CC BY
48
ОСНОВЫ ЛАКУНОЛОГИИ: главы задуманной книги
Монография задумана тремя авторами (Ю.А. Сорокиным, И.Ю. Марковиной и И.Л. Панасюком) как продолжение Введения в лакунологию (И.Ю. Марковина, Ю.А. Сорокин. Культура и текст. М.: ГЭОТАР-Медиа, 2008) и имеет три части: теоретическую и две прикладные, рассматривающие применение модели лакун для построения современной этнопсихо-лингвистической теории межкультурного общения и для исследования проблем перевода. Планировалось, что все авторы будут участвовать в написании всех трех частей книги. Так получилось, что в данной рубрике журнала мы представляем три фрагмента из разных частей книги по теории лакун, написанные разными авторами. Глава Игоря Панасюка публикуется по-английски, так как с самого начала нам
хотелось выпустить монографию на двух языках. И русские, и английский тексты носят характер набросков к новой книге. Вот только не у всех членов авторского коллектива будет возможность внести свою правку в окончательный текст...
Глава, написанная Юрием Александровичем, посвящена важному для нас и всегда интересовавшему Ю.А. терминологическому вопросу: соотносимости/ несоот-носимости ряда понятий, правомерности/неправомерности использования других, взаимодополняемости третьих. Глава из второй части представляет собой попытку рассмотреть полученные при создании теории данные через призму других наук. Третий фрагмент является введением к этнопсихолингвистическому рассмотрению явления перевода.
ЧАСТЬ I.
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ЛАКУНОЛОГИИ
УДК 81'23, 81:001.4
Ю.А. Сорокин
ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЯ, ЛАКУНОЛОГИЯ, СОМАТОЛОГИЯ И ИХ АПРИОРНАЯ ВЗАИМОСВЯЗЬ (ПОПЫТКА РАСШИРЕНИЯ ПОНЯТИЙНОГО АППАРАТА)
В главе рассматривается современное состояние терминологического аппарата, применяемого для изучения проблем лингвокультурологии, лакунологии и соматологии. Критический анализ ряда терминов сопровождается предложением новых, более удачных, с точки зрения автора. Особое место отводится уточнению понятия «культура» и обоснованию целесообразности применения терминов «культуральные аттракторы» и «культуральные осцилляторы», «этноинтрузив-ность», «этноинвазивность». Обосновывается возможность составления «сомато-логических»/ «доксаграфических» грамматик. По мнению автора, использование в рамках вышеперечисленных исследовательских направлений понятия «концепт» представляется неэффективным.
Ключевые слова: лингвокультурология, соматология, лакунология, культура, концепт
Прежде всего, укажу на работы некоторых авторов, в которых рассматриваются те или иные проблемы, имеющие прямое или косвенное отношение и к лингво-культурологии, и к лакунологии, и к соматологии - Красных 2002; Гудков 2003; Быкова 1999; Лакуны в языке и речи 2003; Вопросы психолингвистики, 2006; Ьа-кипеп-ТЬеопе 2006; Романов, Сорокин 2004; Журавлев, Никитина, Сорокин, Ре-ут, Тхостов 2005. Имея эти работы в виду и отсылая к ним интересующихся, попробую обсудить возможность использования новых понятий, небесполезных, на мой взгляд, для тех, кто занимается исследованиями в рамках этой триады или на том или ином диадическом стыке.
