CC BY
117ДМИТРИЙ ИВАНОВ
Чего же все-таки не знает Мэри?
О чем говорит аргумент знания
ВВ ХХ столетии в философии сознания доминировали физикалист-ские теории сознания: логический бихевиоризм, теории тождества, функционализм . Однако в последние десятилетия эта ситуация изменилась . Начиная с конца 1970-х годов в философии сознания появился ряд аргументов, демонстрирующих ограниченность физикалистских позиций и возможность дуалистических и эпифеноменалистических теорий . Одним из таких аргументов является предложенный австралийским философом Фрэнком Джексоном в 1982 г. аргумент знания (the knowledge argument)1 . Статья Джексона спровоцировала волну публикаций, в которых философы пытались либо опровергнуть, либо подкрепить данный аргумент2 .
В настоящей работе я не собираюсь отстаивать физикалистскую или дуалистическую позицию, аргументируя «за» или «против» идей Джексона . Скорее, я попытаюсь выявить, что именно в этом аргументе является угрозой для физикализма . И насколько серьезна эта угроза? О чем идет речь в аргументе знания? Что ускользает от физикализма? По моему мнению, аргумент знания говорит не совсем о том, на что указывает нам Джексон . На мой взгляд, Джексон не замечал, что именно в его аргументе является трудностью для физикализма. Стараясь показать это, я должен буду сперва рассмотреть трудности, с которыми сталкивается Джексон при формулировке аргумента, и основные типы возражений, которые могут быть выдвинуты против аргумента .
Аргумент знания пытается доказать ложность физикализма . С точ-
1 Jackson F. Epiphenomenal Qualia // Philosophical Quarterly. 1982 .Vol . 32 . P.127-136 .
2 There's Something About Mary / Ludlow, P., Nagasawa, Y., Stoljar, D . (eds.). — Cambridge,
Mass .: MIT Press, 2004.
ки зрения физикализма, не существует фактов, которые не были бы физическими, т. е . таких, которые не были бы включены в сеть причинно-следственных связей, которые, в принципе, могут быть предметом изучения естественных наук . Именно этот тезис пытается опровергнуть аргумент знания .
В классической форме этот аргумент выглядит следующим образом .
Мэри—талантливый ученый, которая, неважно по каким причинам, вынуждена исследовать мир, находясь в черно-белой комнате, посредством черно-белого телевизора . Она специализируется в нейрофизиологии зрения и обладает, допустим, всей физической информацией, которую необходимо собрать о том, что происходит, когда мы видим красный помидор или небо и используем термины «красный», «голубой» и т.д . Например, она обнаруживает, какой длины волны, исходящие от неба, стимулируют ретину и каким образом это посредством центральной нервной системы заставляет сокращаться голосовые связки и выпускать воздух из легких, что приводит к появлению высказывания «Небо голубое»...Что произойдет, когда Мэри будет выпущена из черно-белой комнаты или когда ей дадут цветной телевизор? Узнает ли она что-нибудь или нет? Кажется очевидным, что она узнает нечто о мире и о том, как мы воспринимаем его . Но в таком случае необходимо признать, что ее предыдущее знание было неполным . Но она обладала всей возможной физической информацией . Ergo существует еще что-то, что мы должны знать, и физикализм ложен3 .
Можно представить этот аргумент более четко .
1. Мэри знает все физические факты, касающиеся видения цветов .
2 . Мэри не знала всего, что можно знать о видении цветов, так как увидев красный помидор, она приобрела новое знание .
Следовательно, не все факты являются физическими фактами, и физикализм ложен.
Как полагает Джексон, этот аргумент открывает дорогу эпифеномена-лизму — позиции, согласно которой сознание, хотя и зависит от физических процессов, само не является чем-то физическим . Однако против этого аргумента было выдвинуто множество возражений . Это значит, что мы можем принять точку зрения Джексона, только если сумеем отклонить эти возражения
На мой взгляд, самым существенным возражением против аргумента знания является упрек, что в этом аргументе из факта, что некая ситуация представима, делаются онтологические выводы о том, что и как существует. Однако уже Локк, критиковавший картезианский способ рассуждения, отмечал, что один анализ понятий не позволяет сделать выводы о том, что существует.
Действительно, аргумент знания принадлежит к группе картезианских аргументов . К этой же группе принадлежит модальный аргумент
3 Jackson F. Ibid .
Крипке и подобные ему аргументы . Однако, признавая справедливость этого замечания, хочется отметить, что в каком-то существенном смысле аргумент знания все же отличается от картезианских рассуждений .
Чтобы это понять, рассмотрим недостаток картезианского доказательства различия души и тела . Согласно Декарту, в существовании тела мы можем сомневаться, в существовании сознания мы сомневаться не можем . Наличие этой характеристики—невозможность поставить под сомнение существование — отличает сознание от тела .
Формально рассуждение можно представить таким образом .
1. Сознание обладает следующим свойством: я не могу поставить его существование под сомнение .
2 . Мое тело не обладает этим свойством .
Следовательно, сознание отличается от тела.
Рассуждение Декарта было бы верно, если бы речь шла о какой-нибудь объективной характеристике, которой могут обладать сравниваемые объекты независимо от того, являются ли они чьим-либо объектом познания . Например, некий объект Х обладает свойством А, объект Y не обладает этим свойством, следовательно, Х не тождествен Y. Однако Декарт в качестве характеристики, отличающей сознание от тела, берет не объективное свойство, а свойство, предполагающее наличие сознания, которому каким-то образом даны сравниваемые объекты . Иначе говоря, рассуждение Декарта предполагает введение интенсиональных контекстов, которые не позволяют построить правильное, с точки зрения классической логики, рассуждение . Как указывает Стивен Лоу, поступая таким образом, Декарт совершает ошибку замаскированного человека (the masked man fallacy).
Допустим, я был свидетелем ограбления банка . Я считаю, что человек в маске ограбил банк . Затем детективы сообщают мне, что подозревают в ограблении моего отца. Ужаснувшись этому сообщению, я пытаюсь доказать, что мой отец не мог быть тем самым человеком в маске . Я ссылаюсь на то, что у человека в маске было свойство, отсутствующее у моего отца: я верю, что именно этот человек ограбил банк . Я рассуждаю следующим образом:
Человек в маске обладает свойством быть тем, кто, как я считаю, ограбил банк
Мой отец не обладает свойством быть тем, кто, как я считаю, ограбил банк
Следовательно, мой отец не тождествен человеку в маске4 .
По-иному можно представить этот аргумент следующим образом .
1. Я знаю своего отца.
2 . Я не знаю человека в маске .
Следовательно, человек в маске не мой отец .
4 Лоу С. Философский тренинг. — М ., 2007. С .189-190 .
По мнению Стивена Лоу, эта же ошибка присутствует в аргументе знания . Признавая в целом картезианский характер аргумента знания, я полагаю, что с последним тезисом согласиться нельзя На мой взгляд, этот аргумент избегает ошибки замаскированного человека, и это делает его оригинальным и непохожим на другие аргументы .
Действительно, если бы я владел лишь какой-то частью информации об объекте, я не мог бы сделать вывод, что другой объект от него отличается потому, что я знаю о втором объекте нечто, что я не знаю о первом объекте . Например, я не могу сказать, что Цицерон и Туллий два разных человека только потому, что я знаю, что Цицерон был философом, написавшим трактат «О дивинации», но не знаю, что он имел второе имя Туллий и, будучи политиком, обличил другого политика по имени Катилина . Но если бы я действительно знал все факты о Цицероне, и среди них не было бы фактов, что Цицерон имел второе имя Туллий, и Туллий обличил Катилину, то я мог бы с уверенностью сказать, что Туллий не тождествен Цицерону. Именно на этом построен аргумент знания . Ex hypothesi предполагается, что Мэри знает все факты, которые можно знать в принципе, и эти факты—физические факты . Если, принимая эту посылку, мы все же найдем еще один факт, то это будет означать, что этот факт не является физическим
Отвечая на критику, Джексон указывает, что аргумент знания не затрагивает проблему интенсиональных контекстов . Вопрос, который задает аргумент знания, — вопрос о том, является ли знание Мэри полным или нет до ее освобождения
Таким образом, признавая в целом картезианский характер аргумента, можно сказать, что он избегает тех упреков, с которыми сталкивается, например, рассуждение Декарта, а это значит, что, в принципе, дуализм возможен .
Для того чтобы исключить возможность дуалистического решения проблемы сознания, физикалистам требуется доказать, что, будучи выпущенной, Мэри не узнает никаких новых фактов . Только при таком условии сама возможность дуализма будет опровергнута Поэтому большинство возражений против аргумента знания критикуют вторую посылку аргумента .
Можно выделить три типа возражений, выдвинутых против аргумента. Прежде всего некоторые философы настаивают, что Мэри не получила нового знания, увидев красный томат. Например, Деннет полагает, что нам трудно представить, как возможно владеть всем физическим знанием, но если бы мы это представили, то мы бы увидели, что еще до своего освобождения Мэри обладала знанием красного5 . Будучи выпущенной наружу, она должна была бы сказать, что-то вроде следующего: «А, это — красный помидор, я так и знала» .
