CC BY
315
ФИЛОЛОГИЯ
И.В. АЛЕХИНА
кандидат филологических наук, доцент кафедры истории русской литературы XI-XIX веков Орловского государственного университета E-mail: Ir-alekhina@rambler.ru Тел. (4862) 36 12 43, 8 903 882 87 41
ЧЕЛОВЕК И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ В ПЬЕСЕ А.П. ЧЕХОВА «БЕЗОТЦОВЩИНА»
Рассматривается проблематика, особенности изображения героя, тип конфликта в первой пьесе А.П. Чехова. Учитывается соотнесенность чеховской драмы с литературным контекстом эпохи, выявляется литературная преемственность и своеобразие пьесы. Раскрывается авторская позиция в изображении героя, особенности использования тем, ситуаций классической литературы.
Ключевые слова: герой времени, литературные связи, «скрытая» цитата, Чехов и Достоевский, тип конфликта, автор и герой.
«Безотцовщина», написанная Чеховым-гимназистом, вероятнее всего, в 1877-78 годах, - одно из первых законченных произведений А.П. Чехова и самая большая из его пьес. «Безотцовщина» заставляет признать, что как писатель Чехов начинается не с юмористических «мелочишек» Антоши Чехонте, а с серьезной, проблемной драмы [Громов, Катаев, Сухих], заслуживающей, как считал ее автор, постановки в Малом театре в бенефис М.А. Ермоловой. Готовя пьесу для подачи в Малый театр, Чехов в 1879-1881гг. неоднократно ее правил, но «Безотцовщина» была признана несценичной и отклонена.
В настоящее время «Безотцовщина» - репертуарная чеховская пьеса, в театральных версиях ее название, не сохранившееся в автографе из-за утраты титульного листа, звучит как «Платонов», «Пьеса без названия». Устойчивый интерес к «Безотцовщине» наблюдается в литературоведении. Пьеса анализировалась как «записная книжка» Чехова - источник тем, образов, ситуаций последующего творчества, изучается ее проблематика, связи с литературным, общественным движением 1870-80-х годов, уточняется вопрос ее датировки и заглавия*. Но, как указывал И.Н. Сухих, «мы до сих пор довольно плохо представляем себе, что за драму написал юный Чехов, каков ее художественный потенциал» [12, 10]. «Первая пьеса не была литературным пустяком, о котором помнят лишь потому, что автор ее впоследствии стал Чеховым. Мир ее - это мир сложных характеров, глубоких конфликтов и душевных страданий, воссозданных с таким чувством поэзии и правды, с такой наивной и неумелой талантливостью, что материала хватило на много лет», - оценивает драму М.П. Громов [1, 63]. В то же время сохраняется отношение к «Безотцовщине» как драме «юношески незрелой», неудачной попытке начинающего драматурга [9,
21; 3, 729-730], восходящее к мнению Александра Павловича Чехова, который, назвав некоторые ее сцены гениальными, сказал, что «в целом она непростительная, хотя и невинная, ложь»: «Невинная потому, что истекает из незамутненной глубины внутреннего миросозерцания. Что твоя драма ложь - ты это сам чувствовал, хотя и слабо и безотчетно; а между прочим ты на нее затратил столько сил, энергии, любви и муки, что другой больше не на-пишешь»[10, 48].
Первая пьеса позволяет увидеть становление общественных, религиозно-философских взглядов юного Чехова, она свидетельство духовной жизни начинающего писателя. Чехов говорит в ней об «отцах и детях», герое «современного романа», «горе от ума» поколения, к которому сам принадлежал, о русской «хандре», русском гамлетизме, и при этом эпической, повествовательной дистанции между автором и изображаемым в юношеской драме еще нет. Ощущение «безотцовщины», бесприютности, утраты ориентиров, испытываемое главным героем, столь же мучительно тревожит автора, молодой драматург ищет пути преодоления кризисного состояния жизни и усмирения зла, пытается дать ответы на поставленные вопросы. Время действия в «Безотцовщине» максимально приближено к настоящему времени автора и зрителя, исторические реалии соответствуют 1877-1878 годам - моменту написания пьесы: персонажи говорят о смерти Н.А. Некрасова, цитируют «Анну Каренину» и «Подростка», читают только что опубликованные «Идеалы нашего времени» Л. Захер-Мазоха.
Первой своей пьесой А.П. Чехов подхватывает традицию изображения героя времени, но юношеская драма стала не только ученическим, но и вполне самостоятельным произведением, не только продолжением традиции «современного романа», но и отталкиванием от нее. Романный по
© И.В. Алехина
ФИЛОЛОГИЯ
охвату явлений жизни и задачам замысел Чехов воплотил в драматической форме, непосредственно воссоздающей изменяющуюся, текущую действительность. Драматическая форма подчеркнула напряженность внутренних исканий и общественных отношений, соединила размышления персонажей о судьбе поколения, смысле жизни с откликом зрителей. А. П. Чехову важно было установить единство переживаний героя и зрителя, сделать круг проблем общим. Одиноков В.Г. драматическую поэтику предлагает считать знаком эпохи: «Внутренняя потребность писателя обратиться к драматическому роду поэзии и была обусловлена эпохой переходного характера...», «драматургическая поэтика у Чехова - инструмент воплощения разъединенного с миром и людьми индивидуального сознания» [8, 16, 15]. «Безотцовщина» - пьеса о разобщении, утрате высших целей жизни, распавшейся связи поколений, и можно предположить, что Чехов столкнулся с серьезной проблемой выбора формы для выражения «современной неопределенности» [13] и бесформенности. О беспомощности писателя, берущегося за современный роман, рассуждает в «Безотцовщине» представитель старшего поколения, идеалист эпохи «кружков и арзамасов» Глагольев 1: «.русский беллетрист чувствует эту неопределенность. Он стал в тупик, теряется, не знает, на чем остановиться, не понимает. Трудно понять ведь этих господ! (указывает на Войницева.) Романы донельзя плохи, натянуты, мелочны... и немудрено! Все крайне неопределенно, непонятно. Все смешалось до крайности, перепуталось.» (С XI, 16).
