CC BY
77
В это же время начинается процесс отбора биографических фактов, которые и будут составлять основу литературной биографии поэта вплоть до настоящего момента. Краткие сведения об авторе, предваряющие перевод поэмы «Имя отца» на русский язык, вышедший отдельной книгой в московском издательстве (1962), повторяют данные, включенные в биобиблиографический справочник 1959 г. Эти сведения таковы: окончание школы с золотой медалью и поступление в Литературный институт (1951), выход первого сборника (1955), выход второй книги (1958) и издание ее в переводе в «Молодой гвардии», написание сценария «Пора таежного подснежника» (постановка фильма осуществлена позднее Свердловской киностудией), публикации в журналах «Новый мир», «Октябрь», «Дружба народов», «Свет над Байкалом», вступление в Союз Писателей СССР (1958) [Об авторе, с. 2]. Почти полное совпадение биографических справок свидетельствует о последовательном подходе к отбору биографических фактов в литературной среде в рассматриваемый период.
С окончанием начального этапа становления литературной репутации, характеризующегося практически полным единодушием в оценках, начинается этап варьирования суждений о творчестве поэта и отдельных его произведениях в литературном мире. Одной из причин разнообразия оценок станет выход Н. Дамдинова за границы поэтической деятельности: в 1960-е гг., помимо стихотворных сборников на бурятском («Удача в пути», 1962; «Четыре неба», 1965) и русском («Битва за солнце», 1963), также выйдет повесть «Лицо человека» (1962), книга литературно-критических статей «Границы поэзии» (1962) и научно-популярная книга очерков «Будем знакомы, атом» (1964).
Литература
1. Гомбоин Ч. Зреющие силы // Свет над Байкалом. 1958. № 6.
2. Дамдинов Николай Гармаевич // Писатели Советской Бурятии: биобиблиографический справочник. - Улан-Удэ, 1959.
3. Дашанимаев Д. Книги молотых поэтов: заметки читателя // Бурят-Монгольская правда. 1955. 24 авг.
4. Жамбалдоржиев А. Поэзия искреннего сердца // Правда Бурятии. 1959. 26 февр.
5. Кузнецов В. Заметки о поэзии в журнале «Свет над Байкалом» // Правда Бурятии. 1959. 26 мая.
6. Найдаков В.Ц. Связь времен: о поэме Н. Дамдинова «Имя отца» // Правда Бурятии. 1960. 25 нояб.
7. Найдаков В.Ц. Поэзия и жизнь // Найдаков В. Ц. Заметки о современной бурятской литературе. - Улан-Удэ, 1962.
8. Очиров Н. Свежий голос // Свет над Байкалом. 1955. № 4.
9. Писатели Советской Бурятии: биобиблиографический справочник. - Улан-Удэ, 1959.
10. Цыдендамбаев Ч. Голос молодого поэта // Бурят-Монгольский комсомолец. 1955. 2 нояб.
11. Чудакова М.О. Возвращение лирики: Булат Окуджава // Чудакова М.О. Новые работы 2003-2006. - М. 2007.
Хандарова Ольга Владимировна, аспирант кафедры русской и зарубежной литературы Бурятского госуниверситета.
E-mail: finolinka@gmail.com
Khandarova Olga Vladimirovna, postgraduate student, department of Russian and foreign literature, Buryat State University.
УДК 82-2 (571.54)
© Т.Б. Савинова
Человек и история в пьесе «Дамдин лама» Р. Бадмаева и Б. Эрдынеева
Анализируется пьеса бурятских драматургов Р. Бадмаева и Б. Эрдынеева «Дамдин лама», в которой связь прошлого и настоящего, истории и современности организует действие и коллизии исторической драмы.
Ключевые слова: драма-исповедь, психологизм, буддийский священник, лама-эмчи (лекарь), память, ретроспекция.