Оценивая это возражение, следует заметить, что оно не опровергает
5 Dennett D . Consciousness Explained . — London: Allen Lane, 1991 . P. 399-400 .
аргумент Джексона, а лишь предлагает как равный иной сценарий развития событий . Это не опровержение, поскольку, собственно, Джексон и оспаривает возможность такого развития событий . Конечно, критикуя тезис, согласно которому физическое знание, т. е . знание физических фактов — единственно возможное фактуальное знание, Джексон отталкивается от того, как мы сейчас можем себе представить физическое знание . Если бы мы могли себе представить ситуацию, предлагаемую Деннетом, возможно, мы бы с ним согласились . Но ведь представимость подобной ситуации как раз под вопросом, и это происходит именно потому, что мы можем апеллировать к феноменологии восприятия, как она отражена в народной психологии . Таким образом, критика аргумента знания простым указанием на возможную правоту физикализма просто игнорирует подобную апелляцию, а не опровергает ее . Если же мы признаем правомерность обращения к феноменологии видения, как она отражена в нашей народной психологии, то следует признать, что Мэри все-таки приобрела новое знание .
Второй тип возражений против аргумента знания базируется на предположении, что, хотя Мэри и приобрела новое знание, это знание не является знанием факта . Мэри приобрела новою способность узнавать старые, уже известные ей, физические факты . Иначе говоря, новое знание Мэри является знанием как, а не знанием что. Подобное возражение, известное как гипотеза способности (the ability hypothesis), было предложено Дэвидом Льюисом6 .
Это возражение действительно очень серьезно, поскольку в принципе разрушает все рассуждение Если мы его принимаем, то мы должны сказать, в рассуждении присутствует ошибка эквивокации . Термин «знать» в таком случае употребляется в рассуждении в двух разных смыслах. В первой посылке «знать» отсылает к знанию что, во второй посылке «знать» означает знание как. При таких посылках ни о каком следовании говорить нельзя
На подобное возражение Джексон отвечает следующим образом . Прежде всего он пытается более четко сформулировать аргумент, который теперь выглядит так
1. Мэри (до своего освобождения) знала все физические факты, которые можно знать о других людях.
2 . Мэри (до своего освобождения) не знала всего, что можно знать о других людях (поскольку она узнала что-то новое о них, когда ее освободили). Следовательно, существуют факты относительно других людей, которые ускользают от физикализма7.
6 LewisD. What Experience Teaches . Proceedings of the Russellian Society (University of
Sidney, 1988) reprinted in Lycan, W. (ed .). Mind and Cognition . — Oxford: Blackwell, 1990 . P. 447-461.
7 Jackson F. What Mary Didn't Know, //Journal of Philosophy. 1986 . Vol .83 . № 5 . Р 291-295.
Иначе говоря, Джексон уточняет свой аргумент, указывая на то, что знание, которого была лишена Мэри, является знанием об опыте других людей, а не о ее собственном . Представив таким образом аргумент, Джексон задается вопросом: может ли Мэри сомневаться в том знании о других людях, которое она приобретет после освобождения? Узнав, как обычные люди видят красный цвет, она, конечно же, может засомневаться, видит ли она помидор так же, как и другие люди . Но когда Мэри начинает задаваться вопросом о других сознаниях, т. е . сталкивается с проблемой других сознаний, со скептицизмом относительно возможности познать их содержание, она, конечно же, сомневается в некотором факте, а не в своей способности видеть красный цвет. Если мы признаем это, то следует признать и то, что Мэри не просто освоила новой вид знания, а узнала именно новый факт.
По мнению Черчленда, Джексону по-прежнему не удалось избежать эквивокации . Используя расселовскую терминологию, Черчленд указывает на то, что термин «знать» в первой посылке отсылает к знанию по описанию, тогда как во второй посылке речь идет о знании по знакомству. Если это замечание и является проблемой для аргумента Джексона, то гораздо менее серьезной, чем упрек в эквивокации, сделанный Льюисом . Мы можем принять его, и в таком случае аргумент теряет свою силу, но есть возможность проигнорировать это замечание
Дело в том, что и в первой, и во второй посылке речь идет о пропозициональном знании, т. е . знании, которое может быть выражено с помощью пропозиции, которая, в зависимости от того соответствует ли она описываемому факту или нет, оценивается как истинная или ложная . Очевидно, что в первой посылке имеется в виду именно такое знание . Во втором же случае Мэри также приобретает новое пропозициональное знание . Например, это знание может быть выражено с помощью пропозиции «Красное подобно этому». Несомненно, Мэри узнаёт нечто новое, и это знание выражается с помощью пропозиции, которая является истинной, если помидор, который увидела Мэри, действительно красный, или ложной, если шутники подложили ей поддельный помидор синего цвета Мысль, заключенная в предложении «Красное подобно этому», может входить в суждения формы «если P, то Q», где P и Q заменяют вхождения пропозиций, которые могут быть истинными или ложными, и, соответственно, выражающих некое пропозициональное знание . Например, «если красное выглядит вот так, то оно выглядит вот так для моего соседа или нет»8 .
Конечно, знание, которое Мэри получает, выходя из черно-белой комнаты, несколько отличается от знания, приобретенного ей до этого . Это знание выражено индексальным предложением . Можно назвать его
8 См. : Crane Т. Elements of Mind // OUP.2001 P.96; LoarB. Phenomenal States //Block N., Flanagan O . , Guzeldere, G . (eds .) . The Nature of Consciousness . — Cambridge, Mass .: MIT Press, 1997. P. 607.
индексальным знанием . Оно предполагает, что выражающий это знание человек занимает определенное место в мире, говорит из определенной перспективы Однако это не отменяет того, что знание является пропозициональным и может определенным образом представлять факты . Более того, даже когда мы говорим о физикалистском знании, мы не обязаны принимать положение, что обладающий этим знанием должен быть лишен всякого опыта, связанного с выражаемым знанием .
Таким образом, тот факт, что во второй посылке речь идет о знании, предполагающем некий опыт познающего субъекта, не должен мешать увидеть нам главное . Существенно для данного рассуждения, что и в первой, и во второй посылке имеется в виду, по сути, один тип знания — пропозициональное знание, способное репрезентировать различные факты . Если мы это признаем, то рассуждение в целом является правильным .
К третьему типу возражений Джексона относятся аргументы, которые настаивают на том, что Мэри не узнала новых фактов, а лишь освоила новые модусы знания старых фактов . Например, согласившись, что индексальное знание представляет некий факт, мы можем сказать, что никакого особого индексального факта вдобавок к тому, что делает индексальное предложение истинным или ложным, не существует Скажем, человек потерялся в лесу Он сверяется с компасом, с картой и после этого восклицает, указывая на карту: «Я—здесь» . Несомненно, человек узнал нечто новое, однако вряд ли его индексальное высказывание репрезентирует какой-либо особый индексальный факт, помимо обычного факта, что этот человек находится в двухстах метрах от моста через реку, протекающую через этот лес9 .
Сторонники такой интерпретации могли бы обвинить Джексона в совершении ошибки замаскированного человека . Действительно, по сути, здесь затрагивается старая проблема с интенсиональными контекстами, уже обсуждавшаяся выше . Положим, что какой-либо древний грек знал, что Геспер светит вечером, но не знал, что Фосфор тоже светит вечером, полагая, что Фосфор светит только в утренние часы . Очевидно, что из этого знания он не может заключить, что Фосфор отличается от Геспера. Обнаружив же, что Фосфор тождественен Гесперу, и что он тоже светит вечером, наш грек не открывает новый факт В конце концов, речь ведь идет все о том же объекте, о тех же условиях, в которых тот находится .
Если мы принимаем эти доводы, то надо сказать, что аргумент знания опровергнут. Однако мы совсем не обязаны придерживаться такой интерпретации аргумента. Анализируя эту ситуацию, Тим Крейн, например, указывает на то, что эта интерпретация зависит от того, как мы понимаем факт. Согласно Крейну, «„факт" означает просто объект знания»10. Ни что не мешает нам так понимать этот термин . Кажется даже, что это боль-
9 См .: CraneT. Elements of Mind // OUP . 2001. P. 97 .
10 Там же .
ше соответствует интуиции здравого смысла . Хочется сказать, например, что, конечно же, открыв, что Геспер — это Фосфор, люди узнали нечто новое, новый факт. Это открытие осуществилось благодаря эмпирическим исследованиям, люди узнали нечто новое о мире, что-то, чего могло и не быть . Если принять эти интуиции и то понимание факта, которое предлагает Крейн, то следует сказать, что аргумент знания опять выстоял .
Итак, выдержав три волны атак, аргумент знания претерпел небольшие изменения, но по-прежнему остался в силе . Однако представляет ли он серьезную угрозу, как предполагает Джексон, для физикализма? И в чем именно заключается, по его мнению, эта угроза?
По мнению Джексона, физикализм неспособен ухватить квалитативные ментальные состояния (qualia) . Отстаивая этот тезис, Джексон полемизирует с Томасом Нагелем, полагающим, что трудностью для физикализма является наличие точки зрения другого существа, другого сознания, которую физикализм неспособен учесть в своих построениях . Согласно Нагелю, физикализму не доступна перспектива первого лица, или, более точно, сознательный опыт, увиденный из этой перспективы . Например, мы можем досконально изучить механизм эхолокации, с помощью которого летучая мышь ориентируется в окружающем пространстве, но мы никогда не узнаем, каково это—воспринимать мир таким образом11 .
Джексон признает, что перспектива первого лица недоступна физи-кализму Однако он справедливо полагает, что этот факт сам по себе не является угрозой для данной позиции, поскольку онтологически физикализм по-прежнему не опровергнут Действительно, может, мы и не знаем, что значит быть летучей мышью, но это не значит, что необходимо постулировать существование особых ментальных состояний Ведь вполне может оказаться, что не существует особого опыта под названием «бытие летучей мышью» По мнению Джексона, только наличие квалитативного опыта, взятого независимо от перспективы первого лица, является настоящей угрозой для физикализма . Согласно Джексону, аргумент знания говорит о недоступности именно квалитативного опыта для физикалистских теорий сознания
Однако анализ того, каким образом обосновывает этот тезис Джексон, а также с какими трудностями он сталкивается при формулировании аргумента, наводит на мысль, что именно наличие перспективы первого лица, а не квалитативного опыта, делает трудной проблему сознания для физикализма . Именно этот тезис я попытаюсь в дальнейшем обосновать в этой работе .
