CC BY
18УДК 82.01: [821.111+821.161.1]
ЧАРЛЬЗ ДИККЕНС В ТВОРЧЕСТВЕ И. С. ШМЕЛЕВА
Светлана Всеволодовна Шешунова
д. филол. н., профессор кафедры лингвистики Государственный университет «Дубна»
141980, Россия, Московская обл., г. Дубна, ул. Университетская, 19. bog15k254@dubna.net.ru
В статье рассматривается рецепция творчества Ч. Диккенса в трех произведениях И. С. Шмелева. Аллюзии на сочинения английского писателя выявляются в эпопее «Солнце мертвых» (1923) и рассказе «Два письма» (1924). Фамилии всех персонажей рассказа «Письмо лейтенанта» (1920) заимствованы из романа «Домби и сын», но функции персонажей при этом изменены. Автор приходит к выводу, что Шмелев создает в своих произведениях синтетический образ художественного мира Диккенса как воплощения английской культуры.
Ключевые слова: И. С. Шмелев, Диккенс в России, русско-английские литературные связи.
Русская рецепция английской классической литературы - тема множества работ [см. Проскурнин 2015], немалое число которых посвящено восприятию в России творчества Ч. Диккенса [см. Кодарина 2004; Lary 2009; Михальская 2012: 163-182 и др.]. Творчество И. С. Шмелева в данном аспекте не рассматривалось. Между тем Диккенс - единственный британский писатель, который не раз упоминается в его произведениях. Шмелев, по его словам, любил Диккенса «за сострадание» [Шмелев 1999: 471]. Образы идеальных женщин в сочинениях русского писателя отмечены тем же парадоксом, который В. А. Бячкова выявила в романах Диккенса [Бячкова 2016: 87]. Однако в прозе Шмелева имя Диккенса возникает не в связи с темой сострадания или женского идеала, а в иных контекстах.
В рассказе «Письмо лейтенанта» (1920), написанном от лица британского офицера, находящегося в Крыму во время гражданской войны, фамилии рассказчика и всех его знакомых заимствованы из романа «Домби и сын» (1848). При этом одноименные персонажи могут иметь иное социальное положение, род занятий и даже пол, чем у Диккенса. Так, в «Домби и сыне» Таулинсон - лакей мистера Домби, а в рассказе это фамилия леди, владелицы особняка на Черинг-Кросс. У Диккенса
© Шешунова С. В., 2016
Багсток (Bagstock, в более поздних переводах - Бэгсток и Бегсток) -отставной майор, а у Шмелева «мистрис Багсток» [Шмелев 2000: 518] -светская дама. Адресат письма - очаровавшая лейтенанта мисс Блим-бер - носит имя Бетси, в отличие от мисс Блимбер (ВИтЬег) в «Домби и сыне», которая именуется Корнелией. У Диккенса мисс Блимбер красива, но отличается душевной сухостью и педантизмом. У Шмелева мисс Блимбер - увлеченная политикой «будущая суфражистка» [Шмелев 2000: 518], что в глазах писателя также было признаком недостатка женственности. В обоих произведениях мисс Блимбер живет в Лондоне со своим отцом; у Диккенса мистер Блимбер - директор школы для мальчиков (Корнелия - его усердная помощница), у Шмелева - владелец крупной судовой компании, гордость которой - «Мисс Блимбер», «пароход-игрушка, резвый и легкий» [Шмелев 2000: 520]. Этот пароход совершает рейсы в Крым, что отчасти заменяет лейтенанту присутствие самой Бетси. Ее кузен именуется Тудлен, что созвучно фамилии Тудль (ТооШе) в «Домби и сыне», но Тудль кормит свое семейство тяжелым физическим трудом, а Тудлен «организует умело акционерные общества» [Шмелев 2000: 519].
Как видно, в «Письме лейтенанта» англичане имеют в целом более высокий социальный статус, чем одноименные им персонажи «Домби и сына». Из обнищавшей Алушты, где Шмелев писал свой рассказ, Англия представлялась ему как мир бьющего через край богатства. Однако, как и у Диккенса, перечисленные персонажи предстают в сатирическом освещении, воплощая культ денег.