T.B. Savinova
A man and history in «Damdin lama» by R. Badmaev and B. Erdyneev
The article reviews "Damdin lama" by the Buryat playwrights R.Badmaev and B.Erdyneev, where connection between the past and the present, between history and modern time folds the action and collisions of the play.
Keywords: drama-confession, psychologism, Buddhist priest, lama-emchi (doctor), memory, retrospection.
В конце 80-х - начале 90-х гг. ХХ в. в репертуаре Бурятского академического театра драмы им. Х. Намсараева, наряду с национальной классикой и русской и зарубежной драматургией, появились пьесы современных бурятских драматургов, посвященные острым, ранее не поднимавшимся темам, касающиеся трагических страниц национальной истории. Одну из таких пьес создали талантливый бурятский драматург Баир Эрдынеев и инициатор этой идеи Ринчин Бадмаев. Спектакль, поставленный по их пьесе «Дамдин лама» в 1990 г., вошел в драматический триптих под названием «Круги Санса-
ры» вместе со спектаклем «Этот разноликий мир» по пьесе М. Батоина и спектаклем «Где ты, Шамбала?» по пьесе Б. Гаврилова. На бурятской сцене впервые прозвучала правда о чинившемся в 30-е гг. ХХ в. произволе и бесчинстве по отношению к служителям буддийского культа - ламам, о разрушении в те времена буддийских храмов-дацанов.
Действие пьесы укладывается в классическое представление о единстве места и времени в драматическом произведении. Основное действие происходит в течение одного дня в одном и том же месте - на территории Иволгинского дацана, являющегося резиденцией Пандидо хамбо-ламы, главы буддийской традиционной сангхи России. История в произведении проявляется в виде воспоминаний главного героя Дамдина ламы - престарелого ламы-лекаря, которому довелось провести двадцать лет жизни в тюрьмах и лагере на Колыме. Но он не отказался от своей приверженности религии и философии буддизма, не растерял накопленных знаний и по сей день продолжает трудиться во благо здоровья людей.
Воспоминания главного героя переносят зрителя во временном отношении на несколько десятков лет назад и и пространственном - за множество тысяч километров в таинственные и сакральные горы Тибета, где еще в молодости Дамдин лама учился тибетской медицине и, выдержав экзамены-шойро, которые проходят в виде спора между ламами, постигнув все четыре тома трактата «Чжуд-ши», получил степень ламы-лекаря «манрамба». События далекого прошлого вереницей проходят перед нами в обрамлении событий дней сегодняшних и непременно контрастируют с современностью. К этому приему авторы пьесы прибегают намеренно - это попытка обратить внимание на те нравственные проблемы, которые дают пищу для размышлений.
Исторические события, изображенные с помощью ретроспекции, хоть и воспринимаются как факт прошлой жизни, ушедшего и забытого времени, тем не менее происходят в действительности настоящего времени, а когда перед зрителем предстает человек - носитель живой памяти о днях прошедших, имеющих драматичный характер для всего народа, для судьбы страны в целом, невольно возникает параллель между днем вчерашним и настоящим. Возникает желание извлечь «урок истории», чтобы не допустить трагических событий в будущем, сделать жизнь последующих поколений более счастливой, совершенной и разумной. Именно это параллельное изображение прошедшего и нынешнего времени позволило авторам пьесы «Дамдин лама» проследить метаморфозы, произошедшие с героями пьесы.
