CC BY
183
Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2014. № 3
ТРАДИЦИИ В КУЛЬТУРЕ
А.В.Павловская
ЧЕЛОВЕК И ЕДА: К ИСТОРИИ ЗАРОЖДЕНИЯ
ТРАДИЦИЙ ПИТАНИЯ*
В статье продолжает рассматриваться древнейший период в истории человечества, когда зарождались базовые традиции культуры питания человека. В центре внимания — древние мифологические образы, прежде всего Бабы-яги, связанные с функцией кормления.
Ключевые слова: традиции, мифология, еда, культура, антропология, пища.
The article continues to examine the ancient period of human history when the basic traditions of human food culture were originated. These times it mostly deals with the mythological images, first of all a mysterious personage "baba-yaga", whose main function is feeding.
Key words: traditions, mythology, cooking, culture, anthropology, food studies.
Сохранила человеческая память и еще один женский образ — странный, таинственный, противоречивый и вполне первобытный. Это персонаж славянских сказок — Баба-яга. Надо отметить, что страшные старухи, живущие в лесу и чаще всего ворующие детей, чтобы их съесть, встречаются в сказках и других стран. Но только славянские сохранили этот образ во всей его яркости и древности.
Начать надо с того, что Баба-яга (она же Яга Ягишна, Баба Яга, яга-баба, известна и под другими именами) — существо очень многоплановое. Еще В. Пропп отмечал три типа Бабы-яги: яга-дарительница, помогающая героям, яга-похитительница, крадущая детей и пытающаяся их изжарить в печи, и яга-воительница, избивающая героев, как правило, своим пестиком1. Это только в общих чертах, а вообще ее функции в сказках гораздо разнообразнее. При всей своей противоречивости (а исследователи неутомимо выдвигают совершенно разные теории относительно сущности и назначения этой старухи) мы знаем о Бабе-яге довольно много.
Павловская Анна Валентиновна — докт. ист. наук, проф., зав. кафедрой региональных исследований факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова; e-mail: [email protected]
* Продолжение. Начало см.: Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2014. № 2. С. 72—82.
1 См.: Пропп В. Исторические корни волшебной сказки. М., 2000. С. 36.
Живет она в избушке на курьих ножках (иногда на "козьих рожках, на бараньих ножках", а иногда "куричьей голяшке" или "петушьей горляшке"2). Иногда эта избушка выглядит устрашающе: "Василиса прошла всю ночь и весь день, только к следующему вечеру вышла на полянку, где стояла избушка яги-бабы; забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские, с глазами; вместо дверей у ворот — ноги человечьи, вместо запоров — руки, вместо замка — рот с острыми зубами. Василиса обомлела от ужаса и стала как вкопанная"3. Но чаще всего просто избушка на ножке, которая подчиняется магическому заклинанию, известному всем сказочным героям: "Избушка, избушка! Стань к лесу задом, а к нам передом". Кстати, охотничьи домики на высоком шесте (очень похожем на ногу) были широко распространены в Сибири и на Русском Севере.
Жительница избушки часто имеет подчеркнутые женские формы: "Вошел в избушку Иван гостиный сын, а там лежит баба-яга костяная нога, из угла в угол, титьки через грядку висят"; "Яга Ягишна, Овдотья Кузьминишна, нос в потолок, титьки через порог..."4. Обратим внимание, что речь идет именно о грудях, т.е. подчеркивается кормящий, а не детородный орган.
Магические возможности Бабы-яги разнообразны. Она владеет разными волшебными предметами: клубочком, указывающим дорогу; богатырским конем, которому не страшен ни огонь, ни вода; мечом, не знающим поражения; золотыми молодильными яблоками; сапогами-скороходами; ковром-самолетом; Моголь-птицей, которая может доставить героя в любое место; живой и мертвой водой. Она хранительница волшебного огня, который может сжечь злую мачеху и принести счастье Василисе. Она всегда знает, где найти украденную героиню, как к ней добраться и как ее отвоевать у врагов, которые, кстати, часто являются ее же родственниками. Она своего рода посредник между миром простых людей и иным, сказочным.
Баба-яга — властительница леса и всего живого. В сказке о Кощее Бессмертном младшая сестра отправляет Ивана-царевича к старшей: "Впереди по дороге живет моя большая сестра, может, она знает; есть у ней на то ответчики: первые ответчики — зверь лесной, другие ответчики — птица воздушная, третьи ответчики — рыба и гад водяной; что ни есть на белом свете — все ей покоряется".
2 Великорусские сказки Пермской губернии: Сб. Д.К. Зеленина. М., 1991. С. 60, 61; Даль В.И. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб., 1996. С. 324.
3 Народные русские сказки А.Н. Афанасьева: В 3 т. М., 1984—1985. 104 (указывается номер сказки, нумерация сквозная). Далее — Афанасьев.
4 Афанасьев. 224; Пропп В. Указ. соч. С. 56.