Сам лейтенант, поклонник мисс Бетси, подписывается «Гарри Скеттльз» [Шмелев 2000: 520]; в «Домби и сыне» эту фамилию ^кеИ:^; в более позднем переводе - Скетлс) носит член парламента, который вместе с женой и сыном навещает школу Блимбера. Но в романе, в отличие от рассказа, Скеттльз уделяет восхищенное внимание не мисс Блимбер, а Флоренс Домби, узнав от мистера Блимбера о богатстве ее отца. «О, верьте вы этим Скеттльзам!» - иронически восклицает преданная Флоренс служанка, «явно протестуя против бескорыстности Скеттльзов» [Диккенс 1893: 300].
Как и Диккенс, Шмелев использует гротеск. Например, его Скет-тльз предлагает мистеру Блимберу купить, разобрать и перевезти в Англию московский Кремль, Царь-колокол, Медного всадника. Однако образ лейтенанта нельзя назвать полностью сатирическим; в немалой степени его размышления о революции созвучны мыслям самого Шмелева. Гарри с презрением описывает, как русские разрушают собственную культуру, а затем сообщает: «Как я сегодня смеялся, мисс Бетси! Я встретил сегодня - и при какой обстановке! - кого бы вы ду-
мали? Нашего гениального старика... Ч. Диккенса! Как он, Величавый Юмор, вдруг смехом своим осветил мне и одному русскому джентльмену ту пропасть... Меня торопят, сейчас пакуют почту. Спешу. Завтра напишу вам полное смеха письмо о Диккенсе и о. О, что они сделали с жизнью!» [Шмелев 2000: 520]. С помощью фигуры умолчания Шмелев предоставляет читателю решать, какую же именно пропасть осветил Диккенс. При этом встреча Скеттльза с «гениальным стариком» (и отчасти - своим литературным отцом) предстает в повествовании буквальной: фразы построены так, будто Диккенс лично появляется в Крыму летом 1920 года.
Тень Диккенса возникает и в эпопее «Солнце мертвых» (1923), где алуштинский доктор в 1921 году вспоминает о днях, проведенных в викторианском Лондоне: «Зашли мы <...> в гнусный какой-то переулок, грязный и мрачный, у Темзы где-то. Дома старинные, закопченные, козырьки на окнах... и погода была, как раз для самоубийства: дождишко скверненько так сочился через желтый, гнилой туман, и огоньки грязного газа в нем - и в полдень! И вдобавок еще липко воняло морской этой слизью рыбьей... <...> Местечко такое... из Диккенса. А в темных лавках, за зелеными шторками с бахромой, все антиквары, антиквары в норах своих, как пауки, в пыли, в паутине, серые, таинственные... пауки глубин жизни...» [Шмелев 1998-1: 497-498]. Подобные описания присутствуют в ряде романов Диккенса. В «Оливере Твисте» (1838) у Темзы находится логово Сайкса, где царствуют нищета, грязь и гниль. Гниющий дом у пристани на Темзе возникает в «Николасе Никльби» (1839), подточенный крысами дом на берегу - в «Лавке древностей» (1841); там же показана лавка лондонского антиквара. С картины тумана, идущего от Темзы, начинается «Холодный дом» (1853). Грязные, вонючие, скользкие лондонские улицы возле реки - лейтмотив романа «Наш общий друг» (1865); там же упоминается жалкий свет газовых рожков, горящих в лавках днем, когда солнце тусклым пятном проглядывает сквозь туман (Книга третья, глава I). «Для Диккенса Темза была прежде всего рекой слез и мрака» [Акройд 2009: 407]; в его сознании эта река была «неразрывно связана с мыслью о смерти», в том числе о самоубийстве [Акройд 2009: 474-475]. У Шмелева доктор вспоминает, как в описанном «местечке из Диккенса» он восторженно обсуждал со зловещим антикваром перспективы чаемой ими русской революции; теперь, когда революция свершилась, жена доктора умерла от голода, сам он также показан на краю гибели. Автор «Солнца мертвых» воспринимал революцию как самоубийство той интеллигенции, которая приближала ее приход, и «местечко», ассоциативно
связанное с сюжетами английского классика, словно предвещает персонажу эпопеи такую судьбу.
