CC BY
17
УДК 821(410).09"20"
Дьяченко Ирина Алексеевна
кандидат филологических наук Петрозаводский государственный университет, г. Петрозаводск
irinady25@yahoo.com
ЧЕЛОВЕК КАК ИСКАТЕЛЬ БЫТИЯ В СТИХОТВОРЕНИИ У.Х. ОДЕНА «WHITHER?»
Цель данной статьи - рассмотреть стихотворение УХ. Одена «Whither?» (1938) с философской (экзистенциальной и онтологической) точки зрения. Данное произведение нечасто привлекает внимание критиков, а между тем в нем сосредоточены многие вопросы, актуальные для зрелой поэзии Одена (американский период). В статье устанавливается связь стихотворения «Whither?» с английской литературной традицией через жанрообразующий мотив «Quest». На основе анализа текста на образно-композиционном уровне определяется авторская интенция -деконструкция бинарных оппозиций. Содержание стихотворения исследуется в контексте философских систем М. Хайдеггера и Ж. Деррида. В результате проведенного анализа автор статьи приходит к следующему выводу: субъект в данном стихотворении - это собирательный образ странника, чья экзистенция является путешествием во времени в поисках бытия. Бытие в тексте Одена трактуется как взаимодействующее с временностью и историчностью. Бытие призывает человека-странника, говоря с ним на языке сущего.
Ключевые слова: УХ. Оден, стихотворение «Whither?», мотив «Quest», экзистенция, бытие, М. Хайдеггер, бинарная оппозиция, деконструкция, Ж. Деррида.
Одним из основных мотивов в творчестве выдающегося англо-американского поэта УХ. Одена (1907-1973) является мотив «Quest». Это английское слово можно перевести как «странствие в поисках чего-то важного, что очень трудно найти». Данный мотив был жанроо-бразующим для английской средневековой литературы («Beowulf», «Sir Gawain and the Green Knight», Thomas Malory's tales of King Arthur), а в последующие века он осмыслялся по-новому: его широко использовали романтики, викторианцы, модернисты. И когда Оден в 1938 году пишет стихотворение «Whither?» («Куда?»), которое открывает цикл «A Voyage» («Морское путешествие»), он вступает в диалог с богатой литературной традицией, модернизируя ее. Вслед за Т. С. Элиотом Оден развивает мотив «Quest» в философско-психологиче-ском ключе.
Необходимо отметить, что стихотворение «Whither?» было написано за год до того, как Оден эмигрировал в США, покинув Европу - «бесплодную землю», охваченную предчувствием катастрофы. В родной Англии многие сочли этот поступок поэта предательством. Столь суровое осуждение объяснялось тем, что к началу 30-х годов Оден уже приобрел известность как поэт политически ангажированный: молодой Оден разделял «левые» убеждения. Критики высоко ценили его смелую трактовку проблем современного социума. Поэтому эмиграция Одена в Америку в 1939 году в глазах европейских интеллектуалов выглядела как бегство. В каком-то смысле это и было бегством, но не от угрозы надвигающейся войны, а от той роли ангажированного «голоса поколения», в которой общество желало видеть Одена. Проблема заключалась в том, что к концу 30-х годов Оден претерпел серьезные внутренние изменения: он чувствовал, что перерос эту роль, что ему - как автору и как личности - необходимо развиваться
в другом направлении. Социально-политические темы в его творчестве постепенно уступают место психологическим и философским. Поэт начинает серьезно интересоваться философией и религией. Он отрекается от роли трибуна, глашатая, лидера, публичной фигуры, выбирая позицию исследователя. И в качестве объекта исследования в его произведениях все чаще выступает сама человеческая природа. Человек в зрелом творчестве Оде-на изучается не только в контексте современного ему общества, но и в связи с более глубокими экзистенциальными и онтологическими вопросами. С одной стороны, поэт, обращаясь к этому кругу вопросов, выходит во вневременное поле: то же стихотворение «Whither?», которое мы будем рассматривать, может быть интерпретировано как некая универсальная аллегория человеческого пути, не зависящая от социально-исторических процессов. С другой стороны, субъект, путь которого описывается в данном произведении, безусловно, конституирован в контексте ХХ века. Стихотворение «Whither?» не относится к числу широко известных, на него не так часто обращала внимание критика, а между тем оно представляет немалый интерес для исследователя оденовского творчества как произведение, в котором сосредоточены вопросы, актуальные для зрелой поэзии Одена, поэзии американского периода.