Первоначально, формулируя аргумент знания, Джексон использовал мысленный эксперимент, отличный от эксперимента с Мэри в чер-
11 Nagel T. What Is It Like to Be a Bat? // Philosophical Review. 1974. Vol . 83 . P. 435-450; перепечатано в: Нагель Т. Каково быть летучей мышью? // Хофштадтер Д., Ден-неттД. Глаз разума . — Самара, 2003 .
но-белой комнате . Джексон просил нас представить, что существует человек по имени Фред, который способен различать такие цвета, которые мы не видим . Например, там, где мы видим красный цвет, Фред способен различить два разных цвета: красное 1 и красное 2 . Он может сортировать на две группы помидоры, которые для нас выглядят одинаково красными . Если ему завязать глаза и перемешать помидоры, то он сможет вновь безошибочно восстановить эти группы .
Теперь предположим, что ученые знают все физические факты о том, как Фред видит. Если при этом оказывается, что они по-прежнему не знают, чем являются те цвета, которые Фред способен различать, то это говорит о том, что существует какие-то факты, ускользающие от физикалистских теорий . Можно даже представить, что после смерти Фреда, найдя способ трансплантировать кому-нибудь его оптическую систему, ученым удалось узнать, как Фред видел эти цвета . Таким образом, если существуют факты, которые ускользали от физикализма, если ученые действительно выучили что-то новое после смерти Фреда, то это означает, что физикалистское знание было неполным и физика-лизм ложен
Кажется, что мысленный эксперимент с Фредом подобен мысленному эксперименту с Мэри . Тогда возникает вопрос, зачем Джексону понадобилось переформулировать этот аргумент?
Дело в том, что первый вариант аргумента не был столь очевиден, как второй . По сути, он являлся разновидностью тех аргументов, которые базируются на модальном аргументе Крипке . Модальный аргумент также принадлежит к группе картезианских аргументов, пытающихся из представимости некой ситуации сделать вывод о ее онтологической возможности . Например, мы можем представить существ, лишенных сознания или с сознанием, радикально отличным от нашего, но которые были бы физически в точности подобны нам; также представимо наличие сознания без тела . По мнению Крипке, это означает, что мы не можем говорить о тождестве между ментальным и физическим^ .
Пытаясь отличить свой аргумент от иных аргументов, Джексон сравнивает его не только с аргументом Нагеля, но и с модальным аргументом . Рассматривая модальный аргумент, он указывает на его слабость, которая заключается в том, что он слишком зависит от интуиции и, соответственно, может быть оспорен Джексон полагает, что в таком случае модальный аргумент не может быть тем основанием, которое убедит нас в ложности физикализма, однако мы можем принять этот аргумент, если примем аргумент знания . Иначе говоря, модальный аргумент может быть принят как следствие аргумента знания .
Конечно, мысленный эксперимент с Фредом в одной детали отличается от модального аргумента . Джексон не утверждает, что Фред тождественен нам физически . Вполне возможно, что он существенно отлича-
12 KripkeNaming and Necessity. — Cambridge: Harvard University Press, 1980 . P. 144-155 .
ется от нас физически . Но знание всей его телесной конституции все равно не позволит нам узнать, как он различает цвета .
Однако, несмотря на эту оговорку, мысленный эксперимент с Фредом подобен модальному аргументу в том, что здесь мы тоже должны отталкиваться от интуиции, что знание о сознании логически не выводимо из знания о физических фактах . Здесь нас также просят представить некие необычные факты о сознании и сделать из них вывод . Если мы признаем правоту этих замечаний, то следует сказать, что мысленный эксперимент с Фредом не может быть тем основанием, которое должно убедить нас в ложности физикализма . Возможность ситуации, описанной в этом эксперименте — то, что мы должны доказать, а не основание доказательства . Как и модальный аргумент, мы можем принять рассуждения, касающиеся Фреда, только как следствие какого-нибудь иного более очевидного аргумента.
Как ни странно, но, несмотря на недостатки этого мысленного эксперимента, Джексон апеллирует именно к нему для того, чтобы отличить аргумент знания от аргумента Нагеля . С помощью именно этого эксперимента Джексон пытается убедить нас, что трудностью для физикализма являются qualia, а не перспектива первого лица . Как он отмечает, после смерти Фреда ученые узнали новые факты о его квалитативном опыте, а не о том, как ему даны эти факты . Джексон признает, что знание из перспективы первого лица по-прежнему осталось недо-ступнымо для физикалистов, впрочем, как и для их противников . Единственное новое знание, имеющееся здесь,—это знание квалитативного опыта, который не является чем-то физическим .
Однако если предыдущие рассуждения о статусе мысленного эксперимента с Фредом верны, то следует признать, что рассуждение Джексона не является безупречным . Как я уже отмечал, мы не можем принять как само собой разумеющееся то, что Фред обладал особым опытом, недоступным нам . Возможность представить, что ученые после смерти Фреда действительно познакомились с некими новыми нефизическими фактами, не может быть основанием, убеждающим нас в том, что действительно имеются подобного рода факты . Мы должны обосновать такую возможность . Апелляция к интуиции в данном случае помочь не может, ведь обращаясь к ней, мы можем настаивать и на том, что никакого особого квалитативного опыта вообще не существует, или же, что квалитативный опыт в принципе не отделим от перспективы первого лица, и именно поэтому он ускользает от физика-листских объяснений . Иначе говоря, если речь заходит о том, что мы можем представить, то мы должны будем допустить возможность того, что после смерти Фреда ученые не узнали новых фактов относительного его ментальной жизни
Что делает мысленный аргумент с Фредом не столь очевидным, как мысленный эксперимент с Мэри? Почему его представить труднее, чем случай с Мэри? Если сделанные мною выше замечания верны, то мы
должны признать, что в случае с Фредом очевидным является только одно, — и на этот факт указывает сам Джексон, — мы не владеем знанием из перспективы первого лица . Нам не знакома та перспектива, из которой он видит мир . Именно поэтому пример с Фредом не обладает очевидностью, к которой стремился Джексон .
В случае с Мэри все обстоит по-другому. Нам гораздо легче представить то знание, которым она не обладает потому, что это именно то знание, которым обладаем мы . Мы знаем, чего не знает Мэри . То знание, которое отсутствует у Мэри, — это знание из перспективы первого лица . В определенном смысле можно сказать, что мы находимся в той перспективе, которая недоступна Мэри и которую она еще только должна достичь
Новый вариант аргумента знания, где акцент делается на знании, которым обладают другие люди, а не на знании Мэри, скорее говорит в пользу предложенной мной интерпретации Ведь для того, чтобы Мэри могла узнать, что знают другие люди, ей надо достичь той перспективы, изнутри которой возможно приобрести это знание . Кроме того, можно вспомнить, что знание, которое приобретает Мэри, является индексальным, т. е . предполагающим занятие определенной позиции, места в мире . Опыт видения красного, знание факта, выраженного в высказывании «Красное подобно этому», возможно получить только из определенной перспективы, недоступной Мэри, пока она находится в своей комнате
Конечно, приведенные выше рассуждения не могут рассматриваться как аргумент в пользу того, что не квалитативный опыт сам по себе, а именно наличие перспективы первого лица является проблемой для физикализма . Скорее, это размышления, подкрепляющие интуицию, противоположную той, которую предложил Джексон; размышления, показывающие, что недоступность перспективы первого лица для физикализма является очевидным фактом, а недоступность квалитативного опыта самого по себе еще необходимо продемонстрировать
Для того чтобы предложить более строгий аргумент в пользу отстаиваемого мной тезиса, необходимо рассмотреть возражение Черчленда против аргумента знания13 . Согласно Черчленду, если аргумент Джексона верен, то он в равной степени направлен как против физикализма, так и против дуализма субстанций . Черчленд предлагает нам представить следующую ситуацию . Допустим, что дуализм субстанций—верная теория . Предположим далее, что, будучи запертой в черно-белой комнате, Мэри узнала все возможные факты о ментальной субстанции, все возможные законы, управляющие этой таинственной эктоплазмой . Однако когда она впервые увидела красный помидор, она узнала что-то новое о том, что значит видеть красное . Следовательно, дуализм
13 ChurchlandP. Knowing Qualia: A Reply to Jackson // ChurchlandP. A Neurocomputational
Perspective . — Cambridge: MIT, 1989 . P.67-76 .
субстанций—теория, вместо физикализма претендующая на полное знание всех ментальных фактов, — ложен .
Джексон пытается возражать против этого тезиса. Он указывает на то, что знание, которое Мэри получила в черно-белой комнате о квалитативном опыте, не является полным, поэтому возражение Черчлен-да не может быть принято . Но почему лекции о qualia, полученные Мэри через черно-белый телевизор, не могут претендовать на полноту знания о ментальных фактах? На мой взгляд, ответ простой — Мэри просто не находится в том положении, которое позволило бы ей получить полное знание о qualia. Иначе говоря, она не занимает ту перспективу, из которой возможно получить новое знание о видении красного .