Пункт первый: лингвокультурология. Принято считать, что основной целью лингвокультурологии является фиксация / знаковое опредмечивание тем или иным языком антропогенного / неотприродного ландшафта / рельефа (в самом широком понимании этих слов). Такая точка зрения вполне удобна, ибо позволяет сосредоточиться «на подсчете» и группировке языковых / речевых единиц, в которых «находят» те или иные культуральные ценности / «видят» те или иные культуральные метки. Ей можно и, очевидно, нужно противопоставить и другой подход: считать термин лингвокультурология слишком узким и противопоставить ему другой термин, а именно лингвокультурософия или, что еще, на мой взгляд, лучше семи-окультурософия. Оправдать использование этих двух терминов можно, по-моему, тем, что если лингвокультурология ан-тропоцентрична, то лингвокультурософия / семиокультурософия антропофилична, ориентируя (в противовес лингвокульту-рологии) не на вещи, а на предметы, точнее говоря, на образы этих предметов, являющиеся «сгустками» рефлексии. Они, по словам М. Мамардашвили, и есть «... некий первичный фонд или фонд, к которому мы можем выходить лишь путем аналитического употребления термина "сознание". Это некое пространство или
тигель человечества, в котором совершаются какие-то события, по отношению к которым реальные эмпирические социальные и культурные структуры являются лишь конкретизациями, вариациями, знаковыми культурными образованиями и т.д. < ... > ... мы должны говорить о сознании в том случае, если неотмыслимые от него явления есть реальные объективные и несводимые события в мире. То есть такие, которые мы действительно можем отличить (согласно лейбницевско-му принципу неразличимого) и которые не являются калькой, дубликатом каких-либо других, физических. Например, сознательные явления. явно отличаются тем, что они индивидуируют себя. Они, во-первых, индивидуируют себя - индивид есть единственная данная бесконечность - и во-вторых, экранируют себя» [Мамардашвили 1996: 224-225].
Фиксирует ли лингвокультурология «несводимые события» и «фиксирует себя» - вопрос спорный, но, по-видимому, ей, прежде всего, важны знаковые тела, «обволакивающие» вещи, и языковые / речевые экраны и даже смыслы как представления о намерениях. Если для лингвокультурологии «язык - это обычай, гигантский. обычай влиять на определенные вещи» [Келлер 1997: 96], то для лин-гвокультурософии / семиокультурософии «. язык - ненамеренное коллективное следствие ненамеренных действий индивидуумов» [Он же: 109], хотя, вопреки Р. Келлеру, я считаю, что и естественные языки и «языки» вторичных знаковых систем являются феноменами симбиоти-ческого вида - и естественными феноменами, и артефактами третьего порядка. Ср. с точкой зрения Р. Келлера: «Я называю вещи, которые являются результатами действий людей, но не целью их намерений, "феноменами третьего вида" < ... > Феномены третьего вида - это, конечно, те самые фергюсоновские «учреждения, которые являются результатом действий человека, но не выполнением его воли». Что я хотел бы утверждать? Во-первых,
что естественные языки являются феноменами третьего вида, а не естественными феноменами и не артефактами. Во-вторых, я хотел бы утверждать, что рассмотрение языка как феномена третьего вида позволяет сделать как раз то, чего страстно желали лингвисты XIX века, но что и поныне остается пределом мечтаний: дать понятие языка, отвечающее его постоянному изменению» [Келлер 1997: 115-116].
Примечание: Согласно Р. Келлеру, результаты человеческой деятельности следует подразделять на артефакты и феномены третьего вида [Он же: 115]. Но основания для такого разделения все-таки остаются не очень четкими, так как основой появления артефакта является менте-факт / план-образ, по схеме которого тот или иной артефакт и конструируется. Действия / поступки также подчиняются этому правилу, ибо всякое действие направляется и управляется намерением / мотивом / интенцией. Иными словами, если феномены третьего вида / порядка телеонимичны, то не в меньшей степени они и каузаномичны / полипричинны.
Показательно и скептическое отношение Р. Келлера к понятию мема Р. Докин-са: «В книге "Эгоистический ген" он далеко зашел в аналогиях между биологической и культурной эволюцией и с этой целью изобрел даже новое (может быть, понимаемое не вполне серьезно) соответствие для гена в области культуры - мему. < ... > Мемы - это, так сказать, единицы памяти, величина которых как раз такова, что они "блоками" могут переноситься из одной памяти в другую. < . > Как и гены, некоторые мемы тоже собираются в совместимые мемокомплексы, чтобы повысить выживаемость или заразительность. < . > Мемы конкурируют друг с другом. < . > Слова и формы Макса Мюллера, которые борются за существование, и мемы Ричарда Докинса, конкурирующие за более высокую частотность в мемофонде, имеют одну общую черту: и те, и другие стилизованы под действую-
щие лица» [Келлер 1997: 258-259]. И в развитие идей Р. Докинса Р. Келлер добавляет: «По аналогии с генофондом -множеством генов совокупной популяции - мы могли бы представить себе языковой мемофонд. Это было бы множество всех языковых мем языкового сообщества, то есть всех языковых единиц, значимость которых как раз достаточна для того, чтобы попасть из одной индивидуальной компетенции в другую» [Он же: 259].