Она повелевает и стихиями: "Вышла старуха на крыльцо, крикнула громким голосом, свистнула молодецким посвистом; вдруг со всех сторон поднялись, повеяли ветры буйные, только изба трясется!" А Василисе сообщает, что и день, и ночь, и солнце у нее в услужении: «"Я хочу спросить тебя, бабушка, только о том, что видела: когда я шла к тебе, меня обогнал всадник на белом коне, сам белый и в белой одежде: кто он такой?" — "Это день мой ясный", — отвечала баба-яга. "Потом обогнал меня другой всадник на красном коне, сам красный и весь в красном одет; это кто такой?" — "Это мое солнышко красное!" — отвечала баба-яга. "А что значит черный всадник, который обогнал меня у самых твоих ворот, бабушка?" — "Это ночь моя темная — всё мои слуги верные!"»5
Такая многоплановость, неоднозначность и противоречивость Бабы-яги ставит исследователей в тупик. Кто-то считает ее сторожем потустороннего мира, кто-то — повелительницей всего живого, кто-то — воплощением самой матери сырой земли. Скорее всего, Баба-яга воплощает в себе самые разные начала, и никакого противоречия здесь нет. Это образ древнейший, первобытный, относящийся к тому времени, когда не было еще религий и даже просто сложившейся системы верований, а следовательно, и отсутствовало четкое разделение по магическим функциям. Это позже божества и духи отвечали каждый за свой "участок", что отражало сформировавшееся разделение труда в обществе и вообще социальную стратификацию. В древности рождение, жизнь и смерть были неотделимы друг от друга. И были едины для всего сущего — людей, животных, птиц, земли, ветра, огня, воды. Как любая стихия, Баба-яга могла помогать, спасать, оживлять и губить, уничтожать, убивать.
Как любую стихию, ее надо было кормить. Баба-яга в сказках прожорлива: ".начала таскать из печки да подавать яге кушанье, а кушанья настряпано было человек на десять; из погреба принесла она квасу, меду, пива и вина. Все съела, все выпила старуха"6. Не гнушалась Баба-яга и человечиной, что нисколько не противоречит ее древнему облику. Даже если не касаться вопросов человеческих жертвоприношений и людоедства, были еще и брошенные или потерявшиеся дети, а также пропадавшие люди, не возвращавшиеся к племенному очагу. Что было естественней всего предположить древнему человеку? Что их поглотила мать сыра земля, костяная нога, прожорливая ненасытная старуха.
Но Баба-яга не только и не столько ест, сколько кормит сама. Еда в системе единства жизни всего сущего играла важнейшую
5 Афанасьев. 157, 272.
6 Там же. 104.
роль. Чтобы существовать, все должно питаться. В древности это относилось ко всему, что есть на земле, включая огонь, ветер, кукол-болванчиков и пр. Поэтому кормление является важнейшей функцией Бабы-яги. Она прежде всего — хозяйка, и это главная ее суть и ипостась. Поначалу старуха в сказках, как правило, настроена по отношению к герою подозрительно или даже враждебно. Но он знает магическую фразу и напоминает ей о ее обязанностях хозяйки. И тут происходит преображение: Баба-яга просто не может отказать герою в кормлении, а разделив пищу, не может отказать и в помощи. Совместный прием пищи — нерушимый закон гостеприимства, он же создает дружескую связь между сотрапезниками.
Важно и то, что при совместном приеме пищи как бы возникает некая степень родства, явление, вероятно, древнейшего порядка. Свидетельством этому являются традиции, сохранявшиеся в XIX в. так называемыми примитивными народами: "Только члены семьи или рода могут участвовать (в трапезе). Если чужеземцу разрешается принимать участие, то этим он принимается в род или становится под его защиту"7.
Вот несколько сказочных эпизодов, иллюстрирующих гостеприимство Бабы-яги:
«Входит в нее царевич; там сидит баба-яга. "Фу-фу! — говорит. — Доселева русского духа видом не видано, слыхом не слыхано, а но-ниче русский дух в виду является, в уста мечется! Что, добрый молодец, от дела лытаешь али дела пытаешь?" — "Ах ты, старая хрычовка! Не ты бы говорила, не я бы слушал. Ты прежде меня напои-накорми, да тогда и спрашивай". Она его напоила-накормила, вести выспросила и дала ему своего крылатого коня: "Поезжай, мой батюшка, к моей середней сестре"».
«Увидя Ивана-царевича, баба-яга сказала: "Фу-фу-фу! Как досе-лева русского духу слыхом не слыхано, а нынче русский дух воочью совершается. Зачем ты, добрый молодец Иван-царевич, сюда зашел, волею или неволею? Я здесь живу уже сорок лет, а никакой человек мимо меня не прохаживал, не проезживал, ни зверь не прорыскивал, ни птица не пролетывала; а ты как сюда забрел?" — "Ох ты, глупая старая баба! — в ответ сказал Иван-царевич. — Ты прежде меня, доброго молодца, напои-накорми, да тогда и спрашивай". Яга-баба тотчас вскочила, собрала на стол, напоила, накормила царевича и в бане выпарила и стала опять спрашивать: "Как ты сюда зашел, добрый молодец, волею или неволею?"»
Даже Василисе, не произнесшей магической ритуальной фразы, Баба-яга все-таки оставила самую малость на пропитание: "...только
7 Nilsson M.P. Primitive Religion. Tubingen, 1911. P. 75. Цит. по: Пропп В. Указ. соч. С. 276.
щец немножко, краюшку хлеба да кусочек поросятины". А в одной сказке об Иване-дураке еще и "брякнулась о землю, сделалась красавицей", чтобы, видимо, было приятно с ней за одним столом сидеть8.
С едой связаны и другие славянские Бабы-яги. В словацкой сказке "Заколдованный замок" Баба-яга, хотя намерения у нее не слишком добрые, героя первым делом кормит, "встречает ласково, обедать сажает. Накрывает на стол, ставит миски, а сама бежит в кухню за похлебкой". А в чешской она называется "красная баба-яга" и является героине в трудную минуту. Что важно: пытаясь разгадать непонятные слова старухи, герой вспоминает, что "красная баба всегда сидела в кухне на чурбаке", т.е. место ее обитания на кухне. Под этим чурбаком и находят клад (сказка "Ян Деда и красная баба-яга")9.