В «Безотцовщине» намечена структура будущей чеховской драмы. За основу взят самый обычный жизненный материал - повседневная жизнь хозяев и гостей усадьбы, расположенной в одной из южных губерний, но обыденный план соединяется с вечными вопросами, универсальными категориями, настоящее показывается в перспективе прошедшего и будущего. Драматическое в первой пьесе слито с комическим и лирическим, в ней используются эпические приемы в характеристике персонажей и построении сюжета, название «Безотцовщина» - наиболее вероятное, упомянутое в переписке Антона и Александра Чеховых (С XI, 396) - звучит как обобщение, в тексте присутствует множество сигналов, цитат, реминисценций, отсылающих к литературному, культурному, философско-религиозному контексту.
Литературный фон «Безотцовщины» очень насыщенный**. Литературность пьесы объясняется не только тем, что Чехову «действительность изначально представлялась <.> «олитературенной», освоенной писателями-предшественниками», и что
новые пути Чехов связывал «не с открытием новых героев, а с переосмыслением и своеобразным «продолжением» чужого материала, чужих героев и ситуаций» [6, 146]. В первом своем серьезном произведении Чехов не стилизатор, не пародист, он опирается на предшественников, берет уже имеющиеся темы и ситуации, но проверяет их обстоятельствами новой исторической реальности, соотносит со своим временем, рассчитывая на литературно подготовленного читателя и зрителя. Цитаты, реминисценции, уподобления существуют в «Безотцовщине» и как факт сознания персонажей, и как составляющая авторского кругозора, необходимый автору конструктивный материал, и как способ пробуждения читательских, зрительских ассоциаций.
Литературный текст в «Безотцовщине» - прежде всего, читательский опыт персонажей, часть их сознания. Персонажи «Безотцовщины» видят себя и мир сквозь призму литературы. По замечанию И.Н. Сухих, они «живут не только в мире русской провинции, но и в мире литературы: цитируют, сравнивают, припоминают, намекают», «перед нами действительность, насквозь пронизанная литературой, где смешались роли, где почти неразличимы стали границы между игрой и жизнью, где подлинному чувству очень трудно пробиться сквозь привычные «театральные» амплуа» [12,18, 22]. Все играют роли, «театральничают», уподобляют себя и других героям пьес и романов - Чацкому, Печорину, Обломову, Базарову, Гамлету, Дон-Жуану, героям Достоевского, «тургеневской девушке», «лишним людям». Действующие лица используют сравнения с мифологическими персонажами (Диана, Одиссей, Эдип), с историческими личностями (Сократ, Колумб, Байрон) и в своей жизни проигрывают романные ситуации «испытания любовью», «спасения», «воскрешения», «бунта». Литература влияет на процесс жизнетворчества, руководит поведением чеховских героев. И уже в «Безотцовщине» Чехов показывает ошибочность отождествления с литературными образами. Так, старший Трилецкий говорит о себе: «Базаристей меня и человека не было» (С XI, 59). «Вы, господин Чацкий, не правды ищете, а увеселяетесь, забавляетесь.» - обвиняет Платонова Венгерович-младший (С XI, 50). «Неужели ты так ужасен, Дон Жуан?» (С XI, 104), - обращается к Платонову Анна Петровна. Такие оценки не соответствуют реальным, действительным свойствам личности. Чеховские персонажи «не совпадают» с готовыми литературными типажами, оказываются то сложнее и человечнее, то мельче, но в любом случае - другими. Литературные же образцы поведения, которыми руководствуются герои
пьесы, обнаруживают схематичность, нежизненность. Проблема ложных оценок, подражательного поведения, навеянных литературным, культурным текстом, - одна из частных проблем чеховской пьесы, подчиненная общей проблеме «непонимания», непонимания героями себя, друг друга, действительной жизни. В «Безотцовщине» намечаются способы корректировки точки зрения героя показом реальной, объективной картины мира, самосознание, слово героя дополняются, уточняются. Для Чехова же, автора «Безотцовщины», очевидна непродуктивность мышления литературными типами и сценическими амплуа. Чехов пытается преодолеть литературные, театральные шаблоны использования типических героев, готовых амплуа, рисуя индивидуальные особенности своих персонажей, не укладывающиеся в рамки, заданные типом. Купец Бугров, «бакалейный человек», показан за чтением газеты, «идейный» студент Венгерович носит тяжелую золотую цепь, «Дон Жуан» Платонов избегает влюбленных в него женщин, душегуб Осип влюблен в генеральшу, уездный врач Трилецкий постоянно хочет есть, эмансипированная девушка Грекова, изучающая химию, является помещицей. Герои принадлежат действительной жизни, драматические характеры лишены жесткой профессиональной, социально-психологической типичности. Позже А.П. Чехов, сотрудник «малой прессы», скажет: «Фигура писаря в пиджачке и с клочками сена в волосах шаблонна и к тому же сочинена юморист[ическими] журналами. Писаря умнее и несчастнее, чем принято думать о них» (П II, 200).
