатить самой страшной ценой - своей жизнью, успев перед смертью совершить высокий нравственный подвиг - открыть людям глаза на их образ жизни, порождающий бунт в зачатых людях из будущих поколений.

Визуальное /физическое/ пространство описывается в романе глаголами зрительного восприятия /смотреть, глянуть, видеть, наблюдать, не сводя завороженных взглядов, запечатлеть и т.п./ и посредством имен артефактов /иллюминатор самолета, на котором Роберт Борк летит из Европы и видит огромное стадо китов-самоубийц, окна дома в Ньюбери, из которого Роберт и Джесси видят разбушевавшихся демонстрантов, выступающих за то, чтобы Борк, поддерживающий идеи Филофея, убирался вон из их пригорода; экран телевизора, когда супруги Борки смотрят передачу о предвыборной встрече независимого кандидата в президенты Оливера Ордока; и экран монитора, во время космического телемоста, когда жители города и Филофей общаются между собой, а также ведется трансляция событий с разных точек мира: Пекина, Москвы, Берлина, Варшавы, Монреаля, Рио-де-Жанейро и прочих населенных пунктов. На земном шаре царит стихия гнева, протеста, фанатичного безумства. Приговор всех современников - землян един: "Смерть - Филофею!", т.е. никто не хочет признать, что вина в каждом из нас. Что не смерти надо желать Филофею, а благодарить всем миром за то, что не побоялся сказать правду: "Не так мы живем! Давайте все вместе задумаемся, как искоренить зло, которое неумолимо губит Землю, красавицу-планету!"

Визуальное пространство изображается с помощью метафор и сравнений. Океан писатель называет "хранилищем всемирного потопа", человеческий зародыш у него - "Возобновляющийся вариант людей", горести и радости - зима и лето жизни, тавро Кассандры - закадровый голос эмбрионального эсхата, музыка - трансформация солнечной энергии, религия - резонатор для множества голосов и т.п. Все перечисленные метафоры - именные, или генетивные, кроме них наблюдаются и метафоры глагольные, или когнитивные / зашкалило историю, расшибала телефоны, пригвождены взоры, интегрирует убеждения, существо закодировано, закипал океан, возжигая революции и войны и т.д./.

Гипотетическое /воображаемое/ пространство описывается глаголами ментального состояния /показалось, представить, сподвигнуть на незнание, взоры были пригвождены, скинуть взглядом и т.п./ и гиперонимами /кипящая магма - океан, зародыш - шифр движения вечности, рождение и смерть - продолжение круговорота вечности, Тавре Кассандры - предвестие генетического заката цивилизации, слово - потенциал Вечности, заключенной в нас, музыка - звуковое преображение вселенского пространства и времени и т.д./. Ментальное пространство изображается с помощью синтаксических метафор /темное дупло науки, телега ХХ века, субстрат и ипостась вечности /о мировом разуме/, мерцающая пурга эфира,

через боль и страдания расширяется Вселенная и пр./.

Физическое /визуальное/ пространство - это то, что я вижу "здесь и теперь", а воображаемое /ментальное/ - это то, что я вижу "здесь и везде" / воображение перемещается в любую точку пространства/ и "теперь и всегда" /воображение перемещается в любую точку в прошлом - в романе это воспоминания Филофея - Крыльцова о своей жизни в СССР - и в будущем -но в книге этот пласт времени представляется как мрак Апокалипсиса.

По мнению зарубежного критика Шпета Г., "чрезестественное изображение материала" [8] достигается естественными для любого писателя приемами. Художественный мир Айтматова - грандиозное вселенское пространство, находясь в котором может прозреть каждый и сделать выводы.

Тему человека и Вселенной, человека и вечности писатель ставит во всех своих произведениях. Они выступают как своеобразная Большая книга, объединенная айтматовскими темами и проблемами, сходством главных героев, их антиподов и образов животного мира, художественным выражением различных взглядов на человека и человечество.

Если в "Плахе" Айтматов растворяется в земной плоти, в земных проявлениях вечного и мгновенного, то в "Тавре Кассандры", как и в романе "И дольше века длится день" выходит за пределы планеты, а в "Вечной невесте" - это Кыргызстан и Германия, город и село, журналист Арсен Саманчин и эстрадная певица Айя Самарова. Писатель вновь за точку отсчета берет "абсолютное будущее время", не удовлетворившись использованием нулевой отметки в истории человечества - гибель и воскрешение Христа в "Плахе", сам по себе символичен. Это говорит о постоянстве мировоззренческих принципов, это свидетельство того, что Айтматов, согласно закону спиралевидного развития мироздания, возвращается к уже сказанному, но уже в другой форме и более убедительно; место действия не "богом забытый уголок" в степях Сары-Озеков, а великие современные державы Америки и Европы, потому что "холодная война" еще в недалеком прошлом, и вся цивилизация ориентируется на их образ жизни.