Злая колдунья, подчиняющаяся законам гостеприимства, встречается у разных народов. Так, в чукотской сказке всемогущая Кат-гыргын, повелительница рыб, животных и даже растений, могла превратить человека в любое животное, творила людям зло. Она старуха — "худая, горбатая, нос крючком, голова торчком, зубы как клыки у моржа — длинные-предлинные". Заблудившегося охотника она хочет сделать своим слугой: "Ладно, — говорит, — согласен. Только накорми меня сначала.
Тряхнула старуха волосами — тут сразу оленья упряжка появилась. А на нартах всевозможные кушанья — и тюленья печенка, и оленина, и мясо вяленое, что копальхой называется. Все перепробовал Тынэн, наелся досыта и еще за пазуху кое-что сунул!"10
В великорусских сказках Пермской губернии, записанных Д.К. Зелениным в 1908 г., есть сказка "Ювашка Белая Рубашка". Она груба и порой нелогична, но в ней Баба-яга не просто кормилица, она и производительница еды, живое, хотя и физиологически неприятное воплощение пищи. «Яга Ягишна лежит, в стену уперла ногами, а в другу головой. — "Фу-фу! — русского духу отроду не слыхала, русский дух ко мне на двор пришел?.." Сказал он: "Напой, накорми, тогда у меня вестей расспроси!"» Она сейчас п.ула, стол поддернула, б.ула, щей плеснула, ногу подняла и пирог подала, титечками потрясла и молочка поднесла, ножки воз-няла и ложки подала". Вся эта не слишком аппетитная процедура повторяется трижды, у трех сестер, и Ювашка с удовольствием ест у всех трех.
8 См.: Афанасьев. 172, 224, 562; Даль В.И. Указ. соч. С. 325.
9 Словацкие сказки. Из собр. Павла Добшинского в обработке Марии Дюрич-ковой. Братислава, 1988. С. 56. URL: http://www.hobbitaniya.ru/czech/czech65.php
10 Сказки народов Севера. Л., 1991. С. 63.
В другой сказке (и у другого рассказчика), в шутовском варианте Царевны-лягушки, сказочная формула звучит схоже: "Яга-баба п...ула, стол поддернула, б...ула, щей плеснула, на корячки стала, луковку достала."
Потом начинается неразбериха. Ювашка убивает братьев Баб-яг, Идолищ многоголовых, на обратном пути заходит к каждой, подслушивает про готовящиеся ему козни, благодарит каждую: "Спасибо, стара сука, на старой хлебе-соли!" ("что накормила его", — поясняет рассказчик). Убивает двоих и заковывает в железо третью. И вновь уже с друзьями оказывается у Яги Ягишны сватать ее дочь, и вновь повторяется вышеописанный ритуал, слово в слово. Яга велит им сослужить три службы: съесть 10 пудов хлеба, выпариться в перетопленной бане, выпить все посуды воды, т.е. гостеприимство и кормление принимают утрированные формы. К счастью, у Ювашки были с собой помощники, евшие, парившиеся и пившие без меры. В итоге Ювашка женился на дочери Ягишны и привез их обеих (и мамку Ягишну в облике кобылы захватил!) к себе домой11.
Тема старухи колдуньи, живущей в "пищевых" домиках в лесу, отголосками встречается и в сказках народов мира. У французов это хорошо известный пряничный домик из сказки Ш. Перро: "Когда солнце было уже высоко, Мари и Жан вышли на поляну, посреди которой стоял домик. Необычный домик. Крыша у него была из шоколадных пряников, стены — из розового марципана, а забор — из больших миндальных орехов. Вокруг него был сад, и росли в нем разноцветные конфеты, а на маленьких деревцах висели большие изюмины". В немецком варианте, собранном братьями Гримм, "сделана избушка из хлеба, крыша на ней из пряников, а окошки все из прозрачного леденца". И старушка поначалу детей угощает: "Она взяла их обоих за руки и ввела в свою избушку. Принесла им вкусной еды — молока с оладьями, посыпанными сахаром, яблок и орехов"12. И в том и другом случае важно то, что, видоизменившись с веками, сказка сохранила ту же идею, что гораздо ярче высвечивается в русских и славянских сказках: в темном глухом лесу в избушке живет колдунья, связанная с едой, дом ее сделан из самых вкусных вещей, она угощает голодных гостей, она же является и угрозой для своего рода жертвенных детей. Она кормит и кормится, в этом ее главная функция.
Съедобный домик встречается и в русских вариантах. Так, у
B. Даля в словаре встречаем "избушку на курьих ножках, пирогом подперта, блином покрыта" (аналогично и в сказках Афанасьева, 97).
11 Великорусские сказки Пермской губернии. С. 61.
12 Перро Ш. Волшебные сказки. М., 1993. С. 102; Гримм В. и Я. Сказки. М., 2005.
C. 95—96.
А в детских садах уже не одно десятилетие развлекают детей частушками:
В лесочке, в лесочке Избушка на кочке Блинами обита, Оладьями крыта, Ограда кругом — Пирожки с творогом.
Впрочем, дому Бабы-яги свойственна та же многоплановость, как и его хозяйке. Его можно съесть. Но и он может съесть. Вспомним, что у него "вместо замка — рот с острыми зубами", дверь иногда кусается, пытаясь остановить беглецов, а чтобы умилостивить дом и все в нем, их надо покормить — маслом ворота, ступу конопляным семенем, мясом собаку13.