В авторском кругозоре литературный фон служит системой координат, помогает уяснению животрепещущих явлений современности. Заглавие восходит к классической теме «отцов и детей», к названию тургеневского романа, предлагая свой ракурс этой темы. В «Безотцовщине» несостоятельными оказываются и «отцы» и «дети», в пьесе не проявляется поступательный ход истории, обычно выражаемый в конфликте поколений, их смене, запечатлено кризисное состояние общества. Традиционными являются усадебный топос, тема «дворянского гнезда», «усадебный сюжет» - мотивы классического романа Пушкина, Тургенева, Гончарова, но разрабатываются они в новых исторических реалиях при участии новых героев, выразителей «современной неопределенности». В пьесе используется «шекспировский» тип конфликта, шекспировский принцип показа героя, отмеченный Сухих И.Н.: «... перед нами развертывается трагедия ищущей мысли, трагедия бездействия» [12: 29]. Характер переходной эпохи, «современное состояние общества» Чехов пере-
дает словами, отсылающими к «Анне Карениной»: «Всё крайне неопределенно, непонятно. Всё смешалось до крайности, перепуталось.» (С XI, 16). «По Достоевскому» определяется понятие «безотцовщина», уже заглавие указывает на проблему молодого поколения, оставленного «на случайность» [2], «на собственные силы» (13, 393), не получившего от отцов руководящей идеи.
О «скрытых цитатах» из Достоевского, о том, что своеобразным литературным завещанием для Чехова стали романы «Подросток», «Бесы», доказательно пишут М.П. Громов, И.Н. Сухих, С.Ю. Николаева. В «Безотцовщине», рисуя переходное время, несостоятельность отцов, нежизнеспособность детей, Чехов выступает как тот «будущий художник», к которому обращался Достоевский на последних страницах «Подростка»: «Будущий художник отыщет прекрасные формы даже для изображения минувшего беспорядка и хаоса» (8, 692). Поиск Чеховым форм для воплощения современности своеобразно подтверждает наблюдение, высказанное в последней главе «Подростка»: «Невозможен дальнейший русский роман» (8, 691). Известно, что В.И. Немировичу-Данченко А.П. Чехов говорил, что не читал «Преступления и наказания», приберегая его к своему сорокалетию [14, 285], но автор «Безотцовщины», об этом свидетельствуют «скрытые» цитаты, хорошо знал романное творчество Ф.М. Достоевского, возможно, «Дневник писателя». Молодой Чехов, возможно, как предполагает М.П. Громов, сам подобный Подростку, написал пьесу, освещенную идеями Достоевского: «Полемика с Достоевским начнется позднее, в эти же годы Чехов следовал за ним - особенно в понимании и трактовке характера главного героя, не смущаясь откровенностью буквальных повторов» [1, 248]. Чеховский Платонов - вариант героя из «случайного семейства». Платонова, испытывающего личную вину, произносящего «Платонов болит» (С XI, 177), помогают понять, как считает Громов М.П. [1, 68, 70-73], слова Достоевского: «У нас создался веками какой-то еще нигде не виданный высший культурный тип, которого нет в целом мире, - тип всемирного боления за всех. Это - тип русский <...> Он хранит в себе будущее России» (8, 595). Сухих И.Н. указывает: «Поданная в пародийном ключе и оттеняющая серьезную сюжетную линию, тема «отцов и детей» ведет, конечно же, к «Бесам».» [12, 20]. Николаева С.Ю. полагает, что Платонова можно соотнести с Версиловым, с Подростком, со Ставрогиным, «с заглавными образами» романов Достоевского, учитывая масштаб, «необычайную многогранность личности» «первого и любимого»
ФИЛОЛОГИЯ
чеховского героя, сложность, противоречивость его натуры [7, 12, 23]. Действительно, сложность, неоднозначность и неопределенность Платонова - вовсе не просчет начинающего драматурга в обрисовке персонажа, после Ф.М. Достоевского новое поколение писателей уже не могло не учитывать противоречивости человеческой натуры, разнона-правленности побуждений. Однако у Чехова образ героя имеет иной масштаб, чем у Достоевского, Платонов - не трагедийный герой-идеолог, не «не-выяснившийся» герой Достоевского, переосмысление предложенных Ф.М. Достоевским проблем и приемов изображения человека в чеховской драме все же осуществляется. Чехов подхватывает обозначенные Достоевским вопросы, пытается осветить ту «огромную часть русского строя жизни» (14, 39), которая оставалась без наблюдений, исследует «хаос» «разлагающейся» (14, 40) жизни, но в изображении Платонова, в разработке его внутренней драмы идет вполне самостоятельным путем, отступая от проблематики романов Достоевского.