Известно влияние Диккенса на канон святочного рассказа, в том числе и в русской литературе [Бондаренко 2002]. У Шмелева есть сочинения в этом жанре, но имя Диккенса и аллюзии на его творчество возникают не в них, а в мечтах об английском Рождестве, которыми делится герой рассказа «Два письма» (1924). Рассказ был создан, видимо, под впечатлением подготовки и успеха первой британской публикации его автора [см. Казнина 1997: 359-360], на которую Р. Киплинг 9 марта 1924 года откликнулся письмом Шмелеву [Ильин 2000: 541], чем произвел на адресата сильное впечатление: «Киплинг очень меня утешил в письмеце. <...> По-чтил!» [Ильин 2000: 328].
Рассказ «Два письма» представляет собой эпистолярный диалог Джеймса У. Гуда, проживающего в своем шотландском поместье, и русского профессора-эмигранта N.N., вынужденного поселиться в Париже. Они делятся друг с другом раздумьями о судьбах Англии, России и европейской цивилизации в целом (что тематически соответствует упомянутому письму Киплинга). При этом в письме Гуда, утверждающем ценность и прочность британской традиции, аллюзий на творчество Диккенса нет. По контрасту, в глазах его русского адресата именно образы Диккенса воплощают душу английской культуры: «Я хотел бы перенестись в вашу Старую Англию, зачарованный еще с детства сказками незабвенного Диккенса. Я хотел бы услышать "сверчка", очаровательного "сверчка" его, по которому жизнь тоскует. <... > И старенькие колокола, и завыванье ветра в пустом камине, и гулы-шумы черных деревьев за ночными окошками. <...> Хотел бы слушать, как поют и потрескивают буковые дрова и уголь в каминах и очагах, как поют в дальних церквах <...> псалмы и гимны и победную песнь Рожденному, Свету Неизреченному!
Я не был в Англии никогда, но я... я вижу ее и знаю. Я даже слышу запахи ее праздника, детской его одежды! И курящегося синими огоньками сладкого "плюм-пудинга", пунша и грога, и жареного гуся или, может быть, индюка, - почему-то я гуся вижу! - и особенных, на корице и имбире, сливяно-медовых пряников, и длинных конфет-ломучек, из сладкого хрусталя, - не посохов ли пастушьих или ледяных сосулек? - подающихся будто только на Рождество. И серебряные звезды вижу, и горшки гардении на столе - цветка лордов, в цветах сладких и нежных, как свежие сливки...» [Шмелев 1998-2: 264-265].
В приведенной цитате очевидны аллюзии на три повести Диккенса: «Рождественская песнь в прозе» (1843), «Колокола» (1844) и «Сверчок за очагом» (1845). В первой из них горящий пудинг и жареный гусь
восхваляются при описании рождественской трапезы семейства Крэт-читов; в той же повести упоминаются чаши с пуншем (при явлении Скруджу второго Духа) и кружки с грогом, которые поднимают на маяке у бушующего моря. Однако у Диккенса рождественскую песнь поют не в «дальних церквах», а в дальнем бедном жилище: Скрудж видит, как старик в окружении семейства исполняет ее у горящего очага, и временами она заглушается завыванием ветра над пустынным болотом. Таким образом, в тексте Шмелева, как и в стихотворении О. Э. Мандельштама «Домби и сын», возникает «монтаж отрывков, дающий как бы синтетический образ диккенсовского мира» [Гаспаров 1995: 337]. Но в повестях Диккенса на рождественских столах нет ни особых конфет в виде посохов, ни «цветка лордов»: в его изображении Дух Рождества благословляет обеды не лордов, а бедняков. Как и в «Письме лейтенанта», в «Двух письмах» Шмелев рисует мир героев Диккенса более элитарным, чем в первоисточнике.