Примечательно название этого стихотворения. Английское слово «whither» - это устаревшая форма вопроса «where» («куда», «до какого места»). На всем протяжении текста стихотворения, состоящего из 5 строф, устаревшая лексика не используется, но таким названием Оден подчеркивает внутреннюю связь своего произведения с древней литературной традицией. Эта связь не так уж очевидна, потому что оденовский текст на первый взгляд не имеет ничего общего, например, c рассказом о поиске Святого Грааля. По нашему мнению,
148
Вестник КГУ ^ № 3. 2018
© Дьяченко И.А., 2018
однако, в творчестве Одена имеет место новая форма, в которую облекается вечное содержание.
Стихотворение открывается строфой, в которой автор мастерски использует один из своих излюбленных приемов - прием монтажа:
Where does this journey look which the watcher upon the quay, Standing under his evil star, so bitterly envies, As the mountains swim away with slow calm strokes And the gulls abandon their vow? Does it promise a juster life?1
Читатель одновременно видит отплывающий корабль глазами человека, который остался на пристани, и удаляющуюся береговую линию глазами путешественника. Путешественник у Одена - образ собирательный, аллегорический, так как речь идет о жизни людей вообще, о человеческой экзистенции. В тексте странник именуется «he» и «fortunate traveler» (во 2-й строфе). Счастье странника, покидающего берег, противопоставлено «горькой зависти» того, кто остается. Цель странствия определяется как «a juster life» и «the Good Place» - «хорошее место» (противоположное элиотовской «бесплодной земле»), нечто вроде «земли обетованной». Интересно, что во 2-й строфе Оден сравнивает поиск этой «земли» с детской игрой. На протяжении всего стихотворения автор резко сталкивает друг с другом такие понятия, как «real» / «unreal» («настоящее» / «ненастоящее»), «true» / «false» («истинное» / «ложное»). Но, говоря о пространстве детской игры, Оден снимает бинарную оппозицию: он использует слово «convincing» («убедительный»), оставляя открытым вопрос о реальности или нереальности данного пространства. По сути, вопрос снимается вместе с бинарной оппозицией. Вся логика текста будет вести нас к пониманию того, что именно этим качеством - убедительностью - должна обладать искомая «земля». Данное качество является радикальным выходом за пределы дуалистического противостояния, но обрести его не так просто: в отличие от детей, которые способны видеть «хорошую землю» повсюду, оденовский «счастливый странник» (ирония) даже не уверен в том, что эта «земля» вообще существует:
Alone with his heart at last, does the fortunate traveler find In the vague touch of a breeze, the fickle flash of a wave, Proofs that somewhere exists, really, the Good Place, Convincing as those that children find in stones and holes?"
Вводя образы ребенка и детской игры в текст, Оден предлагает читателю задуматься о том, что именно делает эту игру убедительной, почему в ней возможна деконструкция таких базовых оппозиций, как «настоящее / ненастоящее», «истинное / ложное». Эти оппозиции являются фундаментом метафизики, именно они определяли развитие западной философии на протяжении веков, начиная с Платона и Аристотеля. Однако в ХХ веке, под прямым воздействием философии
Ницше, метафизика и ее дуалистический принцип осмысления действительности подверглись радикальной критике - от деструкции М. Хайдеггера до деконструкции Ж. Деррида. Эти мыслители полагали, что классические методы философствования, основанные на дихотомии («объект - субъект», «отсутствие - присутствие», «время - вечность», «природа - культура», «зло - добро» и т. д.), завели западную цивилизацию в тупик, выход из которого не будет легким. И когда Ницше устами своего Заратустры воспевает ребенка, он имеет в виду освобождение от тех «метафизических оков», в ко -торых пребывает человек. Детская игра, детский смех в культуре ХХ века становятся символами этого освобождения (творчество Германа Гессе, например). И отнюдь не случайно понятие «игра» будет одним из ключевых в философии постструктурализма, нацеленной на деконструкцию западной метафизики.
Ребенок, в отличие от взрослого, не заражен дуалистическим восприятием мира. Это выражается прежде всего в том, что ребенок не противопоставляет себя миру - он составляет с ним одно целое. Восприятие ребенка, вовлеченного в игру, не определяется оппозицией «объект - субъект». Именно поэтому для ребенка нет того, что не было бы «хорошим местом». Другими словами, «хорошее место» - это самосознание ребенка, которое проецируется на весь мир.