Различие наблюдается и в пространственном аспекте его романов: конкретная пространственная точка - кладбище Ана-Бейит в "Буранном полустанке" - это место встречи времен: настоящего, прошлого и будущего. Последнее представляется нам в заключительной сцене романа, когда Едигей, верблюд Каранар и собака в ужасе бегут от шума взлетающей в космос ракеты, и которая явственно напоминает Апокалипсис - сцену конца света. "Плаха" продолжает тему Апокалипсиса: роман изобилует смертями и трагическими сценами от первой страницы до последней. Автор использует метафоры при их изображении: обвал в горах /гибель Эрназара/; обвал разрушения, /наркомания, уничтожение волков и сайгаков/; обвал падения /отсутствие веры, кризис нравственности в современном мире/; обвал как символ безысходного отчаяния, жребий героев романа, идущих на плаху.

В романе "Тавро Кассандры" еще более углубляется айтматовское восприятие судьбы вселенной: гибнут киты, Роберт Борк и Филофей, солдаты в Афганистане и демонстранты в Москве, человечество обречено на неизбежное самоуничтожение, ибо даже в эмбрионах - будущем цивилизации - зреет отрицание нынешнего состояния мира, выражающееся в мерцающем пятнышке на лбу беременных женщин, женщин-святынь, само существование которых является естественным продолжением рода Богоматери, рождающих неиссякаемый источник жизни на Земле.

В результате подобного прочтения романов Айтматова создается следующая модель мира: мир - "карусель кровавых драм". Почему он приходит к такому трагическому выводу? Понять это может помочь анализ произведений через призму хронотопа, сделать выводы на философском уровне, обобщить все, что хотел сказать автор замыслом произведений, взглянуть с высоты положения умудренного опытом жизни одного из великих современных писателей, которым гордится кыргызская земля.

Сложность уровня повествования определяется своеобразием композиций романов: в "И дольше века длится день" все связывается местом действия - Серединными землями Желтых степей и образом Буранного Едигея, в "Плахе" все три части соединяет линия трагической судьбы волков, полная бед и скитаний. Этот роман состоит из нескольких временных, а следовательно, пространственных пластах: настоящее, драматические события в Прииссыкулье, давнопрошедшее, /"тысяча девятьсот пятьдесят лет назад" - указывает автор/, - это события последнего дня Иисуса Назарянина перед его казнью на Лысой горе в Иерусалиме, и прошлое, которое складывается из многих временных пластов различных героев: это и жизнь Авдия и хронотопы Инги, наркоманов, обер-кандаловцев, и ретроспективные сцены из жизни Бостона Уркунчиева [2].

В "Тавре Кассандры" наблюдается смешение в единстве прошлого /воспоминания Филофея, еще тогда Андрея Крыльцова о военном детстве и полуголодных юношеских годах, о времени, когда он трудился на благо Советской Родины и по указу партократов моделирующий из зэчек инкуб, вынашивающих будущих коммунистических роботов, это и беглое описание жизни Футуролога Роберта Борка и их идейного наследника Энтони Юнгера/, настоящего /это "бушующая магма океана", предвещающая почти первобытный хаос на планете, явившийся следствием реакции землян на заявление Филофея об открытии гамма-лучей, выявляющих знаки у еще не родившихся на свет, это и демонстрации на Красной площади и в других "горячих" точках красавицы Земли против массового уничтожения людей и природы или задыхающихся от межнациональной розни и прочих войн, наконец, это посланники Матери-природы - огромные стада китов, выбрасывающихся на берег, которые не в силах иначе выразить свой горячий протест против гнета накопившейся в мире энергии зла, рождаемой в людях.

Если рассматривать биографическое время главных героев обоих

романов, то можно увидеть определенное сходство в образах Авдия /"Плаха"/ и Филофея /"Тавро Кассандры"/. Главным героям не повезло; Авдия распяли на саксауле в степи дельцы из хунты Обер-Кандалова; Филофея же, отчаявшись найти правильное понимание людьми величайшего его открытия, шагает в открытый космос, превратившись в сухую мумию, т.е. у обоих героев нет будущего, жестокий мир не оставляет им перспектив. Эта же незавидная участь достигает и других героев романов: Бостона, лишившегося единственного сына Кенджеша, Акбару и Ташчайнара, отчаявшихся оставить после себя потомство, наркоманов, обреченных на неизбежную гибель, гонцов за анашой /"Плаха"/, Джесси, лишившейся мужа и коллеги Роберта Борка, китов, не имеющих другого способа выразить свой протест против деяний людей, как самоубийство, и миллионов землян, чьих судеб не миновала горькая чаша осознания того, что их еще не родившиеся дети не желают придти в их мир /"Тавро Кассандры"/. Однако, в этом романе писатель Чингиз Айтматов дарит образ человека нового поколения -прагматически мыслящей молодежи - Энтони Юнгера, для которого смыслом жизни станет служение делу, за которое заплатили жизнью ученые - американский футуролог Роберт Борк и русский советский генетик-биолог Андрей Андреевич Крыльцов, ставший монахом Филофеем.