Примечание в примечании: Понятие мемофонда как динамической суммы вопросов и ответов на воздействие среды / на контактное и дистантное воздействие ГЕО-БИО и ХОМОЛАНДШАФТОВ аналогично, по-видимому, понятию МНЕ-МАТИЧЕСКОГО КОМПЛЕКСА/ АНСАМБЛЯ Н А. Рубакина (1929 г.). Но он полагал, что не лексемы / не мнемоком-плексы «. стилизованы под действующие лица», а мнематические ансамбли стилизуют действующих лиц.
Предположение Р. Докинса весьма заманчиво, но оно сразу же заставляет задать вопрос: «А все-таки ЧТО же есть культура?»
В самом общем виде культуру можно определить как адаптивно-адаптирующий «механизм» (Э. Маркарян; но, по-видимому, этот «механизм» не только адаптирующий, но и адаптирующийся к хомоландшафтам). Культура есть природная-неотприродная инфраструктура (симбиоз натуры творящей и натуры сотворенной), существующая в виде ПРЕДМЕТНО-ВЕЩЕСТВЕННЫХ и СЕМИОТИЧЕСКИХ комплексов, хотя, например, Э. Сепир вряд ли согласился бы с такой точкой зрения, полагая, что «внутреннее содержание всех языков одно и то же - интуитивное знание опыта. Только внешняя их форма разнообразна до бесконечности, ибо эта форма, которую мы называем морфологией языка, не что иное, как коллективное искусство мышления. < ... > Культуру можно определить, как то, что данное общество делает и думает. Язык же есть то, как ду-
мают» [Сепир 1993: 193]. (Обзор существующих точек зрения на это понятие см.: [Донец 2001; Степанов 1997; Философия культуры 1998]).
И все-таки можно предположить, что МЕМЫ / МНЕМЫ суть составляющие этой природно-неотприродной инфраструктуры, причем они фрактальны, или, иными словами, самоподобны, процессуальны, объективно-субъективны, «... изменяются в пределах от строгой регулярности до хаоса» [Степанов 2004: 191]. Ср. также: «. обозначим в качестве основания экстраполяции (экстраполяции понятия фрактал на текстовую деятельность - Ю.С.) понимание Б. Мальдебротом фракталов как нерегулярных, но самоподобных структур, для которых свойственно бесконечное дробление и подобие мельчайших частиц целому (части лишь в каком-то смысле подобны целому)» [Ста-ролетов 2005: 175].
Видимо, именно фрактальность МЕМ и МНЕМ как составляющих природной и неприродной среды и позволяет языкам (языки суть диахронно-синхронические мемы?) и культурам существовать в качестве специфических, отличающихся друг от друга семиотических и вещно-предметных конфигураций. Мы интуитивно улавливаем их свойства и качества, называя эти конфигурации «жаркими» или «холодными» культурами, хотя в большинстве своем культуры, по-видимому, «МЕЗОТЕМПЕРАТУРНЫ» (очевидно, таковы ЛИНГВОСФЕРЫ и СЕМИОСФЕРЫ, с которыми и внутри которых мы живем). На мой взгляд, «жаркие» и «холодные» культуры оправданнее было бы называть эктогенетически-ми и антигаптическими культурами. Культуры первого рода можно считать гаптическими, вторые - антигаптическими. Эктогенетические / гаптиче-ские культуры ЭТНОАНИЗОТРОПНЫ (ибо этнос есть не что иное, как мнемо-мемное образование), т.е. зависимы от направления развития среды - своей и чужой, автогенетические / антигаптические
культуры ЭТНОИЗОТРОПНЫ, т.е. независимы от направления развития среды (от ее энтелехии). (См. в связи с этим: [Голд 1990]).