Вспомним, что в «Дневнике писателя» за 18761877 г. Ф.М. Достоевский говорил о молодых людях из «случайных семейств», детях «либеральных» отцов, которым отцы - «грубая масса мелких безбожников и крупных бесстыдников», «фанфаронов либерализма» (13, 116) - не оставили ни заветов, ни традиций, ни идеалов. В оценке Ф.М. Достоевского, отцы-либералы - «грубая улица, и честная идея попала на улицу» (13, 116). Молодое поколение, предостерегал Достоевский, выросшее «без отцов», вступает в жизнь, не связанное сердцем «с его прошедшим, с семейством, с детством» (14, 211), «без зачатков положительного и прекрасного» (14, 212), «без связующей, общей, нравственной и гражданской идеи» (14, 213): «Наша молодежь так поставлена, что решительно нигде не находит никаких указаний на высший смысл жизни» (13, 393). В «наше мечущееся время» (13, 40) - время «дела и практического решения» (13, 46) - преобладают обособление, «раздор», неспособность к делу, отсутствие «общей связующей общество и семейство идеи» (14, 210), которую не могут заменить «партийные» правды и убеждения минуты. Но, свидетельствует Ф.М. Достоевский, «либеральное» воспитание может привести и к обратным следствиям: «юноши и подростки ищут теперь новых путей и прямо начинают с отпора тому ненавистному им циклу идей, который встретили они в детстве, в своих жалких родных гнездах» (13, 117).
Чехов мысль Ф.М. Достоевского об отсутствии дела, связующей идеи буквально воспроизводит в судьбах героев-«детей». Персонажи «Безотцовщины» - «развитая женщина и. без
дела» (С XI, 136) Анна Петровна Войницева, лишенный жизненной цели «русский Гамлет» Сергей Войницев, нерадивый доктор и человек без правил Николай Трилецкий. Слабостью, апатией охвачен Михаил Платонов, утративший веру в «идею». Устойчивые «платоновские инстинкты» - отрицание авторитета «отцов», лжи, «свинства», равнодушия. Герой осуждает своего отца: «Я не люблю этого человека! Не люблю за то, что он умер спокойно. Умер так, как умирают честные люди. Быть подлецом и в то же время не хотеть сознавать этого - страшная особенность русского негодяя!» (С XI, 21). В первоначальном варианте монолога Платонов разоблачал «безалаберного» отца еще более нетерпимо: «. развратник до мозга костей, богач при жизни, нищий при смерти, человек с неполной головой и с невыносимейшим характером.» (С XI, 336). «В монологах Платонова звучит традиционная, но по-прежнему актуальная для конца 70-х - начала 80-х годов насмешка «обманутого сына» над идейно и нравственно «промотавшимся отцом»; выражается духовное томление одного из чутких представителей целого поколения, ощущающего себя как поколение потерянное», - указывает В.Б. Катаев [4, 119]. Вместе с тем Чехов отмечает неоднородность «детей». В отличие от неудовлетворенных жизнью и своей ролью в ней героев, «французский человек» Глагольев 2 и радикальный студент Венгерович 2 - варианты пошлых, практичных представителей молодого поколения и дети своих отцов, что подчеркнуто маркировкой «2» в их фамилиях.
В «Безотцовшине» намечается круг проблем, отличных от идей Достоевского. Так, игру «отцов» и «детей» в либерализм Чехов расценивает не как профанацию честной идеи, но как иллюзорную деятельность, подменившую истинные жизненные ценности, обязанности, связи и отношения. Для Чехова важна не идея и ее оценка, а личность героя, ее озвучивающего, взаимодействие идеологических постулатов и изображенной действительности. Например, Глагольев 1 произносит длинные речи о верности идеалам, вере в женщину, но это «многоглаголание» обесценивается его отъездом в Париж, неучастием в торгах, приведшим к продаже Войницевки. Отставной полковник Трилецкий, гордящийся тем, что «базаристей» его не было, лишь в финале, когда разрушено счастье его дочери Саши, погиб зять, казнит себя: «Зачем грешил, старый шут? Убивал тварей божиих, пьянствовал, сквернословил, осуждал. Не вытерпел господь и поразил» (С XI, 180).
Чехов подчеркивает отсутствие в обществе «общего» и видит проблематичность единения на осно-
ве некой связующей идеи. В числе «отцов» - купец Бугров и «позолоченный выскочка» Венгерович, купившие Войницевку и желающие получить шахты генеральши, кредиторы Войницевых помещики Щербук и Петрин. Исторически неизбежное оскудение дворянских гнезд сопровождается появлением новых хозяев и «деятелей», конфликтами прежде добрых соседей и друзей. Смена владельцев имения в «Безотцовщине», в отличие от «Вишневого сада», осуществляется усилиями Венгеровича и Бугрова, «дурные людишки», успевающие «обделывать свои дела», о которых писал Ф.М. Достоевский (13, 46), в чеховской пьесе шантажируют, угрожают, скупают векселя. Меняются ценностные ориентиры, нравственные нормы, и если Глагольев 1 пишет обличительные корреспонденции про Венгеровича и Бугрова, то обедневший Петрин сам готов украсть, «лишь бы только ничего за это не было.» (С XI, 60). Действия не только коммерсантов Бугрова и Венгеровича, но и аристократов Глагольева, Петрина, Щербука сосредоточены на личных интересах и выгодах, каждый по-своему, друзья покойного генерала и соседи Войницевых участвуют в разрушении Войницевки. Чехов показывает распад семейных, добрососедских, дружеских связей под давлением новых экономических условий и ценностей, разъединение не только социальное, но духовное.
