CC BY
73
Т. А. РАССАДИНА Е. А. СЕМЕНОВА
ЧЕЛОВЕК В УСЛОВИЯХ «ОБЩЕСТВА РИСКА»
Ключевые слова: «общество риска», риск, рисковое поведение, неопределенность, социокультурные изменения, трансформация ценностей, рациональность, рефлексивность
Key words: «risk society», risk, risk behaviour, uncertainty, socio-cultural changes, transformation of valuables, rationality, reflexivity
В условиях ускорения социального времени, глобализации мирового пространства, открытости, неустойчивости и неравновесности социальных систем, нелинейности и непредсказуемости социальных изменений разнообразие и количество угрожающих человечеству опасностей неуклонно растет, современное общество все чаще определяется как «общество риска».
«Общество риска подразумевает, что прошлое теряет свою детерминирующую силу для современности. На его место — как причина нынешней жизни и деятельности — приходит будущее, т. е. нечто несуществующее, конструируемое, вымышленное. Когда мы говорим о рисках,
РАССАДИНА Татьяна Анатольевна, профессор кафедры связей с общественностью Ульяновского государственного университета, доктор социологических наук.
СЕМЕНОВА Елена Александровна, соискатель кафедры связей с общественностью Ульяновского государственного университета.
мы спорим о чем-то, чего нет, но что могло бы произойти, если сейчас немедленно не переложить руль в противоположном направлении»1.
Россия, интегрировавшись в общемировую систему политических, экономических и социальных связей, как и остальной индустриально развитый мир, сталкивается с негативными последствиями перехода к «обществу риска». Последствия этих проблем проявляются в росте постоянного воспроизводства различных рисков (гонка вооружений, локальные войны, межэтнические конфликты, экстремизм, терроризм, сепаратизм, политический и финансово-экономический кризисы, бедность и голод, депрофессионализация, деморализация политики и права, недоверие к власти, социальный пессимизм, преступность, слабость гражданского общества, усиление авторитарных тенденций, понижение социального статуса одновременно нескольких широких социальных слоев, ценностно-нормативная дезинтеграция, кризис духовности и искусства, психические заболевания, кризис семьи, образования, воспитания и т. п.).
Появляются новые социальные группы риска, образуемые людьми, пережившими те или иные катастрофы, получившие военные, культурные или социальные травмы. Меняются формы взаимодействия техногенных рисков с природными (природогенными) и социальными (социогенными), рисковые процессы становятся более взаимозависимыми, приобретая способность к взаимному и многократному усилению.
В науке сложилась определенная теоретико-методологическая база исследования рисков. Успешная работа научного сообщества и российского общества в целом над минимизацией наиболее одиозных форм риска и угроз безопасности, по оптимистичным оценкам, потребует десятилетий. Однако ряд проблем пока не получил должного научного исследования. Это, например, проблемы, связанные с изучением человека, его реакций, ожиданий, процесса социокультурных изменений, трансформации ценностной системы под влиянием фактора риска. Между тем понимание влияния этих духовных составляющих на социальное управление в условиях общества риска является архиважным.
Важнейшим свойством современной эпохи является неопределенность, имеющая место в каждой ситуации и событии. Общество риска — это общество неопределенности и
двойственности, сам риск — это всегда событие или явление с неопределенными последствиями.
Последствия риска предполагают диалектику явного и латентного: они могут оказывать отрицательное воздействие на состояние членов общества, что ведет к возрастанию их нефункциональности, и могут способствовать переходу акторов в иное социальное состояние, позитивно увеличивающее их статусно-ролевую функциональность или, в отдельных случаях, имеющее нейтральный эффект. Двойственность любого решения, сопряженность любого блага с возможно еще большим ущербом выдвигаются в «обществе риска» на первый план.