Баба-яга в сказках особенно агрессивна по отношению к детям, их хочет изжарить себе на пир, причем именно как деликатес, а не потому что голодна. Их она похищает, заманивает, запирает в своей избушке. Есть ли здесь связь с древнейшими жертвоприношениями великой Хозяйке всего сущего? Потому ли, что именно дети чаще всего пропадали в диких лесах древности, да и в более поздние времена? А может быть, потому, что дети не знают ритуальных заклинаний, никогда не обращаются к ней как к Хозяйке, не напоминают о долге гостеприимства? Или здесь уже присутствует более поздний воспитательный момент — у Бабы-яги чаще всего оказываются непослушные дети, нарушившие родительские наказы. Во всяком случае, взрослые герои, как правило, получают от Хозяйки еду и помощь.
Многие атрибуты, приписываемые Бабе-яге, указывают на ее связь с древностью, с одной стороны, и с приготовлением пищи, — с другой. Вокруг ее дома торчат черепа на палке, в некоторых случаях звериные, а в других и человечьи. Сохранились свидетельства, что череп служил своего рода оберегом жилища первобытного человека, и, скорее всего, его надевали на шест, хотя дерево с тех времен и не сохранилось. Схожие традиции были зафиксированы в охотничьих культурах и в XIX в.: так, среди народов Сибири было распространено представление о том, что голова дикого животного является вместилищем его души. У различных народов Кавказа во время жертвоприношения "голова животного (обычно козла или барана, а по большим праздникам — быка) посвящалась божеству, ее насаживали на шест неподалеку от алтаря"14.
13 Неизданные сказки из собрания Н.Е. Онучкова. СПб., 2000. С. 206.
14 Байбурин А.К., Топорков А.Л. У истоков этикета: Этнографические очерки. Л., 1990. С. 139.
Баба-яга — хозяйка огня — главной ценности древнего человека. Более того, ее огонь горит тогда, когда другие огни гаснут и не зажигаются, несмотря на все усилия. Она связана с очагом, печью, она "руками уголья гребет"; "На печке лежит"; "Языком сажу загребает"; "Сама лежит на лавке, а зубы на печи"15. Ее окружает все необходимое для приготовления пищи: ступа и пест, кочерга и помело, она ловко накрывает на стол, достает посуду и скатерть (гости все-таки, хотя и незваные). В запасе у нее есть и хлеб, и пироги, и похлебка, и всякая живность (поросятина, курятина), и напитки всякие. Но чаще всего это просто пища, неконкретизиро-ванная, насыщающая героя, дающая ему силы для грядущих подвигов. Большие до утрированности груди, которые подчеркиваются в ее облике, так же как и в женских фигурках древности, являются символом вскармливания, питания.
Конечно, сказки лишь отзвуки былых верований и представлений. Последующие эпохи внесли свои корректировки и исправления. Но связь Бабы-яги с древними символами и с функцией кормления очевидна. Она Хозяйка и кормилица всего сущего. И в этом случае нет никакого противоречия между слиянием образа Бабы-яги и Золотой Бабы, о которой упоминают иностранцы, посетившие Русь в XV—XVI вв. С. Герберштейн (в России побывал в 1517 и 1526 гг.) пишет о "Золотой Бабе", которую он транслитерирует как "Slata baba" — "Золотая Старуха", — идоле, изваянии старухи с ребенком, стоявшем на берегу Оби. Интересно, что в немецком тексте он заменяет "старуху" понятием "праматерь"16.
Вслед за ним английский посланник Дж. Флетчер, посетивший Россию в 1588 г., в главе о пермяках, самоедах и лопарях отмечал: ".что касается до рассказа о золотой или яге-бабе (о которой случалось мне читать в некоторых описаниях этой страны, что она есть кумир в виде старухи), дающей на вопросы жреца прорица-тельные ответы об успехе предприятий и о будущем, то я убедился, что это пустая басня"17. Далее он указывает на скалу близ устья Оби, похожую на "женщину в лохмотьях с ребенком на руках", — место, судя по его описанию, священное для самоедов.
Баб таких, "Хозяек мест", в Сибири и на Севере России сохранилось много и в более поздние эпохи. Являясь объектом поклонения и почитания различных народов, они в некоторой степени отражают некий общий древний культ, об остатках которого в разных проявлениях и идет речь. Кстати, в некоторых сказках Баба-яга — "золотая нога"18 и хранительница золота.
15 Цит. по: Пропп В. Указ. соч. С. 59.
16 Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 160.
17 Флетчер Дж. О русском государстве. М., 2002. С. 113.
18 Афанасьев. 161.
Та первоначальная грозная, но и благодетельная, как любая стихия, богиня (хотя это позднее понятие и не совсем подходит для верований первобытного человека, вернее было бы назвать ее силой или естеством) со временем трансформировалась в разные облики и образы, ее функции дробились и распределялись по богам, божкам и духам. Частица ее есть в загадочной и древней шумерской Ки — богине-матери, воплощении земли; древнеегипетской Исиде — великой колдунье, покровительнице семьи и детей, плакальщице над умершими; древнегреческой Кибеле — великой матери богов, олицетворении природы; Деметре — "матери-земле" и в ее дочери Персефоне, которая, подчеркнем, одновременно и кормилица всего сущего, богиня плодородия, и хозяйка царства мертвых; и в славянской богине Макошь, которую называют богиней судьбы, удачи и плодородия. Список этот бесконечен, богини-праматери, хозяйки всего сущего и кормилицы людей, встречаются во все времена и во всех уголках земли. Память сохранила великий первоначальный образ и в иных, локальных формах — Бабе-яге, хозяйке очага, хозяйке места.
Завершая тему Бабы-яги-кормилицы, хотелось бы остановиться на двух предметах, связанных с ее образом и темой питания и, как представляется, принесенных ею из глубокой древности.
