CC BY
30
Л. А. Алябьева
Человек меняет кожу.
Загар и канон телесной красоты
Загорелое тело вызывает самые положительные эмоции: мы неизменно прочитываем загар как признак молодого и здорового организма, считая его непременной составляющей современного идеала телесной красоты.
Нам, заложникам современных представлений о красоте, трудно поверить, что стремление обладать загорелым телом - явление сравнительно молодое. Каких-нибудь сто лет назад представительницы прекрасного пола делали все возможное, чтобы избежать пребывания на солнце, которое однозначно воспринималось в качестве «врага, посягающего на белизну кожи». Известно, что, находясь на теннисном корте в жаркие летние дни и пытаясь уберечься от солнечных лучей, викторианские барышни прикрывали носы маленькими черными мешочками, сшитыми из бархата, которые привязывались к лицу лентой из эластичной ткани. Романы того времени переполнены жалобами дам на «неприятное солнце», поскольку хоть сколько-нибудь загорелая кожа делала абсолютно невозможным выход в свет, женщина просто-напросто не могла «показаться на людях». Одна из героинь «Эвелины» Фанни Берни, великосветская барышня замечает: «the sun, too, is monstrous disagreeable! - I dare say I shall be so tanned: I shan't be fit to be seen this age». В романе Оливера Голдсмита «Векфильдский священник» дочки пастора, как и викторианские теннисистки, боятся выйти на улицу, поскольку «солнышко оказывалось врагом, посягающим на белизну кожи». Сравнение цвета женской кожи с батистом и алебастром почиталось чуть ли не высшей похвалой. Эта солнцефобия имеет простое объяснение: цвет кожи во все времена рассматривался как символ статуса, а поскольку тогда загар считался отличительной чертой человека, работающего на свежем воздухе, то, соответственно, бледность выступала символом праздности и неучастия в физическом труде1. Именно поэтому до поры до времени представители так называемого праздного класса и пытались всячески уберечься от загара, который в наши дни выступает синонимом молодости, красоты и здоровья.
Цвет кожи определял сословную принадлежность: таким образом, по наличию (или отсутствию) загара можно было отделить человека благородного происхождения от простолюдина, хозяина от слуги. Чем бледнее кожа, тем выше статус, социальное положение ее обладателя. Чтобы ос-
1 Таким образом, отсутствие загара можно назвать одним из проявлений «демонстративной праздности»: Веблен Т. Теория праздного класса. - М., 1984.
11 © Алябьева Л. А., 2007
таваться белокожими, люди прибегали к помощи самых разных, далеко не безболезненных, а зачастую и смертельно опасных методов. Так, например, женщины Древней Греции и Древнего Рима использовали для этих целей свинцовые краски и мел, который в конечном итоге мог привести к превышению безопасной концентрации свинца в организме человека и смерти. К середине X века в качестве отбеливателя стали использовать не менее опасный мышьяк. Во времена английской королевы Елизаветы I, выходя из дома, дамы брали зонтики или надевали маски, чтобы уберечься от лучей солнца. Неслучайно героиня шекспировской пьесы «Много шума из ничего» Беатриче причину своей непопулярности у мужчин видела как раз в смуглости кожи: «Так-то вот все на свете устраиваются, кроме только одной меня, бедной чернушки. Остается мне сесть в уголок и кричать: «Дайте мне мужа!» (в пер. Т. Щепкиной-Куперник). (англ. «Thus goes every one to the world but I, and I am sunburnt; I may sit in a corner and cry heigh-ho for a husband!»)
Между тем, уже в начале XX века прозвучали первые, пусть робкие, голоса в защиту солнечного света и в пользу «новой красоты», воплощением которой станет изящное женское тело, покрытое здоровым бронзовым загаром1. К тому времени большинство низкостатусных работ стали выполняться в закрытых помещениях фабрик и заводов, в связи с чем кардинальным образом изменилось значение загара: теперь его наличие свидетельствовало о том, что у человека есть время (и деньги) загорать, полеживая на залитом солнцем пляже в какой-нибудь теплой стране. В 20-е годы XX столетия, во многом благодаря усилиям Коко Шанель, которая случайно загорела во время отдыха на Французской Ривьере, загорелое тело вошло в моду, и был дан старт настоящей солнечной лихорадке. Повинуясь новомодной тенденции, толпы состоятельных граждан ринулись на побережье и с готовностью подставили свои бледные тела под лучи палящего солнца (с появлением моды на загар можно связать смену курортных предпочтений, когда поездка на воды с узкооздоровительными целями сменилась паломничеством к морю, к открытой воде с целями откровенно гедонистическими). Фэшн-индустрия оперативно отреагировала на увлечение современников появлением открытой модели купального костюма2, косметические фирмы стали выпускать пудру и крем модных бежевых тонов, а также масло для загара. Женские журналы всячески пропагандировали загар, помещая на своих страницах фотографии кинозвезд в купальниках, демонстрирующих свои соблазнительные бронзовые тела. Загар стал неотъемлемой составляющей «новой
1 The Girl's Own Paper, 1907. - P. 591.
2 См. подробнее об эволюции купального костюма: Jennifer Craik. The Face of Fashion. Cultural Studies in Fashion. - L., N.Y., 1994. - P. 136-152.