В бифуркационном социуме, насыщенном событиями, конфликтами, конкурирующими и невероятными альтернативами будущего, отчетливо проявляются хаотические тенденции и риски, разрушаются условия для общественного консенсуса, подрываются основы коммуникации. Поведение, ориентированное на такие случайности и принятие таких альтернатив, является противоречивым. Эта неустойчивая ситуация усугубляется еще и тем, что возможности выбора весьма существенно затрудняют принятие адекватного решения. Сам выбор (индивидуальный или солидарный) моделирует ситуацию бифуркации, которая может дать непредсказуемые результаты, оказать кардинальное воздействие на исторический процесс. Как правило, решения принимаются в условиях неопределенности и ограниченной информации о наборе возможных событий и их вероятном исходе, малые воздействия могут привести благодаря эффекту нелинейности к невероятно большим последствиям как позитивным, так и деструктивным. Осмысление риска в «колонизации будущего» (Э. Гидденс) не может быть полным, возможны непредвиденные и неожиданные исходы. Современное рисковое поведение вообще не вписывается в схему рационального / иррационального (Н. Луман). Принимаемые решения всегда связаны с рисковыми последствиями, по поводу которых принимаются дальнейшие решения, также порождающие риски. Возникает серия разветвленных решений, или «дерево решений», накапливающее риски.
Риск становится динамичной мобилизующей силой в обществе, стремящемся к переменам. Рисковые ситуации разрывают преемственность в организации институциональной
системы радикального модерна, социальных и культурных традиций, дезориентируют, дезинтегрируют людей, порождают фрагментарность, вызывают у современного человека ряд противоречивых психологических состояний, выражающихся в сомнениях, состояниях тревоги. Тревожность, страх, неуверенность, сомнение, недоверие, ощущение избытка опасностей, пессимизм закреплены в эмоционально-волевой структуре личности и массового сознания. Отсюда и сходные реакции: фрустрация, депрессия, агрессивность, внутренний конфликт. Социальная адаптация в таких условиях требует больших внутренних ресурсов и затрат от личности, чем при обычной социализации в обществе. В ее успешности особо важны сильное «Я», рациональность, критичность и саморефлексия, а также предыдущий опыт прохождения через стрессовые ситуации, в ходе которого вырабатывается психологическая гибкость и развиваются адаптивные способности.
Постоянно обновляемые, трудно прогнозируемые ситуации риска трансформируют повседневную жизнь человека в процесс их постоянной калькуляции и осмысления в терминах риска. Наблюдается рост актов самостоятельного выбора при решении жизненно важных проблем, все большего дистанцирования от влияния общественных структур, полагания либо на оценку экспертов, либо на социальный опыт, интуицию. В результате перед людьми открываются невиданные ранее возможности рефлексивного созидания не только себя, но и обществ, в которых они живут; предоставляется возможность выбора социального контекста (в какие социальные отношения вступать и поддерживать, а в какие — нет). Отсюда неизбежность новых форм рефлексивности человека: разработки абстрактных схем, нацеленных на учет реализации возможностей. Как показал У. Бек, модерн производит не только новые риски, но и новые рефлексивные способности, позволяющие минимизировать данные риски. В таком обществе сознание определяет бытие. Рефлексивность распространяется на жизненные ценности, вынуждает искать новые духовные ориентиры для осознания своего места в меняющемся социуме, связей с государством и окружающей социальной средой2.
Вместе с тем современные риски не поддаются калькированию и не компенсируются, у них нет конкретного
виновника. Они способствуют возникновению нового неравенства (одни «производят» риски, другие вынуждены их «потреблять», жить в рискогенной среде), одновременно риск «демократичен» (в итоге он настигает тех, кто его производит), производство рисков изменяет политическую систему общества. Экономический рост стал приравниваться к прогрессу, в нем стали видеть признак преуспевающего общества. Экономическая и политическая стабилизация общества достигается за счет демодернизации, возврата к архаическим формам социальной организации, усилению авторитарных, силовых, имперских тенденций на макро- и микросоциальном уровнях. Дезинтеграция общества сопровождается выделением «энергии распада», которая институционализировалась в форме теневых и криминальных сообществ. Потенциал самоорганизации общества не реализуется, способность к продуцированию инициатив снижается, социальная апатия не исчезает, общественная активность направляется на реализацию чувственных потребностей и интересов.