Однако если мы не считаем перспективу первого лица чем-то важным, что делает трудной для физикализма проблему сознания, то у нас нет оснований полагать, что какая-нибудь дуалистическая теория, построенная по модели физикалистской теории, не учитывающая перспективу первого лица, не может претендовать на полноту знания о ментальных фактах. Полемизируя с Нагелем, Джексон тщательно пытался дистиллировать квалитативный опыт и отделить его от перспективы сознающего существа. Если полагать, что он преуспел в этом, то логично полагать, что могла бы найтись такая дуалистическая теория, которая имела бы дело только с этим квалитативным опытом Такой теорией мог бы быть тот дуализм субстанций, о котором пишет Черчленд, и тогда против такого дуализма действовал бы аргумент знания, также как и против физикализма .
На роль такой дуалистической теории мог бы подойти натуралистический дуализм Чалмерса14 . Согласно ему, мы должны рассматривать сознание, сознательный опыт как фундаментальный элемент нашего универсума . Знание об этом элементе может быть включено как дополнение, не нарушающее уже известных нам физических законов, в существующую научную картину мира . Более того, мы можем открыть психофизические законы, регулирующие положение сознательного опыта в универсуме . Функционалистский подход к изучению сознания может быть положен в основу новой науки о сознании .
Я думаю, как раз против такого вида дуализма аргумент знания и может быть применен Ведь данная дуалистическая теория строится по модели иных научных теорий, а особенностью научного познания является то, что оно стремится быть познанием из перспективы третьего лица . Главным для всех научных теорий оказывается игнорирование перспективы первого лица, а иногда и просто невозможность ухватить ее
Все вышесказанное можно систематизировать следующим образом Пытаясь отличить свой аргумент от аргумента Нагеля, Джексон не смог показать, что основная проблема для физикализма — пробле-
14 ChalmersD. The Conscious Mind . — Oxford—NY: Oxford University Press, 1996 .
ма qualia, которая отличается от проблемы перспективы первого лица, о которой писал Нагель . Факт, что именно квалитативный опыт является основной угрозой для физикализма, надо обосновать, а не апеллировать к нему для того, чтобы опровергнуть физикализм . Если Джексон считает возможным апеллировать к интуиции, то можно обратиться и к противоположной интуиции, которая говорит, что квалитативный опыт вообще не существует или что он не мыслим без перспективы первого лица, наличие которой является единственной угрозой для физикализма
Далее, можно попытаться допустить, что Джексон прав, и проблемой для физикализма является только квалитативный опыт сам по себе, а не перспектива первого лица . В таком случае мыслима такая дуалистическая теория, которая будет претендовать на всю полноту знания этого квалитативного опыта, игнорируя перспективу первого лица . В свою очередь, это значит, что против нее может быть применен аргумент знания, так как Мэри, освоившая эту теорию сидя в черно-белой комнате, по-прежнему не знает чего-то о квалитативном опыте . Иначе говоря, дуалистическая теория, делающая акцент только на квалитативном опыте, оказывается принципиально неполным знанием о квалитативном опыте
Если мы можем применить аргумент знания против подобной дуалистической теории, для которой квалитативный опыт не является угрозой, как для физикализма, но в целом проблема со знанием остается той же, то это значит, что основная трудность в аргументе знания заключалась в наличие перспективы первого лица. Более того, если нам кажется, что подобная дуалистическая теория оказывается неполной, то это значит, что наше предположение было ложно . Мы не можем мыслить подобную теорию и, следовательно, не можем рассуждать о qualia как о чем-то независимом от перспективы первого лица .
Итак, если вышеприведенные рассуждения правильны, то мы должны признать, что квалитативный опыт не может быть отделен от перспективы первого лица . Он существенным образом связан с точкой зрения субъекта, которому дан этот опыт. В таком случае, мы не можем говорить о том, что именно наличие квалитативного опыта является проблемой для физикализма . Скорее, такой проблемой является квалитативный опыт плюс перспектива первого лица либо просто сам факт наличия перспективы первого лица . Если мы приходим к таким выводам, то надо признать, что Джексону не удалось привести дополнительные аргументы против физикализма, помимо тех, которые уже сформулировал Нагель .
Иначе говоря, если одним из следствий аргумента знания является вывод о возможности дуализма qualia, то мы сталкиваемся с противоречием, потому что этот же аргумент может быть использован и против дуализма qualia. Для того чтобы избежать этого противоречия, мы должны интерпретировать этот аргумент иначе, чем это делал Джек-
сон . Мы должны признать, что сложность аргумента для физикализма заключается не в том, что аргумент апеллирует к знанию особого квалитативного сознательного опыта, природа которого не может быть ухвачена физикализмом . Скорее, проблема для физикализма возникает из-за того, что знание, о котором говорит аргумент знания, — знание из перспективы первого лица . Именно наличие перспективы первого лица, а не особого квалитативного опыта, является проблемой для физикализма. Если мы признаем этот факт, то аргумент знания, скорее, интерпретируется как разновидность аргумента Нагеля .
Конечно, такая интерпретация не может удовлетворить Джексона, прежде всего потому, что в такой интерпретации аргумент перестает быть существенной угрозой для физикализма Конечно, будучи физи-калистами, мы должны будем признать, что никогда не сможем представить себе, что значит быть летучей мышью Знание об этом опыте для нас всегда будет закрыто Но это факт не является угрозой для физикализма . Это признает и сам Джексон . Действительно, физика-лизм никогда не претендовал на то, что он поможет нам представить или реконструировать сознательный опыт других существ из перспективы первого лица. Отмечая этот факт, мы можем сказать, что физикализм не является теорией, претендующей на эпистемологическую полноту. Иначе говоря, тезис о том, что физикалистское знание является единственным видом знания, не существенен для физикализма . Главный тезис физикализма — онтологический тезис о том, что единственный вид реальности, которая существует, — это физическая реальность . Как мы видели, именно этот тезис Джексону не удалось опровергнуть . .
ВАСИЛИЙ КУЗНЕЦОВ
Перформативность и уровни коммуникации
Если мы хотим прийти куда-нибудь, нужно оставить на снегу след .
Ле Гуин У. «Левая рука тьмы»
11ачало текста, открывающее высказывание, неизбежно и непоправимо опаздывает—в силу своего расположения—по отношению хотя бы к заголовку, обозначению автора и, возможно, эпиграфу, продолжая традиции письменной культуры и воплощая уже явное присутствие следующего ниже .
Каким образом присутствующий текст мог бы указывать сам на себя1 или, точнее, обозначать свое собственное2 присутствие? А каким образом он мог бы попытаться скрыть это? Если текстуру текста (этимологически оправданно) уподобить полотну картины, то полная прозрачность (до невидимости3) означающего (подобно экрану или окну) прямо доставляла бы означаемое — ситуация, практически недостижимая: посредством языка ничего невозможно представить непосредственно
1 Смаллиан Р. Как же называется эта книга? — М ., 2007.
2 «„В двух или трех местах автор пытается скорее непосредственно указать на ум чита-
теля, чем заставить его увидеть очередной слепленный из слов фантом; к сожалению, эта задача слишком проста, чтобы такие попытки могли увенчаться успехом» (Пелевин В. Чапаев и Пустота . — М ., 1996 . С .7) .
3 «Виноград Зевксиса на картине был такой живой, что прилетали птицы и клева-
ли его . Зевксиса вздумал превзойти Паррасий и нарисовал над этим виноградом такой занавес, что сам Зевксис захотел его отдернуть» (Лосев А. Ф. История античной эстетики . Ранний Эллинизм .—Харьков — М ., 2000 . С . 479) .
Речевые акты и символические интеракции
Джон Остин был, вероятно, первым обратил внимание на то, что языковые конструкции являются не только и не столько описаниями, выделив тип «высказываний, которые выглядят как утверждения и которые грамматически... классифицируются именно как утверждения, — но, не являясь бессмысленными, не могут быть ни истинными, ни ложны-ми»4 . Такого рода высказывания (например, клянусь, завещаю, извиняюсь, спорю, обещаю и т п ) он назвал (в отличие от констативов) перформативами5, противопоставляя «„дескриптивному" заблуждению» классики свою новую теорию, говорящую о «различных способах использования языка»6 . Очевидно, что использование не может быть истинным или ложным, зато оно может быть успешным или неуспешным . Рассмотрение тех условий, при которых перформативы будут результативными, заставляет Остина выстраивать целую классификацию возможных неудач, возникающих при несоблюдении некоторых из этих условий, — и отличать, например, «осечки» (когда произнесение словесной формулы не производит соответствующего действия) от «злоупотреблений» (когда действия производятся, но рассматриваются как «притворные» или «неискренние»)7 . Учитывание же намерения говорящего подводит Остина к необходимости «разграничить локутивное действие „он сказал, что. " от иллокутивного действия «он настаивал на том, что.» и от перлокутивного действия «он доказал мне, что.»»8 . Иначе говоря, получается, что одно-единственное высказывание разом совершает три действия, точнее—любое высказывание должно быть рассмотрено, как минимум, в этих трех аспектах, причем для Остина важнейшим является иллокуция в качестве собственно речевого действия, в отличие от локуции, отсылающей к значению и смыслу высказанного, и перлокуции, обозначающей последствия произнесения Действенность, или иллокутивная сила высказывания, тогда будет зависеть от соблюдения (обще) принятых процедур и социальных конвенций . Однако конвенциональной значимостью могут обладать даже невербальные действия, не говоря уже об обычных констативах (например, «виновен» вместо перформативного «обвиняю»). Так что сам Остин вынужден признать, что «принятое нами различие, в его исход-
4 ОстинДж. Перформативные высказывания // Остин Дж. Три способа пролить чер-
нила . — ., 2006 . С . 264.