Объективно, не героем и не злодеем, изображается в пьесе Михаил Платонов - «умнейший Платонов», «философ», «лучший выразитель современной неопределенности», «герой <.> современного романа». Платонов оказывается один на один с жизнью и с самим собой, без авторитета «отцов», без поддержки убеждений и помощи «икон»: «Я с верою смотрю только на ту икону, от которой жду благодати»; «прости, идея!» (С XI, 342, 359). В «Безотцовщине» уже намечен конфликт человек и мир, проявляется сюжетная ситуация «человек и экзистенция» [11, 190]. Чеховский герой в прошлом совершал поступки, продиктованные убеждениями: спасал падших, разошелся с отцом, оставил университет и стал школьным учителем, очевидно, во времена «хождения в народ». В настоящем же ему неприятен «идейный» Венгерович 2 и отвратительны громкие фразы: «Как противны нам люди, в которых мы видим хоть намек на свое нечистое прошлое!» (С XI, 102). Платонов нынешний сравнивает себя с лежачим камнем, винит за «страшную» слабость: «Зло кишит вокруг меня, пачкает землю, глотает моих братьев во Христе и по родине, я же сижу, сложив руки, как после тяжкой работы; сижу, гляжу, молчу.» (С XI, 85). Ощущение духовного одиночества, сиротской оставленности за-
ставляет его проклинать свое рождение: «Отец. мать! Отец. О, чтоб у вас там кости так перево-рочились, как вы спьяна и сдуру переворочили мою бедную жизнь!» (С XI, 114). Среди вычеркнутых реплик Платонова было восклицание о «бедных сиротах», которых следует «сдать в архив или запереть в приют незаконнорожденных» (С XI, 350). Платонов винит современников за неспособность к труду, равнодушие к идеалам: «Нет ни званных, ни избранных!» (С XI, 350). Перефразируя евангельскую притчу о званных на пир, герой Чехова отмечает отказ людей от призыва Отца: «Ни званных, ни избранных! Гуляйте, добрые люди! Науки и искусства - это труд, это торжество идеи над мускулом, это евангельская жизнь. а на что нам жизнь? Мы и не живя сумеем умереть!» (С XI, 350351). Ситуация «безотцовщины» переживается им уже как «великое сиротство» (8, 598), осмысленное в «Подростке» Версиловым, но Платонов утратил веру в человека, он сетует на «сквернолюдье» и «безлюдье». В своем разочаровании он совпадает с гамлетовским «страшно, за человека страшно мне!» (в переводе Полевого Н.А.). Платонов самокритичен, понимает свою неспособность к обновлению, ему мало осуждать несправедливость и корить себя за пассивность, но «как подняться», он не ведает, во что верить, не знает, свою жизнь считает пропащей. Юный Чехов создал героя, сурового к несовершенству людей, резкого в оценках и не прощающего слабости. У Чехова в «Безотцовщине», в отличие от Достоевского, ожесточенные, сосредоточенные на своей правде и оставшиеся без высшей идеи люди не могут «разом» почувствовать свое «великое сиротство», они неспособны к взаимной любви. В «Безотцовщине» уравнены «отцы» и «дети», подчеркнута их общность. Все персонажи одинаково плохо понимают себя и жизнь, жестоки по отношению друг к другу, подвержены разрушительным страстям, всем свойственны фразерство, страсть к обличению, и все разочарованы, не удовлетворены жизнью.
Руководствуясь призывом Достоевского осветить «хотя бы часть этого хаоса» (14, 40), Чехов по-своему рассматривает проблему бездеятельности молодого поколения, иначе видится ему проблема «общей идеи». «Безотцовщину» открывает тема бездействия, «хандры», заявленная репликами Анны Петровны: «Тоска, делать нечего, хандра. Что и делать, не знаю.» (С XI, 7). Первые явления, наполненные рутинными разговорами, многочисленными паузами, воссоздают обыденное течение дней, располагающее к бездействию, к поступкам «да так». Обитатели и гости Войницевки жалуются, что зимой «скучно», а летом «жарко», все
ФИЛОЛОГИЯ
«очень здоровы», «пополнели». Теме механистического, материально-плотского существования вторит мотив «непонимания»: «Да вы не понимаете меня!..»; «понимает же он людей!»; «извольте <.> подумать, помыслить, порассуждать, чтоб потом не плакать.»; «ты не знаешь, что ты делаешь!» (С XI, 10, 11, 29). В диалогах накапливаются ситуации недопонимания, несправедливых упреков, наконец, в словах Глагольева-старшего звучит обобщение «современной неопределенности». Чехов акцентирует «непонимание» своих героев, особенно резко выделяет вопрос о современном «безмыслии», обозначенный Ф.М. Достоевским в «Дневнике писателя» за 1876 г., где «недумание», бессознательность названы характеристическими чертами современности: «Современные Хлестаковы ничего не боятся и врут с полным спокойствием. <.> Вряд ли кто дает себе отчет, всякий действует "просто", а это уже полное счастье» (13, 5). Недуманием, духовной неразвитостью объяснял Достоевский самоубийства молодых людей, совершающиеся из самолюбия, из гордости или «единственно из-за того, что у него нет денег, чтобы нанять любовницу»: «. он решительно не в силах составить понятие, до дикости неразвит, и если чего захочет, то утробно, а не сознательно» (13, 5-6). Самое существенное для Достоевского - отсутствие мысли о бессмертии души, вопроса «что будет там?»: «И при этом ни одного гамлетовского вопроса: Но страх, что будет там...