Восприятие и принятие риска являются не только психологическими, но и социальными проблемами: человек поступает в соответствии с ожиданиями, предъявляемыми к нему его постоянной референтной группой, и выбор поведения и его детерминант контролируется социальными факторами.
Результаты нашего социологического исследования3 показали, что сбывается утверждение У. Бека о глобальности и универсальности риска, его необъятном масштабе. Процессы глобализации стирают границы рисков и угроз, делают мир единым в борьбе с общими проблемами. Исследование продемонстрировало перечень наиболее важных угроз, которые, по мнению респондентов, относятся к ним лично, а также к стране и миру в целом, например, финансово-экономический кризис, безработица, терроризм, бедность, экологические проблемы (глобальное потепление, загрязнение окружающей среды и др.). В приоритетах выявлены некоторые отличия. В рейтинге значимых личных проблем оказались безработица, бедность, финансово-экономический кризис, болезни, экология. Мировыми проблемами названы терроризм, войны, болезни, финансово-экономический кризис, природные бедствия. В этом ряду далекими и субъективно не представляющими реальную угрозу стоят транспортные аварии, голод,
революции, бездуховность, распространение дезинформации СМИ, коррупция, изношенность инфраструктуры, безразличие и беспредел чиновников. Вполне адекватным является представление о наиболее уязвимых группах риска (дети, старики, бедные, молодежь, не имеющие хорошей работы). Риски становятся уделом малоимущих.
Риск упрочивает определенные солидарности и социальные дистанции. Человеку свойственно искать поддержку в сложной ситуации. В 2001 г. каждый второй респондент обратился бы за помощью к своим родным, каждый четвертый — к знакомым. Ценность поддержки близкого человека, участие в судьбе другого остаются неизменными и в 2010 г.: 36,4 % обращаются за помощью к родственникам и членам семьи, 23,4 % опрошенных ищут поддержку у друзей. Вместе с тем очевиден рост самодетерминированности («ни к кому не обратились бы за помощью» в 2010 г. 18,4 %, в 2003 г. — 4,7 %, в 2001 г. — 6,6 %). Каждый десятый находит силы и утешение в церкви (мечети) (11,4 %). Государство как социальный институт по-прежнему не находится в числе приоритетных субъектов, к которому хотелось бы обратиться за поддержкой.
В условиях реальных катастроф (пожар в ночном клубе в Перми, авария на Ульяновском арсенале, теракт в «Невском экспрессе») спокойных и не испытывающих никаких чувств около 1 %. Преобладающими эмоциями людей являются сочувствие, жалость к пострадавшим (32,0 %), беспомощность (17,3 %), тревога (16,9 %), ненависть к виновникам (12,3 %), страх (11,9 %). Только около 2 % опрошенных были возмущены бездействием власти (0,9 %), отсутствием информации о реальности событий (0,9 %).
Ответственность за постоянные угрозы, риски респонденты приписывают в основном государству (20,2 %) и самим людям (15,9 %). В списке виновников оказались региональная и местная власть (по 11,0 %), олигархи (10,1 %), правоохранительные органы (9,8 %), другие государства (например, США) (7,0 %), партии и СМИ (по 6,1 %).
По мнению опрошенных, риск выгоден олигархам (21,4 %), другим государствам (16,7 %), государству и местной власти (19,2 %), СМИ (8,1 %), партиям (7,3 %). Это дает им материальные выгоды и власть. Однако 12,4 % опрошенных полагают, что ситуации рисков и опасностей не нужны никому, так как от них страдают все.