Тема памяти как необходимости знать историю своей большой и малой родины, своего народа, своей семьи, знать, кто мы и откуда мы пришли, - эта тема проходит красной нитью через все творчество одного из авторов пьесы - Б. Эрдынеева. Так, в его пьесе «Той весной к нам вернулись гуси» (1986) отчетливо звучала горечь о том, что молодое поколение не знает историю предков. Все действие пьесы завязано на проблеме ликвидации небольшого хутора Онин Булаг, где и жителей-то осталось всего три человека. Герои-старики не хотят покидать дедовские земли, не отпускают их отсюда воспоминания о прошлом, о былой молодости. Местное начальство в лице председателя сельсовета Доржи настаивает на том, чтобы перевезти дома стариков в новую усадьбу. В момент, когда диалог между председателем и местными жителями уже было приобретает резкие и грубые интонации, старик Дарма, обращаясь к Доржи, говорит: «Видишь, Доржи, во-о-он то место, где стоял ваш дом, весь зарос крапивой. Отец твоего отца Сультим, сын Шаралдая, вместе с семейским Степаном срубили ваш дом. А отец Шаралдая по имени Они первым поставил юрту у этого родника. С тех пор и называется место Онин Булаг, родник Они. Знаете ли вы, ученые, свою историю, родословную свою?... И твое тоонто под той крапивой зарыто...» [Эрдынеев, 2011, с. 395]. Горько звучит правда о том, что молодые не чтят обычаев старины, что сакральное для каждого бурята место - «тоонто» теряет свою ментальную ценность в сознании отдельных представителей этноса.
И в пьесе «Дамдин лама» Б. Эрдынеев со своим соавтором Р. Бадмаевым обращается к прошлому как к отстоявшемуся опыту своего народа. Действие начинается в полдень жаркого летнего дня на территории Иволгинского дацана, где молодая девушка-гид проводит экскурсию. В поле ее зрения неспешно появляется главный герой пьесы и привлекает внимание. Вслед за ее настойчивыми и любознательными расспросами в памяти Дамдин ламы начинают всплывать воспоминания прошлых лет, и зритель погружается в мрачную атмосферу 30-х гг., когда один за другим закрывались буддийские храмы, разрушались культовые памятники, осквернялись святые места, расстреливались или отправлялись в ссылку десятки, а возможно, и сотни буддийских лам. Дамдин ламе удалось выжить, он не был убит и спасся бегством в Тибет во многом благодаря провидческой мудрости своего учителя, успевшего предупредить о приближающемся разрушении дацана и расстреле всех лам. Будучи
учителем тибетской медицины, Юрээлтэ эмчи (лекарь) увидел в молодом начинающем ламе-лекаре Дамдине большой талант и тягу к учению, поэтому приложил все силы для спасения своего ученика, чтобы спустя какое-то время Дамдин лама вернулся на свою родину и продолжил благородное дело его жизни.
Действие развивается согласно работе памяти Дамдина ламы, на долю которого выпало множество испытаний. Добравшись до Тибета, он продолжает кропотливо изучать трактат тибетской медицины «Чжуд-ши», заниматься собирательством лечебных трав, изготовлением лекарств, лечением больных. Успех молодого Дамдин ламы вызывает зависть у его земляка Самбу ламы, который покинул свою родину еще до ликвидации лам и дацанов. Не сумев постигнуть трудное древнее учение, он переходит на должность гэбгы ламы, заведующего хозяйственными делами дацана. Путем постоянной слежки он узнает о книгах, которые написал Дамдин лама, ложным путем завладевает ими и, ознакомившись с их содержанием, доносит на него главному ламе, ведь одна из книг содержит правдивые, но нелицеприятные, «неудобные» сведения об истории перерожденцев далай-лам.
На помощь Дамдин ламе приходит Чжамцо, благодарный ему за излечение дочери, и выводит Дамдин ламу по черным тропам Гималаев в сторону монгольских степей. Таким образом спасшись от смертной казни, Дамдин лама оказывается на родине, о которой так давно тосковал. Для того, чтобы объяснить, что героем в его возвращении на родину двигала тоска по ней, а не желание избежать смерти, авторы пьесы вводят эпизод встречи Дамдин ламы недалеко от русско-монгольской границы с Шагдар-жаб ламой Цонгольского дацана, сбежавшим из Туруханского лагеря и направляющимся в Монголию. Он зовет Дамдин ламу пойти вместе с ним, однако желание вдохнуть запах родины берет верх над опасениями оказаться схваченным, и как бы ни уговаривал Шагдар-жаб лама, как бы ни пугал лагерями, тюрьмой и расстрелом, Дамдин лама «молча зашагал вперед» в сторону родного края. Свой выбор он, настигнутый воспоминаниями, объясняет слушательнице - молодой девушке Сэндэ-мэ так: «.мое родное тоонто сильно меня звало» [Эрдынеев, 2007, с. 130].