Ступа известна как транспортное средство Бабы-яги, она "в ступе едет, пестом погоняет, помелом след заметает". Одновременно это и древнейшее кухонное приспособление, встречающееся еще в позднепалеолитическую эпоху. В древнейших поселениях находят так называемые терочные плиты и терки. Это большие куски камня, обычно твердого, составлявшего нижнюю часть, будущие ступы, и терочники, будущие песты. Так, в Костенках-на-Дону, поселении, по времени относящемся к рубежу среднего и позднего палеолита, собрана большая коллекция такого рода плит из гранита, кварцита, песчаника, пестом-терочником часто служили обыкновенные гальки. Продукты собирательства — дикие зерна, травы, коренья — растирали на плитах и готовили из них разные блюда.
Эти древние ступы с пестами свидетельствуют о том, что пища древнего человека была гораздо разнообразнее и сложнее, чем обыкновенно принято считать. Обилие мяса (а на этой же стоянке найдено и огромное количество костей мамонта, свидетельствующее об успешной охотничьей деятельности) отнюдь не исключало растительной пищи, которую традиционно считают подспорьем древнего человека в периоды голода. Здесь уже можно говорить о своего рода сбалансированном и, видимо, вкусном питании, сочетавшем разные виды пищи и способы ее приготовления.
Интересным представляется тот факт, что ступе с пестиком была уготована долгая жизнь. Этот предмет кухонного обихода дошел
до наших дней с первобытных времен, причем в первоначальном назначении, для того, чтобы толочь различные плоды земли. Упоминания о ступе как предмете домашнего обихода встречаются на протяжении всей истории, одновременно она обрастает магическими свойствами, видимо, как древний символ, связанный с великой Хозяйкой жизни и смерти. Геродот пишет о вавилонянах, питавшихся сушеной рыбой: "Пойманную рыбу они вялят на солнце и затем поступают так: бросают рыбу в ступку и раздробляют пестиком... Потом из этой массы по желанию замешивают сырое тесто или пекут хлеб"19. И хлеб, оказывается, может быть разным, и в ступе можно толочь не только растения. Известно, что во время Великой Отечественной войны в ступе толкли высушенные остатки овощей и растений — гнилую картошку, кору деревьев, лебеду, делали из этого тесто для хлеба.
В древнеиндийских Законах Ману упоминаются пять вещей, могущих вызвать смерть, все они — первобытная атрибутика древнейшей Хозяйки — очаг, точильный камень, метла, пестик со ступкой, сосуд для воды20. В Ветхом Завете в ступе толкут манну, посланную Богом как спасение голодавшим беженцам из Египта под предводительством Моисея21. В Притчах Соломона "толочь в ступе" используется в переносном значении: "Толки глупого в ступе пестом вместе с зерном, не отделится от него глупость его"22 (ср. у В. Даля русскую поговорку "дурака хоть в ступе толки").
Ступа считалась атрибутом славянской Макоши. Со временем ступа и пест приобрели формы, которые связывались с женским и мужским началом, что укрепило их значение как символа плодородия. Магическое значение ступы сохранялось много тысячелетий. В ней пытались "перетолочь" болезни и несчастья, перевернутая ступа защищала дом от пожаров и прочих бедствий, ее использовали в свадебных и похоронных ритуалах.
Ступа была связана со смертью с древнейших времен. Видимо, не случайно в латинском языке "ступа" имеет одинаковый корень со словом "смерть" — "mort"; в таком виде она вошла почти во все европейские языки, кроме славянских; а вот пестик везде одинаков, от латинского "pisto" — "растирать". Ступы находят в неолитических погребениях.
В славянской традиции ступа широко использовалась и во время свадеб. Испытывая характер молодой, заставляли ее в прямом смысле толочь воду в ступе. Обряжали ступу в женский, а пест в мужской наряд, эротический подтекст в этих символах очевиден.
19 Геродот. История. М., 1993. С. 75.
20 Законы Ману. М., 1992. С. 68.
21 Быт. 11:8.
22 Притчи Соломона. 27:22.
Обводили молодых церемониально вокруг ступы, становившейся народным аналогом церковного аналоя. В Белоруссии бытовало шуточное объяснение, откуда берутся дети: "З неба упау, / Да у ступу попау, / А с ступы вылез — / И вот якой вырас"23.
Еще один непременный атрибут Бабы-яги — кости. Готовя себе пир из очередного неразумного дитяти, она мечтает потом "покататься" на его косточках. Идея, кажущаяся довольно странной, — помимо всего прочего, это еще и неудобно физически. В сказочных сюжетах, как и в археологических остатках древности, костей вообще много. В сказках их используют при строительстве дома и ограды Бабы-яги. В истории кости мамонта или других животных были основным материалом при строительстве жилищ эпохи позднего палеолита. В сказках их бережно хранят и они обладают волшебной силой: даже из одной зарытой косточки может вырасти чудесная яблонька или поющий тростник, а иногда и возродиться человек. А рядом с древними поселениями находят множественные "коллекции" костей, сложенных в пещеры или захороненных явно с магической целью24. И.-Г. Георги в XVIII в. описал обычаи лопарей и некоторых других народов, которые в качестве жертвоприношения собирают кости приносимого в жертву зверя и несут их к святому месту: ".а оттого превеликие скопляются груды костей."25. Иногда их зарывают, если посвящают подземным богам. И никогда не приносят мяса, только кости. Ну как тут не вспомнить Прометея, обманувшего Зевса и давшего возможность несколько тысячелетий спустя лопарям крайнего Севера России оставлять мясо себе на пропитание, жертвуя только костями!