И в этом ужасно много странного. Неужели это безмыслие в русской природе? Я говорю безмыслие, а не бессмыслие. Ну, не верь, но хоть помысли. В нашем самоубийце даже и тени подозрения не бывает о том, что он называется я и есть существо бессмертное. Он даже как будто никогда не слыхал о том ровно ничего» (13, 6). По-Достоевскому, «общая идея», способная вернуть утраченные связи с универсальным содержанием жизни, есть идея бессмертия души. «Раздор», «обособление», «безмыслие», индифферентизм к высшим целям все же представлялись писателю преходящими, и в разлагающейся действительности автор «Дневника.» призывал увидеть «жизнь вновь складывающуюся, на новых уже началах» (14, 40).
Чехов в своей пьесе подвергает анализу поступки, совершающиеся «да так», «безмысленное» состояние души, действия, рожденные «недумани-ем», ложными убеждениями и представлениями, пытается понять причины непонимания, разлада человека с жизнью. И если у Ф.М. Достоевского разобщение и непонимание преодолимы «общей идеей» веры и братской любви, то у Чехова акцентируются психологические причины непо-
нимания. «Безотцовщина» не превращается в «драматургический вариант» «Бесов», а ее персонажи - в «двойников» героев Достоевского, как считает С.Ю. Николаева [7, 31, 53]. Напротив, ее герои остаются персонажами Чехова. В своей насыщенной литературным материалом драме Чехов сумел дистанцироваться от мира Достоевского, провести грань между литературой и жизнью, расплывчатую для персонажей пьесы. Героев, увлеченных авторитетным словом литературы, А.П. Чехов показывает в контексте русской провинции, в потоке действительной жизни. Бытовой материал, реалии будней формируют в пьесе «объективный» образ бытия, действительное выявляет умозрительность готовых истин и литературных мифов, а жизненное поведение героев, их нравственная выделка оказываются главным критерием их ценности и значимости.
Платонов - «Дон-Жуан», «Гамлет», «Чацкий», «архангел» - в списке действующих лиц определен Чеховым как «сельский учитель». Платонов женат, у него маленький сын, и это не знаки умаления масштаба героя, а естественные в художественном мире Чехова характеристики человеческого статуса. На несправедливость судьбы, уготовившей ему роль «только всего» школьного учителя, «в то время, когда вы видели во мне второго Байрона, а я в себе будущего министра каких-то особенных дел и Христофора Колумба» (С XI, 33), у Чехова жалуется именно герой. Байрон, Колумб в данном случае - некие модели идеальной судьбы, архетипы поведения, существующие в сознании и требующие соответствия. Михаил Платонов тоскует по высшим целям жизни, но при этом он не лишен самоидеализации, воспринимает себя Колумбом или героем Достоевского, как, впрочем, и Сергей Трилецкий, величающий себя «человеком будущего» (С XI, 74). «Романическим» героем видится Платонов и Анне Петровне, но генеральша призывает «Мишеля» «не философствовать»: «... философия гадкая! <.> Отгони от себя своих бесов!»; «сумей только не философствовать!.. Живи!» (С XI, 103,104,106). «По Достоевскому» склонен Платонов «прочитывать» разбойника Осипа, и тогда Осип - «вне времени и пространства», «вне обычаев и закона», «интереснейший субъект»: «Люблю тебя, милый! Какой молодец.»; «нам бы с тобой пустыню с витязями». В нем Платонов предполагал нечто общее - бунтарство, исключительность: «Что мы теперь значим с тобой? Шляемся из угла в угол мелкими людишками, чужеядами, места своего не знаем.» (С XI, 40-41). Но рассуждения конокрада о «пакостном народе» заставят Платонова отшатнуться от «двойника»: «.подлец! <.> И он ведь на основании теорий. (Вздыхает.) Какая гадость еще возможна в России» (С XI, 42).
Платонов вспоминает «гамлетовский вопрос», но он звучит для него иначе. Герой Чехова отстраняется и от шекспировского Гамлета, и от «гамлетовского» мотива в «Дневнике писателя»: «Гамлет боялся сновидений. Я боюсь.жизни! Что будет, если я жить буду? Стыд заест один.» (С XI, 175). Платонов, помышляющий о самоубийстве, хочет оборвать недостойную «комедию», молит о прощении грехов: «Одним умным скотом меньше! Прости, Христос, мне мои грехи!» (С XI, 175). Запутавшийся в отношениях с женщинами, он понимает, что тянет «безобразную песню», сознает трагикомический характер своего положения: «У людей мировые вопросы, а у меня женщина! Вся жизнь - женщина! У Цезаря - Рубикон, у меня - женщина.» (С XI, 114-115). Герой не знает, как жить в соответствии с идеалом духовности: «Мне двадцать семь лет, тридцати лет я буду таким же - не предвижу перемены! - там дальше жирное халатничество, отупение, полное равнодушие ко всему тому, что не плоть, а там смерть!! Пропала жизнь!» (С XI, 85). В «Безотцовщине» прозвучало горькое восклицание, в последующих пьесах ушедшее в подтекст: «. жизнь! Отчего мы живем не так, как могли бы?!» (С XI, 86). Та «общая идея», которую предлагал Ф.М. Достоевский, не может решить проблем чеховского героя, не прочувствована им как истина и поэтому не разрешает мучительных противоречий. В дальнейшем творчестве Чехов не раз будет возвращаться к такому осмыслению гамлетовского вопроса, его герои будут говорить о страхе жизни, о действительности, которая кажется страшнее и непонятнее смерти. В записных книжках А.П. Чехова дважды встречается: «Зачем Гамлету было хлопотать о видениях после смерти, когда самое жизнь посещают видения пострашнее?» (С XVII, 10, 152). Но в «Записной книжке IV» будет и цитата, свидетельствующая о приятии как истины следующего утверждения: «Чтобы умно поступать, одного ума мало (Достоевский)» (С XVII, 164).