5 От английского «perform» (представлять, осуществлять, исполнять) + «action» (дей-
ствие) — см .: ОстинДж . Как производить действия при помощи слов // Избранное . — М ., 1999 . С .19 .
6 Остин Дж . Перформативные высказывания // ОстинДж. Три способа пролить чер-
нила — , 2006 С 263
7 ОстинДж. Как производить действия при помощи слов // Избранное . — М ., 1999 .
С 19
8 Там же . С.90 .
ной форме, между перформативными высказываниями и утверждениями, ослабляется настолько, что практически перестает быть таковым»9 и даже позднее заподозрить: «...Не окажутся ли все высказывания перформативными?»^0 . А Серль уже вполне определенно резюмирует: «Точно так же, как высказывание определенных слов конституирует бракосочетание (перформатив), а высказывание других слов составляет обещание (еще один перформатив), так и произнесение определенных слов конституирует совершение утверждения (предположительно — констатив) ... Совершение утверждения — в той же степени осуществление иллокутивного акта, как и совершение обещания, заключения пари, предостережения и т. п . Любое высказывание состоит в осуществлении одного или нескольких иллокутивных актов» 11 .
Но если все высказывания оказываются перформативными, то это утверждение мало что дает — например, для понимания специфики тех высказываний, которые Остин первоначально назвал «перформативными» . Поэтому стоило бы выделить перформативность как такой аспект любого речевого акта, который указывает на сам факт свершения высказывания, олицетворяющий выполненность соответствующего жеста . Тогда вполне четко можно сформулировать, что — хотя перформативность в этом смысле и свойственна любому высказыванию, тем не менее в некоторых случаях она не является принципиальной (т. е . не требуется для их понимания / объяснения и, тем самым, позволяет от нее абстрагироваться^2, а для других ситуаций будет неустранимой . Действительно, перформативные высказывания (в исходном остиновском смысле) — точнее, самые яркие примеры, демонстрирующие перформативные эффекты, — по самому своему устройству отличаются одной примечательной особенностью: они одновременно и описывают совершение некоторого действия (по модели ответа на вопрос: «Что я сейчас делаю?»), и самим (ф) актом произнесения выполняют его (по крайней мере, номинально — намерение говорящего, равно как наличие или отсутствие тех или иных последствий в данном случае^ неважно). Иными словами, хотя наличной выполненностью обладают любые высказывания—только уже в силу того, что они высказаны, — далеко не все из них производят самим фактом своего осуществления
9 Остин Дж. Перформативные высказывания // ОстинДж. Три способа пролить чер-
нила . — ., 2006 . С .280 .
10 ОстинДж . Как производить действия при помощи слов // Избранное . — М ., 1999 .
С 90
11 Серль Дж. Р. Классификация иллокутивных актов // Зарубежная лингвистика . II.—
М ., 1999 . С . 244-245.
12 Подобно тому, как знание теории относительности и квантовой механики не меша-
ет нам продолжать пользоваться в определенных границах механикой классической, поскольку релятивистские и квантовые свойства, например, стола в обычных условиях пренебрежимо малы
13 Как и в случае говорения прозой .
какие-либо заметные перформативные эффекты . Наиболее простыми и наглядными из них будут, по-видимому, перформативное соответ-ствие-14 («Я говорю») и перформативное несоответствие-15 («Я не говорю»), которые в чистом виде практически не применяются . Использование их обычно связано, главным образом, с усилением сказанного (в том числе при повторении — «Я говорю, что.») или же с подчеркнутым противопоставлением произнесенного или просто упомянутого (в том числе и при цитировании) сказанному («Я не говорю, что.» — аналогично письменному академическому «Неверно, что.») . Перформативное противоречие-16 возникает в ситуации, когда сам жест высказывания опровергает высказываемое, противо-речит ему Например, когда Кролик отвечает «Никого» на вопрос «Дома есть кто?» пришедшего к нему в гости Пуха, тот размышляет так: «Там должен кто-то быть, потому что кто-то должен был сказать „Никого"»-17 (Руднев комментирует: «Кролик. самим фактом отрицания выдает свое присутствие»-18) .
Перформативный эффект социального действия, вызываемый произнесением ритуальных слов в определенных ситуациях по принятым правилам (перформативных высказываний в исходном остиновском смысле), возникает совершенно независимо от намерений говоряще-го-9 — что наглядно видно в случаях неожиданных и незапланированных следствий (как это произошло, например, в известном мультфильме «Труп невесты»)20 . Хотя, конечно, говорящий может и должен отслеживать социокультурные контексты и выстраивать собственные речевые стратегии таким образом, чтобы достигать желаемых результатов . «Поступок не со стороны своего содержания, а в самом своем свершении как-то знает, как-то имеет единое и единственное бытие жизни, ориентируется в нем, причем весь — и в своей содержательной сто-
-4 Конечно, «перформативное соответствие» можно было бы назвать «перформатив-ным тождеством», указывающим на совпадение описываемого и выполняемого, сказанного и сделанного, но логическое отождествление (А есть В) предполагает однородность отождествляемого, чего в данном случае не наблюдается, поскольку сопоставляются разные онтологические уровни . -5 Возможно, «перформативное несоответствие» точнее бы назвать «перформатив-
ным противоречием», если бы этот термин уже не был занят (см . ниже) . -6 Разумеется, не в логическом смысле противоречия (А и не А). -7 Винни Пух и философия обыденного языка . — М ., 1996 . С . 50-51.
-8 Там же . С . 193 . Хотя соответствующие высказывания вполне могут быть прагматически оправданными — это зависит от контекста и иллокутивной цели (Ср .: Серль Дж. Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике . Вып . XVII.— М ., 1986) .
-9 Подобно интертекстуальности, образуемой неустранимым взаимодействием разнообразных текстов (Ср .: Пьеге-Гро Н. Введение в теорию интертекстуальности .— М ., 2008) .
20 Таков же и эффект «нечаянного оскорбления», когда безобидные в контексте одной культуры слова / жесты однозначно воспринимаются представителями другой культуры как оскорбительные (последний яркий пример — скандал вокруг карикатур на Мухаммеда)
роне, и в своей действительной единственной фактичности; изнутри поступок видит уже не только единый, но и единственный конкретный контекст, последний контекст, куда относит и свой смысл, и свой факт, где он пытается ответственно осуществить единственную правду и факта и смысла в их единстве конкретном» 21 . Проступок тем и отличается от ответственного поступка, что не учитывает не только косвенные и опосредованные, но и даже прямые и непосредственные последствия, проступающие практически сразу
Если отдельно и дополнительно рассматривать еще один онтологический уровень — тот, на котором высказывание совершается, — наряду с теми, которых обычно бывает достаточно для его интерпретации (причем рассматривать эти уровни как относительно независимые22, хотя они и могут быть взаимосвязаны), тогда появляется возможность преодолеть ограниченность лингвистической и даже семиотической трактовки перформативности в качестве характеристики или определенных глаголов, или некоторых их употреблений, так и не находящей четких критериев разграничения перформативного и неперформатив-ного, а также прояснить некоторые (нетривиальные) случаи перформа-тивных эффектов . Ведь Остин, например, просто отказывается обсуждать «несерьезное» употребление языка, которое «будет, например, в особом смысле недействительным или пустым, если оно осуществляется актером со сцены, или если оно начинает стихотворение, или если оно осуществляется как разговор человека с самим собой»23, хотя сам же относил перформативы к классу «маскарадных костюмов»24 . Или полагает, что «неудачей можно назвать любой случай неполной ответственности говорящего за свои действия»^, тогда как для обманщика или мошенника именно это стало бы успешным достижением поставленной цели (независимо от нашей оценки его поведения) . Или настаивает на соблюдении «специальных условий искренности»^ для конвенцио-
21 БахтинМ. М. К философии поступка // Бахтин М. М. Работы 1920-х годов . — Киев,
1994. С . 32 .
22 Лавину в горах, например, способен вызвать любой громкий крик — совершенно
независимо от того, кто именно, что именно и зачем именно крикнул (прозвучало ли предупреждение или проклятье)
23 ОстинДж . Как производить действия при помощи слов // Избранное . — М ., 1999 .
С 31
24 Там же . С .17 .
25 ОстинДж . Перформативные высказывания // ОстинДж . Три способа пролить
чернила . — СПб ., 2006 . С .269 . Серль считает аналогично: «„Чтобы охватить неискренние обещания, мы должны только заменить содержащееся в наших условиях утверждение о том, что говорящий имеет те или иные убеждения или намерения, на утверждение о том, что он принимает на себя ответственность за то, что они у него есть» (Серль Дж. Р. Что такое речевой акт? // Зарубежная лингвистика . II. — М ., 1999 . С .225).
26 ОстинДж. Как производить действия при помощи слов // Избранное . -М ., 1999 .
С . 132 . См . также: Серль Дж., Вандервекен Д. Основные понятия исчисления рече-
нально принятых перформативных высказываний27 — т. е ., например, не только для обещаний, но даже и для извинений, так что в отсутствие непосредственного доступа28 к интенциям говорящего получается невозможно расценить соответствующее высказывание как выполненное, тогда как в практической коммуникации произнесенное в подходящей ситуации обещание или извинение автоматически расценивается как произведенное, хотя и может быть не принято .