А вот свидетельства начала XX в., относятся они к русской деревне и связаны с обычаем устраивать совместные трапезы "по обету", т.е. обещанием устроить пир в случае благополучного разрешения какой-то серьезной проблемы или исцеления от болезни: "Мясо жертвенного животного варят крупными кусками в больших котлах. Когда священник благословит трапезу, все бросаются к котлам, чтобы взять мясо; при этом торопятся захватить те кости, которые приносят удачу на охоте и при рыбной ловле, а если закопать их в хлеву, вызывают плодородие скота"26. В Вятской губернии сохранился обычай приносить по обету в жертву курицу, принят он был только среди женщин, и на празднество допускались лишь они. Во время такой еды пищу ели только руками, все кости сохраняли полностью, собирали, а потом либо закапывали в укромном
23 Славянская мифология: Энциклопедический словарь. М., 1995. С. 369.
24 См., например: Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1994. С. 98—101.
25 Георги И.-Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПб., 2007. С. 58.
26 Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., 1991. С. 383.
месте, либо, сложив в мешок или горшок, кидали в воду27. Очевидно, что в данном случае магические действия, связанные с пожеланием удачи на охоте, были перенесены на скотоводческие обряды.
Важно отметить, что в некоторых областях (в Олонецкой, Вологодской) еще XX в. была жива память о том, что раньше в жертву приносили дикого оленя, но потом по различным причинам он убежал, больше не возвращался и его заменили домашним живот-ным28. Множество древнейших традиций претерпели изменения после появления домашних животных и особенно возникновения земледелия, которое в силу своей важности для поддержания жизни человека, с одной стороны, и зависимости от внешних погодных условий — с другой, было окружено большим количеством магических обрядов и ритуалов. Однако часто через поздние наслоения проглядывает первобытная основа. Так, отдельные ритуальные праздники, связанные с домашними животными, определенно заставляют думать о первобытных пластах. 31 декабря или 1 января, в разных областях по-разному, на Севере России забивали какое-нибудь животное, чаще всего свинью. Его готовили и по возможности целым подавали на стол, следя за тем, чтобы кости не ломались. Животное с заговорами и молитвами съедали, кости закапывали. В Вологодской губернии "свиной праздник" проходил следующим образом (записано Д.К. Зелениным в 1921 г.): "Ритуальные блюда при этом — кишки, т.е. свиная колбаса с овсяной мукой, и сморчки, т.е. шкварки из свиного сала. Перед едой совершается своеобразный магический обряд: все члены семьи берут в зубы колбасу и трижды по движению солнца обходят на четвереньках вокруг стола, приговаривая чухи-рюхи, чух-рюх!" Тот факт, что на следующий день остатки пищи несли в церковь, подносили ко рту Пресвятой Девы, приговаривая: "Ты еси, и нам даси", только усиливает дикость и первобытность такого рода обрядов29.
Славянские традиции вплоть до середины XX в. включают странный обычай "катания по земле", причем отмечается катание, часто насильственное, священнослужителей30. В случаях проблем с урожаем, болезней, засухи в деревнях часто катали по полю людей притча, которые, естественно, сопротивлялись варварским обычаям деревни. Согласно народным представлениям, мать-земля давала силу всему живущему. Важно было не просто покататься, но сделать это с человеком особенным, причастным к высшим силам и
27 Там же. С. 385.
28 Там же. С. 384.
29 Там же. С. 93.
30 См.: Зеленин Д.К. Избранные труды: Статьи по духовной культуре. 1917—1934. М., 1999. С. 36—38; см. также: Памятная книжка Смоленской губернии 1859 г. Смоленск, 1859. С. 147.
знаниям, пусть даже и христианским. Известно, что крестьяне не делали больших различий в христианских, языческих и еще более старых, первобытных верованиях.
Кости, согласно древним верованиям, нашедшим отражение, в частности, в дошедших до нас сказках и обрядах, вмещали в себя душу человека, его силу, его суть. "Катание" по ним должно было дать Бабе-яге силу и молодость их владельцев. Что может быть старше таких воззрений? И может быть, древние люди после праздничных пиров, знаменовавших удачную охоту, катались по костям животных, собрания которых дошли до наших дней, в надежде обрести их силу, мощь, здоровье? "Покататься было, поваляться было на жихарьковых косточках!" — мечтала Баба-яга.
Вспомним пляску Царевны-лягушки: "Начали закусывать; царевна огложет коску, да и в рукав, выпьет чего — остатки в другой рукав. Те снохи видят, чего она делат, и они тоже кости кладут к себе в рукава, пьют чего — остатки льют в рукава. Дошла очередь танцевать; царь посылает больших снох, а они ссылаются на лягу-шу. Та тотчас подхватила Ивана-царевича и пошла; уж она плясала-плясала, вертелась-вертелась — всем на диво! Махнула правой рукой — стали леса и воды, махнула левой — стали летать разные птицы"31. Костям приписывалось магическое значение, они были не просто остатками жизни, но и зародышем ее, считалось, что в них скрыта большая жизненная сила. Отсюда и "склады" костей вокруг поселений древних людей: чем больше их, тем больше животных встретят охотники.