На этом злоключения Дамдин ламы не заканчиваются, ведь вернувшись к развалинам родного дацана, он встречает враждебное отношение земляков, а самые близкие люди - старший брат Дандар и его жена - не признают родственника. И после приезда представителя НКВД из районного центра Дамдин лама оказывается в заключении, его отправляют на Колыму, где он проведет двадцать долгих лет, но сможет спастись и вернется на родину.
Сцены из прошлого и настоящего, сменяясь, ведут не к противостоянию, например, Дамдин ламы и его брата Дандара, а к пониманию самого корня драматизма в их судьбе. Дандар понимает, почему сегодня они с братом стали практически чужими людьми, почему нет в их отношениях близости, и, обращаясь к Дамдин ламе, говорит: «Судьба родины, судьба народа крепко прошлись по нашим судьбам, братишка» [Эрдынеев, 2007, с. 141]. То есть стремление драматургов проникнуть в мир внутренних, интимных переживаний человека, жившего под неусыпным приглядом властей, до мозга костей пропитанного идеологическими убеждениями, ведет к изображению Дандара как человека рефлексирующего, эволюционирующего в своих взглядах и убеждениях.
В сцене возвращения Дамдина ламы из Тибета Дандар уже не так уверен в своей правоте, как в сцене его заключения под арест, где он отгоняет жалость к брату, отказывается с ним проститься, заявляя: «Если ему нравится быть ламой, пусть сидит в тюрьме!». Спустя десять с лишним лет Дандар, председатель колхоза, встречается на месте разрушенного Дабатуйского дацана с родным братом. В начале сцены кажется, что Дандар ничуть не изменился, даже грозит Дамдин ламе скорой расправой, не подпускает близко к себе. Но сердце его дрогнет, когда он услышит песню Дамдин ламы, которую тот сложил в тоске по родине и пел ночами в горах Тибета: Цветком бадма затуманена Родина моя - Вселенная Ярууна, Комком в душе вспоминаются Сверстники мои дорогие. Зеленым покровом затуманены Изгибы долин Ярууны, В жизни моей незабываемы Сверстники ушедших годов.
Вслед за искренними воспоминаниями о детстве, о матери не выдерживает сердце Дандара и позволяет истинным мыслям и чувствам вырваться наружу. На настойчивые уговоры жены пойти домой, он отвечает: «Что-о? Дамдин - враг народа?! Ты, безмозглая женщина, разве ты не видела бездонной искренности в глазах моего брата?! Ты слышала его песню?! Разве бывают такими враги на-
рода, а?! <...> Это я враг народа... Ненавижу! Презираю себя! Это меня надо расстрелять!» [Эрдыне-ев, 2007, с. 142]. Негодует Дандар, обвиняет себя в том, что не смог спасти брата. В этом эпизоде Дандар раскрывает себя совершенно с новой, незнакомой, потаенной стороны. Психологически такие изменения в душе персонажа оправданы тем, что в словах-воспоминаниях Дамдин ламы, которые он и поведал девушке Сэндэмэ в жаркий летний день, живет память о том, что брат приходил на вокзал в тот день, когда его и других ссыльных «загоняли в товарные вагоны. махал рукой. пытался кинуть какой-то мешочек» [Эрдынеев, с. 138].
Судьба Дандара и других действующих лиц отражает весь драматизм исторических событий в сложное, противоречивое время. Так, Дандар в разговоре с братом упоминает их одноулусника Гал-сана, бывшего когда-то сотрудником НКВД: «Жив Дамдин... за восемьдесят ему. Сейчас лежит, болеет. Был как-то у него, говорит, грех у него большой. лежит и кается». Слова эти звучат хотя и обреченно, но без какого-либо осуждения и даже сочувственно.