В культурах первого рода мощнее культуральные аттракторы (в них высок порог устойчивости и труднее находимы «точки бифуркации» (см. в связи с этим: [Пригожин, Стенгерс 2001: 147156]), во-вторых - мощнее культуральные осцилляторы. Их можно также противопоставить и по другому признаку: эк-тогенетические культуры ЭТНОИНВА-ЗИВНЫ, автогенетические - ЭТНОИН-ТРУЗИВНЫ, и, следовательно, полагать, что существуют ИНВАЗИВНАЯ и ИНТРУЗИВНАЯ ментальность (инвазивнное и интрузивное умо- и мирополагание).
Пункт второй: лакунология. Исходя из вышеизложенных соображений можно, в свою очередь, утверждать, что те или иные лингвокультурософические / семи-окультурософические общности неизбежно противопоставлены друг другу как «суммы» таких составляющих, которые прозрачны / узуальны в одной общности и непрозрачны / неузуальны в другой. Целью лакунологических исследований является фиксация и истолкование такого рода непрозрачностей как в рамках одной общности (интралингвокультурософиче-ские / интрасемиокультурософические исследования), так и при сопоставлении ее с другой (индаерлингвокультурософические / интерсемиокультурософические исследования).
На мой взгляд, лакунология является частью ДОКСОГРАФИИ / ДОКСОЛО-ГИИ, которую целесообразно разделить на синхроническую (СИНДОКСОГРА-ФИЯ / СИНДОКСОЛОГИЯ) и диахроническую (ДИАДОКСОГРАФИЯ / ДИА-ДОКСОЛОГИЯ). Целесообразен такой же подход и к лакунологии. В свою очередь, доксография / доксология (но и лакуноло-гия тоже) может быть вербальной и невербальной.
Выявление непрозрачных лакунологи-ческих отдельностей позволяет создавать
соответствующие словари (о первой попытке такого род см. [Быкова, Фраер 2006], в которых словарные статьи выглядят как синтагматические цепочки, как амплификаторы (версии / варианты) той или иной непрозрачной отдельности. Неизбежно, по-видимому, и появление лаку-нографических грамматик, чьими облига-торными «единицами» можно считать конкретные вербальные и невербальные образы воспринимаемого (вербальные и невербальные перцептивы), а также вербальные и невербальные образы ситуаций (вербальные и невербальные менталити-вы как образы сущего и должного). И перцептивы, и менталитивы столь же эн-дореферентны, сколь и экзореферентны.
Пункт третий, но связанный с пунктом вторым: соматология. Она также является частью доксологии / доксографии. И может быть ориентирована и на синхронические исследования (СИНСОМА-ТОЛОГИЯ), и на диахронические исследования (ДИАСОМАТОЛОГИЯ). В рамках соматологии рассматривается человеческое тело как специфическая карта, которая прочитывается и оценивается, исходя из предсознательных / бессознательных допущений о приемлемом / аттрактивном или неприемлемом / неаттрактивном образе представителя той или иной лингво-культурософической / семиокультуросо-фической общности. Естественно, что эти предсознательные / бессознательные допущения могут фиксироваться и внутри какой-либо общности (иНТРАСОМАТО-ЛОГИЯ), и при сравнении их с бессознательными / предсознательными допущениями, существующими в другой общности. Целью соматологии является составление портретов представителей той или иной общности и сопоставление / сличение их с портретами представителей какой-либо другой общности, что позволяет устанавливать причины положительного, нейтрального или отрицательного отношения людей друг к другу.