Кости были, вероятно, и старейшей формой игр и гаданий. То, что по костям гадали, известно из более поздних времен, например, гадание по костям было распространено в Древнем Китае. Их кидали в огонь и читали знаки судьбы по трещинам. Трещины на лопатках предсказывали будущее. Но главной формой, дошедшей до наших дней, были так называемые игральные кости. Важно то, что игра эта, за редким исключением, связывается именно с термином "кости", хотя еще в греческие времена реальные кости были заменены кубиками с насечками. Правила знают все: кубик имеет разное число насечек. Загадывается желание, и выпавшая цифра дает ответ гадающему. Однако в большей степени, чем в гадальном деле, использовали эти кости в игре. Об этом упоминают и Одиссея, и Ветхий Завет, и Махабхарата. Принцип предельно прост: бросаешь кости-кубики, кому выпало больше очков-цифр, тот и победитель.
В русской традиции, однако, сохранился древнейший, первобытный вариант этой игры — с реальными костями животных, так
31 Афанасьев. 267.
называемые игры с "лодыжками"32. Существовало множество вариантов этой игры. Самый простой — тот же, что и со знакомыми кубиками, только вместо них пользовались необработанными и обработанными овечьими или других животных косточками. Игры эти в разных вариациях — простым киданием, щелчками, подкидыванием вверх — были чрезвычайно популярны на Руси и часто считались магическими. Рассказывали истории: «Играли мужики, прибежали бабы, кричат: "Гумно горит!" — "Щас, — говорят, — кон доиграем!" Так гумно и сгорело.»33 Игры в кости были привилегией мужчин и детей. Древность игр подчеркивает тот факт, что во многих местах считалось грехом играть в них на столе ("стол — Божий престол", — утверждали крестьяне), чаще всего в них играли на земле.
Сохранились и детские игры: кости расставлялись наподобие игры в бабки и сбивались брошенной издалека костью34. Чем не древнее развлечение после сытного угощения? Костей было предостаточно, а сытые древние люди наверняка имели такую же потребность в развлечениях, как и их потомки.
Лишь смутно сохранилась память об еще одной древней хранительнице дома и домашнего хозяйства — лягушке. Во многих верованиях ее вытеснило другое земноводное — змея, и культ лягушки слился с культом змеи. В более поздний период лягушка попала в разряд нечисти, в Европе она стала атрибутом колдовских действий и ассоциировалась с образом ведьмы. Но фольклор, сказки, некоторые обряды все-таки донесли отголоски древних верований. И прежде всего вспоминается уже упомянутая Царевна-лягушка, в образе которой скрывается повелительница природы, которой подвластны птицы, животные, ветра и вообще силы неведомые. Она скрывается в жалкой шкурке лягушки, а оказывается чудесной хозяйкой (и это главное), которая печет сказочные по вкусноте хлеба и пироги, может соткать невиданные ковры и сшить рубашки. Более того, она — творец, по мановению ее руки из костей появляются рыбы или птицы, из вина делаются озера и сады. Она может сделать неживое живым, живет в "седьмом царстве", умеет летать, о ней говорят "хитра", т.е. чародейка. Иногда она — дочь (или племянница) Бабы-яги: «Прилетела лягушка, железным пихтелем стучит и говорит: "Фу! Русским духом пахнет; каб Иван-царевич попался, я б его разорвала!"»35 И только съев испеченные матерью-ягой волшебные пышечки, вспоминает о своих к нему чувствах.
В шутливом сказании, бытовавшем в Пермской губернии, обходятся без волшебной стрелы. Просто герой Ипат захотел однажды
32 Подробно см.: Морозов И.А., Слепцова И.С. Круг игры. М., 2004. С. 652—664.
33 Там же. С. 653.
34 См.: Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. С. 381.
35 Афанасьев. 268.
жениться, пошел по белу свету, а встреченная им Баба-яга привела ему лягушку. Ипат сначала возмутился, но потом пошел с колдуньей за невестой под землю, поверив на слово, что "она хорошая барыня будет". А под землей «зало и — убраны столы белым полотном, наставлено на столах всякого бисерту, булочки на блюдьях пол-аршина вышины. Ипат удивился: "Кто же тут у них это стряпает? Я и сроду не видал, такого хлеба не едал". Сели они за стол. Лягушка угощает и по-русски говорит: "Кушай, Ипат, без стеснения! Надейся на меня, не погинешь". Ипат с аппетитом ест и пьет. "Все это вкусно, так только лягушки мне гнусно". Посомневался Ипат, стыдно, конечно, лягушку в отчий дом везти, но уж больно обед ему понравился, подумал и решил: "Ну, все равно, возьму! Отец не примет, здесь буду жить: работа легонька, а жить хорошо. Поглядел я вбок — небольшое там зало — начинена колбаса салом: как они поживают лучше нашего"»36. Так и нашла лягушка свой путь к сердцу Ипата через его желудок. А потом и девой-красой оказалась, как и положено.
Древний образ лягушки — хранительницы дома и покровительницы хозяйства трансформировался в символ плодородия, родовспоможения и даже вечной женственности и эротизма. Ну и, конечно, воды и дождя. Это значение сохранялось дольше всего и вызвало множество обрядов, призывающих дождь с помощью лягушки. У египтян лягушка — один из символов великой богини-матери Изиды. А древнеегипетская богиня Хекат изображалась либо в виде лягушки, либо в виде женщины с лягушачьей головой. С древнейших времен ее связывали с деторождением и плодородием, а также с долголетием и изобилием, считалось, что она может вдохнуть жизнь в неживые предметы.
В античной мифологии лягушка — одна из эмблем Афродиты. Сохранившийся в русских сказках образ лягушки как идеальной невесты и жены отражен и в суевериях. Считалось, что костями лягушки ("вилочкой и крючочком") можно управлять любовью: "Сия вилка и крючок имеют великую силу в чародействе, когда захочешь, чтоб женщина тебя любила, то неприметно ей потяни крючочком за ее платье, тогда она по тебе иссохнет; а когда больше для тебя она будет уже не надобна, то также неприметно ей отпихни тою вилочкою, то она в одну минуту тебя забудет"37.