Интересный эффект обнаружил Вендлер: «Имеется небольшая группа причудливых глаголов, которые, с одной стороны, очевидным образом являются глаголами говорения, а с другой стороны, не отмечены „ости-новской меткой", т. е . вообще не употребляются в 1-м лице единственного числа настоящего времени» как перформативные («инсинуировать», «подстрекать», «высмеивать», «льстить», «угрожать» и т. п . )29, поскольку такое их употребление подрывало бы нормативную иллокутивную цель обычного речевого акта. И делает весьма радикальный вывод: «Если я дарю вам дом, который мне не принадлежит, то мой подарок не является ни щедрым, ни скудным — его просто нет»30 . Но подобный подход игнорирует сам факт произошедшего событияЗ1, неявно отождествляя его с его экономическими / юридическими последствиями32, а ведь подарок вполне может быть символическимЗЗ . Аналогично: комментируя эпизод , в котором Кролик читает Пуху собственное письмо, Руднев уже почти готов назвать жест Кролика «перформативным самоубийством», поскольку «не нужно вообще писать письмо, чтобы потом читать его адресату», но тут же обнаруживает по крайней мере одну возможность, когда подобный жест становится осмысленным, — в детском игровом поведений4 . А дзенский мастер Бокудзю, сказавший ученику «Убей меня!»? Или рас-
вых актов // Новое в зарубежной лингвистике . Вып . XVIII . — М ., 1986 . С . 260-261.
27 Ср .: «Говорящий, в чью обязанность входит предлагать информацию, инструкцию
или советы, может выполнять это с явным безразличием к тому, воспринята ли его информация, выполнены ли его инструкции, воспользовались ли его советом» (Стросон П. Ф. Намерение и конвенция в речевых актах // Философия языка . — М ., 2004. С .55) .
28 Которого у слушателя все-таки предположительно нет («Вы говорите, что вы едете
в Одессу, чтобы я думал, что вы едете не в Одессу. Но вы действительно едете в Одессу. Зачем вы врете?») .
29 Вендлер З. Иллокутивное самоубийство // Новое в зарубежной лингвистике .
Вып . XVI . — М ., 1985 . С . 240 .
30 Там же . С . 249 .
31 Так что оказывается невозможно отличить подаренный чужой дом от неподарен-
ного
32 Которые, кстати, для говорящего вполне могут быть — в случае мошенничества .
33 Например: «...На одной из прогулок он „дарил" мне все деревья, которые встреча-
лись на нашем пути, с тем условием, что я не могу срубить, или что-либо сделать с ними, или запретить их бывшим владельцам что-либо сделать с ними: при этих условиях они становились моими» (Малкольм Н. Людвиг Витгенштейн: воспоминания // Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель . — М ., 1993 . С .39) .
34 Винни Пух и философия обыденного языка . — М ., 1996 . С . 200 .
творенные в воде ледяные буквы послания у Байтова35? Вообще-то, подобные ситуации встречаются, по-видимому, не так уж и редко: «Достаточно вспомнить основной прием „учебных пьес" Брехта начала тридцатых годов, в которых действующие лица сопровождали «парадоксальными» комментариями свои собственные действия . Актер появлялся на сцене и произносил: «Я капиталист; моя цель—эксплуатация трудящихся . Сейчас я попытаюсь убедить одного из моих рабочих в правоте буржуазной идеологии, оправдывающей эксплуатацию...» Затем он подходил к рабочему и делал именно то, о чем заявлял перед этим . Разве подобные действия — комментарий актера своих поступков с «объективной», метаязы-ковой позиции — не показывают предельно четко, самым конкретным способом абсолютную невозможность этой метаязыковой позиции?»36 Таким образом, неординарные высказывания, немыслимые с обыденной точки зрения, оказываются удобным средством для выполнения пер-формативного жеста указывания на то, на что прямо указать или нельзя, или хотя теоретически и можно, но безрезультатноЗ7 . И дело тут вовсе не в искусственном приеме художественной литературы, а скорее в универсальности перформативных эффектов, поскольку—на что обращает внимание Деррида — «если персонаж пьесы не имеет возможности обещать, не существует обещания и в реальной жизни, ведь, по словам Остина, обещание делает обещанием именно существование конвенциональной процедуры, формул, которые могут быть повторены . Чтобы я мог дать обещание в реальной жизни, должны существовать повторяемые процедуры или формулы, такие, которые применяются на сцене . Серьезное поведение — один из случаев ролевой игры»3® . Коммуникация пер-формативно развертывается на разных уровнях .
Текст коммуникации
Любой коммуникативный жест должен быть выполнен, воплощен в некотором воспринимаемом действии (причем — в зависимости от ситуации — такого рода жестом вполне могут выступать и молчание, и бездействиеЗ®) . Обратной стороной оказывается возможность любое
35 Байтов Н. Подготовленная вода // Жужукины дети . — М ., 2000 .
36 Жижек С. Возвышенный объект идеологии . — М ., 1999 . С .158 (Кстати, о чем может
свидетельствовать демонстрируемое здесь Жижеком неразличение актера и персонажа пьесы? Ср .: ТеодотД. Welcome to the virtual trip // Комментарии . № 16 . — М ., 1999).
37 См .: Кузнецов В. Ю. Философия языка и непрямая референция // Язык и культу-
ра . — М ., 2001. Ср .: Гоготишвили Л. А. Непрямое говорение . — М ., 2006; Дементьев В. Непрямая коммуникация . — М ., 2006 .
38 Цит. по: Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне . — М ., 2003. С .203 .
39 «Налоговая декларация, которую вы не заполнили, может вызвать у парней
из налогового ведомства энергичные действия» (Бейтсон Г. Экология разума . — М ., 2000 . С .417).
действие (как и его отсутствие), попадающее в сферу внимания других людей, проинтерпретировать коммуникативно^ . Любому сообщению (информации) требуется носитель (средство передачи), но и наоборот, любой предмет в социокультурном контексте обретает (потенциально бесконечную) смысловую значимость как семиотический объект. Знаменитый тезис Маклюэна «the medium is the message»^, снимающий классическую бинарную оппозицию между «что» и «как» в коммуникации, фиксирует как раз важность перформативной фактичности . Собственно говоря, только неклассические стратегии философии^ начинают последовательно учитывать влияние используемых средств на исследуемое, прослеживая перформативные эффекты производимых действий . Подобно тому, как абстракция языка присутствует конкретными предложениями, ненаблюдаемые непосредственно интенции представлены реализованными коммуникативными жестами, которые складываются в сходящиеся и расходящиеся серии последовательностей и сплетаются в более или менее связную сеть .
Уже само по себе наличие произведенного высказывания неизбежно вытягивает из отсутствия и притягивает к присутствию (причем совершенно независимо от направленности речевого акта или намерения говорящего)^ — эффект, отчасти поясняющий онтологический статус и продуктов фантазии^ . Именно из-за этого эффекта прямолинейность отрицания не приносит, как правило, заявленного результата («Не думайте о белой обезьяне!»), — чем объясняется, по-видимому, и неисполнение приговора забыть Герострата^ . И наоборот, действенность бессознательного вытеснения обеспечивается тем, что вытеснен и сам факт вытеснения^ . Неслучайно у животных нет никакого отрица-
40 «Из того, что у меня паранойя, не следует, что тот человек за мной не наблюдает!»
41 McLuhanM. Understanding Media .—NY, 1964. Примечательно, что в русском издании
(Маклюэн М. Понимание медиа . — М . , 2003) этот тезис ничтоже сумняшеся пытаются переводить, тем самым по инерции привычных шагов идя против него или не замечая потерь .
42 См .: Кузнецов В. Ю. Сдвиг от классики к неклассике и наращивание порядков реф-
лексии в философии // Вестник Московского университета . Серия 7 «Философия». 2008.№ 1 .
43 «Для того чтобы отрицать существование чего-то, это что-то должно существовать»
(sic! СерлДж. Р. Референция как речевой акт // Новое в зарубежной лингвистике . Вып . XIII. — М ., 1982 . С . 180) — красноречивая двусмысленность необходимости существования отрицающего и отрицаемого .
44 См . Кузнецов В. Ю. Философия фантастики // Теоремы культуры . — М ., 2003.
45 Автоматическое выполнение принимаемых по умолчанию стандартных опера-
ций может оказаться сильнее даже декларативного понимания возможных альтернатив — как это происходит, когда младшеклассники наперебой кричат «Я! Я!» на вопрос «Кто у нас скромный?», заданный сразу после подробных объяснений насчет скромности (благодарю Егора Никулина за удачный пример) .
46 Ср . : « ...Отрицание вытесненного часто выражается в процессе лечения через отри-
цание... Отрицание сохраняет свой утвердительный смысл и тогда, когда оно
ния47, да и практическое разворачивание последовательной критики классической метафизики присутствия оказывается столь непростым^ . Поэтому недаром высшей степенью похвалы для оратора будет не восхищение красотой его речи, но заинтересованные вопросы по рассмотренному сюжету. Бибихин замечает: «Пожалуй, единственный способ как-то скрыть мое присутствие от вас — это говорить такое, чтобы вы задумались о деле и забыли обо мнеИ9 . А фатическое общение, непосредственная коммуникативная задача которого неявно заключается в самом общении™, перформативно воссоздает само себя и (заодно с проверкой работоспособности коммуникационных каналов) актуализирует сеть социальных связей, поддерживающую устойчивость общества51 .
Небезразличность перформативного именования («нарекаю»), определяющая связь упоминания с призыванием52, устанавливает внешние коммуникативные полюса идентичности: «Потому что имя отражает предмет... А Настоящее Имя есть сущность предмета . Назвать Имя значит повелевать этим предметом»53 . Соответственно, внутренним коммуникативным полюсом идентичности становится «Я», что составляет условие возможности социальных актов54 . Для Хабермаса это самооче-
направлено против предложенного аналитиком истолкования» (Лапланш Ж., Пон-талисЖ.-Б. Словарь по психоанализу. — М ., 1996 . С .322).