«Дамдин лама» Р. Бадмаева и Б. Эрдынеева - это драма-исповедь, в которой звучит надежда на то, что никогда не поздно пережить момент очищения, прощения грехов. Конфликт в пьесе разворачивается не столько между отдельными героями, сколько между человеком и временем, человеком и историей. В драматической форме до читателя/зрителя донесена мысль о том, что человек может быть творцом истории, но может стать ее жертвой.
Режиссер-постановщик спектакля «Дамдин лама» Ц. Бальжанов так объяснял свое обращение к этому литературному материалу: «.драма "Дамдин лама", в которой судьба героя перекликается с судьбой знакомого мне с детства деда-ламы, вернувшегося живым из Колымы, вызвала потрясение ...» Режиссер признавался, как старый лама научил его толерантности и терпению, когда молился за детей тех надзирателей ГУЛАГа, которые весьма грубо обращались с заключенными: «.я был крайне возмущен таким отношением деда. Ведь он чудом вернулся из тех краев живым. Тогда я не понимал психологии буддийских священников, которые истово исполняли заветы учения. духовно-этические обеты буддизма.» [Найдакова].
Перелистывая страницы прошлого, Р. Бадмаев и Б. Эрдынеев в исторической драме «Дамдин лама» воссоздают монументальный образ буддийского священнослужителя, который призван напомнить о категориях буддийской религии в истинном ее понимании. Именно она помогает Дамдин ламе оставаться здоровым духовно, верным себе, жить в ладу со своей совестью.
Драматическое произведение исторической тематики стало созвучным современной эпохе, которая возвращалась к утраченным ценностям. Отечественная история в драме представлена на примере частной жизни героев пьесы, ведь литература всегда стремится «найти исторический аспект для частной жизни, а историю показать домашним образом» [Бахтин, с. 366]. Пьеса является ярким примером того, как герой драмы, ощущающий свою ответственность перед людьми, перед жизнью как таковой, может символизировать собой целую историческую эпоху. Прибегая к подобной концепции личтости, авторы драмы «Дамдин лама» утверждает истину о том, что современный человек не имеет морального права забывать историю, ибо «знание об экзистенциальной ответственности становится залогом того, что человеческая история не прекратится» [Чурляева, с. 209], и должен уверовать в то, что от его исторического зрения зависят масштабы духовного прозрения человечества [Имихелова, с. 77].
На примере пьесы «Дамдин лама» можно убедиться, что трудные, переломные моменты национальной истории необходимо осмыслять как этапы формирования национального характера, определившего судьбу народа. Историзм произведения не замыкается на объективности сюжета, но позволяет увидеть далекое прошлое и современность в их неразрывной связи как этапы в развитии человека и общества.
Литература
1. Бадмаев Р., Эрдынеев Б. Дамдин лама // Эрдынеев Б.Ш. Недописанные стихи: сб. пьес и воспоминаний. - Улан-Удэ: Изд-во «Республиканская типография», 2007.
2. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. - М., 1975.
3. Имихелова С.С. Поэзия национального бытия. О литературе и театре Бурятии: рецензии и статьи 1980-2010 гг. -Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та, 2010.
4. Найдакова В.Ц. Диалоги о театре [Электронный ресурс]. - URL: : http://zabaykal.net/ulan-ude/dialogi-o-teatre
5. Эрдынеев Б. Той весной к нам вернулись гуси // Антология литературы Бурятии ХХ - начала ХХ1 века: В 3 т. Т. III: Драматургия / сост. С.С. Имихелова. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2011.
6. Чурляева Т.Н. История в судьбах и сознании персонажей и авторский текст истории в романе М. Кураева «Зеркало Монтачки» // Русская литература в ХХ веке: имена, проблемы, культурный диалог. Вып. 7: Версии истории в литературе ХХ века. - Томск, 2005.