Лягушки — спутницы славянской Макоши. Анализируя их изображения на старинных вышивках, исследовательница Г.С. Мас-лова пишет: "Не исключено, что изображения в русской вышивке XVIII—XIX вв., стилистически далекие от наскальных рисунков (родящих женщин), являются все же отзвуками древних представ-
36 Великорусские сказки Пермской губернии. С. 167.
37 ЧулковМ.Д. Словарь русских суеверий. М., 1782. С. 210.
лений, сущность которых была забыта, но, возможно, сохранялось еще их значение благопожеланий"38. В немецкой сказке "Шипов-ничек" лягушка наколдовывает королеве желанную беременность.
И все-таки, пожалуй, именно в славянских волшебных сказках сохранился древнейший смысл образа лягушки, связанный и перекликающийся с хозяйкой мира ягой. Так, в одной из самых загадочных, абсурдных и насыщенных древним содержанием (несмотря на встречающиеся поздние формы) сказок "Поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что" (одно название чего стоит!) только старая лягушка, единственная из всех существ, знает ответ на этот непростой вопрос. Баба-яга, помогая герою, последовательно спрашивает зверей, птиц и морских гадов и рыб, где отыскать "не знаю что", и все «в один голос отвечали: "Нет! Мы про то не слыхивали!" Вдруг протеснилась вперед старая колченогая лягушка, которая уж лет тридцать как в отставке жила, и говорит: "Ква-ква! Я знаю, где этакое диво найти"»39. Она же показывает герою дорогу "не знаю куда" (он несет ее в банке с молоком, так как она старая и быстро идти не может). Она обладает большим знанием, чем ее хозяйка Баба-яга! Она и не так беспомощна, как кажется: выпрыгнув из своей банки, переправляет героя через огненную реку к каменной горе, где хранится диво. И подсказывает, как им завладеть.
Интересно и то, чем оказывается "не знаю что". Во всех случаях это неограниченный доступ к еде, которым владеют колдуны. В одном варианте это Шмат-разум, который кормит двух старцев и соглашается уйти с Федотом-стрельцом, потому что последний с ним вежливо обошелся. Всех накормил Шмат-разум и Бабу-ягу с дочками не забыл: "Шмат-разум так их употчевал, что старуха с радости чуть плясать не пошла, а лягушке за ее верную службу назначила по три банки молока в день давать". В другом это не менее загадочный "Саура", которым владеет прожорливый "старик сам с ноготь, борода с локоть". По его приказу является "бык печеный, в боку нож точеный, в заду чеснок толченый и сороковая бочка хорошего пива". Старик "начал мясо порезывать, в чеснок помаки-вать, покушивать да похваливать. Обработал быка до последней косточки, выпил целую бочку пива". Солдат Тарабанов был гораздо умереннее в своих аппетитах, Саура охотно пошел к нему служить: "Да коли возьмешь, я с радостью пойду; старик мой такой обжора, что иной раз из сил выбьешься, пока его досыта учеству-ешь". Наконец, Бездольный принес царю чудо — слугу Никто, ко-
38 Маслова Г.С. Орнамент русской народной вышивки как историко-этногра-фический источник. М., 1978. С. 160.
39 Афанасьев. 212.
торый мог посреди поля стол накрыть, "на столе всяких кушаньев, вин и медов — сколько душе угодно"40.
Мечта о "пищевом рае" возникла, вероятно, у человека в древнейшие времена. Сложности, связанные с добыванием пищи, загадочность и таинственность окружавшего человека мира, который был и жесток — отнимал хрупкую жизнь, — и добр — даровал еду для ее, этой жизни, поддержания — одновременно, породили образ всемогущей кормилицы сущего, всезнающей, безжалостной, но и милостивой. Впереди у человечества еще появятся молочные реки и кисельные берега, мельницы, сами пекущие пироги, и горшки, самоварящие кашу, манна с небес, страна Коканья с жареными летающими стаями гусей и многое другое. Первой же была "баба", кормившая или съедавшая людей по своему усмотрению, по заговорному слову, по итогам испытания.
Список литературы
Байбурин А.К., Топорков А.Л. У истоков этикета: Этнографические очерки. Л., 1990.
Великорусские сказки Пермской губернии: Сб. Д.К. Зеленина. М., 1991.
Георги И.-Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПб., 2007. Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. Геродот. История. М., 1993. Гримм В. и Я. Сказки. М., 2005.
Даль В.И. О поверьях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб., 1996.
Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., 1991 Зеленин Д.К. Избранные труды: Статьи по духовной культуре. 1917— 1934. М., 1999.
Маслова Г.С. Орнамент русской народной вышивки как историко-
этнографический источник. М., 1978. Морозов И.А., Слепцова И.С. Круг игры. М., 2004. Народные русские сказки А.Н. Афанасьева: В 3 т. М., 1984—1985. Неизданные сказки из собрания Н.Е. Онучкова. СПб., 2000. Перро Ш. Волшебные сказки. М., 1993. Пропп В. Исторические корни волшебной сказки. М., 2000. Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1994. Сказки народов Севера. Л., 1991.
Славянская мифология: Энциклопедический словарь. М., 1995. Словацкие сказки. Из собр. Павла Добшинского в обработке Марии Дюричковой. Братислава, 1988. С. 56. URL: http://www.hobbitaniya. ru/czech/czech65.php Флетчер Дж. О русском государстве. М., 2002. Чулков М.Д. Словарь русских суеверий. М., 1782.
40 Там же. 212, 214, 215.