47 «Показать клыки—значит, упомянуть драку, а упомянуть драку—значит, предложить
ее . Не существует простой иконической репрезентации отрицания, не существует простого способа для животного сказать: „Я тебя не укушу"» (Бейтсон Г. Экология разума . — М ., 2000 . С .389) .
48 См . КралечкинД. Ю., Ушаков А. С. EuroOntology. — М ., 2001.
49 Бибихин В. В. Мир . Томск, 1995 . С . 29 (Ср .: «Вместо того чтобы брать слово,
я хотел бы, чтобы оно само окутало меня и унесло как можно дальше, за любое возможное начало . Я предпочел бы обнаружить, что в тот момент, когда мне нужно начинать говорить, мне давно уже предшествует некий голос без имени, что мне достаточно было бы лишь связать, продолжить фразу, поселиться, не спугнув никого, в ее промежутках, как если бы она сделала мне знак, задержавшись на мгновение в нерешительности» — Фуко М. Порядок дискурса // Фуко М. Воля к истине . — М ., 1996 . С .. 49) .
50 Malinowski B. Phatic Communion // Communication in Face-to-Face Interaction . —
Harmondsworth, 1972 .
51 Ср .: «Фундаментально тавтологический характер спектакля вытекает из того
простого факта, что его средства представляют собой в то же время и его цель» (Дебор Г. Общество спектакля . — М ., 2000 . С . 25).
52 Отчего появляются подчеркнуто описательно-иносказательные эвфемизмы —
например, «меду ед» или «бурый», «нечистый» или «лукавый». Ср . : « [guild] [Nefor-mator] Народ, а какую команду надо прописать, чтоб выйти из гильдии? Yandai has left the guild. Boxplana has left the gBuild... [guild] [Btr]. / gquit без точки [guild] [Neformator] Спасиба Neformator has left the guild.» (http://bash .org . ru/
quote/391 666)
53 ЛеГуин У. Правило Имен // ЛеГуин У. Волшебник Земноморья . — М. , 1992. С . 342. Ср . :
Лосев А. Ф. Философия имени . -М ., 2008 .
54 Где «Я обнаруживается в качестве деятельного» (Райнах А. Собрание сочинений . —
М ., 2001. С . 174) .
видно: «Одной из общих и неизбежных предпосылок коммуникативного действия является то, что говорящий требуется как актор признания и в качестве индивидуализированного существа . Именно идентичность интерсубъективно признаваемого Ego выражает себя в значении пер-формативно употребляемого личного местоимения первого лица с точки зрения как автономии, так и индивидуальности . В какой мере в конкретном случае это значение выражено явно или же остается скрытым, а то и вовсе отброшенным, безусловно, зависит от ситуации действия и от более широкого контекста . Но общие прагматические предпосылки коммуникативного действия образуют семантические ресурсы, из которых исторические общества, каждое по-своему, могут черпать и артикулировать концепции духа или души, понятия личности, понятия действия, морального сознания и т.д . »55 Но и критически настроенный Деннет, постулирующий, что «самость, представляет собой абстрактный объект и. порождение теоретика»56, тем не менее признает, что «контролируемый компьютером поведенческий паттерн в принципе может быть проинтерпретирован нами как разрастающаяся биография или нарративное повествование о самости»5?, и приходит к выводу, что «все мы являемся болтливыми существами, рассказывающими и заново пересказывающими себе историю нашей собственной жизни, не обращая особого внимания на вопрос о ее истинности. Иначе говоря, по-видимому, все мы являемся виртуозными новеллистами, вовлеченными во все более или менее унифицированные виды поведения, но временами дизунифицированные, и мы всегда, если удается, делаем вид, что все в порядке . Мы пытаемся превратить все наши материальные сцепления в единую хорошую историю . И эта история — наша автобиография»^8, —т. е ., другими словами, самость перформативно конституирует сама себя прежде всего рассказами о себею . В этом смысле то, что мы привыкли называть нашим сознанием, представляет собой процесс и результат коммуникации с самим собойб° .
Отталкиваясь от исследований формирования идентичности в процессе социализации, проведенных М .Мидб1, Батлер и Сэджвик идут намного дальше и предлагают62 рассматривать гендер как непосред-
55 Хабермас Ю . Понятие индивидуальности // Вопросы философии . 1989 . № 2 . С . 40 .
56 Деннет Д. С. Почему каждый из нас является новеллистом // Вопросы философии .
2003 . № 2 . С . 122 .
57 Там же . С . 125 .
58 Там же . С . 127, 129 .
59 Ср .: Мид Дж. Интернализованные другие и самость // Американская социологиче-
ская мысль . — М ., 1994. 6° См . Кузнецов В. Ю. Проблема сознания и порядки рефлексии // Философия сознания: классика и современность — М , 2007
61 См .: Мид М. Культура и мир детства . — М ., 1988 .
62 См .: Butler J. Excitable Speech: A Politics of the Performative . — London, 1997; Butler J.
Gender Trouble: Feminism and the Subversion of Identity. — NY, 2000; Sedgwick E. K. Touching Feeling: Affect, Pedagogy, Performativity. — Durham, 2003 .
ственный и перформативный дискурсивный акт, конструирующий соответствующую идентичность и чувственность символами и ритуалами благодаря постоянно повторяющимся исполнениям и переживаниям определенных схем действий самовыражения, воспроизводящих «телесный стиль» конкретных социокультурных смыслов и легитимирующихся в пространстве властных отношений . Перформативные жесты продуктивны: «Символизация конституирует объекты, которые не были конституированы прежде и не существовали бы, если бы не контекст социальных отношений, в котором происходит символизация . Язык не просто символизирует какую-то ситуацию или какой-то объект, которые бы заранее уже имелись налицо; он делает возможным существование или появление этой ситуации или этого объекта . Ибо он есть часть того механизма, в котором эта ситуация или этот объект только и созидаются»63 . Притом интерпретирующие64 все и вся технологии не могут не быть тем самым ограничены^5: «И если нам вновь стало ясно, что сидеть вместе за обеденным столом (или, если уж на то пошло, предаваться любовным ласкам) — это не просто коммуникация, не просто „обмен информацией", то, может статься, будет также вполне важно и полезно — причем не только многочисленным романтикам-интеллектуалам — обладать понятиями, позволяющими свидетельствовать о том, что есть в нашей жизни абсолютно не-понятийного»66.
Разбирая эффект, известный как теорема Томаса («Если человек воспринимает некоторую ситуацию как реальную, она становится реальной по своим последствиям»67), Мертон разрабатывает принцип самоисполняющегося (самореализующегося) пророчества6®—те . такого, что сам факт его предъявления заставляет людей совершать поступки, которые и приводят к предсказанным следствиям (наиболее известный при-
63 Мид Дж . От жеста к символу // Американская социологическая мысль . — М ., 1994.
С .223.
64 Ср .: «Прозрачность сегодня — высшая, самая раскрепощающая ценность в искусстве
и в критике . Прозрачность означает — испытать свет самой вещи, вещи такой, какова она есть. Вместо герменевтики нам нужна эротика искусства» (Зонтаг С. Против интерпретации // Зонтаг С. Мысль как страсть . — М ., 1997. С . 18).
65 «Разве процесс, посредством которого стихи говорят с нами, должен опирать-
ся только на смысловую интенцию? Разве одновременно не является истиной и нечто иное, заключенное в их исполнении?» (Gadamer H.-G . Hermeneutik, Ästhetik, praktische Philosophie . — Heidelberg, 2000 . S . 63) .
66 Гумбрехт Х. У. Производство присутствия . Чего не может передать значение . — М .,
2006 . С .140 .
67 Ср . с эпиграфом к «Игре в бисер» Гессе: «.Нет ничего, что меньше поддавалось бы
слову и одновременно больше нуждалось бы в том, чтобы людям открывали на это глаза, чем кое-какие вещи, существование которых нельзя ни доказать, ни счесть вероятным, но которые именно благодаря тому, что благочестивые и доброжелательные люди относятся к ним как к чему-то действительно существующему, чуть-чуть приближаются к возможности существовать и рождаться» (Гессе Г. Избранное . — М ., 1984. С . 77) .
68 Мертон Р. Социальная теория и социальная структура . — М ., 2006 .
мер — в мифе об Эдипе) . Подобным же образом перформативно функционирует и шоу-бизнес69: главный закон известности гласит, что лучше пусть ругают, чем замалчивают. В политике—наоборот: урон репутации может нанести само оглашение порочащих сведений, возможно даже ложных и затем опровергнутых™ . Иногда такого рода эффекты пытаются использовать необычным способом (в разных масштабах и с негарантированным успехом): от демонстративного повеления делать желаемое и ожидаемое («Приказываю дышать!») до смехотворно парадоксального («Приказываю быть свободным!») ...
Вырожденный случай провокации, понимаемой как манипуляция («На воре шапка горит!»), концептуально не интересен, поскольку представляет собой тривиальный рикошет, пусть даже и от ментальных представлений . Намного интереснее провокативная (а не провоцирующая!) ситуация^, которая заставляет действовать, но не задает ограниченного набора возможных вариантов выбора . Похожие эффек-ты72 производят, например, хулиганские перформансы так называемого актуального искусства: «Парадоксально, но именно судьба таких с виду радикальных, субверсивных попыток лучше, чем что-либо другое, показывает логику функционирования художественного поля . Примененное к акту художественного творения намерение надсмеяться, уже закрепленное Дюшаном за артистической традицией, немедленно превращает такие попытки в художественные „акции", которые именно так и регистрируются и таким образом освящаются инстанциями признания»7^ . Аналогично^ «Луман выделяет как специфическую особенность системы искусства симультанность значения и восприятия, эффектов значения и эффектов присутствия»75 . Переворачивает или выворачивает наизнанку говоримое ирония^ . Пределом оборачивания ситуации оказывается подчеркнутое—размеченное и манифестированное—отсутствие ожидаемого (как в арт-забастовке Стюарта Хоума)77 .