Из всего вышесказанного вытекают следующие выводы:

- Хронотоп в романах Айтматова играет сюжетообразующую роль: пласты настоящего, прошлого, давно прошедшего в многообразном переплетении; включение легендарного и мифологического времени, мотив дороги в его временной и пространственной протяженности, все они как организационные центры действия в произведении образуют сюжет романа;

- Жанрообразующий аспект многообразно воплощен через хронотопы: сложность пространственно-временных отношений диктуют многоплановый жанр синтетического романа: социально-философско-психологический жанр. Такими и явились читающему миру все романы Чингиза Айтматова

[5];

- На идейно-тематическом уровне хронотоп действительно тесно и разнообразно связан с идейно-тематическим содержанием рассмотренных романов. Каждый хронотоп - это носитель конкретной идеи и является воплощением определенной темы. В романе "И дольше века длится день" Сары-Озеки - средоточие всех линий и все образов, жизнь которых связана с этим местом. В "Плахе" это хронотоп встречи волков и людей, пересечением линий представителей животного мира и мира людей. В "Тавре Кассандры" -"излучающем сплаве" боли, крика разума, света мудрости нам близок писатель и гражданин мира Чингиз Айтматов. В "Вечной невесте" своей жизнью спасает белых барсов от гибели журналист Арсен Саманчин. Вывод писателя однозначен, с горечью он признает: человек несет зло окружающей природе. Там, где человек встречается с животными, и происходит трагедия;

- В книгах повествование ведется от 3-го лица, автор не является непосредственным участником событий, описанных им, но образ его явно и

ощутим читателем, расставлены положительные и отрицательные аспекты, показано отношение к героям, слышится живой на эмоции голос писателя.

В книгах Ч. Айтматова переплетаются образы героев и автора, их мысли и чувства, и рождается удивительно гармоническое единство событий и действий, формы и содержания художественных произведений. Синтез введенных автором хронотопов, оформившись в необычные сюжеты и диктуя жанр синтетических романов многообразием сюжетных линий, тесно связан с темой и идеей произведений - призывом автора остановиться, оглянуться и подумать о том, так ли живут люди? [6].

Все книги Айтматова посвящены, «по сути дела, анализу кризиса нравственности, этой всеобщей беде человечества, расшатавшего собственные опоры существования» [1]. Человечество в своем движении к будущему, утверждает писатель своими романами, не сможет существовать без тех прочных нравственных опор, что в течение тысячелетий были выработана и затем закреплены в заповедях гуманизма, добра и красоты, запечатлены в искусстве, в исполненных мудрости мифах и легендах, передававшихся из поколения в поколение как охранная грамота жизни, которая оберегает человека от дурных поступков и благословляет в мир.

Книги Айтматова явились метафорами, так как метафоры сделались особенно необходимыми в наш век не только из-за вторжения научно-технических свершений в область фантастики, но и скорее потому, что противоречив и дисгармоничен мир, в котором мы живем. Критикой отмечены их проблемность и многоаспектность. Подробно рассматривались его философское, мифологическое, нравственное и «онтологическое» начала. Меньше внимания уделялось социально-публицистической направленности книг как произведений, непосредственно обращенных к сегодняшнему дню общества, к судьбам народа, всего человечества. «Публицистическое в романе чаще всего расценивалось критически и в результате осталось не до конца осмысленным» [7]. Публицистичность вкупе с философичностью составляет стиль Чингиза Айтматова, что и сделало его феноменом современной мировой культуры [3, 4].

Многим близок по духу Айтматов - журналист, эссеист и мыслитель. Его книги-диалоги с Дайсаку Икэдой («Ода величию духа»), Мухтаром Шахановым («Плач охотника над пропастью») и Фейзоллой Намдаром ("Источник духовности и единения всех сторон жизни") - это настоящее чтение для тех, кто думает о днях сегодняшнем и завтрашнем, о судьбах своей и мира. Кто может и хочет думать, если он человек разумный.

Использованные источники:

1. Курманходжаева Р. И. Проблемы воспитания и образования в творчестве Ч. Айтматова. - Б.: КГПУ, 1998. - С.3-118.

2. Сабирова В.К. Аналитическое прочтение романов Ч.Айтматова в дискурсе современной этнологии. Вестник ОшГУ. 2009. № №5. С. 215-219.

3. Сабирова В.К. Особенности публицистики Ч. Айтматова и его соавторов. Вестник ОшГУ. 2012. № 4 (1). С. 118-122.

4. Сабирова В.К. Идейное многообразие публицистики Чингиза Айтматова. Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2014. № 4-2. С. 166-169.

5. Сабирова В.К. Дискурс хронотопа в романистике Чингиза Айтматова. Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2014. № 7-1. С. 176-179.

6. Сабирова В.К. Место русского языка в публицистике Чингиза Айтматова. Современные исследования социальных проблем. 2014. № 3 (19). С. 88-93.

7. Петросов К.Г. Герой с идеалом и антигерой /роман Ч. Айтматова «Плаха» в критическом и читательском восприятии/. - Филологические науки, 1989, №3. - С.9-15.

8. Шлет Г. Работа по философии. - Логос, 1992, №2.