красоты». Героиня романа Агаты Кристи «Зло под солнцем» выступает воплощением нового телесного идеала - «совершенная, как античная статуя: высокого роста и безупречного сложения, вся она, от макушки до изящных ступней, была покрыта ровным бронзовым загаром, что подчеркивал ее простой белый купальник с открытой спиной». Герой был ей под стать: «образец мужественности - стройный, загорелый, с широкими плечами и узкими бедрами, он излучал жизнерадостность и энергию»1.
Интересно, что поскольку женщины постарше по-прежнему следовали девизу «Бледность прекрасна» (англ. «White is beautiful»), наличие загара также стало считаться верным знаком принадлежности к молодому поколению2. Кроме того, бледность все устойчивее ассоциировалась не только со старостью, но и с нездоровьем, будучи одним из признаков туберкулеза3. Другими словами, загар прочно связывался в сознании современников с нарождавшимся культом молодости4.
1 Однако консервативно настроенный Пуаро выступает решительно против солнечных лучей, ему вторит миссис Гарденер, которая в духе викторианских псевдонаучных страшилок утверждает, что «девушкам, что по стольку часов лежат под палящим солнцем, угрожает чрезвычайный рост волос на руках и ногах» и даже на груди. Пуаро - ретроград, ему не по душе новые моды: «Взгляните на лежащих на песке людей. Кто они? Не мужчины и не женщины, а просто тела! Да, мадемуазель, только тела, совершенно лишенные индивидуальности! ... Где здесь привлекательность? Где тайна, свойственная женщине? Я, возможно, несколько старомоден. В дни моей молодости молодого человека охватывала дрожь уже при виде стройной женской щиколотки ... плавного изгиба лодыжки ... случайно мелькнувшего колена ... шелковой подвязки ...» (Кристи А. Немой свидетель. Романы. - М., 2002. - С. 397).
2 См.: Ruth P. Rubinstein. Dress Codes. Meanings and Messages in American Culture. - 2001. - P. 247-248.
3 Кстати, солнечный свет считался одним из средств борьбы с туберкулезом. Еще в 1903 году Август Роллье открыл свою знаменитую «клинику солнечного света» в Альпах, где лечили от этого недуга.
4 Зарождение массового культа молодости приходится на 20-е гг. XX века, когда на смену викторианскому идеалу зрелой гранд-дамы приходит тип худенькой девушки-подростка. Новый идеал был противопоставлен культовым образам прошлого, когда зрелость и статность почитались наипервейшими достоинствами, борода рассматривалась как непременный атрибут мужественности, а белая кожа и пышные формы навязывались в качестве совершенного образца женской привлекательности. Смена моды на фигуру повлекла за собой смену силуэта -тело приобрело подростковые очертания благодаря модному вытянутому силуэту, который нивелировал грудь и талию, переместив акцент с этих знаковых для предыдущего корсетного периода частей тела на ноги. В моду наряду с загаром вошли такие атрибуты молодости, как короткая стрижка, занятия спортом, танцы (шимми, чарльстон), которые предполагали непосредственный контакт с партнером и весьма активные телодвижения.
Вера в целительную солнечную энергию в те годы была настолько велика, что в рекламе курортов можно было увидеть в ряду прочих достоинств упоминание высокой солнечной активности (так, например, в рекламе британского курорта Фолькстона «High Sunshine Record» стоит рядом с «bracing airs, glorious sands, sports grounds, dances, good train service»1). Как ни странно, ультрафиолет тогда считался полезным и воспринимался исключительно позитивно, не случайно «солнечный луч» (англ. sun ray) в те годы часто встречался в названиях гостиниц, расположенных в курортных зонах, причем эта тенденция сохраняется и в наши дни, несмотря на более осторожное отношение к солнцу. Медицинские трактаты всячески пропагандировали загар, выходили даже специальные пособия по загару, где подробно описывались позы, которые позволяют достичь наилучших результатов и приобрести правильный, с научной точки зрения, загар (см., например, «The Health and Nature Cure Handbook», 1931).
До сих пор, несмотря на всевозможные кампании по разоблачению солнца , загорелое тело не утратило своей притягательности, и мы по-прежнему находимся во власти солнечного мифа о тесном союзе молодости, красоты и здоровья. Симптоматичными, в этой связи, являются результаты опроса, проведенного журналом «Seventeen» среди девочек-подростков: 2/3 опрошенных тинэйджеров признались, что «с загаром они чувствуют себя лучше, здоровее и более утонченными» (англ. «look better with a tan and feel healthier, more sophisticated»), а половина опрошенных заявила, что с загаром они ощущают себя «более спортивными» (англ. «more athletic»)3.
1 См. подробнее в: J.A.R. The Englishman's Holiday. A Social History. 1976.
2 В частности, еще в 1985 г. Американская Академия Дерматологии выступила с заявлением о вреде солнца, а в 1988 г. директор модельного агентства Эйлин Форд заявила «The tanned look is dead» (букв. «Загорелый образ мертв»).
3 http ://en.wikipedia.org/iki/Sun_tanning