Жизнь в условиях кризисов, опасностей, рисков отражается в сознании людей дифференцированными формами доверия-недоверия. В этих условиях максимальное доверие выражено Министерству по чрезвычайным ситуациям (85,7 %), Администрации Президента РФ (56,1 %), Правительству РФ (55,5 %), армии (49,1 %). Меньше доверия заслужили милиция, региональные, городские власти (по 25,0 %), региональные и городские законодательные органы (от 5,0 до 10,0 %).
По наблюдениям респондентов, окружающие эмоционально справляются с опасностями, рисками (никак не реагируют, пока ситуация напрямую их не коснется; ищут тех, кто может помочь, поддержать; переживают, волнуются; находятся в состоянии растерянности, не знают, что предпринять; стараются держаться подальше от таких ситуаций). В поведении опрошенных, кроме таких же эмоциональных реакций, присутствуют рациональность, продуманность, смелый взгляд на жизненные невзгоды и вера в свои силы (лучше думают о вариантах выхода из таких положений [ранг 1]; настраиваются на лучшее [ранг 3]; риски, опасности приводят их в активное состояние, «заводят» [ранг 5]).
Рационализация рисков проявляется и в ситуациях, когда обнаруживается возможность рискнуть для достижения жизненного успеха, что связано с освоением / выполнением новой и напряженной деятельности (начать новое дело, получить новое образование, сменить работу). Каждый второй готов в подобной ситуации пойти на риск (34,4 % пошли бы на риск в случае уверенности в успехе; 18,8 % обязательно рискнули, даже если не были бы уверены в успехе); каждый пятый не готов к такому риску (13,1 % скорее не стали бы рисковать, если не уверены в успехе; 5,7 % ни за что не стали бы рисковать, так как спокойствие дороже). Человек не только осознает современные риски, но привыкает к ним. Рисков много в любое время (38,8 %) и в переходные периоды (37,2 %). Хотя 26,2 % утверждают, что рисковать следует в стабильные периоды, а каждый пятый (18,85 %) — в переходные периоды. Уверены, что рисковать следует всегда, 19,7 %, и полагают, что рисковать не следует никогда, 8,2 %.
Риск — фактор не только структурных, технологических, но и социокультурных изменений. Главными нормативны-
ми идеалами прошлых эпох были равенство и социальная справедливость, в обществе риска — безопасность. Система ценностей неравноправного общества все более заменяется системой ценностей «небезопасного общества». Социальная адаптация пропитана разновекторными ценностными отношениями, динамика которых является перманентным процессом.
Представим оценку направленности и интенсивности динамики ценностных ориентаций по основаниям традиционных и современных нравственных ценностей, произведенную с помощью методики Ч. Осгуда. Семантический дифференциал позволяет измерить поведенческие составляющие ори-ентаций по восприятию и оценкам других. Предложенная оценочная шкала (26 альтернатив) имеет направленность от традиционных нравственных ориентиров (отрицательная часть континуума) в сторону их альтернатив (положительная часть)4.
Как показывают исследования, жители Ульяновска проявляют высокую самостоятельность, независимость (средние арифметические по г-ой шкале составили в 2001 г. +1,1, в 2003 г. — +1,0, в 2010 г. — +0,330; во многом полагались на свои силы в 2001 г. +1,6, в 2003 г. — +1,2, в 2010 г. — +0,839; имели активную личностную позицию в 2001 г. +0,9, в 2003 г. — +0,8, в 2010 г. — +0,122; стремились пожить для себя в 2001 г. +1,0, в 2003 г. — +1,1, в 2010 г. — +0,518). Высока сила хитрости (+0,3; +0,2; +0,179 соответственно), соперничества (+0,1; +0,2; +0,367). Прочные позиции занимают безразличие к общественному мнению (в 2001 г. — +0,2, в 2003 г. — +0,3, в 2010 г. — +0,198), стремление строить свою карьеру (+1,0; +1,2; +1,009 соответственно). Выявлена рационализация коммуникативной сферы человека: есть движение от откровенности, открытости к замкнутости, закрытости (—0,1; -0,3; +0,188 соответственно).