На мой взгляд, самое непосредственное отношение к соматологии имеют такие
«. наиболее крупные частные науки, из которых складывается невербальная семиотика...» [Крейдлин 2002: 22], как ки-несика, окулесика (на мой взгляд удобнее / удачнее был бы другой термин - АЙ-СИВИКА), аускультация, гаптика, гасти-ка, ольфакция и проксемика [Он же: 2002]. Но самой важной для соматологии является ИМАДЖИВИКА (в узком смысле - ВИЗАЖИСТИКА) - ментальная и фактуальная, - или говоря иначе, «технология» составления реальных / фактических и прогностических портретов. Несомненно, что лакуны могут быть зафиксированы на любом уровне невербального общения, начиная с кинесического и оку-лесического и кончая ольфакционным и проксемическим» (неизбежны, по-видимому, и имадживистические, и виза-жистические лакуны).
Если допустимость использования в рамках соматологии понятий коллокация и коллигация остается неясной (СОМА-ТОЛОГИЧЕСКАЯ КОЛЛОКАЦИЯ и СОМАТОЛОГИЧЕСКАЯ КОЛЛИГАЦИЯ? СОМАКОЛЛОКАЦИЯ и СОМА-КОЛЛИГАЦИЯ?), то вряд ли можно сомневаться в возможности составления со-матологических словарей и тезаурусов (неизбежно лакунизированных), а шире -ДОКСАГРАФИЧЕСКИХ / ДОКСАЛО-ГИЧЕСКИХ словарей и тезаурусов, а также соматологических / доксаграфиче-ских грамматик, чьи разделы вряд ли окажутся идентичными с разделами канонических грамматик.
И в заключение одно, может быть спорное, но существенное замечание: в рамках вышеперечисленных исследовательских направлений использование понятия КОНЦЕПТА неэффективно и в силу этого неправомерно. Концепт есть не что иное, как результат / сумма предельно рациональных усилий (веера рационализа-ций). Если это не так и в нем находят нечто НЕ ОТ ИНТЕЛЛЕКТА, то тогда это не концепт. Докса противопоставлена интеллекту: она дочь разума и чувства.
Список литературы
1. Быкова Г.В. Феноменология лексической лакунарности русского языка. Благовещенск, 1999. - 170 с.
2. Быкова Г.В., Фраер В.Л. Лакуны русского языка. Благовещенск, 2006, вып.1.
3. Вопросы психолингвистики, 2006, №3.
4. Голд Дж. Основы поведенческой географии. М., 1990. - 304 с.
5. Гудков Д. Б. Теория и практика межкультурной коммуникации. М., 2003. - 288 с.
6. Донец П.Н. Основы общей теории межкультурной коммуникации: научный статус, понятийный аппарат, языковой и неязыковой аспекты, вопросы этики и дидактики. Харьков, 2001. - 386 с.
7. Журавлев И.В., Никитина Е.С., Сорокин Ю.А., Реут Д.В., Тхостов А.Ш. Психосемиотика телесности. М., 2005. - 152 с.
8. Келлер Р. Языковые изменения. О невидимой руке в языке. Самара, 1997. - 307 с.
9. Красных В.В. Этнопсихолингвистика и лингвокультурология. М., 2002. - 284 с.
10. Крейдлин Г.Е. Невербальная семиотика. М., 2002. - 592 с
11. Лакуны в языке и речи. Благовещенск, 2003. - 257 с.
12. МамардашвилиМ.К. Необходимость себя. М., 1996. - 355 с.
13. Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 2001. - 432 с.
14. Романов А.А., Сорокин Ю.А. Соматикон: аспекты невербальной семиотики. М., 2004. - 253 с.
15. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993. - 656 с.
16. Старолетов М.Г. Методика фрактального анализа текста // Языковое бытие человека и этноса. Психолингвистические и когнитивные аспекты. М., 2005, вып.9.
17. СтепановЮ.С. Константы: Словарь русской культуры. М., 1997. - 824 с.
18. Степанов Ю.С. Протей. Очерки хаотической эволюции. М., 2004. - 224 с.
19. Философия культуры. Становление и развитие. СПб., 1998. - 448 с.
20. Lakunen-Theorie: Ethnopsycholinguistische Aspekte der Sprach- und Kulturforschung. Igor Panasiuk und Hartmut Schröder (Hrsg.). LIT Verlag. Münster-BerlinHamburg-London-Wien: 2006. - 352 S.