Итак, имя Диккенса возникает у Шмелева в связи с актуализацией темы «английского»; для русского писателя образы Диккенса являют собой репрезентацию английской национальной идентичности. При этом его обращение с предтекстами английского классика имеет синтезирующий характер, а социальный статус персонажей Диккенса в его рассказах повышается под воздействием стереотипных представлений об англичанине как главным образом джентльмене или лорде. Полагаем, что вопрос о значимости образов Диккенса для прозы Шмелева может стать предметом дальнейших исследований.
Список литературы
Акройд П. Темза: Священная река / пер. с англ. Л. Мотылева. М.: Издательство Ольги Морозовой, 2009. 568 с.
Бондаренко М. И. Рождественский цикл Диккенса и русский святочный рассказ // Поэтика жанра: сб. науч. тр. / отв. ред. проф. В. Н. Ганин. М.: МПГУ, 2002. С. 159-167.
Бячкова В. А. О парадоксах женских и детских образов в романах Ч. Диккенса: к постановке проблемы // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2016. Вып. 1(33). С. 86-82.
Гаспаров М. Л. Избранные статьи. М.: НЛО, 1995. 477 с.
Диккенс Ч. Торговый дом под фирмою Домби и сын / пер. с англ. И. И. Введенского. М.: Типография М. Г. Волчанинова, 1893. 820 с.
Ильин И. А. Собрание сочинений: Переписка двух Иванов (19271934) М.: Русская книга, 2000. 560 с.
Казнина О. А. Русские в Англии. Русская эмиграция в контексте русско-английских литературных связей в первой половине ХХ века. М.: Наследие, 1997. 413 с.
Кондарина И. В. Рецепция романистики Ч. Диккенса в России в 1850-1950-х гг.: дис. ... канд. филол. наук. М., 2004. 189 с.
Михальская Н. П. Россия и Англия: проблемы имагологии. М.; Самара: Порто-Принт, 2012. 222 с.
Проскурнин Б. М. Диалог русской и английской культур: об одном аспекте рецепции творчества Энтони Троллопа в России // Мировая литература в контексте культуры. 2015. Вып. 4 (10). С. 33-45.
Шмелев И. С. Собр. соч.: в 5 т. Т. 1. Солнце мертвых: Повести. Рассказы. Эпопея. М.: Русская книга, 1998. 640 с.
Шмелев И. С. Собр. соч.: в 5 т. Т. 2. Въезд в Париж: Рассказы. Воспоминания. Публицистика. М.: Русская книга, 1998. 512 с.
Шмелев И. С. Собр. соч.: в 5 т. 7 (доп.). Это было: Рассказы. Публицистика. М.: Русская книга, 1999. 592 с.
Шмелев И. С. Собр. соч.: в 5 т. Т. 8 (доп.): Рваный барин: Рассказы. Очерки. Сказки. М.: Русская книга, 2000. 608 с.
Lary N. M. Dostoevsky and Dickens: a study of literary influence. L.; N. Y.: Routledge, 2009. 172 с.
CHARLES DICKENS IN THE WORKS BY I. S. SHMELEV Svetlana V. Sheshunova
Doctor of Philology, Professor of the Department of Linguistics Dubna State University
141980, Russia, Moscow region, Dubna, Universitetskaya st., 19. bog15k254@dubna.net.ru
The paper analyzes the creative reception of Ch. Dickens in three works by I. S. Shmelev. Allusions to various works of the English writer are revealed in the epic «The Sun of the Dead» (1923) and the short story «Two Letters» (1924). In the short story «A Lieutenant's Letter» (1920) the names of all characters are adopted from the novel «Dombey and Son», but the features of these characters are modified. The author comes to the conclusion that Shmelev creates in his works a synthetic image of the artistic world of Dickens as the epitome of English culture.
Key words: I. S. Shmelev, Dickens in Russia, Russian-English literary relations