Но оденовский странник - это взрослый человек, утративший чистоту детской недвойственности: он, говоря библейским языком, уже вкусил запретный плод и уже различает «добро» и «зло». В 3-й строфе стихотворения «Whither?» поэт описывает нигилизм и отчаяние, настигающие человека после «грехопадения»:
No, he discovers nothing: he does not want to arrive. His journey is false, his unreal excitement really an illness On a false island where the heart cannot act and will not suffer: He condones his fever; he is weaker than he thought; his weakness is real.
При всей универсальности этого образа нельзя не заметить, что это и отчаяние человека ХХ века, экзистенциальное отчаяние. Это тот самый нигилизм, о катастрофическом приходе которого в западный мир предупреждал Ницше. Это также Ничто, в которое человек, согласно Хайдеггеру, погружается в опыте экзистенциального ужаса. Но, как известно, Хайдеггер описывал опыт Ничто как «светлую ночь». Под этим он имел в виду то, что опыт Ничто - не финален для человека. Напротив, именно он парадоксальным образом может стать для человека дверью в бытие. Происходит это потому, что опыт Ничто является очищающим для человека: все метафизические конструкты, которые, казалось бы, создавали такую прочную основу для экзистенции, но вместе с тем полностью отгораживали человека от бытия, теперь разруша-
Вестник КГУ № 3. 2018
149
ются экзистенциальным ужасом. Как ни мучителен этот процесс, именно он расчищает человеку дорогу к бытию, к единству с бытием, которое он на самом деле и ищет, не осознавая того. Единство с бытием и есть его «хорошее место», к которому он бессознательно стремится.
В 4-й и 5-й строфах Оден описывает состояние путешественника, который внезапно, в какие-то мгновения, выходит из своего транса неподлинного (двойственного) в самую сердцевину подлинного (недвойственного) существования (курсивом выделены определения Хайдеггера):
But at moments, as when real dolphins with leap and panache Cajole for recognition or, far away, a real island Gets up to catch his eye, his trance is broken: he remembers Times and places where he was well; he believes in joy,
That, maybe, his fever shall find a cure, the true journey an end Where hearts meet and are really true, and crossed this ocean, that parts
Hearts which alter but is the same always, that goes Everywhere, as truth and falsehood go, but cannot suffer.
Океан - это образ самого бытия: он простирается всюду, и он вечен. Он абсолютно трансценден-тен по отношению к двойственным метафизическим конструктам («truth and falsehood»). Но океан бытия взаимодействует с тем, что Хайдеггер определял термином «Dasein» («вот-бытие»), то есть с экзистенцией-сознанием самого человека, которое является историческим и временным. С. А. Ко-начева пишет об этом взаимодействии: «Субъект-объектное видение, присущее метафизике, отбрасывается в интуитивном схватывании бытия, которое только и может привести к истинной онтологии. Это схватывание бытия не может быть ни метафизическим, ни сверхвременным, но должно осуществляться в пределах исторического континуума или процесса» [2, c. 31]. Мгновение, когда оденовский странник наконец видит «настоящих дельфинов» и «настоящий остров», - это и есть выраженное поэтическим языком интуитивное «схватывание бытия», которое всегда доступно для человека. Более того, бытие призывает человека к себе, о чем свидетельствуют такие фразы в стихотворении, как «cajole for recognition» и «catch his eye»: сущее, которое изнутри высвечено бытием, просит странника обратить на него внимание, признать его и погрузиться в то единство бытия и сущего, которое, как оказывается, доступно не только детям. «Экстатическая сущность человека означает, что человек принадлежит себе только в той мере, в какой он слышит призыв бытия», -говорит С. А. Коначева [2, c. 28]. «Экстатическая сущность» проявляется тогда, когда человек совершает прыжок из транса двойственной неподлинности в недвойственную истину бытия, когда его сознание озарено этой истиной. И тогда каждое событие (Ereignis, термин Хайдеггера) характери-
зуется преодолением метафизики, «возможностью оставаться в движении, в конечном итоге, выстав-ленностью в бездну игры» [2, c. 30-31]. Через событие бытие осмысляется не в отрыве от истории и времени, а внутри них (имманентно по отношению к ним). Бытие «схватывается» в то мгновение, когда, согласно Кьеркегору, раскрывается вся «полнота времени» [3, c. 185]. Или, в хайдеггеров-ских терминах, человек откликается на зов бытия в «аутентичном настоящем», которое существует не просто как некое движущееся лезвие между прошлым и будущим, но как глубокое отношение, связь между подлинной открытостью к тому, что еще только будет, и совершенным приятием тех условий человеческого существования, которые уже были заданы. Хайдеггер неоднократно подчеркивал в своих работах, что «единство трех измерений времени покоится на игре каждого в пользу другого» [4, c. 400].