Жесткие социальные условия и компенсирующие их распространение гуманистические подходы влияют на понимание ценности человека не только как разумного, активного, но и гуманного. К духу применима категория силы, но в этот мир может вторгаться иное начало — дух свободы, человечности, милосердия. Мнения респондентов показывают выраженность этой другой стороны силы духа. В человеке, по данным опросов, есть определенный
перевес нравственных качеств: жалости, сочувствия над черствостью и безжалостностью (средние арифметические по г-ой шкале составили в 2001 г. -0,2, в 2003 г. — -0,6, в 2010 г. — -1,933); миролюбия над агрессивностью (-0,6; -0,6; -0,688 соответственно); честности над лживостью (-0,4; -0,7; -0,726); совестливости над бессовестностью (-0,7; -0,6; -0,688), взаимовыручки над ее отсутствием (-0,8; -0,8; -0,5). Сохраняются вечная российская терпеливость (-0,7; -0,5; -0,716), всечеловечность как способность легко уживаться с другими людьми, их идеями, системами ценностей (-1,2; -0,8; -0,839 соответственно).
Вероятно, сохранение этих духовных качеств при осмыслении происходящих перемен и активном обсуждении проблематики русского национального характера способствовало в последние годы движению в традиционную сторону такой системообразующей ценности, как коллективизм (коллективизм-индивидуализм: +0,2; +0,2; -0,132).
В целом можно предположить, что вектор движения ценностей меняет свою направленность в сторону традиционных (в 2001 г. W = +0,03; в 2003 г. — +0,02; в 2010 г. — -0,01). Заметим, общая направленность и интенсивность измеренной установки W изменяет величину в интервале от -1 до +1. Последнее десятилетие показало, что полного отказа от традиционного, доказавшего свою состоятельность и в итоге способствующего достижению безопасности, не происходит. Человек упорядочивает непредвиденные события, соотнося их, с одной стороны, с рисками, опасностями, с другой — адаптивными возможностями, осознанием реальности тех типов рисков, которые уже освоены в предыдущем социокультурном опыте. Смысловое поле обыденности способствует повышению стереотипизации восприятия мира, что является важным для мышления человека в терминах риска. Смысловое поле обыденности складывается и стабилизируется благодаря доверию к устойчивому воспроизводству социальных отношений в ожидаемых формах.
Новый рефлексивный мир, пропитанный разными видами рациональности, есть взаимопроникновение инновации и традиции, рефлексивности и рутинности, основа для «обретения власти» в условиях нелинейной социокультурной динамики. Обретение власти — это способность людей рефлексировать относительно новых систем ценностей,
самоидентификаций при выработке оптимальных способов решения проблем, связанных с рисками, учетом факторов порядка, ранее сделанных выборов, которые зарекомендовали и оправдали себя.
В условиях постоянных изменений, латентных процессов и непредвиденных последствий, которые продуцирует рисковая среда, познание, освоение социального мира формируют новые субъективно значимые смыслы, самоидентификацию индивидов, менталитет, поведение, новый социальный порядок, в котором изменения, непредсказуемость, скрытость стали новой формой социальной устойчивости. Отслеживание, понимание этих процессов, прогнозы возможных сценариев развития представляются не только захватывающими для исследователя акциями, но и онтологической социальной необходимостью.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Бек У. Что такое глобализация? М.: Прогресс-Традиция, 2001. С. 175—176.
2 Его же. Общество риска. На пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция, 2000. С. 34—35.
3 См.: Рассадина Т.А. Нравственные ориентации жителей российской провинции // Социол. исслед. 2004. № 7. С. 52—61.
4 См.: Ядов В.А. Социологическое исследование: методология. Программа. Методы. Самара: Изд-во «Самарский университет», 1995. С. 190—193.
Поступила 28.04.10.