В «Безотцовщине» Чехов изображает слабость, легкомыслие людей, общую невольную виновность, и это не индивидуальные черты его героев, не социально-психологическая характеристика поколения, а общие, универсальные свойства. Платонов «никого не хотел обидеть, а всех обидел» (С XI, 177), «разгромил, придушил женщин слабых <.> убил так. глупо как-то, по-русски.» (С XI, 175). Женщины, стремящиеся Платонова осчастливить или «воскресить», губят его. Друзья, с нетерпением в первом действии ожидающие появления Платонова в Войницевке, в четвертом действии настойчиво просят его уйти. В финале пьесы несправедливые обвинения звучат с той же настойчивостью, что и в начале,
пережитые события не становятся для участников драмы уроком, по-прежнему нет взаимопонимания, осознания происходящего. Сосредоточенность на своей боли, своей правде ведет к дальнейшему разобщению. «Не понимают! - сетует Платонов, но, в свою очередь, обвиняет всех, - Кто же поймет? Глупы, жестоки, бессердечны...» (С XI, 163). В словах и поступках драматург отмечает эгоизм, непреднамеренную жестокость. В четвертом действии чеховские интеллигентные герои, занятые своими проблемами, равнодушно относятся к убийству Осипа, его тело, видимое из окон кабинета, продолжает лежать у колодца.
Идеал в «Безотцовщине» не персонифицирован, не высказан в монологах положительного героя, но в пьесе присутствуют как фон христианские истины, отход от которых в повседневной жизненной практике ведет к «безотцовщине», к духовному обособлению, разрушению связей с «братьями во Христе и по родине». Своих героев Чехов считает участниками и главными деятелями истории, если даже все события происходят «здесь, в Войницевке» (С XI, 156). Слабые и волевые, увлекающиеся и равнодушные, размышляющие и недумающие, чеховские герои остаются творцами всего, что происходит с ними, с родовым гнездом Войницевых, с судьбами их детей. Отношение Чехова к героям двойственное: и сочувствие и осуждение, и понимание их страданий и признание комической несообразности.
Своего философствующего героя и борца за «идею» Чехов проверяет, прежде всего, на человечность. Михаил Платонов, давно муж и отец, по инерции остается юношей-бунтарем. Бесплодна его застарелая ненависть к умершему отцу, причем Платонов не помнит даты смерти своего родителя. Невнимателен Платонов к близким людям, пренебрежительно относится к жене - «букашке», «ко -машке» Саше, о которой он порой просто забывает. Есть в числе действующих лиц персонаж с амплуа «доброго отца» - старик Трилецкий, но никому не нужный, стесняющий своих детей. В пьесе каждый отдельный неблаговидный поступок или реакция объяснимы психологически, оправданны внутренним состоянием, особенностью сложившихся обстоятельств, но в целом развитии действия добрые, воспитанные, симпатизирующие друг другу люди разыгрывают сюжет смерти Платонова. Жестокость, несправедливость, зло в чеховской пьесе порождены не интеллектом, пренебрегшим религиозно-нравственными основами жизни, не злой волей, а легкомысленным недуманием, эгоцентрической сосредоточенностью, «безалаберностью», зависимостью от идей и мнений. «Кто же меня осмеет?
ФИЛОЛОГИЯ
Когда? Смешно! Взяток не берет, не ворует, жены не бьет, мыслит порядочно, а... негодяй! Смешной негодяй! Необыкновенный негодяй!..» (С XI, 97), -удивляется самому себе Платонов.
Чехов оценивает не мировоззренческие системы, не идеи эпохи или их отсутствие, а нравственный, духовный мир своих персонажей, его герои - и выразители своего исторического времени и творцы «современной неопределенности», «хаоса» и «раздора». В ходе действия они уничтожают существовавшие родственные, дружеские отношения, не восстанавливают нарушенную связь «отцов» и «детей». Платонову, Анне Петровне, Сергею Войницеву, Николаю Трилецкому в финале хочется уйти от катастрофы, вернуться в прошлое, чтобы все было, как прежде. Платонов, случайно, непреднамеренно застреленный одной из влюбленных в него женщин, смог от жалости к себе («Платонов болит») перейти к сочувствию ближнему, обеспокоиться судьбой погибающей Саши, но он так и не успевает осуществить ее спасение, не реализует обещание стать «великим» отцом. В финале путь искупления и обновления лишь намечается в ответе Николая Трилецкого на вопрос «что делать?»: «Хоронить мертвых и починять живых!» (С XI, 179). И все же оставшиеся жить раскаиваются, ищут выход, убеждают не быть жестокими, не оскорблять людей: «... не один же он виноват! <.> все виноваты! У всех есть страсти, у всех нет сил.» (С XI, 164). В «Безотцовщине» провозглашается норма отношений, основанных на милосердии, велико-
душии, нравственной ответственности.