Мысли Кьеркегора и Хайдеггера получили развитие в философии постструктурализма. По мнению Ж. Деррида, необходимо не только отыскивать диалектику предвосхищения и удержания «в самом средоточии наличия», но попытаться «охватить его этой диалектикой» [1, c. 194]. В результате, пишет Деррида, должно возникать понимание того, что, например, наличный опыт определяется «не тем настоящим наличием, которое непосредственно ему предшествует, а тем, которое возникает задолго до него» [1, c. 194]. И то же запаздывающее воздействие или последействие (термин Деррида) обнаруживается в проекции настоящего момента в будущее: опыт аутентичности, переживаемый в данный момент, соотносится с некой точкой в будущем, то есть не с сиюминутностью, а с потенциальной возможностью.
Именно эту диалектику предвосхищения и удержания в «средоточии наличия» мы видим у Одена в 4-й и 5-й строфах, которые являются кульминационными. Алан Родвей, анализируя тексты Одена 30-х годов, в которых ключевым мотивом является путешествие, пишет: «Как если бы некий странник достиг своей цели, даже не подозревая об этом, и стал свидетелем того, как его чашка для подаяний превратилась в Святой Грааль» [6, c. 114].
Итак, субъект в стихотворении Одена «Whither?» предстает как странник, номад, чья экзистенция является путешествием во времени в поисках бытия. Но едва ли это можно назвать «целью» в привычном понимании. Скорее, это некий потенциал самодвижения, самораскрытия, который заключен в экзистенциальном странствии. Хайдеггер полагал, что, экзистируя, человек стоит в «просвете бытия», и этот «просвет» есть возможность для человека постичь бытие в мгновенном схватывании. Мы думаем, что образы из кульминационной части рассмотренного стихотворения
150
Вестник КГУ ^ № 3. 2018
(«real dolphins», «real island»), которые внезапно пробуждают странника, выводя его в подлинность единства с бытием из «транса» двойственной неподлинности («his trance is broken»), указывают на безграничный потенциал экзистенции, человеческого пути («Quest»).
Примечание
1 Здесь и далее текст стихотворения цитируется по изданию: Auden W.H. Collected Poems / ed. by E. Mendelson. - New York, 1991. - P. 173-174.
Библиографический список
1. Деррида Ж. О грамматологии. - М., 2000. -512 c.
2. Кончева С.А. Теологическая онтология в постметафизическую эпоху: от IPSUM ESSE к событию // Философские исследования. - 2016. -Т. 5 (1/2).
3. Кьеркегор С. Страх и трепет. - М., 1998. - 110 с.
4. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления / сост. В.В. Бибихин. - М., 1993. - 447 с.
5. Derrida J. Differance // Literary Theory: An Anthology / еd. by J. Rivkin and M. Ryan. -Oxford, 1998. - P. 385-407.
6. Rodway A. A Preface to Auden. - London; New York, 1984. - 172 p.
References
1. Derrida ZH. O grammatologii. - M., 2000. -512 c.
2. Koncheva S.A. Teologicheskaya ontologiya v postmetafizicheskuyu ehpohu: ot IPSUM ESSE k sobytiyu // Filosofskie issledovaniya. - 2016. -T. 5 (1/2).
3. K'erkegor S. Strah i trepet. - M., 1998. - 110 s.
4. Hajdegger M. Vremya i bytie: Stat'i i vystupleniya / sost. V.V. Bibihin. - M., 1993. - 447 s.
5. Derrida J. Differance // Literary Theory: An Anthology / ed. by J. Rivkin and M. Ryan. -Oxford, 1998. - P. 385-407.
6. Rodway A. A Preface to Auden. - London; New York, 1984. - 172 p.
Вестник КГУ _J № 3. 2018
151