Т.А. Бороноева, С.С. Имихелова. Репрезентация мифологических первообразов в бурятском театральном искусстве
Савинова Туяна Баировна, аспирант кафедры русской и зарубежной литературы Бурятского государственного университета. E-mail: tuyanasavinova@mail.ru
Savinova Tuyana Bairovna, postgraduate student, department of Russian and foreign literature, Buryat State University.
УДК 75+82 (571.54)
© Т.А. Бороноева, С. С. Имихелова Репрезентация мифологических первообразов в бурятском театральном искусстве
Рассматриваeтся творческая интерпертация бурятскими театрами в 2000-е гг. древних образов-архетипов, имеющих универсальный характер и отличающихся ярким этническим колоритом.
Ключевые слова: театральное искусство, спектакль, ритуал, архетип, мифологическое сознание.
T.A. Boronoeva, S.S. Imihelova Representation of mythological prototypes in the Buryat theatrical art
The article reviews creative interpretation of ancient archetype characters in the Buryat theatres in 2000s. These archetypes have universal nature and bright ethnical flavor.
Keywords: theatrical art, play, ritual, archetype, mythological conscience.
В культуре любого народа бережное отношение к фольклорному наследию является фундаментальной основой сохранения его целостности как этноса, одним из факторов его самоидентификации. В современном искусстве можно наблюдать множество примеров творческой интерпретации национальной темы. В искусстве Бурятии повышенный интерес к обычаям, традициям, мифам и легендам народа составляют неотъемлемое качество самоидентификационной деятельности художника.
Именно «связь с предками» легла в основу таких театральных постановок, как спектакль «Улей-ские девушки», поставленный в 2001 в ГБАТД им. Х. Намсараева, театрализованное представление «Угайм сулдэ. Дух предков», осуществленное Государственным театром танца «Байкал» на сцене Бурятского государственного академического театра оперы и балета (2005), кукольный спектакль «Небесный аргамак» в Бурятском государственном кукольном театре «Ульгэр» (2007).
В произведениях, изначально построенных на мифологически-ритуальных представлениях бурят, прослеживаются вечные архетипические образы, но прежде всего образ-символ священного огня. В этом можно убедиться на примере спектакля «Улейские девушки» (авторы либретто и спектакля С. и Э. Жамбаловы, художественный руководитель Д. Баторова). Драматургия спектакля основана на легенде западных бурят о похищении у духов священного огня, который выступает для людей символом неиссякаемого богатства. Духами, пребывающими в сакральном мире, и являются Улейские девушки - они охраняют священный огонь как вместилище душ детей и животных, как залог Гармонии и Порядка. Именно эти два взгляда на символику огня различают мир сакральный от мира профанного.
Улейские девушки, по преданиям, - это молодые девушки, покончившие с собой до свадьбы, или женщины-самоубийцы, замученные мужьями. И.А. Манжигеев так описывает реальную историю одной из таких девушек: Дуухэй, дочь Буржухая, выданная замуж, заболела «шаманской» болезнью и пыталась убежать от мужа, за это ее посадили в колодку и жестоко избивали. Освободившись от оков, она вернулась домой и повесилась [Манжигеев, с. 79-80]. По многочисленным вариантам шаманских песнопений об Улейских девушках, Дуухэй вместе со своим возлюбленным уходят из жизни добровольно [Дампилова, 2005, с. 186-187]. Безвинно пострадавшие, Улейские девушки причислены к сонму святых заянок, но как самоубийцы превратились в демонических существ, вредящих людям, в основном мужчинам.
Авторы либретто опирались на эти мифы, и потому смысловой код спектакля заложен в существующих в народе мифологических представлениях. Происходящие в спектакле события свидетельствуют о том, что в профанном мире люди забыли о подлинных ценностях и в их сознании материальное богатство стало наибольшей ценностью. Вот почему во время свадебного обряда родители жениха, видя в священном огне источник богатства, т.е. придавая ему реальную цену вроде дорогого свадебного подарка, решаются похитить его из священной березовой рощи ради счастья своего сына.