Современные исследователи первой чеховской пьесы отмечают, что в «Безотцовщине» важен комплекс христианских положений и заветов: «В комплексе такого рода ассоциаций формируется проблема «безотцовщины», которая вписывается в контекст философско-религиозных исканий «переходной эпохи», ощущавшей всеобщее духовное оскудение и требовавшей спасительного вероучения» [8, 16, 15]. По наблюдениям Одинокова В.Г., содержание чеховской пьесы вполне созвучно учению проповедника «общего дела» Н.Ф. Федорова, его идеям о восстановлении нарушенных связей с «отцами», единении людей в вере, делах, молитвах. Киреев Р.Т. пишет о безграничной терпимости молодого А.П.Чехова к людям, о чеховском понимании человеческой природы, искусстве «не отвергать людей, как бы они ни были слабы и ничтожны» [5].
Безусловно, первая пьеса еще не вполне самостоятельна, в ней теснятся темы, образы, наблюдения юного автора, но она свидетельствует о уже собственно чеховском направлении художественного поиска, о серьезности поставленных задач. В глубинном содержательном слое пьесы о «современном состоянии нашего общества» лежат экзистенциальные проблемы взаимоотношений человека и жизни, противоречий человеческой природы. Проблема «безотцовщины», первоначально воспринимающаяся в социально-идеологическом аспекте, ведет в область универсальных, всеобщих категорий.
Примечания
* См. об этом: Осипова Л. Пьеса «Без названия» и ее проблематика // А.П. Чехов: Сборник статей и материалов. Вып.2. Ростов н/Д., 1960. С. 202-226; Громов М.П. Первая пьеса Чехова//Литературный музей А.П. Чехова: Сб. статей и материалов. Вып. 3. Ростов н/Д., 1963. С. 5-35; Громов М.П. Скрытые цитаты (Чехов и Достоевский) // Чехов и его время. М., 1977. С. 39-53; Седегов В.Д. Пьеса без названия в творческой биографии Чехова // Статьи о Чехове. - Ростов н/Д., 1972. С. 29-43; Тархова Н. А. От «Безотцовщины» к «Вишневому саду»//Чеховские чтения в Ялте. Чехов в Ялте. М., 1983. С.35-39; Гершаник А.Н. К вопросу о датировке первой пьесы А.П. Чехова//Русская литература. 1984. №3. С.192-199.
** См. о литературных связях «Безотцовщины» указанные работы Громова М.П., Седегова В.Д., Сухих И.Н., Катаева В.Б., Одинокова В.Г., а также: Громов М.П. Чехов и Достоевский: великое противостояние//Громов М.П. Книга о Чехове. М.,1989. С. 246-280; Борбунюк В.А. Интертекстуальные связи «Пьесы без названия» А.П. Чехова //Молодой Чехов: Проблемы биографии, творчества, рецепции, изучения. Таганрог, 2003; Виноградова Е. Шекспировская цитата у Чехова. Вопросы литературы. 2006. № 4. С. 176-197.
Библиографический список
1. Громов М.П. Книга о Чехове. М., 1989.
2. Достоевский Ф.М. Собрание сочинений: В 15 т. Л.: Наука, 1988-1996. Т. 13. С. 211. Далее ссылки на это издание даются в тексте.
3. ДунаевМ.М. Православие и русская литература: В 6 частях. Изд. 2-е. Ч. IV.- ММ., 2003.
4. Катаев В.Б. Чехов начинается с «Платонова»//Катаев В.Б. Литературные связи Чехова. ММ., 1989. С. 114-121.
5. Кирдеев Р. Т. Чехов. Театр и лавка: [молодой А.П. Чехов и его пьеса «Безотцовщина»] // Литература. 2000. № 41. С. 4.
6. Кубасов А.В. Проза А.П. Чехова: искусство стилизации. Екатеринбург, 1998.
7. Николаева С.Ю. Чехов и Достоевский (проблемы историзма): учебное пособие. - Тверь, 1991.
8. Одиноков В.Г. Ранняя драматургия А.П. Чехова. Новосибирск, 2008. С. 13-24.
9. Паперный З.С. «Вопреки всем правилам.»: Пьесы и водевили Чехова. - ММ., 1982. - С.6-32.
10. Переписка А. П. Чехова: В 2-т. М., 1984. Т. 1.
11. СобенниковА.С. «Между "есть Бог" и "нет Бога ".». Иркутск, 1997.
12. СухихИ.Н. Первая драма: концы и начала // Сухих И.Н. Проблемы поэтики А.П. Чехова. Л., 1987. С. 10-33.
13. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. М.: Наука, 1974-1983. Сочинения. XXI. С. 16. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте.
14. А.П. Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986.
I.V. ALEKHINA
A PERSON AND THE REALITY IN THE PLAY "A FATHERLESS CHILD" BY A.P. CHEKHOV
The article examines the problems and specific features of the character's representation and the type of conflict in thefirst of the plays written by A.P. Chekhov. The connection of the Chekhov's drama with the literary context of the epoch is taken into consideration and the literary tradition and originality of the play are revealed. Chekhov's position in his character's description and the author's peculiar application of themes and motifs of classical literature are exposed.
Key words: a hero of the time, literary connections, hidden citation, Chekhov and Dostoyevsky, type of conflict, the author and his character.