69 Ср .: РашкоффД. Медиа вирус! — М ., 2003 .
70 «То ли он украл, то ли у него украли, но что-то такое было...»
71 См . примеры в: Остер Г. Вредные советы . — М ., 1992 .
72 Хоффман Э. Сопри эту книгу — М ., 2003 .
73 Бурдье П. Производство веры . Вклад в экономику символических благ // Бурдье П.
Социальное пространство: поля и практики . — М . -., 2005. С . 186 .
74 Luhmann N. Die Kunst der Gesellschaft . — Frankfurt a / M, 1995.
75 Гумбрехт Х. У. Производство присутствия . Чего не может передать значение . — М .,
2006 С 111
76 Так и акцентуированно преувеличенная вежливость становится изысканным
оскорблением
77 Ср .: «Я сказал С .Ав . „Мое лучшее сочинение — это ненаписанная рецензия на мой
ненаписанный сборник стихов, продуманная, с цитатами и всем что положено" . Он заволновался: «Миша, ее непременно нужно написать!» — но я решил, что это ее только испортит: нарушит чистоту жанра» (Гаспаров М. Л. Записи и выписки .— М ., 2008 . С .253).
Строгое и жесткое разделение и последовательное разведение разных уровней коммуникации, выполненное в духе теории логических типов Рассела78, могло бы хотя и не решить, но, по крайней мере, устранить возникающие парадоксы и связанные с ними проблемы—если бы было возможным7,0 . Разворачивающаяся коммуникация распространяется по разным направлениям, вывязывая странные петли и запутывая иерархии8° . «Предположение, что люди могли бы или должны подчиняться Теории Логических Типов, не просто естественнонаучная ошибка; люди не делают этого не просто от беззаботности или невежества. Дело в том, что парадоксы абстрагирования должны возникать в любой коммуникации, более сложной, чем обмен сигналами состояний (mood-signals), и без этих парадоксов эволюция коммуникации закончилась бы»8а . Даже ограниченное, четко размеченное и нормированное общение в армии невольно смешивает уровни—так уставное «Разрешите обратиться?» наивно претендует на метакоммуникацию до всякого обращения и по поводу него. Теория социальных эстафет Розова подтверждает неустранимо многоуровневый и полиаспектный характер любого жеста: «Если эстафетный механизм все же постоянно срабатывает, то только потому, что мы имеем дело не с одним, а с множеством образцов, ограничивающих друг друга; образец становится образцом только в контексте других образцов, других эстафет, только в составе определенных эстафетных структур»82 . Насколько явные различения требуются для теоретического рассмотрения, настолько же они могли бы препятствовать практическому действию, если бы оно им следовало . На примере «Декларации независимости» США Деррида показывает: «Нельзя решить,—и в этом-то весь интерес, значение и размах подобного провозглашающего акта, — удостоверяется или порождается независимость этим высказыванием. Эта неясность, эта неразрешимость между, скажем, перформативной структурой и структурой констативной — именно они-то и требуются, чтобы произвести некоторый эффект. Они существенны для самой позиции права как такового, что бы ни говорили здесь о лицемерии, двусмысленности, неразрешимости и вымыс-
78 «Мимоходом отметим, что правило Рассела не может быть установлено без нару-
шения правила . Рассел настаивает, что все элементы несоответствующего логического типа должны быть исключены (например, при помощи воображаемой линии) из фона любого класса, т. е . он настаивает на проведении воображаемой линии именно такого типа, который он запрещает» (Бейтсон Г. Экология разума . — М ., 2000 . С . 217).
79 Что не отменяет, конечно, необходимости каждый раз удерживать некоторую
условную рамку приемлемого, иначе складывается даблбайнд—рискованная ситуация, провоцирующая не только творчество, но и шизофрению (см . : Бейтсон Г. Экология разума . — М ., 2000 . С .223, 228, 300.) . 8° См .: Хофштадтер Д. Гедель, Эшер, Бах: Эта бесконечная гирлянда. — Самара, 2001.
81 Бейтсон Г. Экология разума . — М ., 2000 . С .220 .
82 Розов М. А. Теория социальных эстафет и проблемы эпистемологии . — Смоленск,
2006 С 67
ле... Подпись измышляет подписывающего... Посредством этого баснословного события, посредством этой басни, которая содержит в себе свою же печать и на самом деле возможна только в неадекватности самому себе настоящего времени, подпись дает себе имя»83 .
Демонстративность и аргументативность
Любое доказательство, чтобы быть доказательным, должно быть продемонстрировано — именно выполнение демонстрации превращает цепочку фраз или последовательность символов в дискурсивно действующий рычаг, способный производить значимый эффект принуждения (если не к пониманию, то) к принятию соответствующего тезиса . Действенность доказательства, однако, принципиально ограничена, как правило, той аксиоматической системой, в которой оно произведено . А обоснование или аргументация неизбежно оказываются менее сильными, и вдобавок обычно не менее ограниченными. Тем не менее апелляция к перформативности84 позволяет выстроить аргумент, практически не требующий признания каких-либо дополнительных посылок, — и, тем самым, особенно ценный для дискуссии между представителями различных философских концепций85, так как воспроизводит подвиг барона Мюнхгаузена86 .
Особую силу когитального аргумента Декарта, например, Хесле видит в том, что «в cogito ergo sum мы имеем дело. с положением, истинность которого явствует из перформативного противоречия в его отрицании. То, что я существую, например, есть условие возможности акта моего сознания, но если я оспариваю свое собственное существование, тогда то, что я говорю, противоречит тому, что я делаю»87 . Фундаментальное обоснование трансцендентальной прагматики—другой пример — Апель находит в неустранимых основах коммуникации, автоматически становящихся значимыми для всех, кто в нее вступает: «То,
83 Деррида Ж. Отобиографии . I . Декларации независимости // Ad marginem'93 . — М .,
1994. С . 178-179 .
84 Ср . с требованием Мамардашвили (которое он возводит к Канту), «чтобы мысль,
находясь в движении, не разрушала бы сама себя» (Мамардашвили М. К. Проблема сознания и философское призвание // Мамардашвили М. К. Как я пониманию философию . — М ., 1992 . С . 41).
85 Ср . : «Перформативные противоречия кажутся мне исключительно важными в деле
философского обоснования, потому что представляют собою альтернативу как логической дедукции, так и интуиции» (Хесле В. Гении философии нового времени . — М ., 1992 . С .19) .
86 Ср . с так называемой «трилеммой Мюнхгаузена» (Альберт Х. Трактат о критическом
разуме . — М ., 2003. С . 40) .
87 Хесле В. Гении философии нового времени . — М ., 1992, с . 18 . Хотя все-таки нельзя
согласиться с трактовкой Хесле перформативного противоречия как такого, где «содержание моей речи противоречит ее форме» (с . 19), поскольку это сводит его опять к оппозиции классических категорий .
что я, не впадая в действительное противоречие с самим собой, не могу ни оспорить, ни в то же время дедуктивно обосновать без формально-логического ре1Шо рппарн, принадлежит к тем трансцендентально-прагматическим предпосылкам аргументации, которые всегда уже должны быть признаны, чтобы аргументативная языковая игра могла сохранять свой смысл»88 . Этот же аргумент Хабермас полагает возможным использовать и для своей этики дискурса, поскольку его отверга-ние ведет к перформативному противоречию: «Сам критик, если он принимает участие в дискуссии, уже приемлет в качестве действенных некий минимальный набор неотъемлемых правил критики»89 . Аналогично устроено обоснование познаваемости мира (последовательный агностицизм перформативно невозможен, поскольку знает о мире хотя бы его непознаваемость). И доказательство знаменитой теоремы Геделя90, отсылающее к возможности конструирования неразрешимых и тем самым разрушающих систему высказываний . А также антроп-ный принцип91, даже слабая формулировка которого («Наше положение во Вселенной с необходимостью является привилегированным в том смысле, что оно должно быть совместимо с нашим существованием в качестве наблюдателей»^2) тоже указывает на перформативно предполагаемое наличие высказывающего
Вместе с тем перформативность дает сильные средства и хороший повод для самокритической рефлексии: «Сам факт того, что я произношу монолог, — норма нашей академической субкультуры, однако идея, что я могу учить вас односторонним образом — это производная от предпосылки контроля разума над телом. Стоя тут перед вами, я фактически совершаю акт вредительства, подкрепляя в ваших умах некоторые мыслительные стереотипы, являющееся полной чепухой»93 .
88 Apel K.-O . Das Problem der philosophischen Letzbegründung im Lichte einer transzen-
dentalen Sprachpragmatik // Sprache und Erkenntnis . — Innsbruck, 1976 . S . 72 .
89 ХабермасЮ. Моральное сознание и коммуникативное действие . — М ., 2000. С .127-128.
90 См .: Хофштадтер Д. Гедель, Эшер, Бах: Эта бесконечная гирлянда. — Самара, 2001.
91 Ср .: БалашовЮ. В. «Антропные аргументы» в современной космологии // Вопро-
сы философии . 1988 . № 7 .
92 Картер Б. Совпадение больших чисел и антропологический принцип в космоло-
гии // Космология: теории и наблюдения . — М ., 1978 . С . 372 .
93 Бейтсон Г. Экология разума . — М ., 2000 . С . 451.
